для самого себя, Зауер охладел к Эльзе и воспламенился любовью к Эмме.
Временами он чувствовал тяжесть этого, как и других своих поступков:
такой разлад с самим собой выбивал его из колеи. Он испытывал как бы
раздвоение личности, и это мучило его. Чтобы забыться, он начал курить и
вести рассеянный образ жизни.
Но ему не хотелось признаться в том, что он сам себе не может ответить
на вопрос, почему он не уходит из этого дома. Это раздражало его, и он
повернул вопрос в другую сторону.
- А, так вам хочется поскорее избавиться от меня? Теперь все понятно!..
Эльза с укором посмотрела на него.
- Отто, вы опять будете оскорблять меня?
- Будьте совершенно покойны! Мы в достаточной степени измучили друг
друга, и нам пора прекратить эту игру. Если хотите знать, я не ухожу
отсюда потому, что люблю Эмму Фит. Да, люблю и сегодня же сделаю ей
предложение!
Это объяснение казалось ему наиболее правдоподобным, хотя где-то в
подсознании он и чувствовал, что обманывает себя: разве не мог он уйти
вместе с Эммой?
Эльза откинулась на спинку и только тихо сказала:
- Отто!..
Наступило молчание.
В душе Зауера шевельнулось что-то похожее на жалость. Но тотчас
промелькнула мысль: лжет, притворяется, как всегда. И он стал говорить с
раздражением:
- А чего же вы от меня ожидали? Недоставало, чтобы я согласился играть
роль чичисбея, как это водилось когда-то в Венеции!.. Официальный друг
дома! От этой почетной должности отказываюсь. При вашем богатстве найдутся
другие охотники. А меня увольте. Эмма Фит с неба звезд не хватает,
миллиардами не ворочает, вся ее душа состоит из одной простенькой
пружинки, но эта девушка сумеет быть честной женой.
Эльза не возражала, склоняя голову все ниже, как под ударами бича.
Зауер поднял портфель.
- Зауер беден, но Зауера нельзя купить за пятьдесят процентов прибавки
к жалованью! Простите, меня ждут.
И, преувеличенно любезно раскланявшись, он вышел. Шаги его четко
отдавались в огромном зале.
Эльза сидела, как пришибленная. Бой часов привел ее в себя.
Она вздрогнула.
- Пять часов. Как поздно!
Сгущались зимние сумерки.
Эльза вышла в зал и огляделась по сторонам. Случайно ее взгляд
скользнул по роялю; вдруг ей захотелось играть. Она подняла крышку
инструмента, уселась и заиграла.
Ей казалось, что еще никогда она не играла с такой охотой...
Вдруг она вздрогнула.
Прямо перед собой она увидела лицо Штирнера. Когда он вошел?.. Он
стоял, прислонившись к роялю, и глядел на нее. Его лицо было бледнее
обыкновенного, серьезно и печально. Тонкие губы нервно вздрагивали.
Эльза вскрикнула и прекратила игру.
- Играйте, прошу вас! - сказал он искренно и просто. Эльза, оправившись
от испуга, продолжала. Он некоторое время внимательно слушал игру, а потом
медленно и тихо стал говорить:
- Как прекрасно вы играете! Это "Лебедь"? "Лебедь" Сен-Санса...
Говорят, лебедь поет перед смертью... Но лебеди живут долго, очень долго и
преждевременно умирают только смертельно раненные. Неужели и вы ранены?
Кем? Разве стоит он того, чтобы из-за него умирать?
- О ком вы говорите? - спросила Эльза, переставая играть и опуская руки
на колени.
- О нем, о Зауере! Разве это секрет? В Эльзе заговорила гордость
женщины.
- Господин Штирнер, - сухо сказала она, поднимаясь из-за рояля, - я вас
прошу не вмешиваться в мои личные дела!
- Да ведь это и мои личные дела, фрейлейн Эльза, ведь вы знаете, что я
люблю вас!
- Но вы знаете, что я не люблю вас.
- В этом, увы, все несчастье.., мое и ваше, да, да, и ваше, хотя вы и
не понимаете этого. Как бы все было великолепно, если бы вы любили меня!
Если бы вы сами полюбили меня, - многозначительно сказал Штирнер.
- А как же иначе можно полюбить?
Штирнер не ответил.
- Послушайте, Эльза, давайте поговорим серьезно. В этом
рационализированном зале негде даже присесть... Пройдемся в зимний сад,
прошу вас!
Они уселись на той же скамье, на которой только что сидела Эльза.
- Вы прошли тяжелую школу и знаете жизнь, - начал Штирнер. - Вы знаете,
как трудно красивой, бедной девушке честно заработать кусок хлеба. Теперь
вы богаты. Но и богатство имеет свои неприятности. Для мужчины вы
становитесь приманкой вдвойне. На красоту очень часто зарятся донжуаны и
ловеласы, на богатство - подлецы и проходимцы. Вы не гарантированы теперь,
что ваш избранник будет любить вас, а не ваше богатство. Что ожидает вас
тогда? С Зауером кончено. Вы одиноки. Посмотрите на вещи трезво. Почему бы
мне и не стать вашим мужем? Вы не любите меня. Но, говорят, наиболее
счастливые браки те, где сватом бывает не любовь, а разум. Вы можете
полюбить меня позже, такие случаи не редки... И потом... У меня огромное
дело, грандиозные планы, а ваше отношение ко мне связывает меня, не дает
возможности развернуться во всю ширь, отдаться всецело работе... В
последний раз говорю вам: решайте!
Эльза отрицательно покачала головой.
- Нет, нет! - поспешно сказал Штирнер. - Не говорите мне сейчас ничего.
Обдумайте все спокойно, взвесьте мое предложение и дайте мне ответ..,
сегодня у нас четверг.., в воскресенье вечером, в шесть часов. Это
последний срок!
Поклонившись, Штирнер вышел.
Часы гулко пробили шесть.
Наутро Эльза проснулась с давно уже покинувшей ее ясностью мысли. Ей
надо было решить - принять ли предложение Штирнера или отказать ему.
Почему ей непременно надо было решить это, она не интересовалась. После
утреннего завтрака Эльза уселась в своем любимом уголке зимнего сада,
перед аквариумом, чтобы принять окончательное решение.
Однако ей помешали. Вошел слуга и доложил, что ее ожидает в приемной
Оскар Готлиб, который очень просит принять его.
"Оскар Готлиб? Откуда он взялся?" - подумала Эльза. Целый рой
мимолетных воспоминаний о судебном процессе промелькнул в ее памяти.
Эльза спустилась в приемную второго этажа.
Навстречу ей с низким поклоном шел старик, в котором она не сразу
узнала брата покойного банкира.
Оскар Готлиб похудел. Он отпустил окладистую седую бороду вместо
небольших бачков. Лицо стало длиннее, щеки впали, а мешки под глазами
увеличились. Но перемена коснулась не только внешности. Во всей его позе и
жестах чувствовалась какая-то пришибленность и приниженность, глаза
беспокойно бегали.
- Приношу мои извинения за беспокойство, - сказал он, целуя Эльзе руку,
- только крайняя необходимость принуждает меня к этому...
- Прошу вас, - указала Эльза на кресло. Они уселись. Оскар Готлиб
вздыхал, вертел в руках шляпу и молчал. Несколько овладев собой, он
заговорил нетвердым голосом.
- Я, право, не знаю, как начать... Прежде всего позвольте уверить вас,
что я совершенно примирился с совершившимся фактом... Совершенно... Но
самый факт неожиданного лишения наследства поставил меня в необычайно
затруднительное положение. Дело в том, что уже после смерти брата и..,
после вашего отказа от наследства я совершил.., я заложил свое имение...
Что делать? Молодежь так жадна на развлечения... Большой город...
Наряды... Столько соблазнов... Да и хозяйство надо было поправить.
Обязательство было краткосрочное. Не думал же я, что вы перемените свое
решение и все так обернется! Это я говорю не в упрек, а так, в пояснение.
И вот теперь, через неделю, имение пойдет с молотка за неуплату долга. И я
разорен... Разорен окончательно, на старости лет, с кучей детей на
руках... Их у меня пятеро да жена-старуха...
- Какова же сумма вашего долга? Оскар Готлиб замялся.
- Большая, солидная сумма, по моим средствам конечно. Двести тысяч...
Эльза подумала.
- Будьте добры подождать, я сейчас дам вам ответ.
Готлиб не ожидал, что все устроится так просто, и стал заранее горячо и
униженно благодарить.
Эльза прошла через комнату личного секретариата, в которой никого еще
не было, хотя в этот час занятия уже начинались.
"Странно, - подумала Эльза, - что бы это значило?" - и она вошла в
кабинет Карла Готлиба, где теперь постоянно работал Штирнер. Здесь она
застала его.
- Штирнер, сюда явился Оскар Готлиб... Штирнер поднял брови.
- Нашелся? Или воскрес из мертвых? Ну что ж, лучше поздно, чем не
вовремя. Что ему надо?
- Он просит денег... Его имение продают с молотка.
- Сколько?
- Он говорит, что имение заложено за двести тысяч. Штирнер поморщился.
- Врет! Имение со всем инвентарем не стоит ста тысяч. Песок да кочки...
Дадим ему сто тысяч и пусть проваливается!
- Послушайте, Штирнер, я все-таки чувствую себя невольной виновницей
его несчастий и потом.., он так жалок... Ему не легко было явиться сюда.
Дайте ему двести тысяч... Пожалуйста!
Штирнер рассмеялся.
- Пожалуйста! Это великолепно! Глава банкирского дома почтительнейше
просит своего приказчика! Фрейлейн Глюк, все принадлежит вам и ваше слово
- закон. Мое дело маленькое: вертеть колесо и исполнять приказания
начальства.
Он быстро подписал чек на двести тысяч, положил чековую книжку в стол и
запер на ключ.
- Вот чек.
- Благодарю вас.
- Опять! Когда вы научитесь быть хозяйкой?
Эльза вышла из кабинета и протянула Готлибу бумагу.
- Вот чек на двести тысяч...
Оскар Готлиб взял чек трясущейся от волнения рукой и стал вновь
благодарить и извиняться.
- Пожалуйста, не благодарите меня, - смущенно ответила Эльза, - лучше
расскажите мне, что с вами случилось. Куда вы пропали после судебного
заседания?
Они опять уселись.
- Болел.., болел, да и очень странной болезнью. Когда я вышел из суда,
меня вдруг охватила боязнь людей и стыд... Мне стыдно было показаться им
на глаза... Вы знаете, что портреты всех участников судебного процесса
печатались во многих газетах. И мне казалось, что каждый встречный, каждый
проезжающий извозчик, даже мальчишки указывают на меня пальцами и говорят:
"Вот человек, лишенный братом наследства за неблаговидный поступок!" И так
как никто не знал, в чем состоит этот неблаговидный поступок, то каждый
мог думать, что ему угодно: может быть, я совершал подлоги - делал на
векселях подписи брата, а может быть, и покушался отравить его. И я
бежал... - Старик вздохнул. - Да, я много пережил горьких минут,
фрейлейн... Бежал я совсем недалеко. Меня искали по всему свету, а я жил в
этом же самом городе. Я укрылся в надежном месте, у своего старого,
одинокого друга. "Если ты выдашь тайну моего пребывания хоть одному
человеку, я покончу с собой", - сказал я ему. Но об этом не надо было и
говорить, он не выдал бы и так.
- Но, простите, - Эльза засмеялась, - вам не было стыдно этого друга?
- Нет! И что удивительно, я не знал его адреса, но нашел его квартиру
по какому-то непонятному наитию... Так, шел и пришел... Еще не менее
удивительно: друг встретил меня так, как будто ожидал этой встречи, хотя
мы несколько лет не видались и даже не переписывались с ним; долгое время
я не удосуживался разыскать и навестить его. "Вот ты и пришел", - сказал
он мне просто. У него я и прожил. И все время я испытывал чувство страха и
стыда. Иногда, вечерами, я как будто приходил в себя. И даже подумывал о
том, чтобы выйти на другой день подышать свежим воздухом. Но ночью вдруг я
чувствовал, что страх и жгучий стыд вновь наполняют меня так, что на
голове шевелятся корни волос.., прямо наваждение какое-то! Я плотнее, с
головой, укрывался одеялом и лежал притаившись, боясь пошевельнуться. А
наутро не выходил в столовую, отговариваясь головной болью. Окна в моей
комнате были завешены наглухо.
- Как это странно, - задумчиво сказала Эльза.
- Я читал газеты и, холодея от страха, следил за поисками. Но, к
счастью для меня, они шли по ложному пути. За все время я только один раз
смеялся: когда прочитал в газетах, что "меня" нашли где-то в Аргентине,
забыл сейчас, в каком городе. Конечно, это оказалось ошибкой. Мой
"двойник" был фермером, приехавшим в город по своим делам. Судя по
портрету в газете, он действительно похож на меня.
- И долго у вас продолжалось это состояние?
- Ровно до того самого дня, когда последняя судебная инстанция
окончательно и бесповоротно решила дело в вашу пользу. Тогда мне все сразу
стало безразлично, и я вернулся домой, где и жил, пока не получил
извещения о предстоящих торгах. И я решил, что единственный человек,
который может спасти меня...
Он не закончил своего рассказал, так как в комнату вошли Зауер и Эмма
Фит. Готлиб поднялся и поспешил уйти.
Вид Зауера и Эммы поразил Эльзу. Зауер был во фраке, Эмма в белом
платье с букетом белых цветов на груди. Лица их сияли.
Зауер вел Эмму под руку.
- Позвольте вам представить, фрейлейн Глюк, мою жену Эмму Зауер.
Поздравьте нас, мы обвенчаны!
Эльза побледнела и поднялась.
Эмма бросилась целовать ее, но, видя смущение Эльзы, остановилась в
нерешительности. Эльза поборола волнение, холодно поцеловала Эмму и
протянула руку Зауеру. Эмма была слишком счастлива, чтобы заметить эту
холодность. Она стала лепетать, сложив по-детски руки на груди:
- Этот Отто, - и она бросила лучистый взгляд на мужа, - такой забавный.
Вчера мы были с ним в театре, и вдруг он говорит: "Сейчас мы должны с вами
обвенчаться. Едем!"
- И ты так сразу решилась? - спросила Эльза. Эмма сделала уморительную
гримаску, которая говорила: "Кто же отказывается от счастья?"
- Все вышло как-то само собой. И мы, не ожидая окончания спектакля,
хотя было очень интересно.., шла пьеса.., господи, я уже забыла!., но это
все равно какая.., поехали искать пастора. Отто чуть не с кровати поднял
его! Такой смешной, заспанный старикашка! Он что-то прочитал, раз-раз и
готово! Ты не сердишься на меня, Эльза? - с неожиданной робостью вдруг
спросила она.
Невольная улыбка проскользнула по лицу Эльзы при виде этой детской
наивности. И уже с искренним чувством она обняла свою подругу и поцеловала
ее.
- Можно ли сердиться на куколку? Ведь ты счастлива?
- Ужасно! - ответила Эмма и даже нахмурила брови. Но улыбка сошла с
лица Эльзы, когда ее взгляд остановился на Зауере. Он смотрел на Эмму
влюбленными глазами.
"Нет, этот брак не месть со стороны Зауера, - подумала она, - Зауер
действительно любит Эмму... Какое-то наваждение. Наваждение! Кто сказал
это слово? Да, Оскар Готлиб.., и он говорил о наваждении. Что же все это
значит? Я чувствую, что у меня опять начинают путаться мысли..."
- А-а, новобрачные! - голос Штирнера, стоявшего в дверях кабинета,
прервал вереницу ее мыслей.
"Он уже знает?" - с удивлением подумала Эльза.
Ей трудно было еще раз переживать сцену поздравления, в особенности при
Штирнере, и она незаметно вышла.
- Поздравляю, поздравляю, - весело сказал Штирнер. Зауер самым радушным
образом крепко пожал руку Штирнера. Казалось, от прежнего
недоброжелательства не осталось следа.
- Мы думаем сегодня же вечером выехать в свадебное путешествие, -
говорила Эмма, - вы и Эльза не будете против?
На лице Штирнера промелькнуло недовольное выражение, но он тотчас
любезно улыбнулся Эмме.
- Конечно, разумеется, прекрасная куколка! Куда вы думаете ехать?
- В Ниццу или в Норвегию, мы еще не решили. Он хочет в Норвегию, а я в
Ниццу...
- Значит, вы будете совершать свадебное путешествие каждый поодиночке?
- смеясь, сказал Штирнер. - В Норвегии сейчас вы отморозите ваш маленький
носик! - продолжал он. - Надо беречь ее, Зауер Конечно, вы поедете в
Ниццу!
- Ну, прощайте, нам надо собираться в дорогу! - И, схватив мужа за
руку, она потащила его к выходу. - Скорей, скорей, Отто, ты такой мешок! Я
уверена, что мы везде будем опаздывать с тобой на поезд! Зауер жил во
флигеле, в небольшом уютной квартире. Молодые вбежали с веселой
оживленностью и поспешно стали укладываться, говоря без умолку.
- Итак, в Ниццу?
- Ну что ж, в Ниццу так в Ниццу.
- Господи, все это так скоро, как на пожаре!.. Какой тяжелый чемодан!..
- Можем не ехать... Из него надо выбросить книги... Подай мне
несессер...
- Не ехать? Да ты с ума сошел! Конечно, мы едем! Но дорожное платье?..
- Мы купим его в дороге. А для начала твое серое прекрасно подойдет.
Они уселись на полу перед большим чемоданом и стали выбрасывать книги.
Вдруг на минуту они застыли, будто прислушиваясь к какой-то мысли,
потом удивленно посмотрели друг на друга.
- Что мы сидим, как китайские болванчики, на полу? - наконец спросила
Эмма. - Зачем ты вытащил этот чемодан? Тебе нужно ехать по делу?
- Я никуда не собираюсь ехать, - ответил Зауер. - Я не знаю, зачем мы
вытащили этот чемодан. Может быть, тебе хотелось посмотреть эти книги?
- Книги? Эти скучные книги? Какие мы глупые! Мы помешались от счастья!
Звонко рассмеявшись, она поднялась, перепрыгнула через чемодан и
поцеловала Зауера.
Зауер хмурился. Случай с зачем-то выдвинутым чемоданом заставил его
призадуматься.
- Что ты надулся? Недоволен мною? - и она так плутовски склонила
головку, что Зауер вновь стал весел.
- Конечно, недоволен, - сказал он, смеясь. - Ты не успела поселиться у
меня, а уже вносишь беспорядок!
- Честное слово, это не я! Это он сам! - указала она ногой на чемодан.
- Куш на место! Куш! Да помоги же, несносный! Эмма и Зауер задвинули
чемодан под кровать. О поездке никто из них больше не вспоминал...
- Не забудьте, Эльза, что завтра воскресенье. В шесть часов вечера я
получу ваш ответ. А сейчас я уезжаю из города по срочному делу. Вернусь
ночью или утром. Всего хорошего!
Штирнер вышел из зимнего сада.
Эльза осталась одна. Но она думала не об ответе Штирнеру: мысли ее были
направлены в другую сторону. Она не могла оправиться от удара, который
причинил ей Зауер своей неожиданной женитьбой на Эмме Фит.
Она чувствовала себя одинокой, как никогда.
Золотые рыбки медленно двигались в аквариуме, блестя на поворотах и
плавно помахивая мягкими хвостиками.
Эльза завидовала им. Эти рыбки жили в неволе, в стеклянном ящике, как и
она. Но у них было свое маленькое игривое общество, и они не знали
мучительных сомнений. Она себя чувствовала более несчастной, чем в самые
тяжелые дни своей трудовой жизни. Что дало ей богатство?
Судебный процесс, в котором была какая-то тайна, и богатство отделили
ее от шумной толпы простых людей, которые живут, как им нравится, гуляют
по улицам, ходят в кинематограф. Каждый ее выезд обращал внимание, тысячи
любопытных взглядов встречали ее. И она отказалась от выездов. Не было
удовольствия, которого она не могла бы себе разрешить, и вместе с тем она
была лишена их всех. Только прозрачная стена из стекла отделяла ее от
широкого мира, переливающегося всеми красками, но эта стена была
непреодолима для нее. С тоской в голосе она шептала:
- Какая я несчастная, какая я несчастная!
Вот, как вчера, как третьего дня, как много дней тому назад, пробили
часы, гулко отдаваясь в пустынных комнатах. Где-то внизу прорычал
автомобиль. Это отъехал Штирнер...
Штирнер! Завтра ему нужно дать ответ. Она чувствовала - это последний
срок.
- Почему нужной Время шло. И странно: после отъезда Штирнера мысли ее
все больше прояснялись. Будто какая-то пелена спадала с глаз. Оскар
Готлиб, его болезнь, похожая на "какое-то наваждение", любовь Зауера к
Эмме, странная и неожиданная, как наваждение...
Вся цепь нелогичных, нелепых, противоречивых поступков окружавших ее
людей с того самого момента, как погиб Карл Готлиб, - разве не похоже все
это на "наваждение"? Вот слово, которое дает ключ к тайне! Но откуда оно,
это наваждение? Кто устоял против него? Штирнер! Он один.
Штирнер!..
А что, если он и есть причина всего этого? Его странный разговор в
лодке, его намеки на какое-то могучее орудие, при помощи которого он может
покорить мир. Неужели это не пустая болтовня? Неужели он обладает этим
средством и играет людьми, как кошка с полупридушенными мышами? Но откуда
у него эта сила? В чем она? Кто он, кудесник, новый Калиостро? Свенгали?..
Эльзе вдруг сделалось так холодно, что она задрожала.
Штирнер представился ей коршуном, который носится над птицей в степи. И
эта птица - она. Не уйти, нет, никуда не уйти от этого человека. Он не
упустит ее из цепких когтей.
Эльза поднялась, тяжело дыша, и вновь опустилась на диван.
Ее охватил ужас.
- Нет, нет, нет! - вдруг вскрикнула она так, что птицы в испуге
вспорхнули с веток.
В зале эхо отчетливо повторило ее слова. И странно, это неожиданное эхо
как-то ободрило ее, как будто кто-то подкрепил ее, как будто невидимый
друг вторил ей: "Конечно, нет!" Нельзя сдаваться без борьбы, нельзя
сделаться безвольной игрушкой другого, отдать себя нелюбимому человеку.
Она вошла в зал, чтобы успокоиться.
"Что делать? Что делать?" - подумала она, блуждая по залу. Случайно
одна картина бросилась ей в глаза. Какой-то всадник бедуин на арабской
лошади мчится по пустыне, в развевающемся белом плаще с капюшоном,
спасаясь от нагонявших его преследователей.
"Вот как надо встречать смертельную опасность! Быть может, он погиб, но
он боролся до конца... Бежать! Бежать во что бы то ни стало!"
Эльза подошла к роялю и села на табурет. Перед ней вдруг пронеслась
недавняя сцена, когда Штирнер стоял и слушал ее музыку. Никогда еще его
длинное, бледное лицо с иронической улыбкой не возбуждало в ней такого
содрогания и отвращения.
"Бежать немедленно! Но как! У нее нет даже денег!"
- Миллиардерша! - с горечью прошептала она. - Миллиардерша - нищая!.. -
Вчера еще она подарила Готлибу двести тысяч, но для себя она никогда не
брала денег у Штирнера. Что-то, быть может гордость, удерживало ее. Да и
для чего ей нужны были деньги? Она почти никогда не выезжала в город. Если
же и делала какие-либо покупки, то ей доставляли их на дом, и Штирнер
расплачивался.
Она вспомнила вдруг, что у нее в сумочке должны были остаться деньги от
последней получки жалованья. Она быстро пошла в свою комнату и лихорадочно
раскрыла сумку.
Деньги на месте. Их не много, но выехать хватит А дальше? В каждом
городе любой банк открыл бы ей неограниченный кредит, но вексель отошлют
для оплаты в ее банк, и тогда Штирнер узнает, куда она уехала.
Эльза задумалась.
- Ах, все равно! Лучше быть нищей, чем покориться тому, что ожидает ее
здесь...
И она наскоро оделась и спустилась во второй этаж. У входной двери
лежал пятнистый дог. Он ласково помахал хвостом, увидя ее. Эльза погладила
его и хотела сдвинуть с места, но дог не трогался. Она сделала попытку
обойти его и открыть дверь. Дог вдруг вскочил, встал на дыбы, положил ей
передние лапы на плечи и угрожающе зарычал, отодвигая ее назад.
Она была испугана этой неожиданной выходкой собаки и отступила.
- Буцефал! Что с тобой? - ласково сказала она. Собака завиляла хвостом,
но при новой попытке Эльзы зарычала на нее еще более грозно.
Штирнер оставил верных сторожей! Позвать на помощь? Она не хотела
подымать шума. Вдруг у нее мелькнула мысль. Она быстро прошла в кабинет
Готлиба. Дверь оказалась открытой. Сесть в кресло, стоявшее на площадке
лифта, нажать кнопку - дело одной минуты. Она спустилась в отделение
банка, радуясь удаче.
"Я перехитрила вас, Штирнер!"
Сторожа с удивлением посмотрели на ее необычное появление, но
почтительно пропустили. Она боялась, что им дан приказ от Штирнера не
выпускать никого.
С сильно бьющимся сердцем переступила Эльза порог дома, ставшего ей
ненавистным, вдохнула полной грудью весенний воздух и замешалась в уличной
толпе. Какое счастье! Она была свободна. Завернув за угол, она наняла
таксомотор и приказала ехать на ближайший вокзал. Только бы скорее
подальше отсюда!..
На вокзале она удивила носильщика, спросившего, куда ей взять билет.
- Все равно... Сколько можно проехать вот на эти деньги...
Эльза сделала неосторожность: удивив носильщика, она оставила след в
памяти этого человека и тем самым давала нить для розыска, - но она была
как в лихорадке и не обдумывала своих слов.
Ее нервное напряжение улеглось только после того, как паровоз прогудел
последний раз и вагон плавно качнулся. До последней минуты она боялась
погони Штирнера, хотя и знала, что его нет в городе.
Когда промелькнули предместья города и открылись поля, она готова была
плакать от радости. Вечернее солнце золотило здания ферм. Стада паслись,
медленно бродя по изумрудно-зеленой весенней траве.
Все приводило ее в восторг. Она, не отрываясь, смотрела в окно и весело
напевала:
"Я вольная птица, хочу я летать..."
О будущем она не думала. Она упивалась свободой. Только когда зашло
солнце, ландшафт затянули сумерки и в вагоне зажгли свет, она
задумалась...
- Э, хуже не будет! - она быстро разделась и, утомленная пережитыми
волнениями, крепко уснула.
Она не помнила, долго ли спала.
Но вдруг проснулась, как от толчка, и с недоумением оглянулась вокруг.
Вагон... Как попала она в вагон? В душе быстро нарастало смятение и
какое-то еще не оформившееся чувство. Это чувство росло, крепло,
прояснялось...
Назад! Она немедленно, сейчас же должна вернуться. Назад! Штирнер!
Милый Штирнер! Он ждет ее! И перед нею предстало печальное, бесконечно
дорогое лицо, каким она видела его, когда играла на рояле.
Она быстро оделась и вышла в коридор. Заспанные пассажиры с полотенцами
в руках направлялись умываться. Был ранний час утра.
- Проводник, скажите, скоро остановка? Толстый проводник с
возмутительной медлительностью вынул большие серебряные часы, не спеша
открыл крышку и, подумав, ответил:
- Через двенадцать минут, фрейлейн. Эльза топнула каблуком.
- Возмутительно! Как долго ждать! А обратный поезд когда пойдет?
- Встречный пойдет в одно время.
Эльза от нетерпения кусала губы.
Когда поезд наконец подошел к станции, она почти на ходу выбежала из
него и вошла в вагон встречного поезда, идущего назад.
Временами он чувствовал тяжесть этого, как и других своих поступков:
такой разлад с самим собой выбивал его из колеи. Он испытывал как бы
раздвоение личности, и это мучило его. Чтобы забыться, он начал курить и
вести рассеянный образ жизни.
Но ему не хотелось признаться в том, что он сам себе не может ответить
на вопрос, почему он не уходит из этого дома. Это раздражало его, и он
повернул вопрос в другую сторону.
- А, так вам хочется поскорее избавиться от меня? Теперь все понятно!..
Эльза с укором посмотрела на него.
- Отто, вы опять будете оскорблять меня?
- Будьте совершенно покойны! Мы в достаточной степени измучили друг
друга, и нам пора прекратить эту игру. Если хотите знать, я не ухожу
отсюда потому, что люблю Эмму Фит. Да, люблю и сегодня же сделаю ей
предложение!
Это объяснение казалось ему наиболее правдоподобным, хотя где-то в
подсознании он и чувствовал, что обманывает себя: разве не мог он уйти
вместе с Эммой?
Эльза откинулась на спинку и только тихо сказала:
- Отто!..
Наступило молчание.
В душе Зауера шевельнулось что-то похожее на жалость. Но тотчас
промелькнула мысль: лжет, притворяется, как всегда. И он стал говорить с
раздражением:
- А чего же вы от меня ожидали? Недоставало, чтобы я согласился играть
роль чичисбея, как это водилось когда-то в Венеции!.. Официальный друг
дома! От этой почетной должности отказываюсь. При вашем богатстве найдутся
другие охотники. А меня увольте. Эмма Фит с неба звезд не хватает,
миллиардами не ворочает, вся ее душа состоит из одной простенькой
пружинки, но эта девушка сумеет быть честной женой.
Эльза не возражала, склоняя голову все ниже, как под ударами бича.
Зауер поднял портфель.
- Зауер беден, но Зауера нельзя купить за пятьдесят процентов прибавки
к жалованью! Простите, меня ждут.
И, преувеличенно любезно раскланявшись, он вышел. Шаги его четко
отдавались в огромном зале.
Эльза сидела, как пришибленная. Бой часов привел ее в себя.
Она вздрогнула.
- Пять часов. Как поздно!
Сгущались зимние сумерки.
Эльза вышла в зал и огляделась по сторонам. Случайно ее взгляд
скользнул по роялю; вдруг ей захотелось играть. Она подняла крышку
инструмента, уселась и заиграла.
Ей казалось, что еще никогда она не играла с такой охотой...
Вдруг она вздрогнула.
Прямо перед собой она увидела лицо Штирнера. Когда он вошел?.. Он
стоял, прислонившись к роялю, и глядел на нее. Его лицо было бледнее
обыкновенного, серьезно и печально. Тонкие губы нервно вздрагивали.
Эльза вскрикнула и прекратила игру.
- Играйте, прошу вас! - сказал он искренно и просто. Эльза, оправившись
от испуга, продолжала. Он некоторое время внимательно слушал игру, а потом
медленно и тихо стал говорить:
- Как прекрасно вы играете! Это "Лебедь"? "Лебедь" Сен-Санса...
Говорят, лебедь поет перед смертью... Но лебеди живут долго, очень долго и
преждевременно умирают только смертельно раненные. Неужели и вы ранены?
Кем? Разве стоит он того, чтобы из-за него умирать?
- О ком вы говорите? - спросила Эльза, переставая играть и опуская руки
на колени.
- О нем, о Зауере! Разве это секрет? В Эльзе заговорила гордость
женщины.
- Господин Штирнер, - сухо сказала она, поднимаясь из-за рояля, - я вас
прошу не вмешиваться в мои личные дела!
- Да ведь это и мои личные дела, фрейлейн Эльза, ведь вы знаете, что я
люблю вас!
- Но вы знаете, что я не люблю вас.
- В этом, увы, все несчастье.., мое и ваше, да, да, и ваше, хотя вы и
не понимаете этого. Как бы все было великолепно, если бы вы любили меня!
Если бы вы сами полюбили меня, - многозначительно сказал Штирнер.
- А как же иначе можно полюбить?
Штирнер не ответил.
- Послушайте, Эльза, давайте поговорим серьезно. В этом
рационализированном зале негде даже присесть... Пройдемся в зимний сад,
прошу вас!
Они уселись на той же скамье, на которой только что сидела Эльза.
- Вы прошли тяжелую школу и знаете жизнь, - начал Штирнер. - Вы знаете,
как трудно красивой, бедной девушке честно заработать кусок хлеба. Теперь
вы богаты. Но и богатство имеет свои неприятности. Для мужчины вы
становитесь приманкой вдвойне. На красоту очень часто зарятся донжуаны и
ловеласы, на богатство - подлецы и проходимцы. Вы не гарантированы теперь,
что ваш избранник будет любить вас, а не ваше богатство. Что ожидает вас
тогда? С Зауером кончено. Вы одиноки. Посмотрите на вещи трезво. Почему бы
мне и не стать вашим мужем? Вы не любите меня. Но, говорят, наиболее
счастливые браки те, где сватом бывает не любовь, а разум. Вы можете
полюбить меня позже, такие случаи не редки... И потом... У меня огромное
дело, грандиозные планы, а ваше отношение ко мне связывает меня, не дает
возможности развернуться во всю ширь, отдаться всецело работе... В
последний раз говорю вам: решайте!
Эльза отрицательно покачала головой.
- Нет, нет! - поспешно сказал Штирнер. - Не говорите мне сейчас ничего.
Обдумайте все спокойно, взвесьте мое предложение и дайте мне ответ..,
сегодня у нас четверг.., в воскресенье вечером, в шесть часов. Это
последний срок!
Поклонившись, Штирнер вышел.
Часы гулко пробили шесть.
Наутро Эльза проснулась с давно уже покинувшей ее ясностью мысли. Ей
надо было решить - принять ли предложение Штирнера или отказать ему.
Почему ей непременно надо было решить это, она не интересовалась. После
утреннего завтрака Эльза уселась в своем любимом уголке зимнего сада,
перед аквариумом, чтобы принять окончательное решение.
Однако ей помешали. Вошел слуга и доложил, что ее ожидает в приемной
Оскар Готлиб, который очень просит принять его.
"Оскар Готлиб? Откуда он взялся?" - подумала Эльза. Целый рой
мимолетных воспоминаний о судебном процессе промелькнул в ее памяти.
Эльза спустилась в приемную второго этажа.
Навстречу ей с низким поклоном шел старик, в котором она не сразу
узнала брата покойного банкира.
Оскар Готлиб похудел. Он отпустил окладистую седую бороду вместо
небольших бачков. Лицо стало длиннее, щеки впали, а мешки под глазами
увеличились. Но перемена коснулась не только внешности. Во всей его позе и
жестах чувствовалась какая-то пришибленность и приниженность, глаза
беспокойно бегали.
- Приношу мои извинения за беспокойство, - сказал он, целуя Эльзе руку,
- только крайняя необходимость принуждает меня к этому...
- Прошу вас, - указала Эльза на кресло. Они уселись. Оскар Готлиб
вздыхал, вертел в руках шляпу и молчал. Несколько овладев собой, он
заговорил нетвердым голосом.
- Я, право, не знаю, как начать... Прежде всего позвольте уверить вас,
что я совершенно примирился с совершившимся фактом... Совершенно... Но
самый факт неожиданного лишения наследства поставил меня в необычайно
затруднительное положение. Дело в том, что уже после смерти брата и..,
после вашего отказа от наследства я совершил.., я заложил свое имение...
Что делать? Молодежь так жадна на развлечения... Большой город...
Наряды... Столько соблазнов... Да и хозяйство надо было поправить.
Обязательство было краткосрочное. Не думал же я, что вы перемените свое
решение и все так обернется! Это я говорю не в упрек, а так, в пояснение.
И вот теперь, через неделю, имение пойдет с молотка за неуплату долга. И я
разорен... Разорен окончательно, на старости лет, с кучей детей на
руках... Их у меня пятеро да жена-старуха...
- Какова же сумма вашего долга? Оскар Готлиб замялся.
- Большая, солидная сумма, по моим средствам конечно. Двести тысяч...
Эльза подумала.
- Будьте добры подождать, я сейчас дам вам ответ.
Готлиб не ожидал, что все устроится так просто, и стал заранее горячо и
униженно благодарить.
Эльза прошла через комнату личного секретариата, в которой никого еще
не было, хотя в этот час занятия уже начинались.
"Странно, - подумала Эльза, - что бы это значило?" - и она вошла в
кабинет Карла Готлиба, где теперь постоянно работал Штирнер. Здесь она
застала его.
- Штирнер, сюда явился Оскар Готлиб... Штирнер поднял брови.
- Нашелся? Или воскрес из мертвых? Ну что ж, лучше поздно, чем не
вовремя. Что ему надо?
- Он просит денег... Его имение продают с молотка.
- Сколько?
- Он говорит, что имение заложено за двести тысяч. Штирнер поморщился.
- Врет! Имение со всем инвентарем не стоит ста тысяч. Песок да кочки...
Дадим ему сто тысяч и пусть проваливается!
- Послушайте, Штирнер, я все-таки чувствую себя невольной виновницей
его несчастий и потом.., он так жалок... Ему не легко было явиться сюда.
Дайте ему двести тысяч... Пожалуйста!
Штирнер рассмеялся.
- Пожалуйста! Это великолепно! Глава банкирского дома почтительнейше
просит своего приказчика! Фрейлейн Глюк, все принадлежит вам и ваше слово
- закон. Мое дело маленькое: вертеть колесо и исполнять приказания
начальства.
Он быстро подписал чек на двести тысяч, положил чековую книжку в стол и
запер на ключ.
- Вот чек.
- Благодарю вас.
- Опять! Когда вы научитесь быть хозяйкой?
Эльза вышла из кабинета и протянула Готлибу бумагу.
- Вот чек на двести тысяч...
Оскар Готлиб взял чек трясущейся от волнения рукой и стал вновь
благодарить и извиняться.
- Пожалуйста, не благодарите меня, - смущенно ответила Эльза, - лучше
расскажите мне, что с вами случилось. Куда вы пропали после судебного
заседания?
Они опять уселись.
- Болел.., болел, да и очень странной болезнью. Когда я вышел из суда,
меня вдруг охватила боязнь людей и стыд... Мне стыдно было показаться им
на глаза... Вы знаете, что портреты всех участников судебного процесса
печатались во многих газетах. И мне казалось, что каждый встречный, каждый
проезжающий извозчик, даже мальчишки указывают на меня пальцами и говорят:
"Вот человек, лишенный братом наследства за неблаговидный поступок!" И так
как никто не знал, в чем состоит этот неблаговидный поступок, то каждый
мог думать, что ему угодно: может быть, я совершал подлоги - делал на
векселях подписи брата, а может быть, и покушался отравить его. И я
бежал... - Старик вздохнул. - Да, я много пережил горьких минут,
фрейлейн... Бежал я совсем недалеко. Меня искали по всему свету, а я жил в
этом же самом городе. Я укрылся в надежном месте, у своего старого,
одинокого друга. "Если ты выдашь тайну моего пребывания хоть одному
человеку, я покончу с собой", - сказал я ему. Но об этом не надо было и
говорить, он не выдал бы и так.
- Но, простите, - Эльза засмеялась, - вам не было стыдно этого друга?
- Нет! И что удивительно, я не знал его адреса, но нашел его квартиру
по какому-то непонятному наитию... Так, шел и пришел... Еще не менее
удивительно: друг встретил меня так, как будто ожидал этой встречи, хотя
мы несколько лет не видались и даже не переписывались с ним; долгое время
я не удосуживался разыскать и навестить его. "Вот ты и пришел", - сказал
он мне просто. У него я и прожил. И все время я испытывал чувство страха и
стыда. Иногда, вечерами, я как будто приходил в себя. И даже подумывал о
том, чтобы выйти на другой день подышать свежим воздухом. Но ночью вдруг я
чувствовал, что страх и жгучий стыд вновь наполняют меня так, что на
голове шевелятся корни волос.., прямо наваждение какое-то! Я плотнее, с
головой, укрывался одеялом и лежал притаившись, боясь пошевельнуться. А
наутро не выходил в столовую, отговариваясь головной болью. Окна в моей
комнате были завешены наглухо.
- Как это странно, - задумчиво сказала Эльза.
- Я читал газеты и, холодея от страха, следил за поисками. Но, к
счастью для меня, они шли по ложному пути. За все время я только один раз
смеялся: когда прочитал в газетах, что "меня" нашли где-то в Аргентине,
забыл сейчас, в каком городе. Конечно, это оказалось ошибкой. Мой
"двойник" был фермером, приехавшим в город по своим делам. Судя по
портрету в газете, он действительно похож на меня.
- И долго у вас продолжалось это состояние?
- Ровно до того самого дня, когда последняя судебная инстанция
окончательно и бесповоротно решила дело в вашу пользу. Тогда мне все сразу
стало безразлично, и я вернулся домой, где и жил, пока не получил
извещения о предстоящих торгах. И я решил, что единственный человек,
который может спасти меня...
Он не закончил своего рассказал, так как в комнату вошли Зауер и Эмма
Фит. Готлиб поднялся и поспешил уйти.
Вид Зауера и Эммы поразил Эльзу. Зауер был во фраке, Эмма в белом
платье с букетом белых цветов на груди. Лица их сияли.
Зауер вел Эмму под руку.
- Позвольте вам представить, фрейлейн Глюк, мою жену Эмму Зауер.
Поздравьте нас, мы обвенчаны!
Эльза побледнела и поднялась.
Эмма бросилась целовать ее, но, видя смущение Эльзы, остановилась в
нерешительности. Эльза поборола волнение, холодно поцеловала Эмму и
протянула руку Зауеру. Эмма была слишком счастлива, чтобы заметить эту
холодность. Она стала лепетать, сложив по-детски руки на груди:
- Этот Отто, - и она бросила лучистый взгляд на мужа, - такой забавный.
Вчера мы были с ним в театре, и вдруг он говорит: "Сейчас мы должны с вами
обвенчаться. Едем!"
- И ты так сразу решилась? - спросила Эльза. Эмма сделала уморительную
гримаску, которая говорила: "Кто же отказывается от счастья?"
- Все вышло как-то само собой. И мы, не ожидая окончания спектакля,
хотя было очень интересно.., шла пьеса.., господи, я уже забыла!., но это
все равно какая.., поехали искать пастора. Отто чуть не с кровати поднял
его! Такой смешной, заспанный старикашка! Он что-то прочитал, раз-раз и
готово! Ты не сердишься на меня, Эльза? - с неожиданной робостью вдруг
спросила она.
Невольная улыбка проскользнула по лицу Эльзы при виде этой детской
наивности. И уже с искренним чувством она обняла свою подругу и поцеловала
ее.
- Можно ли сердиться на куколку? Ведь ты счастлива?
- Ужасно! - ответила Эмма и даже нахмурила брови. Но улыбка сошла с
лица Эльзы, когда ее взгляд остановился на Зауере. Он смотрел на Эмму
влюбленными глазами.
"Нет, этот брак не месть со стороны Зауера, - подумала она, - Зауер
действительно любит Эмму... Какое-то наваждение. Наваждение! Кто сказал
это слово? Да, Оскар Готлиб.., и он говорил о наваждении. Что же все это
значит? Я чувствую, что у меня опять начинают путаться мысли..."
- А-а, новобрачные! - голос Штирнера, стоявшего в дверях кабинета,
прервал вереницу ее мыслей.
"Он уже знает?" - с удивлением подумала Эльза.
Ей трудно было еще раз переживать сцену поздравления, в особенности при
Штирнере, и она незаметно вышла.
- Поздравляю, поздравляю, - весело сказал Штирнер. Зауер самым радушным
образом крепко пожал руку Штирнера. Казалось, от прежнего
недоброжелательства не осталось следа.
- Мы думаем сегодня же вечером выехать в свадебное путешествие, -
говорила Эмма, - вы и Эльза не будете против?
На лице Штирнера промелькнуло недовольное выражение, но он тотчас
любезно улыбнулся Эмме.
- Конечно, разумеется, прекрасная куколка! Куда вы думаете ехать?
- В Ниццу или в Норвегию, мы еще не решили. Он хочет в Норвегию, а я в
Ниццу...
- Значит, вы будете совершать свадебное путешествие каждый поодиночке?
- смеясь, сказал Штирнер. - В Норвегии сейчас вы отморозите ваш маленький
носик! - продолжал он. - Надо беречь ее, Зауер Конечно, вы поедете в
Ниццу!
- Ну, прощайте, нам надо собираться в дорогу! - И, схватив мужа за
руку, она потащила его к выходу. - Скорей, скорей, Отто, ты такой мешок! Я
уверена, что мы везде будем опаздывать с тобой на поезд! Зауер жил во
флигеле, в небольшом уютной квартире. Молодые вбежали с веселой
оживленностью и поспешно стали укладываться, говоря без умолку.
- Итак, в Ниццу?
- Ну что ж, в Ниццу так в Ниццу.
- Господи, все это так скоро, как на пожаре!.. Какой тяжелый чемодан!..
- Можем не ехать... Из него надо выбросить книги... Подай мне
несессер...
- Не ехать? Да ты с ума сошел! Конечно, мы едем! Но дорожное платье?..
- Мы купим его в дороге. А для начала твое серое прекрасно подойдет.
Они уселись на полу перед большим чемоданом и стали выбрасывать книги.
Вдруг на минуту они застыли, будто прислушиваясь к какой-то мысли,
потом удивленно посмотрели друг на друга.
- Что мы сидим, как китайские болванчики, на полу? - наконец спросила
Эмма. - Зачем ты вытащил этот чемодан? Тебе нужно ехать по делу?
- Я никуда не собираюсь ехать, - ответил Зауер. - Я не знаю, зачем мы
вытащили этот чемодан. Может быть, тебе хотелось посмотреть эти книги?
- Книги? Эти скучные книги? Какие мы глупые! Мы помешались от счастья!
Звонко рассмеявшись, она поднялась, перепрыгнула через чемодан и
поцеловала Зауера.
Зауер хмурился. Случай с зачем-то выдвинутым чемоданом заставил его
призадуматься.
- Что ты надулся? Недоволен мною? - и она так плутовски склонила
головку, что Зауер вновь стал весел.
- Конечно, недоволен, - сказал он, смеясь. - Ты не успела поселиться у
меня, а уже вносишь беспорядок!
- Честное слово, это не я! Это он сам! - указала она ногой на чемодан.
- Куш на место! Куш! Да помоги же, несносный! Эмма и Зауер задвинули
чемодан под кровать. О поездке никто из них больше не вспоминал...
- Не забудьте, Эльза, что завтра воскресенье. В шесть часов вечера я
получу ваш ответ. А сейчас я уезжаю из города по срочному делу. Вернусь
ночью или утром. Всего хорошего!
Штирнер вышел из зимнего сада.
Эльза осталась одна. Но она думала не об ответе Штирнеру: мысли ее были
направлены в другую сторону. Она не могла оправиться от удара, который
причинил ей Зауер своей неожиданной женитьбой на Эмме Фит.
Она чувствовала себя одинокой, как никогда.
Золотые рыбки медленно двигались в аквариуме, блестя на поворотах и
плавно помахивая мягкими хвостиками.
Эльза завидовала им. Эти рыбки жили в неволе, в стеклянном ящике, как и
она. Но у них было свое маленькое игривое общество, и они не знали
мучительных сомнений. Она себя чувствовала более несчастной, чем в самые
тяжелые дни своей трудовой жизни. Что дало ей богатство?
Судебный процесс, в котором была какая-то тайна, и богатство отделили
ее от шумной толпы простых людей, которые живут, как им нравится, гуляют
по улицам, ходят в кинематограф. Каждый ее выезд обращал внимание, тысячи
любопытных взглядов встречали ее. И она отказалась от выездов. Не было
удовольствия, которого она не могла бы себе разрешить, и вместе с тем она
была лишена их всех. Только прозрачная стена из стекла отделяла ее от
широкого мира, переливающегося всеми красками, но эта стена была
непреодолима для нее. С тоской в голосе она шептала:
- Какая я несчастная, какая я несчастная!
Вот, как вчера, как третьего дня, как много дней тому назад, пробили
часы, гулко отдаваясь в пустынных комнатах. Где-то внизу прорычал
автомобиль. Это отъехал Штирнер...
Штирнер! Завтра ему нужно дать ответ. Она чувствовала - это последний
срок.
- Почему нужной Время шло. И странно: после отъезда Штирнера мысли ее
все больше прояснялись. Будто какая-то пелена спадала с глаз. Оскар
Готлиб, его болезнь, похожая на "какое-то наваждение", любовь Зауера к
Эмме, странная и неожиданная, как наваждение...
Вся цепь нелогичных, нелепых, противоречивых поступков окружавших ее
людей с того самого момента, как погиб Карл Готлиб, - разве не похоже все
это на "наваждение"? Вот слово, которое дает ключ к тайне! Но откуда оно,
это наваждение? Кто устоял против него? Штирнер! Он один.
Штирнер!..
А что, если он и есть причина всего этого? Его странный разговор в
лодке, его намеки на какое-то могучее орудие, при помощи которого он может
покорить мир. Неужели это не пустая болтовня? Неужели он обладает этим
средством и играет людьми, как кошка с полупридушенными мышами? Но откуда
у него эта сила? В чем она? Кто он, кудесник, новый Калиостро? Свенгали?..
Эльзе вдруг сделалось так холодно, что она задрожала.
Штирнер представился ей коршуном, который носится над птицей в степи. И
эта птица - она. Не уйти, нет, никуда не уйти от этого человека. Он не
упустит ее из цепких когтей.
Эльза поднялась, тяжело дыша, и вновь опустилась на диван.
Ее охватил ужас.
- Нет, нет, нет! - вдруг вскрикнула она так, что птицы в испуге
вспорхнули с веток.
В зале эхо отчетливо повторило ее слова. И странно, это неожиданное эхо
как-то ободрило ее, как будто кто-то подкрепил ее, как будто невидимый
друг вторил ей: "Конечно, нет!" Нельзя сдаваться без борьбы, нельзя
сделаться безвольной игрушкой другого, отдать себя нелюбимому человеку.
Она вошла в зал, чтобы успокоиться.
"Что делать? Что делать?" - подумала она, блуждая по залу. Случайно
одна картина бросилась ей в глаза. Какой-то всадник бедуин на арабской
лошади мчится по пустыне, в развевающемся белом плаще с капюшоном,
спасаясь от нагонявших его преследователей.
"Вот как надо встречать смертельную опасность! Быть может, он погиб, но
он боролся до конца... Бежать! Бежать во что бы то ни стало!"
Эльза подошла к роялю и села на табурет. Перед ней вдруг пронеслась
недавняя сцена, когда Штирнер стоял и слушал ее музыку. Никогда еще его
длинное, бледное лицо с иронической улыбкой не возбуждало в ней такого
содрогания и отвращения.
"Бежать немедленно! Но как! У нее нет даже денег!"
- Миллиардерша! - с горечью прошептала она. - Миллиардерша - нищая!.. -
Вчера еще она подарила Готлибу двести тысяч, но для себя она никогда не
брала денег у Штирнера. Что-то, быть может гордость, удерживало ее. Да и
для чего ей нужны были деньги? Она почти никогда не выезжала в город. Если
же и делала какие-либо покупки, то ей доставляли их на дом, и Штирнер
расплачивался.
Она вспомнила вдруг, что у нее в сумочке должны были остаться деньги от
последней получки жалованья. Она быстро пошла в свою комнату и лихорадочно
раскрыла сумку.
Деньги на месте. Их не много, но выехать хватит А дальше? В каждом
городе любой банк открыл бы ей неограниченный кредит, но вексель отошлют
для оплаты в ее банк, и тогда Штирнер узнает, куда она уехала.
Эльза задумалась.
- Ах, все равно! Лучше быть нищей, чем покориться тому, что ожидает ее
здесь...
И она наскоро оделась и спустилась во второй этаж. У входной двери
лежал пятнистый дог. Он ласково помахал хвостом, увидя ее. Эльза погладила
его и хотела сдвинуть с места, но дог не трогался. Она сделала попытку
обойти его и открыть дверь. Дог вдруг вскочил, встал на дыбы, положил ей
передние лапы на плечи и угрожающе зарычал, отодвигая ее назад.
Она была испугана этой неожиданной выходкой собаки и отступила.
- Буцефал! Что с тобой? - ласково сказала она. Собака завиляла хвостом,
но при новой попытке Эльзы зарычала на нее еще более грозно.
Штирнер оставил верных сторожей! Позвать на помощь? Она не хотела
подымать шума. Вдруг у нее мелькнула мысль. Она быстро прошла в кабинет
Готлиба. Дверь оказалась открытой. Сесть в кресло, стоявшее на площадке
лифта, нажать кнопку - дело одной минуты. Она спустилась в отделение
банка, радуясь удаче.
"Я перехитрила вас, Штирнер!"
Сторожа с удивлением посмотрели на ее необычное появление, но
почтительно пропустили. Она боялась, что им дан приказ от Штирнера не
выпускать никого.
С сильно бьющимся сердцем переступила Эльза порог дома, ставшего ей
ненавистным, вдохнула полной грудью весенний воздух и замешалась в уличной
толпе. Какое счастье! Она была свободна. Завернув за угол, она наняла
таксомотор и приказала ехать на ближайший вокзал. Только бы скорее
подальше отсюда!..
На вокзале она удивила носильщика, спросившего, куда ей взять билет.
- Все равно... Сколько можно проехать вот на эти деньги...
Эльза сделала неосторожность: удивив носильщика, она оставила след в
памяти этого человека и тем самым давала нить для розыска, - но она была
как в лихорадке и не обдумывала своих слов.
Ее нервное напряжение улеглось только после того, как паровоз прогудел
последний раз и вагон плавно качнулся. До последней минуты она боялась
погони Штирнера, хотя и знала, что его нет в городе.
Когда промелькнули предместья города и открылись поля, она готова была
плакать от радости. Вечернее солнце золотило здания ферм. Стада паслись,
медленно бродя по изумрудно-зеленой весенней траве.
Все приводило ее в восторг. Она, не отрываясь, смотрела в окно и весело
напевала:
"Я вольная птица, хочу я летать..."
О будущем она не думала. Она упивалась свободой. Только когда зашло
солнце, ландшафт затянули сумерки и в вагоне зажгли свет, она
задумалась...
- Э, хуже не будет! - она быстро разделась и, утомленная пережитыми
волнениями, крепко уснула.
Она не помнила, долго ли спала.
Но вдруг проснулась, как от толчка, и с недоумением оглянулась вокруг.
Вагон... Как попала она в вагон? В душе быстро нарастало смятение и
какое-то еще не оформившееся чувство. Это чувство росло, крепло,
прояснялось...
Назад! Она немедленно, сейчас же должна вернуться. Назад! Штирнер!
Милый Штирнер! Он ждет ее! И перед нею предстало печальное, бесконечно
дорогое лицо, каким она видела его, когда играла на рояле.
Она быстро оделась и вышла в коридор. Заспанные пассажиры с полотенцами
в руках направлялись умываться. Был ранний час утра.
- Проводник, скажите, скоро остановка? Толстый проводник с
возмутительной медлительностью вынул большие серебряные часы, не спеша
открыл крышку и, подумав, ответил:
- Через двенадцать минут, фрейлейн. Эльза топнула каблуком.
- Возмутительно! Как долго ждать! А обратный поезд когда пойдет?
- Встречный пойдет в одно время.
Эльза от нетерпения кусала губы.
Когда поезд наконец подошел к станции, она почти на ходу выбежала из
него и вошла в вагон встречного поезда, идущего назад.