Джоан не отличалась столь броской внешностью, и все-таки она была красивой, а Голди — всего лишь хорошенькой. Высокая, сдержанная, с коротко подстриженными темно-каштановыми волосами, стройная и гибкая Джоан уставилась на меня серыми спокойными глазами, широко расставленными на прекрасно вылепленном лице.
   — Привет, Мак, — произнесла она. — Послушай, на тебе форма рядового, с чего же тогда Краб назвал тебя командиром?
   — Я и есть командир флота Республики Кеннеди. Просто никто не удосужился найти для меня флотский мундир.
   — А нагишом воевать просто неприлично, — вставил Краб.
   Внезапно остальные трое заметно занервничали.
   — Так вы настоящий офицер? — осторожно поинтересовалась Голди.
   — Самый настоящий.
   — О Господи! Прошу прощения за фамильярность, сэр. Просто в армии привыкаешь относиться к людям согласно тому, какая на них форма.
   — Все в порядке. Я здесь не для того, чтобы командовать. Меня просто направили сюда на время операции.
   — Да, сэр, — отозвалась Голди.
   — Не сэр, а Мак.
   — Слушаюсь, Мак.
   — Ладно, не важно.
   Голди обернулась к Крабновски.
   — Почему ты не предупредил нас, что этот человек офицер?
   — Я думал, что у вас хватит ума узнать его, — отозвался Краб.
   Голди вгляделась мне в лицо, почти неузнаваемое для самого меня под слоем пыли и трехдневной щетиной, и вдруг ее осенило:
   — Так вы командир Ларсон! Терренс Маккензи Ларсон! Тот самый, что доставил нас сюда!
   — Верно.
   Джоан присвистнула и ткнула Краба в бок.
   — Краб, как это ты завел такого важного друга?
   — Благодаря обаянию, Джоан, и только.
   — Значит, это вы помогли нам бежать из тюрьмы, — продолжала Джоан. — И это вам вживили имплантат.
   — Ну ничего, за это гардианы еще поплатятся! Сукины дети! Прошу прощения, сэр, — смутилась Голди.
   — Что же, давай начнем работу, и у тебя будет шанс расквитаться с гардианами.
   — Машина ждет снаружи.
   Десять минут спустя военная полиция и городской полицейский-финн выпустили нас за черту города, в котором расположились войска.
   Выехав из города, мы увидели, что вся земля покрыта тонкой снежной пудрой. Вокруг было бело и тихо.
   Наша задача была проста: выслеживать патрули и разведотряды гардианов, которые могли наблюдать за продвижением войск Лиги к «Гадесу», обезвреживать их или же предупреждать о гардианах тех, кто следовал за нами.
   Мы влезли в одну из отбитых у гардианов машин, на которой был установлен пулемет. Для пятерых человек здесь было тесновато, особенно потому, что двое из этих пяти были такие громоздкие существа, как мы с Крабом, но все-таки мы уместились внутри.
   Однако кое-что смущало меня, и я решил задать вопрос.
   — Послушай, Краб, ты не мог бы мне кое-что объяснить? Почему машина ничем не замаскирована? Похоже, начальство не заботится о вас.
   — Дело не в скупости начальства, — отозвался Краб. — Просто это бессмысленно. Заметил, на чем мы едем?
   — На машине, отбитой у гардианов.
   — Верно. Всего-навсего на машине — не на катере, не на шагающем вездеходе. На самой обычной простой машине с двигателями во втулках каждого колеса и аккумулятором под задним сиденьем. Гардианы рассуждали точно так же, как мы.
   — Как это?
   — Обе армии сейчас отрезаны от складов десятками световых лет. И потому транспорт должен быть настолько простым, чтобы он не требовал сложного ремонта или замены деталей. Кроме того, для нашей работы эта машина подходит как нельзя лучше. Местность здесь пересеченная, дорога идет то вверх, то вниз — гораздо чаще, чем по прямой линии. Любой наземный катер свалится с первого же здешнего холма, на который попытается взобраться. И потом, катера сильно шумят, на них установлено оружие с инфракрасным прицелом, они не особенно надежны — их сбивает с курса первым же сильным порывом ветра, а если надо поспешить, можно лишиться головы, ожидая, пока появится воздушная подушка. Нет, катера гораздо сложнее и ненадежнее, чем такие машины.
   — Пожалуй, в этом есть смысл, но почему вас отправили на задание с этим примитивным оружием? И почти без боеприпасов…
   — А зачем? — удивилась Голди. — Если мы найдем цель, это еще не значит, что мы в нее попадем. Кроме того, мы знаем, что можем надеяться только на себя. А если придется удирать? Представляешь, если нам придется бросить оружие и нам вслед будут стрелять? А из этих винтовок все равно никуда не попадешь.
   — Опять ты за свое! Сколько можно ругать УОЛ? — рассердилась Джоан.
   — Я вовсе не ругаю его! — возразила Голди. — Это всем известно — оно никуда не годится.
   — Постойте, — вмешался я, — что такое «уол»?
   — Вот, — объяснил Боб, похлопав по стволу своей винтовки. — Универсальное Оружие Лиги — УОЛ. Им снабжены все войска, отправленные сюда.
   — И если хочешь знать, в нем есть к чему придраться, — добродушно продолжала Голди. — УОЛ имеет слишком низкую скорость стрельбы — около восьмидесяти выстрелов в минуту в автоматическом режиме.
   — Слушай, давай без шуток, Голди, — вступил в разговор Краб с таким видом, словно уже не раз приводил один и тот же довод. — Стреляя в автоматическом режиме, в девяносто девяти случаях из ста ты ни в кого не попадешь. Ты стреляешь просто затем, чтобы заставить противника спрятаться в укрытие и помешать ему целиться в тебя. Даже если бы скорость стрельбы составляла двести пятьдесят выстрелов в минуту, противники не смогли бы прятаться раньше, а у тебя кончились бы патроны в четыре раза быстрее — и потом, зачем тащить с собой такую тяжесть только для того, чтобы кого-то отпугивать?
   — Но разве нельзя облегчить вес боеприпасов? — удивился я.
   — А какой в этом смысл? Вес придает патрону нужную инерцию, дальность полета, точность, пробивную силу — в общем, позволяет оставлять в мишени классные огромные дыры, — заключил Краб. — Если патроны станут легче, скорость их снизится от сопротивления воздуха, их будет сбивать в сторону даже легкий ветерок — что в этом хорошего? Нет, УОЛ мне нравится, — задумчиво добавил Краб. — Внушительная вещь, простая в механическом отношении. Редко ломается. Просто лучше бы нам выдали еще сотню зарядов для лазера.
   — Видите ли, командир, у нас с собой есть УОЛ/Л — вторая «Л» значит «лазер», — объяснил Боб. — Краб считает, что с ним одна морока, что эта штука не стоит лишней тяжести в рюкзаках.
   Я уже пожалел, что завел этот разговор. Насколько я понимал, о своем оружии каждый из солдат имел определенное мнение. Мои четыре спутника вскоре вступили в яростный спор о достоинствах и недостатках УОЛ.
   Но все они соглашались, что УОЛ — самое распространенное оружие и что, если бы вся армия перешла на стандартное вооружение, было бы гораздо легче использовать его.
   Однако у разведчиков оказались и образцы более сложной техники — прежде всего «Железная дева». Боб работал с ней первым. Эта «Дева» представляла собой миниатюрную комбинацию радара, гидролокатора и инфракрасного локатора, которая укреплялась на голове и позволяла наблюдателю видеть окружающий мир сквозь пару экранов на расстоянии ладони от лица. «Железная дева» твердо гарантировала пользователю головную боль по прошествии максимум часа, и потому мы сменялись через каждые тридцать минут.
   Моя очередь наступила после Боба, и мне понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к устройству. Жизнерадостный и суматошный маленький компьютер преобразовывал импульсы радара в два параллаксированных изображения; в результате получалось, что видишь картину словно в электронный бинокль.
   Обычно устройство вело ленивое сканирование со скоростью одного оборота в минуту — казалось, моя голова медленно поворачивается вокруг шеи. Мне оставалось только переключать режимы работы и делать повторное сканирование при появлении какого-либо интересного объекта. Обруч «Железной девы» доставлял отвратительную боль, но в остальном устройство было чрезвычайно удобным для наблюдения.
   Мы двигались дальше.
   Джоан вскоре забрала у меня «Деву», а я сосредоточился на том, чтобы избавиться от плавающих перед глазами пятен. Голди сидела, свернувшись, как котенок, возле площадки для пулемета.
   — Послушайте, командир, вы умеете играть в духов?
   — Во что?
   Краб покачал головой:
   — Берегитесь, командир. Она положит вас на обе лопатки.
   — Помолчи, капрал, иначе не примем тебя в игру. Это очень просто, командир: первый из нас пишет букву, а затем все остальные по очереди добавляют к ней другие буквы слова. Надо составить настоящее слово, но тот, кому придется написать последнюю букву, получает первую от слова «дух». И так далее — до самой последней буквы. Тот, кто станет «духом», выбывает из игры, а игра продолжается, пока не останется один победитель. Боб, тебе начинать.
 
 
   — Что это за слово начинается на «дезори»?
   — Замечательное слово.
   — Вечно ты блефуешь. Давай, Боб, покажи ей.
   — Если ты имела в виду «Дессау», ты уже проиграла. И потом, это имя собственное.
   — «Дезори» — начало отличного слова…
   — Краб, в сторону! — выкрикнула Джоан, лихорадочно переключая кнопки «Железной девы».
   Крабновски резко свернул в кусты, чуть не забуксовав в снегу. Он успел схватить гранатомет прежде, чем машина полностью остановилась. Свой гранатомет Краб лично отобрал у гардианов.
   — Где? — торопливо спросил он.
   — Шпион! Летит низко, наверняка из «Гадеса». Направление — юго-восток, курс — примерно сто девяносто.
   Краб сорвал шлем и зарядил гранатомет.
   — Боб, вызывай штаб. Скажи, чтобы войска сворачивали с дороги, если они уже вышли. А мы попытаемся прикрыть их.
   — Команда-пять вызывает штаб. Команда-пять вызывает штаб. Видим самолет противника, направляется в вашу сторону, курс примерно сто девяносто. Возможно, ведет съемку.
   Голди вскочила, наводя и заряжая пулемет.
   — Голди, разве эта штука может пробить броню самолета? — удивился я.
   — Нет, но наверняка отвлечет его, пока Краб целится, — торопливо ответила она. — Джоан, долго еще ждать?
   — Он летит медленно и низко. Пожалуй, через восемьдесят секунд будет над нами. Курс сто девяносто пять — прямо на седловину между холмами.
   — Да, он явно ведет съемку, — вставил Боб. — Штаб ответил. Они уже успели укрыться под деревьями.
   — Какая разница, если он снимает в инфракрасном режиме? — пожал плечами Краб, наводя тяжелый гранатомет. — Джоан, он следует вдоль дороги?
   — Вроде бы — да.
   — Голди, дай ему знать, что мы здесь.
   Голди выпустила в воздух несколько очередей. Заряды разрывались в верхней точке траектории.
   — Он проглотил приманку, — объявила Джоан. — Приближается. Видимость — десять.
   Мы уже слышали рев двигателей.
   — Подходит все ближе, — сообщала Джоан. — Наверное, решил, что наткнулся на партизан. Дай-ка еще очередь, Голди.
   Самолет появился вдалеке, направляясь прямо к нам. Голди еще раз пустила длинную очередь.
   Внезапно самолет прибавил скорость и пронесся прямо над нами, выбросив бомбу, упавшую на расстоянии ста метров. Земля под нами задрожала от взрыва, воздух наполнили дым и запах горящего дерева.
   — Он поворачивает! — крикнула Джоан. — Стреляй в сторону дороги, отгони-ка его от нас!
   Голди развернула пулемет и дала еще одну очередь в пустое небо над дорогой.
   Вой двигателей на мгновение утих, а затем стал сильнее прежнего.
   — Он снова сбросил бомбу! Сейчас…
   Земля взметнулась в воздух в пятидесяти метрах от машины, запах гари и дыма стал удушливым. Самолет пронесся прямо над головами, и Голди выпустила очередь, целясь в фюзеляж, на котором заряды взрывались, причиняя не больше ущерба, чем петарды.
   Краб бросился к дороге, таща на плече гранатомет.
   — Джоан, приготовься и, когда до него останется километра полтора, дай сигнал.
   — Ясно. Голди, похоже, ты его все-таки зацепила — разворот был слишком широким, он вроде бы направляется к дому… нет, приближается!
   — Вижу! — крикнул Краб.
   — Дальность цели — полтора километра. Огонь!
   Краб выпустил сразу шесть снарядов, и они взмыли в воздух, пылая, как римские свечи, и меняя вид. Они гнались за самолетом. Один прошел впритык к цели, но пять попали точно в самолет. На месте самолета в небе появился огненный шар, оранжево-черный клубок пламени. Он рухнул в лес невдалеке от нас и взорвался, взметнув в небо кровавый язык и оставив после себя кучу догорающих обломков.
   Внезапно вокруг наступила тишина.
   А я пришел в себя — я почувствовал это. Только что я видел настоящий огонь, способный пожирать и убивать. Объятый страхом, я долго не мог оторваться от пылающих руин самолета. Огонь был реальным, находился совсем рядом и горел довольно долго. Почему-то мне хотелось, чтобы он подольше не угасал.
   Вдруг я осознал, что сам не горю — пламя бушует снаружи, не касаясь меня.
   Собравшись с силами, я встал и отряхнулся.
   Крабновски вернулся к машине, скинув с дороги тлеющие ветки. Боб спокойно проговорил что-то в микрофон и отложил его. Джоан сняла «Железную деву» и потрясла головой, часто моргая, а затем положила ее на колени и потерла глаза.
   Краб отдал Голди гранатомет. Она приняла оружие, уложила его в машину и развернула на место пулемет, а Краб тем временем запустил двигатель. Мы двинулись дальше.
   Две минуты спустя Голди и Боб заспорили, можно ли считать законченным слово «дезориент». Позади нас в чистое небо поднимался мертвенно-черный столб дыма.
 
 
   Мы разбили лагерь в шестидесяти километрах от места, где был сбит самолет. Остаток дня прошел без каких-либо происшествий.
   Ночь выдалась морозной, темной и на редкость тихой. Наступила моя вахта. Я уселся в машине, завернувшись в одеяло, и задумался.
   По какой-то странной причине впервые за время этой войны я почувствовал себя в безопасности. Здесь, сейчас, опасность была очевидной, явной, видимой издалека, как линия горизонта на обширной равнине. В любую минуту мог появиться человек или машина и попытаться убить меня. И если противнику повезет, я погибну. Только и всего. Тут были ни к чему какие-либо тонкости, ничего не зависело от планов и сложной игры обеих сторон, от тактики, стратегии и мучительных размышлений о том, кому и насколько следует доверять.
   Все, что мне требовалось, — осторожность, а привыкшие к изощренному умственному труду участки моего мозга могли наконец-то передохнуть.
   Внезапно я понял квартет, вместе с которым путешествовал, его спокойствие и уверенность во время стрельбы сегодня днем.
   Бывает время, когда борьба до крайности упрощается и выбор приходится делать между выживанием и смертью. Этот выбор человек делает элементарно и машинально. Даже самоубийца осторожно переходит улицу к зданию, с крыши которого собирается спрыгнуть.
   Сделай правильный выбор, выбери верный путь — и уцелеешь. В противном случае — умрешь.
   Уложив винтовку на колени, я спокойно вгляделся в холодную ночь.
   Два дня спустя опасность вновь приняла изощренную форму.
 
 
   Мы катились по той же дороге, радуясь солнечному дню, но не забывая об осторожности, когда Краб вдруг свернул в сторону и нырнул в кусты.
   — Что та… — начал я, но Краб оборвал меня резким жестом.
   Я замолчал, и тут же в тишине отчетливо послышался шум электромотора еще одной машины, приближающейся по дороге.
   Выразительными жестами руки Краб расставил Джоан, Боба, Голди и меня позади прикрытия. Затем он пересек отделяющие нас от дороги двадцать метров и лучом лазерной винтовки перерезал ствол ближайшего дерева. Дерево с громким треском повалилось и перегородило дорогу.
   Краб торопливо вернулся на свое место за кустами, рядом со мной.
   Ждать пришлось недолго. Секунд через пятнадцать у нас появилась компания. На дорогу из-за поворота вывернула машина — близнец нашей, отбитой у гардианов. Оба ее пассажира слышали звук падения дерева и держали оружие наготове.
   Они остановили машину в нескольких метрах от поваленного дерева и осторожно вышли из нее, внимательно осматриваясь.
   Отойти от машины им так и не удалось — я прикончил обоих выстрелами в грудь. Оба гардиана дернулись и затихли на земле. Я выстрелил не думая и потому попал, но уже минуту спустя меня затошнило.
   Мы выбрались из-за кустов, гадая, не следуют ли за убитыми гардианами их товарищи.
   — Отличная стрельба, командир, — похвалил Краб.
   — Еще бы! — вяло отозвался я.
   — Боб, передай следующее сообщение, — приказал Краб и взвалил на плечо винтовку.
   Вскоре мы продолжили отсчитывать мили дороги — уже на двух машинах.
   Мы слишком продвинулись вперед, и в этом не было ничего хорошего. Нет смысла сообщать о том, что участок дороги чист, а затем оставлять его без наблюдения чуть ли не на двое суток. Помня об этом, Краб решил сделать привал пораньше.
   Мы разбили лагерь у вершины округлого холма, возвышающегося над широкой долиной. Здесь мы имели возможность не только полюбоваться живописным видом, но и заметить приближающегося противника еще издалека. Местом для ночлега мы выбрали глубокую выемку близ вершины холма, в которую не добирался ветер.
   Нет ничего лучше, чем по-настоящему согреться в холодную ночь. Мы, все пятеро, сбились у костра и увлеклись едой. Шла вахта Голди; она ела, положив на колени лазерную винтовку. «Железная дева» должна была истошными сигналами предупредить нас, если кто-нибудь потревожит ее идиотские мозги. Под ее защитой мы были почти в безопасности.
   Боб расправился с едой и направился к машине гардианов, отвоеванной нами раньше этим же днем. Вскоре он вернулся с объемистым холщовым мешком и с глухим стуком опустил его на землю.
   Краб выжидательно уставился на него.
   — Ну и что?
   Боб присел на корточки и завозился с тесемками, стягивающими отверстие мешка.
   — Это почта.
   Голди внезапно заинтересовалась и стала помогать ему. Джоан вздохнула в изнеможении, словно воспитатель детского сада, подопечные которого назло перемазались красками.
   — Командир, я так надеялась, что, по крайней мере, ваше присутствие сдержит этих двоих. Скажите, возможно ли вообще позорное увольнение за подобные поступки?
   Я усмехнулся:
   — Не имею ни малейшего представления, но звучит заманчиво.
   Боб возразил с видом оскорбленного достоинства:
   — Мы не грабители и не мародеры. Мы ведем разведку, верно? А здесь нам попался целый мешок сведений.
   — И потом, нам хватит топлива для костра на всю оставшуюся ночь, — добавила Голди.
   — Не можем же мы позволить себе сжигать улики! — возмутился Боб.
   — Эй, командир, — обратилась ко мне Голди, — если мы найдем чеки или деньги, можно конфисковать их в нашу пользу?
   — Великолепная мысль, Голди, — рассеянно подтвердил Боб. — А потом нам останется только отправиться в первый банк Новой Финляндии и предъявить чек гардианов. Вот увидишь, там будут рады оттяпать нам головы и вышвырнуть их за дверь.
   — Похоже, ты прав. А что там еще?
   — Почти ничего, — пробормотал Боб, просматривая письма. — Какая скучища! Черт, что за тупые типы эти гардианы!
   Краба вдруг осенило:
   — Послушай, а посылок там нет?
   — Сейчас посмотрим, — отозвался я и выудил из мешка тщательно упакованную прямоугольную коробку. Я вскрыл ее ножом. — Прямо золотая жила! Шоколад, сигареты, печенье…
   Боб и Голди сразу же бросили письма и принялись азартно рыться в мешке, отыскивая посылки. Через несколько минут их обоих окружали груды коробок с едой, дешевыми, излюбленными у солдат сигаретами, коллекция порнографического хлама, отпечатанного на тонкой бумаге. «Прилагается специально для космических полетов, чтобы помочь скоротать и сэкономить время», как было указано на упаковке. Боб решил, что и впрямь напал на золотую жилу, и с утроенным рвением продолжил поиски.
   — Смотрите, а вот кое-что любопытное.
   — Что ты нашел. Боб? — поинтересовался Краб.
   — Сумка с донесениями или чем-то вроде этого. Здесь указано: «Сверхсекретно».
   — Будь осторожен, Бобби — может, пакет заминирован, — предупредила Голди.
   — Минутку… — Боб достал фонарик и открыл карманный нож. — Если они решили, что я с этим не справлюсь… — Он поковырялся в замке сумки, держа фонарик во рту. После нескольких попыток Боб слегка повернул влево острие ножа, и сумка открылась со звонким щелчком.
   Боб изобразил улыбку, насколько это было возможно с фонариком во рту, и принялся разбирать бумаги, вытащенные из сумки.
   Первые несколько листов он перевернул, почти не читая, а затем приостановился, вернулся к началу и начал читать их медленно и задумчиво. Я видел, как постепенно бледнеет его лицо. Наконец Боб отложил бумаги, с трудом глотнул и заговорил — негромко, но таким тоном, что все мы застыли на своих местах.
   — Проклятье! Нам крышка. Командир, капрал Крабновски, по-моему, надо послать ко всем чертям график выхода на связь и связаться со штабом немедленно.
   — Зачем? — поинтересовался я. — В чем дело?
   — Сюда движется корабль, — объяснил Боб. — И притом чертовски большой, из тех, что могут летать в космосе и входить в атмосферу планет. Это нечто вроде космического авианосца. Чертова штуковина должна быть размером с астероид, и орудий на ней…
   Я не дослушал, потянулся к бумагам, вынутым из сумки, и начал читать вслух:
   — «Экипаж корабля — две тысячи человек…»
   Читать пришлось долго, но каждая из цифр вызывала мысль, что всякая надежда потеряна.
   — «…обслуживающий персонал для восьмидесяти космических истребителей „Комета“, пятидесяти космических и воздушных истребителей „Мститель“ и сорока воздушных бомбардировщиков „Торнадо“…»
   И так далее, и так далее. Информация предназначалась для убитого командира базы «Деметра», генерала Шлитцера. Я лично застрелил его. Пакет был направлен генералу, чтобы тот заранее успел подготовиться к приему корабля.
   Боб нервно водил пальцем по одной из бумаг.
   — Этот корабль называется «Левиафан».
 
 
   — Командир, машина приближается!
   — А ты уверен, что это машина из штаба? — Долгая ночь на Новой Финляндии была в самом разгаре. Я настроил инфракрасный бинокль и взглянул в сторону поворота дороги.
   Краб подхватил свой гранатомет, зарядил его и водрузил на плечо.
   — А если нет, гостям будет оказан шумный прием.
   Но как только машина выехала из-за деревьев, мы ясно рассмотрели знак Лиги — пламя, корабль и звезду. В машине сидели двое — женщина и мужчина, некотором я узнал Джорджа. Женщина, должно быть, была офицером разведки, которого Тейлор прислал после получения шифрованного сообщения о находке. Похоже, штаб встревожился не меньше, чем мы.
   — О Господи, Джордж! — Мой давний приятель выглядел, словно только что вырвался из лап смерти, был исхудавшим, усталым и вялым.
   — Привет, Джефф. — В его голосе сквозила смертельная усталость. Когда же он спал в последний раз?
   — Краб, скорее сюда!
   Краб сбросил гранатомет, позвал Джоан и поспешил к машине, чтобы помочь мне вытащить Джорджа.
   — Джордж, что с тобой стряслось? — спросил я. Мы с Крабом поддерживали его с двух сторон — по-видимому, самостоятельно Джордж не мог сделать ни шага.
   — Просто давно не спал. И не ел.
   Я обернулся к женщине. Она поднялась с водительского места, покачивая головой.
   — Бонсуар, командир. Я — лейтенант Мари-Франсуаза Чен, армия Шестой Французской Республики, личный номер 899701228. Не знаю, зачем со мной отправили этого человека. Каким бы специалистом по технике гардианов он ни был, сейчас он слишком плох. Мне очень жаль.
   — Совершенно согласен с вами, — черт возьми, война войной, но нечего надеяться выжать что-нибудь из Джорджа, когда он в таком состоянии. — Джордж, тебе надо перекусить. Сейчас мы накормим тебя и уложим спать.
   — Я не хочу есть. А заснуть я уже пробовал — не получается.
   — Хочешь или нет, а перекусить тебе придется. Голди, приготовь что-нибудь съедобное и найди в аптечке снотворное.
   — Слушаюсь.
   Мы с Крабом скорее дотащили, чем довели Джорджа до костра. Голди уже хлопотала здесь, готовя-еду. Боб и лейтенант Чен вытащили из машины вещи и последовали за нами. Чен начала просматривать бумаги сразу же, пока мы пытались впихнуть в Джорджа хоть немного еды. Вместе с последней ложкой супа из концентратов Голди заставила Джорджа проглотить сильнодействующий седатив. Вскоре препарат подействовал и Джордж заснул — если бы не снотворное, наверняка кошмары разбудили бы его через пару минут.
   — Почему бы вам тоже не прилечь, командир? Остальные спали не меньше шести часов прошлой ночью, а вы даже не ложились, — напомнил Краб.
   Чен подняла голову:
   — Да, командир, думаю, вам будет лучше отдохнуть. Пройдет несколько часов, прежде чем я сумею сказать что-либо определенное.
   — Ладно, уговорили. Голди, дай-ка мне такую же пилюлю. — Я не мог позволить себе тратить драгоценное время отдыха, силясь заснуть.
 
 
   — Командир, просыпайтесь. — Джоан поднесла к моему носу кружку крепкого кофе. Запах разбудил меня, но пошевелить языком я смог, лишь приподнявшись и сделав первый глоток.
   — Спасибо. Сколько я проспал?
   — Около трех часов.
   — Как Джордж?
   — Спит, как младенец. Наконец-то он перестал ворочаться и затих.
   — Уже неплохо. — Я спал в одежде, сняв только обувь и ремень. Выбравшись из спального мешка, я снова оделся и с отвращением оглядел рубашку — чистой ее можно было назвать неделю назад.
   — Чен-уже что-нибудь выяснила?
   — Да. Потому я и разбудила вас.