Александр Алейник
Абрис: Сонетный роман

   Моей жене Маргарите Никитиной

Первая глава

1

 
День начинался криком «Молоко!» —
По потолку пластались перья света,
К ним отрываться было нелегко,
Он занят сном, гуляет где-то,
А «где-то» было очень далеко,
Но птички шумно вспархивали с веток,
Звенящий день был неостановим,
Он рвался в дом через оконных сеток
Квадратики и был неотразим,
И мальчик вдруг соединился с ним —
Услышал барж утробную беседу, —
А те бухтели языком своим
Над головами рыб в разгаре лета,
Чей ход в воде немой неуследим.
 

2

 
День? Третье сентября, а год не помню,
Нет, погодите: кончилась война,
Горийский царь (о, господи!) не помер,
А в Горьком солнце жгло окна
Убранство, листики, и поверх
Желтела госпитальная стена.
Лежала мама, я лежал,
Свет солнца золотого освещал
Весь мир; меня учли и сразу
Приставили с рожденья фразу:
«Еврей», и надо мной взошла
Звезда еврейская в упрёке,
Что было худшее из всех начал:
Но год прошёл, пошли по свету сроки.
 

3

 
Река Ока была недалеко
От нашего семейного жилища —
Квартал один с домишками, легко
Пройти и встретить бережища —
Не берега, а даль реки
С её высокими холмами, —
Церковки мелкие с буграми
Рощ и дорог, что вопреки
Веленью дали вились к небу,
Дробились мелко в небесах,
Не ведая, что значит страх
Свалиться в воду на потребу
Рыбёшкам, ракам вроде хлеба
И обрести покой в веках.
 

4

 
Родители мои и бабка с дедом,
Брат старше на пять лет меня,
На улице, где дом стоял победно —
О, господи, ведь вам неведом
Тот угол, где вершилась жизнь моя.
Я, грань оттуда отслоя,
Представлю вам роман. Однажды
Явился мне он без прикрас,
Я вспомнил детство, юность; жажды
Бразды я чувствую сейчас.
Томленья горькое веленье
Подвигло на полночный труд
Представить вам в одно мгновенье
Всю жизнь, рассказанную тут.
 

5

 
Начнём же с деда: мой лучший дед,
Был праведным еврейским человеком.
Рождён в Одессе. Был как Ганимед
Прекрасен, юн и сбит абреком
На улице. Что за напасть?
А свадьба на носу. Упасть
Под лошадь, ирод правил,
Пришёл домой, к лицу кусочки льда.
Печально это, дамы, господа,
Нехорошо и против правил.
Женились. Девять месяцев прошло.
Младенец. Напился подчистую.
Я, впрочем, вовсе не рискую
Вменять в вину. А время шло.
 

6

 
Мой дед был коллекционер
Брегетов на цепочке и колечек
Из золота. Я, пионер,
Увидел вечером меж свечек
Его в субботу. Он сидел,
Пред ним часы различных марок.
Он весь лицом порозовел,
Роскошный получив подарок.
Я подошёл. Он посмотрел
В мои глаза, вздохнул и тихо:
– Что, Саша, нравится? – Я сел:
– Ага, – сказал. Глядел, как лихо
Вращается секундомер,
Не зная времени химер.
 

7

 
Часы я эти увидал
У дорогого братца позже.
А братец крупно досаждал
Всё детство. Помоги мне, Боже,
Не впасть по горло в эту грязь,
В воспоминания о брате —
Горчайшая на свете связь,
Как голос с блеяньем в сонате.
Всему свой час, всему свой срок,
Не будем дальше предаваться
Ему, скорей, скорей, дружок,
Не стоит вспоминать о братце.
Ну, бог с ним. Хватит. Ты один
Свой друг, и царь, и господин.
 

8

 
Вернёмся к деду. Он был в ссылке
В тридцать восьмом. На полтора
Недолгих года. В пересылке
Стриг волосы. Приехал, и гора
Работы навалилась – на трамвае
(В войну не взяли на войну);
Он был раввином, ходатаем
За всех, кто чувствовал вину.
Суббота. Свечи. Дед в моленьях.
Я рядом. Бабушка сидит.
Я близко, обок, на коленях
У бабушки. Она глядит
В святую голубую книгу,
В которой вечность ровня мигу.
 

9

 
Трамвай. Что ближе, чем трамвай?
Садишься – и большая ручка.
Ты видишь скромный каравай
Домов, ты в небе видишь тучку.
Вот объявляют. Ты стоишь.
Ты слышишь: «Двери закрываются».
Мост и река, а ты искришь,
На повороте улицы срываются.
Вода-вода, мост впереди.
Лишь небосклон туманный над тобою.
Вперёд гляди – ты посреди,
А с улицы шумящею толпою
В трамвай залазит публика: народ.
Поехали! Резвее ход.
 

10

 
Дед с бабушкой переселились в Горький.
Давно. История сама
Покажется кому-то горькой.
Не мне. Тут надо бы ума,
Воображения прибавить.
Я в этом не большой мастак.
Ума довольно, надо сбавить.
Воображенья? Будет так,
Как захочу в моём романе.
Довольно мне искать щедрот
От случая, в моём чулане
Довольно маленьких хлопот.
Роман безадресно стрекочет,
Воркует, дыбится, лопочет.
 

11

 
Вернёмся к бабушке от деда.
Тульчин. Одесса, а потом —
Любовь, и помнит Андромеда,
Что послужило ей плотом.
Ему в огромном океане
Чтоб её только увидать.
Увиделись: там всё в тумане,
Но это в прошлое езда.
Она была умна, красива.
Он был собою так хорош,
Что ей понравился, смешливой.
Не наше дело. Всех святош
Не утолишь. Любовь до гроба
Несла, монаршая особа.
 

12

 
Куда несла? Кто ведает об этом?
Жизнь продолжалась. В первую весну,
Когда неясным силуэтом
Предстало будущее. Сну
Немое очертание прилично.
Неясно только, как брести
По жизни. Выглядеть публично.
Любовь по сердцу пронести,
Не расплескав её вслепую…
Да что я это говорю?
Забудем. Я сейчас гриппую,
Болтаю, кхе-кхе-кхе, мирю
Соображенья наудачу,
О прошлом с будущим судачу.
 

13

 
Тринадцать – лучшее число.
Давно заметил его пользу:
Оно в меня уже вросло,
И принимать не нужно позу,
Мне страшно.
Что, если со мной
Беда какая приключится?
А это я тому виной.
Тринадцать – чёрная землица
Не хуже, чем другой земли
Благословенье. Всё от Бога.
Пока в неё не замели,
Пока не чувствуешь ожога
От шага – знает синагога.
Живи и свет её внемли.
 

14

 
Роман, куда ты! Эй! Ау!
Услышал. Здесь он. По порядку
Пойдём за ним. Зову, зову.
Нечёсаный. Поправлю прядку.
Ночь. За окном метель.
Разглядываю потолок: ужасный.
Я встал! А подо мной постель.
Часы стучат. Мой дом безгласный.
Ковёр. Старушка на стене
С корзинкой, а вокруг деревья.
Идёт куда-то. Так бы мне.
Не получается. О, древний
Метели гогот за окном
Переполняет спящий дом.
 

15

 
Я вижу лампочку. Я вижу
Лицо отца передо мной
И маму, и немного ближе —
Простынка вздыбилась волной.
Под ней рука отцова лезет
Ко мне… Смеюсь, и папа ржёт.
Ещё разочек. Мне прелестно.
Он снова через миг начнёт.
Я в ожидании счастливом.
Я жду. Он медлит. А судьба
Всё также медленным приливом,
Как каждодневная пальба,
Грохочет скучно, суетливо.
Стук сердца. Рвётся колотьба.
 

16

 
Огонь. Прекрасное убранство.
Он разгорается в печи
Без правильного постоянства.
Пылает. Лучше помолчи,
Гляди в него и грейся, думай
О жизни. Видно далеко
От вечера в тоске угрюмой
До мига, где тебе легко.
Дрова в печи – твоя основа.
Жить и на Божий мир смотреть,
И подниматься выше снова,
Когда захочется сгореть.
Уйти из мира, стать щепоткой,
Уж лучше жить, чем быть щекоткой.
 

17

 
На улице жара. Мне три.
На велике по тротуару
Катаюсь… Лучше отопри,
О, память, дверь скорей корсару,
Чтоб слямзился он прямо вниз
От дорогого братца Лёвы.
Лежу в земле и слышу визг.
Девчонки надо мной. Как клёво.
Наверно, думал братец, он
Ма-лю-тка – восемь лет, напомню.
Он очень шустр, востёр, умён.
Денёк отличный. Я наполню
В стакан прозрачной ключевой воды,
Есть смысл у всякой ерунды.
 

18

 
Я плакал: дед услышал плач,
Схватил меня, домой, на ложе.
Йод, бинт, укрыли: – Присобачь. —
Зелёнки? – Нет. Гляди, на коже
Разрыв. Ох, Лёва! С-сукин сын.
Сказал ему: – Гляди за братом.
А он? Умишка на алтын.
О, горе. Мальчик психопатом,
Калекой… Ох, азохен вей. —
Забылось. Время шло, спешило.
Я спал, и пара голубей
Окошко наше тормошило.
О, детства светлая печаль.
Хотел бы в детство? Нет? А жаль.
 

19

 
Пошли страдания мои,
Нос понемногу искривился,
К чему приводят все бои,
Я нынче насморком давился
От сопель. Мамочка моя
(О, Господи, ты не судья) —
Врач, спец по ухо-горло-носу.
Отец – хирург, чья папироса
Как пароходная труба,
Как дым из божьего кадила
С утра до вечера дымила.
Я видел только абрис лба
Отцовского, горчайший дым,
В котором папа представим.
 

20

 
Луна светилась мне в окошко
Фонариком в руке ночной,
У ног моих свернулась кошка,
Спала так сладко, ей самой
Приснилась ночь, средь камышей
С котом охота на мышей.
Ночь, фонарей огни, не спится,
В глаза направленная спица,
Звезда и тонкий луч её
Волнует мальчика. Что дальше?
Летишь по небу в пустоту
И чувствуешь всю остроту
Полёта в космос. О, сигнальщик,
Я здесь! Откликнись мне. Звезду
В протянутой руке я жду.
 

21

 
Так чувствовал в ночной темнице
Себя. Всё спало. Ночь текла.
Когда крутились в колеснице
земной колёса, удила
Сжимало время торопливо,
Шагало быстро, суетливо:
За летом долгая зима,
Весна, и снова кутерьма,
И снова праздник, догонялки,
И крики, шум, и снова гвалт,
И снова к прошлому возврат —
Виват игре! Пятнашки, салки;
Пока домой не позовут,
Я время провожу вот тут.
 

22

 
Мне три. Трава высокая, по пояс.
Шагаю по траве в барак,
Где девочки живут. Я стоя
Оглядываюсь, здесь чужак,
Но – наплевать – шагаю к ложу.
Девчонки спят, а я тревожу
Царевну Лену, так зову
Её одну. Я ей живу.
Она проснулась. Я в постель.
И обнимаю. Как тревожно.
Целую в губы, о, как сложно
Вдвоём лежать вот так; свирель
Волнует дня прикосновенье,
И с потолка над нами пенье.
 

23

 
Смешно? Не правда ли, мой друг.
Ну что ж, посмейся над малюткой.
Я клялся ей в любви – подруг,
Наверно, умиляло. Жутко
Представить мне весёлый смех,
Когда был я смешнее всех.
Любовь тогда явилась мне,
Когда я был на волокне
Своих фантазий, представлений
О ней, прекраснейшей из них,
И называли так: жених,
Без всяческих удешевлений.
Посмейтесь надо мной, друзья,
Смеяться краше меж бытья.
 

24

 
Что краше всех, всего на свете?
Любовь волнует нас всегда,
При коликах иль диабете,
Всё остальное ерунда,
Слов и поступков мешанина,
Любовных писем писанина,
Пошлейших сцен романный бред…
А, впрочем, я не правовед,
Чтоб толковать о том позоре,
Который нас отяготит,
Неважно, рак, холецистит…
Любовь, ты при любом мажоре
Горишь и поднимаешь взор.
Смотри, небесная, в упор.
 

25

 
Но – шутки в сторону. Я рос
Среди земли, воды и неба,
Неподражаемых берёз,
Бросавших вызов ширпотребу.
Катились дни, как ком с горы,
На головы всей детворы,
Гонявшей в беготню и прятки,
Как малые щенки, щенятки.
А вечерами слушал сказки
От деда, бабушка с чайком
Читала, плакала тайком.
Катюши Масловой, бедняжки.
Лев Николаевич Толстой,
Он сложный, глыба, но простой.
 

26

 
Мне пять. Я с мамой в зале.
Ведущий травит анекдот.
Отговорил, молчок в финале.
Я хохочу. Вот оборот!
Тишь, а потом загоготали.
Сосед, майор, заговорил.
Сказал, что очень подковали
Мальца, смеётся, как тротил.
Мне это мама рассказала
Под вечер. Лет и зим прошло…
Рисуй же прошлое, стило,
Чтоб не случилось бы обвала
На то, что я проговорю,
Я помню жизнь, смотрю, курю.
 

27

 
Вся эта городская жизнь,
Дома, машины, толпы граждан,
Звонки трамваев, всё из лжи,
Сплошной муры, и лишь оправдан
Восход светила над землёй,
Бой с ночью, сыгранный Ильёй.
Скорей в деревню на простор,
Манаткам объявляем сбор:
Все майки с прочими носками
Сюда, поближе, в чемодан.
Приказ от папы, балаган,
Всё сыпется не по программе.
Ты в даль туманную впорхни,
Щелчок от брата – от свиньи.
 

28

 
Природа, воля и деревня
Меня сюда и привлекли,
Божественное сотворенье
Из спеси городской, вдали
Большого неба надо мною,
Под атмосферой голубою,
Где видно избы и поля,
Далёкая летит Земля.
Она плывёт в сплошном тумане
Небесным телом в вышине.
А Космос – ты приснился мне,
Чтоб, округлившись в Зурбанане,
Проплыть Землёй. Эй, как живёшь?
Молчишь. Ты так на Господа похож.
 

29

 
Приехали на перевоз.
Село большое. Речка Пьяна
Плескалась близко, не всерьёз.
Текла тихонько, без обмана.
Хозяева кормили нас.
Иконы в комнате и квас.
Часы прокуковали время
Для сна, зевок, и в темя.
Секунды в ряд, одна другую,
Не торопя, не тормоша,
Мгновения прошли, спеша.
Вязь между ними, связь тугую
Вязала роковая нить.
Спи! Время нам не изменить.
 

30

 
С утра подъём. Хирург, отец,
Пошёл работать. Он в больнице
Здоровья преданный истец,
Что не пропустит и крупицы
Из дела роковой судьбы,
Не сдастся просто, без борьбы,
Пока хоть малая надежда
В Него… В разомкнутые вежды.
Больница, где хирурга ждали,
Стояла на крутом холме.
Три этажа. Ни бе ни ме
Не скажешь. Мы, пардон, привстали,
Чтоб только внутрь её войти.
– Входите, дверь не взаперти.
 

31

 
Больница бесконечно рада:
Хирурга ждали там давно.
Пойдёт в деревне той бравада,
А папе явно всё равно,
Где делать, что ему привычно.
Ну, резать – а ему обычно,
Как резал он из года в год,
Зажим и скальпель, в рану ввод.
Больница удивлялась папе,
Он, видно, сразу же мастак,
А резать так он не дурак.
Он капитан. Стоит на трапе,
Он смотрит прямо в темноту,
И скальпель в руки. Я учту.
 

32

 
А братик Лёва промышлял
На речке Пяне глупой рыбкой.
Он с бережка уду кидал,
Встречал улов без перегиба.
А рыбка плюхалась в ведро
И там кружило болеро,
В избе прилежно вылезала
На сковородку – вроде бала.
Была игра в один конец,
Она ржавела постоянно
До вилки, а потом, туманно,
В кишки, кто скушал – молодец.
Ах, рыбка, жаль тебя, голубу,
А, впрочем, нет. Хрустишь. Как любо.
 

33

 
Я тоже, как отец и мать,
Хотел врачом. Мы утром встали.
Отец садится похлебать
Щи. – Ну, пойдём? – Мы зашагали.
Больница. Правую – не спутать – ногу.
Вошли. Его как полубога
Приветствует медперсонал.
В халат меня, иду, финал.
Стою пред белою простынкой
На толстом бабьем животе.
Отец – художник: на холсте
Он скальпелем ведёт по рынку
Её тугого живота,
А надо мною тьмы плита.
 

34

 
Мой аппарат воспоминаний,
Мозг, он работает пока.
Я жив, и начинаний
Не больше чем у чудака.
Врач – это крест, пиши пропало,
Кем буду я, бог весть, сначала
Ошибка, всё пошло не так,
Ну промах, ну ты влип, простак.
Подумай, что ты будешь делать!
Куда идти, не знаю сам.
Понятно, что не по зубам.
Головушка моя болела
От этих странных новых мук,
Я взял стрелу и вставил в лук.
 

35

 
Свобода стала наказаньем,
По крайней мере, для меня.
Все наши страхи и желанья,
По совести, галиматья
Для наших истинных стремлений.
Быть может, в нас сидит наш гений
И ждёт таинственный зарок,
Как мать нащупала зубок
И понимает, что для крика
Хороший повод Богом дан,
Поплачь же, мальчик, и орган
Вдруг твоего коснётся лика,
Немножко что-то поболит,
И нету: боль ушла, гамбит.
 

36

 
Лечу под облаками с папой,
Внизу деревни и леса.
Вдруг солнце вкралось тихой сапой
И жалит точно как оса.
Мне далеко отсюда видно,
Я вижу дом, и мне обидно
Что не узнаю я о том,
Кто населяет этот дом,
Зачем на крошечном заборе
В далёкой этой стороне
Никто не радуется мне.
Неправильно. В таком отборе
Я не живу, но как же мне
Лететь в воздушном волокне.
 

37

 
Мы опустились с небосклона
На поле. Видим: нас тут ждут
Монахи в рясах. Лаокоона,
Мне жаль, не наблюдалось тут.
Пошли мы в церковь. Входим в двери.
Отец духовный. Что неверью
Здесь делать средь мужчин в крестах?
Отец скрывается в местах,
Где батюшка вторым проходит.
Их нет минут пятнадцать. Вот
Выходит батюшка. Живот
С отцом моим облагородив,
Отец духовный на отца
Смотрел с любовью мудреца.
 

Вторая глава

1

 
Обед был важным. Я сидел,
Как сын обедавших монахов,
Вкушая пищу от плевел,
Благословлявшую феллахов.
Окрошка, зелень, мёд целебный,
Вино церковное, хвалебный
Мне подавался хлебный квас —
Чудесный, уверяю вас.
Я слушал старших разговор,
Глядел в окно, где солнце било
В глаза мне красным, заходило
За церковь и церковный двор.
Мы сели вновь на самолёт.
Пробежка по полю – и взлёт.
 

2

 
Да, я совсем и позабыл
О фотографиях из детства,
Что отражают детский пыл,
Моё сугубое наследство.
На первой изображено:
Я и братан. Обагрено
Изображенье. Я и палка
В руке моей, а дальше жалко
Мне братика. Я на второй
Иду без палки. Я герой,
Поскольку братец поугрюмел,
Большая шишка у него.
Я весел, горд, и оттого
Мой братец явно обезумел.
Вот так. Что скажете, друзья?
В лоб братцу. Ну хорош же я.
 

3

 
Сижу в панамке. Года два.
Вот Стригино, где я с братаном
Жил летом, и меня куда
Тянуло будто бы арканом.
На фотографии втроём
Братан, и я, и слева Мишка,
Мой незамеченный братишка,
Мы в небе ярко-голубом.
Смотрю вперёд, но взгляд испуган.
Я жду мгновение: сейчас,
Наверное, на всех на нас
Вот в этом воздухе упругом
Защитой нашей броневой —
Дорожка в небо с синевой.
 

4

 
На фотографии в лесу
Меж елей я держу грибочек.
Я с девочкой его несу.
Чистяк, без глупых заморочек.
Ещё вот снимок: я и брат.
Он улыбается. Плакат.
Колючую имею муку.
Но, боже мой, какая скука
Пред ёлками стоять лицом
И ждать щелчка, чтоб вышло фото.
Какая грубая работа —
Прочувствовать себя гербом.
Вот, он прекрасный, грустный мальчик,
О будущем прямой сигнальщик.
 

5

 
На снимке я в костюме зайца.
А сзади ёлочка горит.
Я смахиваю на паяца.
Я непонятный индивид.
На ёлочке висят игрушки,
Шары да прочие хлопушки,
Что ждут свидетелей живых.
Кот бросит взгляд в собранье их.
Над ёлочкой звезда сияет,
Пятиконечная звезда,
Она над нами завсегда,
Как признак счастья, символ рая,
Куда стремится все должны,
Пока возможности даны.
 

6

 
Велосипед – такая штука,
В чём убедился мой отец.
Стою и вижу, в папе мука,
Вокруг медсёстры, и конец
Его неправедным мученьям,
Он слева, прямо на колене,
Запрыгивая, разорвал
Брючину. Смех, каюк, провал.
Отец, придя домой, был мрачен:
– Да как же это так. – Вопрос
Густою волоснёй зарос.
Да стоит ли о том судачить.
Уж лучше чаю заварить,
Смотреть в ночные фонари.
 

7

 
Вернулись мы домой, и сразу
Приехал к нам грузовичок
С жратвой, с питьём. Он по приказу
Затормозил, как жеребок
Пред нашим домом. Въехал в двор.
– Хозяйка! Эй! Тебе набор, —
И мама вышла вместе с дедом.
Всё выгрузили. Мы с обедом
Довольно запоздали. Что ж,
Сидели вместе с тем шофёром
И слушали те байки. Скоро
Конец обеду. Гром и дождь
Ударили из неба сразу.
Шофёр исчез: стартёр, и газу.
 

8

 
Сарай стоял напротив дома,
И дед в сарае колдовал.
Жратва, как цель для астронома,
Обыденнейший ритуал.
Солёности, капуста в бочке,
Томаты в банках и грибочки,
Икра и вобла – всё гуртом
Вносилось в наш старинный дом.
Я часто залезал туда,
Сидел на угле пред глубокой
Дырой в полу, и лежебокой
Я не был. Я глядел, балда,
На эту бездну темноты
И думал: я умру и ты.
 

9

 
Ходил я в детский садик: утром
Вставал и шлёпал до него.
Какая б ни была побудка,
Не троньте деда моего.
Он шёл, тащил меня за ручку,
А я сосал свою тянучку,
Он лужи обходил со мной,
Я был ребёнок баловной.
Мы шли на встречу с детским садом
По Совнаркомовской, во двор,
Входили, дальше за забор,
Толкали дверь, сидели рядом.
Дед раздевал меня: – Иди.
Не видишь? Под ноги гляди.
 

10

 
Наш детский садик находился
За сотню метров от реки
В районе ярмарки унылой.
Домишки, точно старики,
Стояли низко слева, справа,
Лишь Дом Торговли, словно пава,
Парил над ними и сиял,
Как небом брошенный кристалл.
Я там прижился меж детишек,
Когда бы не одна деталь:
Галя Царапка. Было жаль
Всех зацарапанных мальчишек.
Меня не трогал их удел,
А Галька – блажь, довольно дел.
 

11

 
Закрылся садик. Всё ломали.
Район пошёл под полный снос.
Я с мамой еду. Вам едва ли
Менять когда то привелось
Ваш садик на какой-то новый.
Ну что ж, попробовать готовы,
Быть может, лучше будет там.
Трамвай. Окно. В трамвае гам.
Мы с мамой сходим в новом мире,
Идём по улице чужой,
Приходим. Воспитатель злой.
Я остаюсь, и сразу гиря
Придавливает всё во мне
И жмёт отчаянье извне.
 

12

 
Я выбежал назло ветрам.
Куда идти – не представляю.
Стояло лето. Конечно, хам,
По улице я прошагаю.
Вдруг вижу, далеко трамвай.
Вхожу, сажусь. Ну, погоняй.
Трамвай поехал за квартал
В ту сторону, что я желал.
Я на конечной остановке
Пошёл по улице пустой,
Меня доставила домой.
Вот дверь. – Ах, Саша? – перековки
Не требовалось. Вернулся в дом,
С которым я давно знаком.
 

13

 
Я помню первое волненье
От девочки, моей сестры
Двоюродной. Мы на мгновенье
Обнялись, после всей игры
Лежали на диване тихо,
Шумели гости (праздник), лихо
Кричали в комнате: – Зажгись! —
А мы тихонько обнялись.
Заснули и блаженно спали
Всю ночь. Видения мои
Шли слой за слоем, и слои
В моём мучении пластались,
Чтоб из меня потом восстать,
Чтоб мог влюбляться и желать.
 

14

 
Я еду на салазках с мамой
По нашей улице домой.
Метель метёт, и снег упрямо
Всё вертится передо мной.
Ветрище дует не на шутку.
То замирает на минутку,
То снова начинает дуть,
То корчит рожи: здесь шагнуть,
Наверное, мечта, морока.
Как мама борется, идёт,
Когда метель в глаза метёт.
Вот дом, добрались до порога.
А дома ждёт горячий чай.
Чаёк волшебный, выручай.
 

15

 
Занятье музыкой со мной
Явилось бесполезным делом,
Хоть слух имелся пребольшой.
Что слух, когда внутри свербело,
Что ремесло не про меня,
Что, публику ко мне маня,
Греховных побуждений мука
Зачтётся тем, чьё правильное ухо
Преклонит на старания мои,
Когда я не готов к мученьям,
И к чёрту все нравоученья,
Когда я создан для… Бои
Велись со мною дома, с мамой,
Но бесполезно: рос упрямым
 

16

 
Я мальчиком. Но всё зазря.
Она взяла меня с собою,
Сама от радости горя,
Что предстоит бой с судьбою
За сына. – Пусть споёт. – Я спел
О Чёрном море. Я замлел,
Когда все люди на меня
Уставились. При свете дня
Такое говорили мне
И маме, что учится надо,
Что мальчик – радость
Доставил нам. Я шёл. Конец
Моей свободе. Мама шла
Домой, схватила удила
 

17

 
Мужчины с женщинами. Что ж,
Пойду на первую проверку
Их выводов. Уважь – умножь
Несчастье мальчика, коверкай,
Коль хочется сей бодрый слог,
Насмарку выброси итог,
Который сразу ясен,
Коварен и опасен.
Я спел неплохо, восхищенье,
И в среду сразу на урок.
Я час промучился. Итог:
Домой, и в пятницу мученье
Назначено мне продлевать.
Я дома стал протестовать.
 

18

 
Протест закончился победой,
Я заболел. А грипп в тот раз