– Армен, свети! – командовал Камо. – Пусти-ка, Сэто, дай я поработаю. – И он взял из рук Сэто тяжелый лом.
   Грикор тщательно выгребал из вырытой в скале ямки крошки камня и ссыпал их холмиком на плоский обломок скалы.
   – Не много, – заметил он. – Гора моя пока не больше кулака.
   – Когда она будет не с кулак, а с голову ребенка, тогда только можно будет заложить в пробоину взрывчатку, – сказал Ашот Степанович.
   Камо, всегда нетерпеливый, на этот раз был возбужден сильнее обычного. Он с жаром наносил по скале удар за ударом. Пот лил с него градом.
   – Погоди, – сказал Грикор, – ты зря мучаешься, как молодой бычок в первой упряжке. Зря мучаешься! Каждое дело сноровки требует, – добавил он наставительным, как у деда Асатура, тоном. – Бей ломом не торопясь. Камень не силой, а ухваткой брать надо.
   Грикор одно время помогал рабочим в каменоломне колхоза, на строительстве скотного двора для молочной фермы, – он не раз видел, как ломали и подрывали камень. Взяв лом, он начал бить им по скале размеренными ударами, без напряжения и спешки. И вскоре гора обломков на плоском камне начала быстро расти, а лом уходил в скалу почти на две пяди.
   – Видел?.. Вот как надо камень долбить! – гордо сказал Грикор. – А то… силилась лягушка, а с вола не надулась, – добавил он, взглянув на Камо.
   Ребята засмеялись, а Камо смущенно улыбнулся.
   – Ну, Сэто, пошевеливайся, очищай дыру! Так сейчас грохнем – на весь мир!.. – И, взяв свою котомку, Грикор вынул из нее и разложил на земле все необходимое для взрыва. – Теперь, Камо, – сказал он, – гляди внимательно. Вот этот желтый порошок – аммонал. Насыпь его в пробоину… Вот так, молодец!.. Теперь возьмем этот черный шнур – это фитиль, а это – капсюль. Надо конец фитиля вложить в капсюль, а капсюль зарыть в аммонале… Так, правильно… Помоги теперь собрать эти обломки. Ими надо заделать пробоину и хорошенько утрамбовать тупым концом лома. А конец фитиля должен остаться снаружи.
   – Ты что это? Вздумал лекции читать?
   Грикор был неузнаваем. Словно совсем другой человек, а не вечный шутник-весельчак… Он отдавал распоряжения, и Камо и Сэто беспрекословно подчинялись.
   – Ну, готово! Осторожнее трамбуйте… Все правильно сделано, – сказал Ашот Степанович. – Грикор, заканчивай заделку пробоины, выводи наружу фитиль!
   Ашот Степанович внимательно осмотрел все еще раз и тогда уже скомандовал:
   – Все уходите отсюда! Сейчас подожгу.
   Он зажег спичку и поднес ее к фитилю. Послышался легкий треск, слабый голубой огонек вспыхнул и побежал по шнуру фитиля к капсюлю, заключенному в аммонале.
   Ашот Степанович торопливо последовал за ребятами. Выйдя в соседнюю пещеру, они притаились здесь у одной из ее стенок.
   Не прошло и минуты, как раздался оглушительный взрыв. Скала задрожала. Удушливый запах взрывчатки наполнил воздух.

ВОДОПАД ВНУТРИ СКАЛЫ

   Ашот Степанович первым возвратился в пещеру.
   Пыль раскрошенных камней и едкий запах аммонала стесняли дыхание.
   В темноте, лишь слабо прорезаемой тусклым светом карманного фонарика, ребята осторожно пробирались вслед за геологом к тому месту, где ими был заложен заряд.
   Поднятые взрывом пласты камней были разбросаны вокруг бесформенными кусками. На самом месте взрыва образовалось углубление величиной с большую ванну. Каменное дно его под ногами у мальчиков дрожало и тряслось так, словно они стояли на площадке гигантского генератора.
   – Ну, наш ученый, что это по-твоему? Котел в аду кипит или вода бежит? – обратился к Армену Грикор.
   – И ты в такое время так спокойно шутишь? Да ведь с ума можно сойти!.. Дай сюда лом, Сэто! – крикнул Камо.
   Его охватила буйная радость. Схватив лом, он начал лихорадочно разбивать им дно образованного взрывом углубления.
   – Ну-ка, остановитесь! Тихо, дайте послушаю. – Грикор лег и приложил ухо к большому плоскому камню. – Вода, право слово, вода! Настоящая вода – булькает, плещет, бурлит, ключом кипит! Вода, водичка моя милая, я тебя из тюрьмы твоей освобожу, на белый свет выведу!.. Эй, парень, – хлопнул он по плечу Сэто, – что стоишь рот разинув? Радуйся, радуйся!
   Грикор стремительно выбежал из пещеры и, прыгая на одной ноге на самом краю обрыва, крикнул в ущелье:
   – Воду, воду нашли!
   Надев на конец посоха папаху, он бурно потрясал ею, как делал всегда, пытаясь привлечь внимание рассыпавшихся по лугу телят.
   Вслед за Грикором на край пещеры выбежал Камо и закричал как сумасшедший:
   – Дедушка, вода! Вода совсем рядом!.. Канал, тот самый канал!..
   – Эй, внучонок, – отозвался дед, – что мне делать? Может быть, прийти помочь вам? – добавил он, совсем забыв об «аде» и своих страхах.
   – Нет, дедушка, сейчас мы сами идем к вам.
   Вернувшись к товарищам, Камо сказал огорченно:
   – Жаль, что нет у нас больше капсюлей! Какая была бы радость!.. Вся деревня бросилась бы к Черным скалам… А теперь придется еще подождать.
   Поднявшись по веревочной лестнице на вершину, наши разведчики спустились оттуда в ущелье.
   От радости никто из них не замечал, что льет сильный дождь.
   Камо уже подходил к дереву, когда позади него раздался веселый голос:
   – Здесь, здесь! Мы спрятались от дождя!
   Навстречу им выбежала Асмик.
   В это мгновение вновь раздался удар грома, такой силы, будто скала раскололась или сразу сто пушек выпалило. Асмик упала, а Армен в испуге присел. То же сделали и шедшие за ним Грикор, Сэто и Ашот Степанович. А Камо словно какая-то невидимая сила вверх подбросила: он взмахнул руками и растянулся на земле плашмя.
   Зажженный молнией, гигантским факелом вспыхнул дуб.
   Старик охотник выбежал в страхе из-под навеса скалы, увидел ребят, припавших к земле, и в ужасе поднял руки к небу:
   – О сатаэл[20], о бог ада, что же, какой же ответ дам я матерям этих детей?.. О безжалостный, бессердечный сатана!..
   Асмик лежала, то открывая, то закрывая рот, похожая на выброшенную из воды рыбку. Однако она быстро оправилась, поднялась на ноги и, пошатываясь, пошла к деду. Пришли в себя и Ашот Степанович, Сэто с Грикором, а немного попозже и Камо.
   Испуганные, и смущенные, ребята молча смотрели друг на друга, на растерянное лицо деда, на горящее дерево…
   – Чуть было ног не протянули, прежде чем воду нашли, – сказал Грикор.
   – Идем, идем, ребятки! – торопил их дед. Он был бледен как мел.
   На пути в село дед Асатур говорил:
   – Ну что по-вашему, не сатаэл вас ударил?
   – Как же бы мы в живых остались, если бы он нас ударил? – засмеялся Камо.
   Старик посмотрел на мальчика недоверчиво. Он все еще не мог избавиться от стариковских, темных предрассудков.
   – А почему же он дерево ударил, под которым вы были?
   – Никакого сатаэла не существует. Молния ударила. А молнию притянул медный кувшин, – объяснил Армен. – Для молнии это самая хорошая мишень.
   – Это, пожалуй, верно… – в раздумье поскреб затылок дед. – Покойный дед Симон – кума моего Мукела отец – шел как-то во время грозы с заступом на плече, вот молния и ударила в заступ… Умер человек… Так, значит, никакого сатаны?..
   Дед вдруг проявил такую бурную радость, точно ему подарили весь мир.
   – А ведь могла бы получиться глупая история, – говорил Камо. – Если бы мы добежали до дуба минутой раньше, мы все уже были бы под деревом, и молния нас наверно бы убила… Вот попробовал бы тогда бедный Арам Михайлович убедить тетку Сона, что сатана тут ни при чем!
   – И вправду, какое совпадение! – сказал Армен. – А вы только назад поглядите – какое зрелище!..
   Ребята остановились и оглянулись.
   Гигантским факелом пылал у подножия Чанчакара разбитый молнией дуб, взметая высоко в небо клубы черного дыма и языки пламени.

«МЕСТЬ САТАЭЛА»

   В начале повести мы уже говорили, что село Личк в течение столетий, затаив в сердце страх, смотрело на Черные скалы. В последние годы, правда, страх этот был забыт, и лишь ничтожные остатки его еще жили в сердцах нескольких стариков. Но то, что произошло в этот день, вдруг оживило, воскресило старые суеверные бредни.
   Уже с утра все село узнало, что комсомольцы пошли на Черные скалы. Баграт, смеясь, говорил колхозникам:
   – Наши орлы, комсомольцы, взяли кирки да лопаты, полезли отнимать воду у самого вишапа.
   Сона, стоя на крыше своего жилища, кричала:
   – Чтоб род твой сгинул, собака Асатур! Зачем ты сына моего в адову пасть повел?.. Чтоб тебя разорвало! Чтоб тебе…
   Стоявшие на улице дети, представив себе Сэто в «адовой пасти», весело засмеялись, еще больше рассердив этим злую женщину.
   А счетовод Месроп, перебирая четки, таинственно нашептывал одной из старух:
   – Смотри, какие тучи… Не может быть, чтобы сатана оставил безнаказанными этих сорванцов!..
   И в самом деле, собравшаяся толпа увидела, как огромная темная туча неторопливо наползала с запада на Черные скалы.
   Первый взрыв в скале заглушили раскаты грома.
   – Над Черными скалами гром, молния! Откуда в такой солнечный день черные тучи? Вишап мстит! – кричала Сона, размахивая длинными, костлявыми руками. – Сгинули, пропали детушки!.. Обозлился в аду сатана… Огненным кнутом грозит сынку моему!..
   – Полно тебе каркать по-вороньему! – крикнул ей кузнец Самсон.
   А Месроп бормотал:
   – Велики грехи наши… Жертву, жертву… Сколько лет не приносили жертвы!
   Услышав слова Месропа, кузнец Самсон поднес тяжелый кулак к самому носу бывшего дьякона:
   – Вот тебе «жертва»!.. Если в тяжелые дни войны вы нескольких старух с толку сбили, жертву принести уговорили, думаешь – и теперь это пройдет?.. Все это ушло-прошло, больше не увидишь!
   – Я ведь не говорю… Какое мне дело!.. – забормотал в испуге Месроп.
   Но тут над Черными скалами вновь засверкала молния, удары грома потрясли воздух.
   – Люди, смотрите – огонь! Открылась дверь адова! – заголосила Сона. – И бог на нас и ад… Это месть сатаэла! Сэто, где мой Сэто?..
   Сона сошла с крыши и побежала из села к тропке, ведущей к Черным скалам.
   Всполошилась и мать Камо.
   – Самсон, – говорила она, – может быть, наш сын там погибает… Быстрее! Окаменел ты, что ли?
   Кузнец Самсон, человек по природе хладнокровный и спокойный, увидя клубы дыма и прорывающееся сквозь него у Черных скал пламя, тоже сорвался с места и, как был в кузнечном фартуке, без шапки, помчался вслед за Сона.
   За Сона и Самсоном побежали матери Грикора и Асмик, а за ними вдогонку и другие колхозницы.
   Маленькая старушка вышла торопливыми шагами из села и засеменила вслед за всеми. На ее худеньком, покрытом глубокими морщинами лице был написан ужас.
   Старушка то и дело останавливалась, поднимала глаза к небу и осеняла себя крестным знамением.
   – Силы небесные, – шептала старушка, – силы небесные, сохраните моего Асатура!
   Но как же велики были удивление и радость и старушки Наргиз и сварливой Сона, когда на одном из поворотов тропинки с веселой песней вышли им навстречу все наши герои! На беззаботных, радостных лицах ребят не было и признака каких-либо пережитых ими ужасов.
   Старуха Наргиз обняла своего старика, матери – детей, и начались беспорядочные спросы да расспросы.
   – Что у вас там такое было? Что это гремело, прямо как у меня в кузне? – весело спрашивал кузнец Самсон.
   – Как же без грома! С чертями сражались, – подмигнув товарищам, ответил Грикор. – Мы им под ад динамит подложили. Ну, ясно, они и разбушевались… С комсомольцами – руки коротки – не справились, вот и обрушились на дерево!
   – Бедное дерево!
   – И-и-и!.. Неправду говоришь! – вмешалась Сона.
   Сэто, вспыхнув до корней волос, закричал на мать:
   – Не довольно ли тебе? А я-то откуда пришел?
   – И-и-и!.. Глазоньки мои бы не видели: и моего ягненочка с пути сбили!..
   А Ашот Степанович говорил кузнецу:
   – Храбрые ребята, храбрый и твой сынок!..
   Наступила ночь, и в ее густой тьме казалось особенно ярким пламя догоравшего на Чанчакаре дерева.

УГРЫЗЕНИЯ СОВЕСТИ

   Старый охотник никогда еще не был так взволнован, как в эту ночь.
   – Жена, сколько грошей дадут за таких людей, как мы с тобой? – с горечью спросил он у своей старухи и, не ожидая ответа, пошел в хлев.
   Наргиз в полном недоумении поглядела ему вслед: что это творится со стариком?
   А дед Асатур, сидя в углу хлева, тихо разговаривал сам с собой.
   – Да разве кто из дедов твоих покупал себе архалук на нечистые деньги, что ты хочешь купить?.. Разве мать твоя на нечистые деньги покупала себе платье, что ты захотел жене купить?.. Разве кто с нечистыми деньгами в кармане доходил до конца своего пути, как ты хочешь дойти? – терзаясь от угрызений совести, спрашивал себя дед. Он проклинал сокровище князя Артака, которое сначала так обрадовало его, а затем стало для него горем, опутало его по рукам и ногам: – Будь оно проклято!.. Полно ему меня томить! Отдам им… До каких пор в страхе жить?..
   Но, когда дед достал свое сокровище, когда он погрузил руки в мешок и начал перебирать золотые вещи и драгоценные камни, в глазах у него снова потемнело.
   – Гляжу – и не верится… Сокровище, настоящее сокровище! – повторял он, рассматривая золотые украшения.
   Яркие огоньки зажигал на них свет маленькой керосиновой лампочки.
   Боязливо оглянувшись, старик вынул из мешка великолепный, червонного золота браслет.
   – Мой! Все это мое! Да ведь это царское богатство! Значит, я, охотник Борода Асатур, сразу стал миллионером? От такой радости человек и с ума сойти может… – словно в бреду, шептал он. – Вот обрадуется старуха, когда узнает! «Какой, – говорит, – охотник жил хорошо!» Бабий ум не верит в счастье… А ну, давай подол, насыплю золота. Что скажешь? Есть у охотника счастье?..
   Дед осторожно положил драгоценности назад в мешок и задумался.
   – Так что же, – сказал он себе, – снова спрятать? Но до каких же пор прятать? До каких пор мне быть маленьким перед большими делами этих детей?.. Нет, это всю мою жизнь перевернуло! Раньше лучше было: богат я не был, да зато и на душе легко было. Нет, не надо… Свинцом на сердце моем лежит этот груз. Не надо, не хочу!.. Зачем я чужим добром завладел?..
   Дед вскочил, взвалил мешок на спину и пошел к дверям. Но у самого выхода он остановился и, ослабевший от внутренней борьбы, опустился на землю.
   Старик был весь в поту. Он закрыл глаза и тяжело вздохнул:
   – Ах, когда ж конец моим мукам придет?..
   Потом, немного оправившись, дед поднял голову и спросил громко:
   – Ну, не дурак ли я, люди? Всю жизнь мечтал золото найти, а вот нашел – и с ума спятил! Нет, Асатур, где ума не хватит – спроси разума. Привалило счастье к дверям твоим – не гони его. Не будь дураком – не лягнула же тебя лошадь в голову!.. Эй, человече, живи да живи себе вволюшку и внукам завещай – пусть живут счастливо да тебя славят… Ну, чего ты раскис?
   И опять старое, собственническое, личное подавило в охотнике Асатуре все его добрые намерения. Он встал, поднял мешок и снова запрятал сокровища в тайник.

ПРОИСШЕСТВИЕ В ПЕЩЕРЕ

   В тот день, как мы видели, ребята подверглись случайно большому испытанию и случайно же вышли из него невредимыми. Но испытание это не было последним. На следующий же день произошло новое событие, которое явилось следствием уже не случайности, а нетерпеливого характера Камо.
   Утром, когда колхозники собрались у крыльца правления колхоза и взяли кирки и ломы, чтобы идти на Черные скалы, председатель сказал Ашоту Степановичу:
   – Я дам вам только тех, кто знаком со взрывными работами. Меня с Арамом Михайловичем вызвали на совещание в район. Как только оно окончится, мы птицами примчимся обратно и явимся на Черные скалы. Только ребят держите подальше от взрывчатки… Да и вообще лучше бы вы их сегодня с собой не брали: в пещере и так негде будет повернуться.
   – Да разве их можно будет удержать! – улыбнулся геолог.
   – Это верно, особенно Камо – его и на цепи не удержишь: перепилит и убежит на Черные скалы. Ну, поздно, двигайтесь!
   Колхозные каменщики, взяв инструменты, пошли к Черным скалам. Вместе с ними шли и наши юные друзья. Остановив их, дед Асатур сказал:
   – Не хотел бы я, чтобы вы ходили в эту чертову пещеру, да разве вас уговоришь? Все же расскажу я вам одну историю – может пригодиться, раз вы с динамитом возитесь. Деда Оганеса знаете?
   – Слепого? – спросил Сэто.
   – Да, слепого Оганеса. Он ведь не всегда слепым был. Был он молодым, красивым, решительным человеком. И вот – ослеп… По своей оплошности ослеп: нетерпеливый, несдержанный был. Мы тогда колодец в селе рыли и камнем обкладывали. А камень в скалах добывали взрывами. Вот мы с Оганесом провертели в скале дырку, вложили порох, фитиль приспособили, подожгли и убежали подальше… Ждем-пождем, а взрыва все нет и нет. Оганес меня дергает: «Порох, должно быть, мокрый, а не то фитиль погас. Идем!» Я ему: «Оганес, погоди еще немного! Кто его знает, может, еще рванет». А в нем кровь кипела, как у нашего Камо. Не послушал меня, пошел. Только нагнулся поглядеть, что с фитилем случилось, а порох как ахнет!.. Вот и выжег глаза у парня, молодого, красивого…
   Нужно бы ребятам запомнить эти слова виды видавшего деда!
   Когда они вошли в пещеру, бригадир отряда каменщиков Егор сказал:
   – Ну, детки, сядьте у входа в пещеру, потолкуйте о том, о сем, а мы займемся делом.
   – Как?.. Мы, значит, ни к чему?.. – загорячился Камо.
   Мастер Егор улыбнулся в густые усы:
   – Почему ни к чему? Воду вы нашли! Мы ваши помощники – помогаем вам воду добыть.
   Егор поднял стальной лом и, наклонившись, начал долбить камень.
   – Ну, а ты, Степан, – сказал он одному из товарищей, – долби здесь. Ты, Тигран, сюда стань… Нам нужно проделать пять – шесть отверстий и заложить взрывчатку. Тогда мы выломаем сразу много камня.
   Пробурив в скале отверстия, каменщики вложили в них аммонал, подвели фитиль. Ашот Степанович поджег его, и все опрометью бросились вон из пещеры.
   Прошло четверть минуты, полминуты – взрыва нет.
   Камо казалось, что прошел час.
   – Не будем же мы тут сидеть до вечера! – наконец не выдержал он и выбежал из-за укрытия. – Капсюль, должно быть, не годен. Ашот Степанович не успел удержать мальчика.
   – Камо, вернись! О рассказе деда Асатура забыл? – закричал ему вслед Армен. – Вспомни о слепом Оганесе!
   Слова Армена перебил оглушительный грохот. Тяжелым каменным градом посыпались обломки скалы, подброшенные взрывом к потолку пещеры. Удушающий запах аммонала и дым наполнили воздух.
   Ребята вбежали в пещеру. Раскинувшись плашмя на большой каменной плите, лежал Камо. Он был без сознания.
   – Ай-ай-ай! Скорей вынесем его отсюда! – кричал мастер Егор.
   Ашот Степанович с Грикором подняли Камо и вынесли на воздух. На виске у мальчика виднелся синий кружочек. Камо, казалось, не дышал.
 
* * *
 
   На сооруженных наскоро из веток носилках Камо принесли в село.
   Неописуем был ужас матери мальчика. Увидев носилки, она вскрикнула и лишилась чувств.
   Камо внесли в комнату. Со всех сторон собрались соседки. Дали знать Араму Михайловичу и Баграту, которые только что вернулись из районного центра и собирались на Черные скалы. Баграт отдавал спешные распоряжения.
   Узнав о событии, Баграт, крайне встревоженный, прибежал в дом кузнеца Самсона. Вскоре пришел и Арам Михайлович.
   Обычно сдержанный, Баграт взволновался:
   – Тетя Анаид, открой окна! Шире!.. Так… Дай воды… Шушан, сбегай в правление, принеси аптечку. Живо!.. Ашот, помоги Араму… Арам, ты сумеешь вызвать у него дыхание?
   Арам Михайлович молча кивнул головой и, сняв пиджак, засучил рукава рубашки.
   С дорожной аптечкой прибежала Шушан. В комнате распространился запах нашатырного спирта.
   Вошел дед Асатур. Борода у деда была всклокочена. Жалким, дрожащим голосом он начал умолять учителя:
   – Арам-джан, жить тебе счастливо! Ради всего, что тебе свято, позвони в Ереван, по радио дай знать – пусть приедут доктора, ученые, спасут внука моего!..
   – Успокойся, дедушка!
   – Тысячу дам, миллион дам… Позовите профессоров, спасите моего внука!..
   Баграт соболезнующе поглядел на деда. Глаза у старика помутнели и слезились.
   «Спятил, бедный, – подумал Баграт, – о миллионах говорит!»
   Во дворе Сэто и Армен успокаивали Асмик. Она всхлипывала и все время вытирала платком набегавшие слезы.
   У ворот Грикор отчитывал счетовода Месропа.
   – Ты что это дурацкие штуки вытворяешь? Черт знает что болтаешь! – кричал он. – Какой ад, какие дьяволы? Вода бежит, понимаешь?.. Бурлит, шумит! Завтра пойду приведу ее в село. Тебе капли не дам – подыхай от жажды… С парнем беда случилась по его же неосторожности, а ты тут нашептываешь: черти наказали… Хватит тебе, наконец, народ смущать!
   Грикор в порыве возмущения потерял чувство меры в своих выражениях.
   – Кто сказал, что не вода?.. Зачем кричишь, Грикор-джан?.. – растерянно бормотал Месроп и оглядывался – не слышит ли кто.
   В это время вошел во двор зеленоглазый мальчик с бледным, встревоженным лицом. Это был завистник Артуш.
   Мальчики молча смотрели на него. Сейчас, после несчастья с Камо, им особенно был неприятен этот старый недруг.
   – Ну, ты-то чего нюни распустил? – ядовито спросил Грикор. – Ты чего печаль разыгрываешь?
   Артуш поднял на Грикора глаза, полные неподдельного горя, и Грикор понял, что очень-очень огорчил его своими словами.
   – Не сердись на меня… – сказал Артуш. Голос у него был подавленный, робкий. – Ради него простите! – На глазах у Артуша выступили слезы.
   – Ладно, – протянул руку Артушу Армен. – Только сейчас не до тебя…
   У постели больного хлопотали несколько человек.
   Ашот Степанович держал пузырек с нашатырным спиртом. Баграт тер Камо виски. Арам Михайлович делал мальчику искусственное дыхание.
   Их усилия наконец увенчались успехом. Бледное лицо учителя вспыхнуло, глаза загорелись радостью.
   – Жив? – спросил Баграт.
   – Жив! Дышит…
   Это известие мгновенно перенеслось во двор. Все облегченно вздохнули. Оттуда донесся голос Асмик:
   – Пустите, пустите меня к Камо!..
   – Ну хорошо, хорошо, иди, теперь можно, – сказал председатель, добродушно улыбаясь.
   Грикор стоял в сторонке, обливался слезами, но не в силах был даже сейчас удержаться от шутки:
   – Уж я знаю: притворялся мертвым, чтобы мы его еще больше полюбили!
   Все засмеялись, но не потому, что им понравилась шутка Грикора, а просто от радости.
   Асмик, встретив изумленный взгляд еще ничего не соображающего Камо, остановилась, повернулась, прижалась к груди Баграта и разрыдалась.
   – Успокойся, доченька, все хорошо, все прошло, – говорил Баграт, ласково гладя шелковистые каштановые волосы девочки. Но и сам он не был спокоен и с трудом сдерживал охватившее его радостное волнение.
   Из соседней комнаты вышла мать Камо, опустилась на колени и, припав к ногам сына, заплакала. Это были слезы не горя, а того безграничного счастья, которым может быть полно только сердце матери.
   А Камо тупо смотрел на всех своими большими глазами и ничего не понимал…
   – Ожил, ожил мой львенок! – взволнованно говорил дед Асатур и, воздев руки к небу, бормотал что-то непонятное. – Фу, что я говорю! – вдруг пришел он в себя. – В руках у сил небесных ничего больше не осталось…
   – Ты что загрустил, дедушка? – ласково спросил его Арам Михайлович. – Видишь, все хорошо, жив твой внук.
   – А?.. – опомнился старик и, точно разрешив какую-то мучившую его задачу, заговорил снова, но как-то странно и несвязно: – Значит, знатный охотник Асатур сердцем своим этих детей меньше?.. Они для нас жизни своей не жалеют, а я деньги буду жалеть?.. Нет, довольно, довольно! – вдруг закричал он. – Баграт-джан, придушило меня это богатство, эти миллионы сердце мое высушили… Пойду принесу, совесть свою облегчу… – И он решительными шагами вышел из комнаты.
   Несвязных слов старика никто не понял.
   – Что с нашим дедом? – удивленно поднял брови Баграт. – Заболел он, что ли? Какие миллионы?..
   Арам Михайлович в недоумении пожал плечами.
   Дом деда был недалеко. Не прошло и нескольких минут, как старик появился снова, сгибаясь под тяжестью туго набитого мешка.
   – Вот они, мои миллионы, – можете получить их! – сказал он, опуская мешок на пол. – Дочка, дай-ка какой-нибудь ковер, – обратился он к матери Камо.
   Все переглянулись и зашептались.
   – Пойди домой, – положил руку на плечо старика Баграт. – Пойди отдохни, успокойся…
   – Говорю – ковер дайте! – рассердился старик. – Вы что думаете, рехнулся дед? Дайте ковер, я свой миллион выложу… Отойдите, место освободите… Вот так! – командовал дед, широко расставив ноги и размахивая руками.
   Сорвав со стены ковер, старик расстелил его посреди комнаты и вывалил на него содержимое мешка.
   Все оторопели.
   – Ох!.. – вскрикнула Асмик.
   Драгоценные, всех цветов радуги камни, золотые монеты, браслеты, подвески, кольца, ожерелья слепящей глаза грудой покрыли ковер.
   Дед стоял над этими сокровищами гордый и, одной рукой поглаживая бороду, а другой сжимая рукоять кинжала, смотрел на всех блестящими глазами.
   – Что?.. Сказал – дам миллион! А вы думали: спятил старый! А что теперь скажете?..
   Торжествующий взор старого охотника встретился с суровым, полным упрека взглядом Арама Михайловича. И вдруг дед все понял: радостная, победная улыбка сбежала с его лица, и рука перестала сжимать рукоять кинжала. Дед снял папаху, опустился на колени и низко склонил свою седую голову, словно приговоренный к смерти.