— Знаете, Мэри, — назидательным тоном произнесла матрона в белом халате, — рождение ребенка — это настоящий подвиг для женщины, а слабых материнство порой полностью истощает как морально, так и физически.
   — Меня это не касается, — угрюмо ответила она. — Моего ребенка заберут от меня сразу же после родов.
   Та недовольно нахмурилась.
   — Боюсь, дорогуша, что эта процедура отнимет несколько дней. Мы должны удостовериться, что ребенок здоров и хорошо ест, прежде чем передать его усыновителям. Кроме того, вы должны хотя бы немного покормить его грудью, а потом придется сцеживать молоко, а мы будем регулярно передавать его новым родителям.
   Мэри оторопело посмотрела на матрону и замахала руками.
   — Нет, что вы, я не могу кормить его… грудью. Я не могу…
   Пожилая женщина снисходительно посмотрела на нее.
   — Ладно, посмотрим, — сказала она, решив не спорить с юной пациенткой.
   Как и всегда, Мэри была молчаливой все эти дни и старалась держаться обособленно от других обитателей приюта. Ей хотелось только одного — поскорее родить, избавиться от ненавистного ребенка и уехать, чтобы никогда больше не вспоминать этот кошмар.
   Открытку от Джима и Элфи она получила в тот самый день, когда нужно было рожать. Они желали ей легких родов и удачи во всем, а внизу приписали только два слова: «Из рая». Вскоре после этого ее отвезли в родильное отделение, где и начались предродовые схватки.
   — Давай, Мэри, поднатужься, — говорила над ухом сестра. — Можешь делать что угодно — кричать, плакать, орать, только тужься посильнее.
   А Мэри видела перед собой омерзительное лицо насильника и проклинала его на чем свет стоит. Его пронзительные глаза сверлили ее измотанную душу, проникали глубоко в сознание, вызывая жгучее отвращение к нему самому и к его ребенку. Нет, скорее она умрет, чем будет кричать или рвать на себе волосы.
   Примерно в пять часов утра ей дали какие-то таблетки, после чего боль в животе немного утихла, а потом вдруг стало совсем пусто внутри и послышался громкий крик ребенка.
   — Молодец, Мэри, — прошептала сестра, — все уже позади.
   А Мэри в это время думала о том, что ребенок родился от гнусного монстра и сам будет таким же чудовищем.
   — У вас девочка! — радостно сообщил ей врач, передавая визжащий комочек медсестре.
   — Я ничего не хочу знать о нем, — тихо пробормотала Мэри и заплакала.
   — Все нормально, — попыталась успокоить ее медсестра. — Ты храбрая и сейчас можешь поплакать.
   Через некоторое время ее отвезли в специальное отделение для молодых мамаш, а через полчаса медсестра принесла ей ребенка.
   — Мэри, посмотри, какая чудная девочка! — сказала она, показывая ей красное личико малышки. — Пора кормить. Она уже проголодалась.
   Мэри оторопело смотрела на нее, а потом неумело протянула руки. Она была так взволнована в этот момент, что даже в горле пересохло.
   — Мэри, дай ей грудь, — строго приказала медсестра.
   — Не могу, — с трудом выдавила она из себя. — У меня даже нет сил, чтобы посмотреть на нее.
   — Мэри, не дури, — продолжала уговаривать ее медсестра. — У тебя родился замечательный ребенок, который ждет, когда ты покормишь его. В конце концов, она ни в чем не виновата перед тобой.
   Мэри повернула голову и долго смотрела на сморщенное красное личико девочки. Потом вдруг заплакала и закрыла глаза. В этот момент через открытое окно в палату проник отчетливо различаемый запах сирени, а вместе с ним неожиданно вспыхнувшее в душе, но пока еще очень смутное ощущение счастья. Она открыла глаза и снова посмотрела на маленький беззащитный комочек. Глаза девочки были большими, широко открытыми и чем-то напоминали ее собственные. А ротик был таким маленьким, что походил на красный бантик, завязанный умелой рукой. Только сейчас Мэри поняла, что ее дочь совсем не похожа на того монстра, который так надругался над ней. Она вспомнила слова медсестры о том, что девочка ни в чем не виновата перед ней, и чуть не расплакалась от умиления.
   Мэри прижала девочку к груди, погладила рукой мягкие светлые волосы и вдруг поняла, что ее любимый запах сирени исходит не от цветочной клумбы, а от этого маленького беззащитного существа, которое нуждается в ее помощи и поддержке.
   На следующий день Мэри решительно заявила, что передумала и не собирается отдавать ребенка в чужую семью. Медсестра попыталась урезонить ее, доказывая, что у нее нет условий для воспитания девочки, тем более без отца, что ей будет очень трудно учиться в университете и заботиться о дочери, что девочку уже ждет благополучная семья, в которой она проведет счастливое детство и ни в чем не будет испытывать нужды, но Мэри оставалась непреклонной.
   В конце концов администрация приюта пошла ей навстречу, помогла найти небольшую квартиру и даже работу в местной аптеке. День, когда Мэри забрала ребенка и отправилась в свое новое жилище, был для нее одним из самых счастливых. До работы оставалась целая неделя, и она все это время любовалась дочерью и пыталась найти сиделку. Правда, сама квартира оставляла желать лучшего, так как в ней было очень жарко, но она старалась не обращать на это внимания.
   Мэри назвала малышку Анжелой, причем долго не раздумывала, так как девочка была настолько симпатичной и потешной, что действительно напоминала маленького ангелочка. Она подолгу гуляла с ней в местном парке, кормила грудью, а вечерами купала в маленькой ванночке. Однако самое большое удовольствие она получала, когда одевала дочь, после чего та превращалась в чрезвычайно симпатичную куклу. Мэри сюсюкала с ней с утра до вечера, сама удивляясь, откуда берутся нужные слова.
 
   Однако вскоре вся эта благодать закончилась. Нужно было выходить на работу, и это сразу породило массу трудноразрешимых проблем. Во-первых, ей нужно было приготовить молоко в бутылочках, во-вторых, рано утром отнести ребенка к сиделке, которая жила в нескольких кварталах от ее дома, в-третьих, на работе Мэри все время думала только о том, чтобы поскорее закончилась смена и она могла вернуться к дочери, и наконец ее постоянно мучила совесть, что девочка находится без матери и скучает по ней. Возвратившись с малышкой домой, Мэри сразу же приступала к стирке пеленок, подгузников, а ночью, когда она валилась с ног от усталости, девочка начинала хныкать, и Мэри до утра укачивала ее на руках, после чего с трудом добиралась до работы.
   Через пару месяцев она заметила, что на работе стали коситься на нее, недовольно ворчать и все чаще упрекали в том, что она делает непростительные ошибки, что в аптеке совершенно недопустимо.
   — Ну все, Мэри Мэлоун, — сказал как-то утром владелец аптеки. — Мне очень жаль, но так дальше продолжаться не может. Работа требует ответственного и вдумчивого отношения, а у тебя в голове только твоя дочь. Думаю, ты сама понимаешь, что невозможно совмещать работу с воспитанием ребенка.
   — Вы хотите сказать, что увольняете меня? — сквозь слезы спросила Мэри.
   Тот грустно вздохнул, немного подумал и решил дать ей последний шанс.
   — Но тебе все равно необходимо подумать о ребенке и о своем будущем, — предупредил он, — нельзя же, в конце концов, быть полноценной матерью и столь же полноценным работником. Надо выбирать одно из двух.
   Однако на самом деле для Мэри никакого выбора не было. Она не могла не работать. Решение пришло к Рождеству, когда она окончательно убедилась, что не может одна и работать, и воспитывать дочь. Девочка стала часто болеть, плакала по ночам, требовала постоянного присутствия матери, а она могла уделить ей лишь вечер и ночь. Мэри могла дать ей только свою любовь, но этого, к сожалению, было мало. Денег хронически не хватало не только на пеленки, но и на еду. Она даже не смогла сделать рождественского подарка ребенку. А сама при этом так обессилела, что с трудом держала дочь на руках.
   В ту ночь Анжела на удивление крепко спала. А Мэри в волнении расхаживала по комнате, не в силах согласиться с уже принятым решением. Она даже представить не могла, что больше никогда не увидит дочь, не приласкает ее, не погладит по головке, не скажет ей нежное слово.
   Каким-то непонятным образом она продержалась еще пару дней, а потом вдруг получила конверт, в котором был чек не за одну неделю, а сразу за две. Она уже знала, что это означает. Владелец аптеки уволил ее и расплатился за две недели вперед. Рухнула последняя надежда сохранить дочь. А малышка в это время лежала в кроватке и мило улыбалась, такая тихая, красивая и совершенно беспомощная. Мэри посмотрела на нее и заплакала.
   Несколько дней Мэри безуспешно пыталась найти работу. Она просмотрела все местные газеты, прочитала все объявления, но дело было перед Рождеством, и поэтому никто не нуждался в работниках. Оставалось последнее — получить социальную помощь, но она не хотела этого, так как помнила горькую судьбу матери, которая стала получать помощь и совсем потеряла интерес к жизни. Они никогда не выберутся из этой жуткой нищеты, и дочь пойдет по ее стопам.
   Однажды вечером она купила очередной номер газеты и сразу же наткнулась на статью о богатой супружеской паре, которая несколько лет боролась за жизнь дочери с врожденным пороком сердца, но та все равно умерла, оставив безутешных родителей в состоянии шока. Мэри перечитала статью несколько раз, тяжело вздохнула, собрала вещи, оставила хозяину дома в конверте деньги за последний месяц, а потом взяла на руки дочь, села в машину и направилась в Сиэтл, где жила эта несчастная супружеская пара.
   Через несколько часов она была уже в Сиэтле и без особого труда нашла нужный адрес. Эти люди жили в самом центре города, в большом доме, окна которого выходили на живописное озеро Вашингтон. Она в последний раз покормила дочь, написала короткую записку с просьбой не обижать ребенка и относиться к нему как к своему собственному, несколько раз поцеловала милое детское личико, а потом положила девочку на крыльцо и нажала кнопку звонка, после чего бросилась к машине и быстро умчалась прочь, подальше от совершенного ею греха.
   Прошло много лет, но она до сих пор помнила содержание той записки: «Я знаю, вы потеряли дочь и сейчас вам нужен ребенок. Не сомневаюсь, что вы позаботитесь о девочке и будете любить ее, как свою родную дочь. Она замечательный ребенок и заслуживает любви».
   Мэри была уверена, что эти люди пытались найти подбросившую ребенка мать, но сделать это было практически невозможно. Она немедленно уехала из этого штата и нашла себе работу в нескольких сотнях миль от родного дома. А потом она вернулась в университет, продолжила учебу и успешно окончила его. И все это время она помнила о брошенной ею дочери, помнила, но не плакала, не рыдала, не заламывала руки, так как душевная боль была слишком велика для банальных проявлений чувств. Свои горестные воспоминания она спрятала в самый дальний угол сознания, откуда они иногда прорывались, доставляя ей мучительное ощущение вины и невосполнимой утраты.

Глава 44

   -Я сдержала свое слово, — задумчиво сказала Мэл, глядя на Гарри. — С тех пор больше никогда не была в этом доме и не пыталась встретиться с дочерью. Первые годы были самыми трудными, а потом я стала постепенно забывать ее. Ты не можешь себе представить, как это трудно. Ведь она была так близко, что я могла увидеться с ней. Но я убедила себя в том, что она теперь принадлежит другим людям. Они отдали ей всю свою любовь, заботились о ней долгие годы, и никто в мире, кроме нас с тобой, не знает о том, кто ее настоящий отец.
   Гарри с сочувствием смотрел на нее и прекрасно понимал, какая борьба противоречивых чувств происходит сейчас в ее душе. С одной стороны, Мэл успокаивает себя тем, что ее дочь растет в приличной семье и ни в чем не нуждается, а с другой — ее до сих пор гложет чувство вины и отчаяния, что отдала девочку в чужие руки. Все эти годы она страдала и мучилась, не находя в себе сил, чтобы хоть с кем-то поделиться своим горем.
   Гарри обнял ее, прижал к груди и долго гладил ее подрагивающую спину. Мэллори не плакала. Все слезы были выплаканы уже много лет назад. Рука Гарри скользнула вниз по спине, а потом он стал медленно расстегивать пуговицы на ее рубашке.
   — Ты прекрасная женщина, Мэл, — прошептал он ей на ухо и поцеловал. — Самая лучшая и самая благородная в мире.
   Он подхватил ее на руки, отнес в спальню, положил на кровать и стал быстро раздеваться. Мэл стыдливо отвернулась, даже не догадываясь, что он хочет избавить ее от последнего страха перед мужчинами.
   — Открой глаза, Мэл, — тихо сказал Гарри, когда остался в чем мать родила. — Мэл, дорогая, я хочу, чтобы ты открыла глаза и посмотрела на меня. Это не каприз. Просто я хочу, чтобы ты навсегда избавилась от своих подсознательных страхов.
   Мэл упрямо покачала головой. Она не хотела видеть его голым, и даже сама мысль о его наготе вызывала у нее дрожь.
   — Мэл, посмотри на меня! — строго приказал Гарри , поворачивая ее к себе.
   Медленно повернув к нему голову, она еще какое-то время лежала с закрытыми глазами, а потом неохотно подняла веки.
   — Посмотри мне в глаза! — твердо скомандовал он, беря ее за руки.
   Мэл робко посмотрела на него, потом ее взгляд невольно скользнул по его широкой груди и дальше вниз, до курчавых волос, и она увидела его вздыбившуюся от возбуждения плоть.
   — Мэл, — тихо продолжал Гарри, — мы с тобой уже давно знаем друг друга и стали любовниками. Но это не банальные отношения между мужчиной и женщиной, это любовь. Ты понимаешь, что я хочу этим сказать? Это любовь, Мэл. Это прекрасный божественный дар, которым природа наделила далеко не каждого из смертных. Я хочу, чтобы ты почувствовала это, чтобы осознала всю глубину отношений, которые установились между нами. Только так ты сможешь окончательно избавиться от чувства неполноценности и навсегда забыть о травме, которую нанесли тебе в юности. Только так ты сможешь избавиться от страха перед мужчинами и позабыть о том, что произошло с тобой в ту роковую ночь.
   Гарри наклонился к ней и поцеловал. Мэл охотно прижалась к нему, подняла голову и подалась вперед, отвечая на его призыв. Он опустился на колени и стал осыпать поцелуями все ее тело, каждый изгиб, каждую клеточку, пока не добрался до самого интимного места, покрытого треугольником густых светлых волос.
   Он ласкал ее так долго, что она уже начала терять контроль над собой и нетерпеливо тянула его к себе. Но Гарри не торопился. А когда он вошел в нее, она выгнулась дугой, обхватила его обеими ногами и громко вскрикнула. Они занимались любовью медленно, наслаждаясь каждым мгновением и стараясь не упустить ничего, что могло бы доставить обоим несказанное удовольствие.
   Вместе испытав оргазм, они на этом не закончили, а продолжали ласкать друг друга, постоянно обмениваясь поцелуями.
   — Мэл, теперь ты понимаешь, что такое настоящая любовь? — шепнул он ей на ухо.
   — Да, Гарри, понимаю, — едва слышно ответила она. — И очень благодарна тебе за это. Я люблю тебя, Гарри, люблю больше всего на свете.
   Гарри поцеловал ее еще раз, а потом отправился на кухню и вскоре вернулся с двумя чашками кофе.
   — Знаешь, — задумчиво сказал он, присаживаясь на край кровати, — я только что подумал, что это я должен быть благодарен тебе. Ты столько пережила и все же не обозлилась на весь мир, сохранила в душе чистые человеческие чувства. Для меня это был весьма полезный опыт. Однако есть еще одна чрезвычайно важная вещь, которую надо во что бы то ни стало прояснить. Ты… ты уверена в том, что это тот самый человек, которого мы сейчас ищем?
   — Да, — подтвердила она без колебаний. — Это он. Его зовут Уильям Итэн. — Она набрала полную грудь воздуха и облегченно выдохнула. Наконец-то она осмелилась произнести вслух ненавистное имя человека, исковеркавшего всю ее жизнь.
   — Мэл, ты должна знать, что нам понадобится твоя помощь, — продолжал Гарри, безотрывно глядя ей в глаза. — Ты готова к этому? Без твоей помощи найти его будет чрезвычайно сложно. Тем более что он готовит новое убийство.
   — Да, готова и сделаю все от меня зависящее, чтобы этот подонок оказался за решеткой.
   Она произнесла эти слова легко, спокойно, без видимых усилий, но Гарри прекрасно понимал, чего ей это стоило.

Глава 45

   Вскоре средства массовой информации стали усиленно муссировать слухи о том, что знаменитая телеведущая Мэллори Мэлоун готовит новую сенсационную передачу о серийном убийце. При этом особое внимание обращали на тот странный факт, что все будет происходить в прямом эфире, без посторонних лиц в студии и носить во многом личный характер. Что же касается подробностей, то о них не знали даже сотрудники телекомпании «Мэлмар продакшнз». И даже ближайшая помощница Мэл, Бет Харди, недоуменно пожимала плечами, когда ее спрашивали о предстоящей программе.
   — Ты уверена, что снова хочешь пройти через все это? — спросила она у Мэл в день выхода в эфир. — Я понимаю, что ты задумала что-то чрезвычайно важное, но стоит ли ворошить прошлое? — При этом она с тревогой посматривала на осунувшееся лицо подруги и темные круги под ее глазами.
   — Я должна это сделать, Бет, — тихо ответила Мэл, когда, затравленно озираясь, вошла в студию. — Не волнуйся, все будет в порядке. Самое страшное для меня уже позади.
   Предчувствуя недоброе, Бет схватила ее за руку:
   — Не делай этого, Мэл. Отмени передачу, пока еще не поздно. Мы можем без особого труда заменить ее любой программой, которую подготовили ранее.
   — Нет, я должна это сделать, — упрямо твердила Мэл, не замечая ничего и никого вокруг.
   Гарри появился в студии за полчаса до эфира. Он огляделся вокруг и наконец-то увидел в дальнем затемненном углу фигуру Мэл. Она сидела с закрытыми глазами, запрокинув голову. Создавалось впечатление, что она отдыхает, но Гарри хорошо знал, что это не так. Он подошел к ней, положил руку на плечо и поцеловал в щеку. Она открыла глаза и уставилась на него ничего не видящим взглядом.
   — А, это ты, Гарри. Слава Богу. — Он сел рядом и пожал ее руку.
   — Все готово, дорогая. Возле твоей квартиры установлено дежурство, все телефоны подключены к магнитофонам, а специальная группа будет анализировать всю поступающую информацию. — Правда, он не сказал ей о том, что после этой передачи маньяк непременно попытается добраться до нее и устранить как важнейшего свидетеля.
   Он посмотрел на нее и мягко улыбнулся:
   — Удачи тебе, Мэл. И не волнуйся, все будет нормально.
   Еще немного, и весь этот кошмар наконец-то закончится.
   — Ну, с Богом, — повторила она и решительно направилась к телекамерам. — Да, с Богом.
   Удобно усевшись на диване, Мэл взяла в руки несколько листов бумаги, быстро пробежала их глазами, а потом снова положила на стол. Бросив на Гарри последний взгляд, она мысленно помолилась и подала знак режиссеру, что можно начинать.
   Как только заработали телекамеры, она поздоровалась с телезрителями и сделала небольшую паузу.
   — Сегодня вечером вас ждет не совсем обычная программа. Несколько недель назад я сообщила вам о трагедии, которая произошла с юными девушками. Вы видели в нашей студии убитых горем родителей и узнали подробности гибели их детей. Мы получили сотни звонков от телезрителей, но, к великому сожалению, бостонский маньяк-убийца все еще на свободе и, судя по всему, замышляет новое преступление. Это вынудило меня пойти на отчаянный шаг и рассказать вам о своем горьком опыте, о своей трагедии, виновником которой был тот самый человек, который принес столько горя в семьи наших сограждан.
   Я никогда не рассказывала о своем прошлом, так как отчасти стыдилась его, а отчасти просто не хотела ворошить ужасные события, приключившиеся со мной много лет назад. Все эти годы я стойко носила в себе этот ужасный груз, но сейчас настал момент истины. Вот я и подумала — сейчас или никогда.
   Один мой друг недавно сказал мне: «Ты жива, а они погибли. Почему ты скрываешь то, что может помочь в расследовании всех этих убийств?»
   И теперь я хочу рассказать вам, что чувствует человек, подвергшийся насилию и обреченный на мучительную смерть от рук мерзкого, подлого маньяка. Я хочу рассказать вам о той невыносимой боли, которая не оставляет жертву насилия до конца жизни, об унижении, которое преследует всегда и везде, не оставляя никаких надежд на спокойное существование, о том невыносимом чувстве стыда, от которого хочется сквозь землю провалиться, а еще о страхе, который парализует волю, отнимает силы и создает у жертвы искаженное представление об окружающей действительности. Этот человек угрожал, что непременно убьет меня, если я расскажу о случившемся.
   Она гордо вскинула голову и посмотрела в телекамеру влажными от слез глазами.
   — Да, Уильям Итэн, все эти годы я дрожала от страха, я опасалась за свою жизнь, но сейчас все изменилось. Теперь все будут знать, кто насилует и убивает девушек. Я еще раз повторяю имя этого человека, прекрасно понимая, что он мог его сменить. Его зовут Уильям Итэн. Так вот, Уильям Итэн, сейчас ты сам видишь, что я не только не боюсь тебя, но и рассказываю всей Америке о твоих чудовищных преступлениях. И я утверждаю, что именно ты, Уильям Итэн, изнасиловал и убил всех тех несчастных юных девушек — Мэри Джейн Лэтимер, Рэйчел Клайнфилд, Саммер Янг и Сьюзи Уокер.
   Бет посмотрела на Гарри широко открытыми от ужаса глазами:
   — Это правда? — Тот молча кивнул.
   — Боже мой, какой кошмар! — прошептала она, прикрыв рот руками. — Бедная Мэл, как она все это выдержала?!
   А Мэл тем временем собралась с силами, взяла в себя в руки, и телезрители вновь увидели перед собой сильную, волевую и мужественную женщину, которая прекрасно владеет собой.
   — Сначала я не хотела рассказывать об этом полицейским, а потом решила, что моя помощь может оказаться весьма полезной для поиска преступника. Именно поэтому я предоставила информацию для составления нового фоторобота. Сейчас вы увидите, как выглядел маньяк в те годы, когда я с ним познакомилась.
   На экране появилось изображение мужчины с коротко подстриженными темными волосами и пронзительными глазами.
   — А вот так он может выглядеть сейчас, — сказала она, когда на экране появилось другое изображение. — Еще раз обращаюсь к вам с просьбой: посмотрите внимательно и, если он вам кого-то напоминает, немедленно звоните по указанным ниже телефонам. Вся информация будет учтена и может оказаться очень полезной для задержания преступника.
   После фоторобота на экране снова появилась Мэл.
   — А сейчас я хочу обратиться непосредственно к Уильяму Итэну. Я знаю, что ты сейчас сидишь перед телевизором и смотришь эту передачу. С этого момента о тебе будет знать вся Америка. Все добропорядочные люди нашей страны будут охотиться за тобой, будут пристально вглядываться в твои глаза, и в конце концов они узнают тебя, как бы ты ни старался скрыть от них свою истинную сущность. Тебе не место в нашем обществе. Хищные звери должны содержаться на цепи. Я нисколько не сомневаюсь, что законопослушные американцы не дадут тебе никаких шансов на священное право жить и наслаждаться свободой.
   Мэл замолчала на мгновение, а потом снова обратилась к аудитории:
   — После долгих и мучительных размышлений мне пришлось позабыть о себе и о своем страхе. Я хотела очистить душу и сказать вам, что нужно любой ценой остановить жестокого маньяка и прекратить эти убийства. Благодарю вас, что выслушали меня. Я очень надеюсь, что вы поймете меня и поможете найти убийцу. Помните о несчастных жертвах и об убитых горем родителях. Еще раз спасибо и доброй вам всем ночи!
   В студии воцарилась гробовая тишина. Мэл сидела на диване и смотрела на исписанные листы бумаги, которыми так и не воспользовалась. А когда включили свет, она встала и медленно спустилась с подиума, где стояли ошарашенные операторы и режиссеры.
   — Спасибо всем за работу, — сказала Мэл, простирая к ним руки. — И простите за все, что довелось вам услышать за последнюю неделю.
   Какое-то время все молчали, растерянно глядя на нее, а потом взорвались громкими аплодисментами. Бет бросилась к подруге на шею.
   — О, Мэл, как ты все это вынесла?! — сказала она сквозь слезы. — Мне так жаль тебя.
   — Не надо меня жалеть, Бет, — успокоила ее Мэл, — Теперь все уже позади.
   — Спасибо, Мэл, — тихо произнес Гарри и крепко пожал ей руку.
   — Это тебе спасибо, детектив, — улыбнулась она. — Без тебя я никогда бы не решилась на такой поступок.
   Гарри обнял ее за плечи, повел к выходу, усадил в машину и повез домой. В квартире все благоухало от бесчисленного количества цветов, которые Гарри принес сюда перед началом передачи.
   — Похоже, ты скупил все цветы на Манхэттене! — вплеснула руками Мэллори.
   — Почти, — довольно улыбнулся Гарри. — Правда, я искал цветы под названием «энигма», но так и не нашел их. Ты просто прелесть, Мэл, — шепнул он ей на ухо. — Ты лучше всех, ты умнее всех, ты красивее всех. А то, что ты сделала сегодня, — выше всяких похвал!
   — Я Эйфелева башня, — весело засмеялась она, — или как там в песне поется?
   — Нет, ты лучше и прекраснее всякой рукотворной башни, — сказал Гарри и крепко прижал ее к себе. — Спасибо, спасибо, спасибо, — продолжал он шептать, осыпая поцелуями ее счастливое лицо. — Я знаю, что тебе пришлось пережить и как трудно было решиться на подобный шаг. Нет, я не прав, — тут же добавил он. — На самом деле я даже представить себе не могу, каких сил это тебе стоило.