Антонов Антон Станиславович. Пепел наших костров

   С боеприпасами в Клондайке стало совсем плохо, и валькирии так и не сумели раздобыть патроны для своих автоматов. Но не могли же они сидеть в лесах Шамбалы вечно вместе со всем своим золотом. И Жанна решила — надо отправляться домой в Белый Табор в обход Москвы. Сделать большой крюк и идти через безлюдные северные леса по компасу.
   Понятие «северные леса» не следует понимать буквально. Здесь везде были тропики, хотя лес был похож скорее на широколиственные и смешанные массивы умеренной полосы. Правда, мутации не обошли этот лес стороной. Во всяком случае, листопадные деревья вели себя неправильно. Одни делали вид, что они вечнозеленые, а другие устраивали листопад в неурочное время, совершенно не советуясь с соседями.
   Жители Экумены давно заметили это обстоятельство, и не только заметили, но и привыкли к нему. Труднее было привыкнуть к съедобным поганкам и к тому, что смертельно ядовитых грибов в лесах практически не стало. Вместо этого расплодились сверх всякой меры грибы наркотические, и даже добропорядочным с виду грибам — не мухоморам и не поганкам — не всегда можно было доверять.
   Мутации.
   Пожалуй, именно по этой причине валькирии сбились с пути уже через несколько дней после выхода из своего тайного лагеря.
   Они набрели на местечко, где во множестве росли грибы, с виду похожие на обыкновенные сыроежки. Сырыми их есть не стали, но запеченными на вертеле лопали за милую душу. Сначала осторожничали, а потом втянулись.
   А грибки оказались с подвохом. В голову шарахнуло не сразу после употребления, а через несколько часов. Сначала головокружение, потом галлюцинации, а дальше — провалы в памяти.
   Воображая себя языческими богами, совершающими чудеса, валькирии разбрелись по джунглям поодиночке и группами, а когда пришли в чувство, долго не могли понять, где они находятся и куда делись все остальные.
   А главное, пропал куда-то верблюд Титаник, груженый золотом. А лошадь Королеву удержал около себя Григ о'Раш верный оруженосец Жанны Девственницы.
   Он один остался рядом с Жанной и не отходил от нее ни на шаг, даже несмотря на полную потерю сознания.
   На расстоянии крика «Ау!» нашлись еще несколько валькирий, а остальных пришлось искать на большой площади, и за несколько часов удалось найти лишь малую часть.
   Но хуже всего было другое. Путешественники потеряли всякое представление о том, где они находятся. Часы встали буквально у всех, а это означало, что они провели в дурмане и в забытьи много часов, если не суток, и за это время могли уйти черт знает на какое расстояние.
   В таких условиях, на незнакомой местности и без карты, компас — плохой помощник.
   И свое спасение валькирии и Григораш видели только в ручейке, который весело бежал через лес в южном направлении. Этот ручеек несомненно впадал либо прямо в Москву реку, либо в другую речку, которая впадает в Москву. Другой большой реки южнее просто не было.
   И хотя идти к Москве-реке было опасно, валькирии не видели другого выхода. Если продолжать путь на запад, можно совсем потерять нить пути и забраться в такие джунгли, выход из которых придется искать очень долго.
   Идти по ручью тоже пришлось долго, но тут путешественники по крайней мере знали, что рано или поздно выйдут к большой воде. И если это будет не Москва-река, то наверняка Поднебесное озеро. Третьего не дано.
   Григораш двигался впереди всех, держа в руках взведенный арбалет. За ним следовала Жанна с автоматом, в магазине которого оставалось семь патронов.
   Переключатель режима стрельбы был поставлен на одиночный огонь.
   Первой сигнал тревоги подала лошадь. Она захрапела и шарахнулась в сторону.
   Григораш среагировал мгновенно, но поздно. Он не знал, с какой стороны ожидать нападения и попытался распределить вое внимание сразу на все триста шестьдесят градусов, а это очень сложно, когда у тебя всего одна пара глаз.
   Когда нож, вылетевший из-за дерева, воткнулся Григорашу в грудь, и он начал падать навзничь, так и не спустив тетиву арбалета, Жанна проявила максимум хладнокровия.
   Она не бросилась к своему оруженосцу, по какому-то наитию сообразив, что если Григораш ранен, то лучше увести неизвестных врагов подальше от него, а не привлекать их внимание попытками оказать ему помощь. А если он убит, то тем более нельзя задерживаться около его тела, где все девушки могут оказаться отличными мишенями для следующих ножей или выстрелов.
   — Засада! Разбегаемся! — крикнула Жанна и скрылась в чаще, не оглядываясь на поверженного оруженосца.
   К нему кинулась другая девушка — Дарья с выдающимся бюстом. Она была одной из тех немногих, кто остался верен боевому одеянию валькирий даже в Клондайке, где по горам и лесам бродили стаи похотливых самцов.
   Возможно, именно поэтому враг, бросивший нож в ирландского рыцаря, не стал проверять, насколько удачным оказался бросок. Кошачьим прыжком он настиг Дарью, и они клубком покатились куда-то вниз по склону.
   А остальные участники засады, подобно стаду буйволов, неслись через заросли вслед за валькириями, которые по команде Жанны попытались разбежаться в разные стороны, но почему-то все ломанулись в одну.
   Жанна бросила свой груз золота в самом начале погони, и оттого продержалась дольше других — но все равно недолго. Ее настигли и окружили сразу четверо.
   Один, качая маятник, стремительно ринулся ей наперерез. Жанна выстрелила, но пуля ушла далеко в сторону от цели, которая непрерывно перемещалась. Вдобавок нападавший умело развернул Жанну против солнца, свет которого ослепил ее.
   Двое других мгновенно подскочили сзади. Один сделал подсечку, другой сорвал с шеи Жанны автомат, и вскоре третий уже крутил ей руки. Четвертому работы вообще не нашлось, да он и не пытался что-то делать.
   Это был командир. Жанна никогда не встречалась с ним, однако много слышала о нем еще во времена «дачного бунта». И мгновенно поняла, кто это — еще до того, как один из боевиков крикнул ему:
   — Пантера! Мы взяли двенадцать человек.
   «А было шестнадцать», — машинально подумала Жанна. И только после этого вспомнила самые последние сведения о Пантере, которые относились уже к нынешним временам — эпохе заката Клондайка.
   Пантера убивает всех пленников! А особенно любит казнить пленниц, отрубая им головы своим японским мечом.
   Она знала даже ритуальную фразу, которую Пантера заставляет при этом произносить.
   — Господин, пусть это будет лишь меч и позволь мне умереть быстро.
   Если не произнести эту фразу, то казнь будет долгой и мучительной. Распятие на столбе, сожжение на костре, посажение на кол, сдирание кожи живьем — Пантера не брезгует ничем из арсенала восточных палачей, изобретательность которых по части пыток и способов мучительного умерщвления человека не знала границ.
   Обо всем этом много говорили в поселках Клондайка как раз в то время, когда валькирии предпринимали титанические усилия, чтобы приобрести там боеприпасы.
   Усилия эти завершились полным провалом — и вот результат.
   Жанна была девушкой смелой и в бою пулям не кланялась — даже наоборот, испытывала ни с чем не сравнимый азарт. Но она вовсе не хотела умирать — особенно вот так, со связанными за спиной руками, униженно умоляя убийцу не подвергать ее пыткам.
   Когда боевики Пантеры под руки вели ее к месту сбора, Жанна лихорадочно обдумывала пути спасения. Она искала выход и не видела выхода.

62

   Эта встреча была первым свиданием Варяга и Шамана после революционных событий, которые казались теперь почти такими же далекими, как 1917 год. С тех пор утекло много воды и золота и многое изменилось. Раньше Шаман стоял в криминальной иерархии ниже Варяга, теперь же они встречались, как равные партнеры.
   Гонцы от Шамана уже не раз приходили к Варягу с золотом и без, но золото было не данью, а платой за услуги. Варяг помогал Шаману доставать боеприпасы, снабжал его информацией о делах в городе и не мешал заниматься похищением женщин на своей территории.
   Но теперь у Шамана возникли более серьезные вопросы к Варягу. Такие, решить которые можно было только при личной встрече.
   Чувствуя, что Клондайк себя исчерпал и начался откат золотоискателей обратно к Москве, Шаман решил заранее обсудить с Варягом будущий раздел сфер влияния.
   Проще говоря, он хотел за золото купить у Варяга кусок города и часть дачной территории.
   Но Варяг уже очень удобно расположился в кресле хозяина Москвы. Образно выражаясь, конечно, хотя Варяг на полном серьезе предлагал Тимуру Гарину такой вариант, при котором он получал пост мэра Москвы, а взамен официально признавал власть президента Экумены и соглашался поддерживать ее всей силой своего оружия.

* * *

   Увы, Гарин отказался, и теперь в городе царило троевластие. От имени Гарина городом правил самозванный муниципалитет, где собрались недобитые Казаковым политики всех мастей. От имени Казакова Москвой управлял военный комендант, который, однако, не рисковал высунуть нос за пределы Садового кольца даже под очень надежной охраной. А криминальный король города Варяг осуществлял свою власть сам, никого вместо себя не назначая.
   Между тремя властями в Москве шла непрерывная война, большей частью холодная, но с периодическими горячими всплесками. Они, впрочем, с течением времени становились все менее горячими, поскольку у всех сторон не хватало боеприпасов.
   Даже войска Казакова испытывали сильную нехватку, тем более что на протяжении всей золотой лихорадки солдаты и офицеры активно сбывали патроны и взрывчатку налево. И сбыли-таки все, что было, а новое производство наладить как следует так и не удалось.
   Отношения между Варягом и Шаманом, как были, так и остались вполне доверительными, так что, отдыхая с девочками в русской баньке, Варяг делился с партнером своими бедами, среди которых нехватка боеприпасов занимала отнюдь не первое место.
   Главной проблемой был Гарин.
   Варяг рассказал Шаману о своей идее — взять Гарина в заложники и заставить его команду делать все, что захочет криминальный король. Вопрос о том, станет ли команда плясать под дудку Варяга, даже не обсуждался. Конечно станет — ведь в этой команде сплошь его личные друзья и любимые женщины. Тем более, что без Гарина они — как ноль без палочки.
   Гораздо сложнее был вопрос, как осуществить эту акцию на деле. Кого послать, как действовать, как держать связь с правительством Экумены и где держать самого Гарина.
   Шаман выслушал мысли Варяга внимательно и начал отвечать по порядку номеров.
   — Пантера мог бы сделать это запросто. Но он, похоже, свихнулся окончательно. По нему смирительная рубашка плачет.
   — Скорее камера с мягкими стенками, — поправил Варяг, который тоже был наслышан о подвигах Пантеры.
   — Его бойцы вроде бы не такие чокнутые. Но они ведь только его слушают. Вот если бы его устранить как-нибудь так, чтобы на нас не подумали.
   — А подумали бы на Гарина, — подхватил Варяг.
   — Если они подумают на Гарина, то грохнут его, с нами не советуясь. А ты ведь этого не хочешь?
   — Тогда на Казакова, — предложил Варяг. — Его давно пора грохнуть.
   Они стали обсуждать эту идею, и по всему выходило так, что план этот можно осуществить. Хотя трудностей и подводных камней много, и риск немалый — главным образом оттого, что во всей этой лихо закрученной многоходовой комбинации слишком много неизвестных.
   Неизвестно, удастся ли быстро ликвидировать Пантеру. Неизвестно, как отнесутся к этому его бойцы. Неизвестно, возьмутся ли они похитить Гарина и смогут ли они это сделать. И еще неизвестно — действительно ли друзья и соратники Тимура из правительства Экумены так легко согласятся плясать под дудку Варяга ради спасения жизни своего вождя.
   Но с другой стороны, неизвестно, не накопит ли завтра Гарин достаточно сил, чтобы заставить криминальных авторитетов плясать под свою собственную дудку. И если это произойдет, не придется ли Варягу вступить с Гариным в большую войну с неизвестным и непредсказуемым исходом.
   И Варяг решил рискнуть. А Шаман решил его поддержать — разумеется, небезвозмездно.
   Варяг согласился отдать на откуп Шаману дачную зону к востоку от Москвы. Для хорошего друга не жалко — если, конечно, этот друг реально поможет избавиться от гораздо более грозного конкурента.
   А если дело не выгорит, тогда Шаману ничего не достанется. Хотя как знать. Ведь Варяг все равно не успокоится, пока президент Экумены не перестанет мозолить ему глаза. Если Гарина не удастся похитить, то придется его убить. А в этом случае надо убивать и Шорохова, и епископа Арсения. Если же и это не заставит остальных испугаться, смириться и подчиниться, то никуда не денешься от большой войны.
   А ее так хотелось бы избежать.

63

   Жанна боялась, что Пантера устроит казнь немедленно, на ближайшей поляне, и времени для поиска путей спасения осталось совсем мало.
   Но его оказалось гораздо больше. Правда, на ближайшей поляне девушкам пришлось пережить несколько страшных минут, когда прирожденные убийцы, чтобы не развязывать валькириям рук, срезали с них одежду ножами. Тем, кто носил боевой наряд валькирий, как Дарья, было легче — сорвать с бедер пареу можно и без ножа.
   Но Жанна была одета в джинсы и рубашку, и ее раздевание длилось довольно долго.
   Разрезая то и другое на лоскуты, терминаторы смаковали каждое движение ножа. И Жанне все время казалось, что нож вот-вот вопьется в ее кожу.
   Пантера в этом действе не участвовал. Он стоял в стороне, с интересом разглядывая меч, отнятый у одной из валькирий. И самих валькирий он тоже разглядывал не без интереса, негромко рассуждая вслух:
   — Некоторые могут подумать, что эти особи имеют право погибнуть в честном бою, раз они умеют стрелять и носят с собой мечи. Я сам так подумал сначала. Но нет!
   Эти женщины дважды достойны позорной казни. Во-первых, потому что они женщины, и как таковые несут миру вред, ибо умножают число людей на земле и препятствует великой миссии избавления от страданий. А во-вторых, потому что они посмели взять в руки оружие, а это — преступление, за которое любая женщина заслуживает немедленной смерти.
   Услышав это, Жанна окончательно поняла, что имеет дело с сумасшедшим, и смерть ее будет если не немедленной, то уж наверняка неминуемой.
   А Пантера думал о чем-то о своем и в конце концов придумал. Он решил не убивать валькирий прямо здесь на поляне, а отвести их к берегу реки и посвятить казни целый день. Завтрашний день.
   Девушек подняли на ноги и погнали быстрым шагом на юг. Заходящее солнце уже скрылось за деревьями справа, но было еще достаточно светло, и прирожденные убийцы могли вдоволь налюбоваться мускулистыми загорелыми телами пленных воительниц.
   И вот что удивительно — прежде Жанна не раз появлялась перед мужчинами обнаженной, но никогда до этого дня она не испытывала такого жгучего стыда и такой непреодолимой беспомощности, как теперь, когда ее нагую, со связанными за спиной руками, гнали по лесной тропе к Москве-реке, которая оказалась ближе, чем она думала.
   Но самое худшее началось, когда наступила ночь, и отряд Пантеры расположился лагерем на берегу. Жанну положили на спину и привязали ее руки к ногам — так, что она оказалась распластана в неприличной позе, как препарированная лягушка. И Жанна сразу поняла, что за этим последует.
   Она успела обессилеть в бесплодных попытках разорвать путы усилием мышц, прежде чем тяжелое мужское тело обрушилось на нее сверху.
   Это был сам Пантера. Несмотря на кромешную тьму Жанна поняла это по каким-то признакам, которые не поддаются объяснению. И желание спасти свою девственность таинственным образом вызвало в ее мозгу странное просветление. Она нашла единственный верный способ отвлечь безумного терминатора от плотских желаний.
   — Ты ведь не хочешь, чтобы я испортила тебе весь завтрашний день? — произнесла она, и Пантера удивился.
   — Интересно, как это ты можешь испортить мне завтрашний день? — заинтересованно произнес он, прекратив попытки вложить свой меч в ее ножны, как выразились бы по этому поводу поэты Востока.
   — Один французский менестрель сочинил песню про короля, которая не понравилась его величеству. И король приказал казнить менестреля. Но поэт так яростно сопротивлялся во время казни, что палач изуродовал его. Менестрель умер в жутких мучениях, но настроение короля было надолго испорчено. Ему казалось, что поэт его победил.
   — Ты хочешь сказать, что будешь сопротивляться во время казни? Не думаю, что тебе это поможет. Ты тоже умрешь в жутких мучениях и будешь умирать так долго, что успеешь пожалеть о своей непокорности.
   — Но ведь тебе хотелось бы видеть меня покорной с самого начала. Не забывай, я валькирия. Я не боюсь боли. Чем мучительнее будет моя смерть, тем счастливее будет моя жизнь в Валгалле.
   Жанна обманывала Пантеру. Она боялась боли, не хотела умирать и не верила в Валгаллу. Но по пути сюда она успела услышать много чего о бредовых идеях Пантеры — как из его собственных уст, так и со слов его соратников, которые в большинстве своем тоже считали своего командира сумасшедшим, однако оставались с ним из любви к кровавым развлечениям.
   И она нашла правильный тон.
   — Если ты рассчитываешь, что я признаю тебя воином и соглашусь на поединок с тобой, то ты глупее, чем я думал, — сказал Пантера после довольно долгой паузы.
   Он уже не лежал на девушке, а сидел чуть поодаль, поигрывая ножом, с которым не расставался даже во время занятий любовью.
   — Я не предлагаю тебе поединок, — сказала Жанна, стараясь, чтобы голос звучал естественно.
   Это тоже была ложь. Она очень хотела бы выйти против Пантеры с оружием в руках.
   Пускай он суперэлитный боец, а она владеет мечом гораздо хуже, чем автоматом.
   Пускай поединок продлится недолго и Пантера в конце концов ее убьет. Но это будет бой — а в бою не так обидно умирать.
   А кроме того в бою бывают случайности. Чем черт не шутит…
   Но Жанна понимала, что у нее шансов склонить Пантеру к поединку.
   — Чего же ты хочешь? — спросил Пантера, все еще не понимая, к чему она ведет.
   — Позволь мне умереть девственницей, — сказала она.
   — Ты — девственница? — удивился он.
   — Да, — ответила Жанна. — И чтобы остаться ею, я готова завтра сделать все, что ты скажешь.
   — Откуда я знаю, что ты не врешь?
   — Если я вру, можешь завтра изнасиловать меня при свете дня. Можете сделать это всем отрядом, а потом подвергнуть меня самым страшным пыткам. Но я не вру.
   — Законы касты палачей запрещают казнить девственниц. Даже маленьких девочек перед казнью должен растлевать палач. И я не знаю, что тебе ответить. Я должен подумать.
   Жанна сочла хорошим знаком уже то, что Пантера согласился подумать. Но после его последних слов веры в то, что он примет решение в ее пользу, у предводительницы валькирий стало гораздо меньше. А значит, завтра действительно придется яростно сопротивляться во время казни и с достоинством принять все мучения — иначе Жанна Девственница потеряет не только свою девственность, но и лицо.
   Но как это сделать? Как сохранить присутствие духа и достоинство, если даже просто умереть, мгновенно и безболезненно — и то страшно.
   Страшно так, что зубы сводит, по телу пробегает дрожь, а на глаза наворачиваются слезы.
   Только бы Пантера не заметил этих слез — иначе он поймет, что Жанне страшно, и все усилия пойдут прахом.
   Но они пошли прахом и так.
   — Нет, — сказал Пантера прервав молчание. — Я не могу казнить девственницу.
   Жанна закрыла глаза и приготовилась сопротивляться, хотя это очень трудно делать, когда руки привязаны к ногам и любое движение причиняет боль.
   Но едва Пантера успел навалиться на нее, где-то в стороне раздались крики и глухой топот босых ног и стук копыт в отдалении, замелькали факела, и один из боевиков появился из темноты с возгласом:
   — Пантера! Тревога! Побег!

64

   Как обычно, Пантера выставил на ночь надежное охранение. В дежурной и отдыхающей смене было достаточно людей, чтобы отразить нападение любого врага или как минимум, своевременно поднять тревогу. И понять, как посторонний человек умудрился проникнуть в лагерь, беззвучно убив по пути двух часовых, было совершенно невозможно.
   Но он сделал это — и даже хуже того. Он убил еще и третьего боевика, который слишком увлекся любовью. Но тут его подвела девчонка, которую он пытался спасти.
   Когда кровь убитого боевика хлестнула из горла прямо ей на лицо, она завизжала, как будто это ее режут, и весь лагерь тут же вскочил на ноги.
   И все-таки они ушли. Пантера потерял еще двух человек убитыми, но так и не догнал беглянку и ее спасителя. Конечно, им помогла ночь и внезапность, но Пантера все равно был вне себя.
   Однако весь свой гнев он обратил на собственных подчиненных. А Жанне сказал с наступлением рассвета:
   — Уже утро, а ты все еще девственница. Я выполнил твою просьбу. Теперь ты должна выполнить свое обещание.
   Жанна ничего не ответила. Ей позволили сесть, и она возбужденно озиралась по сторонам, пересчитывая своих валькирий.
   Не было Дарьи.
   Так и не дождавшись от Жанны ответа, Пантера возобновил разговор со своими людьми.
   — Я хочу знать, кто это был! — твердил он. — Мне нужен этот человек. Я хочу его видеть. Я хочу с ним драться! приведите мне его!!!
   Боевики бормотали: «Да где же его теперь найдешь?!» — прекрасно понимая, что для Пантеры это не оправдание.
   Ради того, чтобы отыскать таинственного человека-невидимку, Пантера был готов на все. Он решил даже отложить казнь, и погнал всех своих людей в лес, оставив только несколько часовых. А сам снова склонился над Жанной и заговорил с непривычным возбуждением:
   — Ты ведь знаешь, кто это был. Скажи, и я оставлю тебя в живых. Я отпущу тебя.
   Мне плевать, живая ты или нет. Мне нужен он!
   — А остальных девушек ты тоже отпустишь?
   — Отпущу, если скажешь, где его искать.
   — А откуда я знаю, что ты не врешь?
   — Я никогда не вру!
   — Ну что же. Это Григ, славный рыцарь Вереска и Трилистника, который поклялся сделать для меня все, что только в его силах. Если он не сможет спасти меня, то он отомстит тебе. И я не знаю, где его искать. Думаю, он сам тебя найдет.
   — Это не ответ!
   — Даже если ты станешь меня пытать, я не скажу тебе больше.
   — А как же твоя девственность?
   — А зачем она мне? Верность дороже девственности. Я хранила девственность для моего рыцаря, но могу пожертвовать ею ради верности. Хоть сейчас.
   И Жанна, явно издеваясь, сменила позу, насколько позволяли веревки, и новая поза не оставляла сомнений, что она действительно готова пожертвовать девственностью и даже попытаться расслабиться и получить удовольствие.
   Пантера всегда проповедовал идею, что женщины перед неминуемой смертью становятся удивительно пылкими любовницами и в их последнем оргазме словно концентрируются все удачные и компенсируются все неудачные сеансы любви за всю жизнь от первого опыта и до последнего.
   И Пантера подумал, что эта девчонка ничем не отличается от остальных. Еще вчера она ценила свою девственность превыше всего на свете, а сегодня, чувствуя приближение смерти, готова отдаться любому, кто согласится подарить ей последнюю, самую жгучую порцию счастья.
   Но именно поэтому она недостойна такой награды.
   — Нет! — почти крикнул Пантера, борясь с желанием и боясь уступить хотению плоти. — Я не меняю своих решений. Готовься. Казнь начнется, как только я верну из леса людей.
   Но Пантера вернул из леса не всех и продолжал оттягивать начало казни еще несколько часов. Он сам не знал точно, чего хочет. Может быть, заставить своего обидчика наблюдать за казнью Жанны, а может, вызвать его на поединок, а Жанну объявить закладом.
   А потом все-таки начал приготовления, несмотря на то, что большая часть отряда все еще прочесывала джунгли.
   — Ты не заслужила быстрой смерти, — сказал он Жанне. — Но я готов дать ее тебе, если ты попросишь. Ты ведь знаешь, как нужно просить?
   — «Пусть это будет лишь меч и позволь мне умереть быстро?» — произнесла Жанна, но не просительным, а вопросительным тоном.
   Это не укрылось от Пантеры.
   — Именно так, — подтвердил Пантера. — Но только ты должна просить.
   — А как же Валгалла? Меня не примут в Царство Мертвых, если я буду унижаться перед тобой, как рабыня.
   — Ну, если ты так хочешь, я могу помочь тебе. Мне нравится, когда люди умирают счастливыми. Но что мне сделать с тобою? Жанна — такое имя лучше всего подходит для костра. Но я еще не теряю надежды, что твой друг не откажется познакомиться со мной. Может, он сам придет сюда, если узнает, что я повесил тебя на столбе.
   Эту казнь занесли в Японию христиане. В Европе о ней забыли с падением Древнего Рима, а в Японии практиковали еще в прошлом веке. Вы называете эту казнь распятием. Здоровые сильные мужчины выдерживают иногда несколько дней, но женщины умирают быстрее. Однако ты может быть и дотянешь до вечера, и тогда у тебя будет еще и завтрашний рассвет.
   Жанна впервые увидела своими глазами орудие для распятия. Это действительно был не крест, а столб с Т-образной перекладиной наверху.
   — Я не хочу уродовать твое тело, — обрадовал Жанну Пантера. — Поэтому твои руки не станут прибивать к столбу. Тебя просто привяжут.
   И ее действительно привязали и водрузили столб на обрыве над рекой — так, чтобы он был виден и с воды и с обоих берегов.