Страница:
Но если пшеница и картошка будут расти в белом поле так же быстро, как деревья и дикие травы, то проблема решается сама собой. Семенной фонд будет получен в течение недели, и главный урожай тоже не заставит себя ждать.
Понятно, что все очень радовались, когда пшеница стала выползать из земли со сверхзвуковой по меркам растительного мира скоростью. Тамара Крецу, ярко выраженная сангвиничка, веселилась больше всех, но ее учитель, старый профессор, которому известно все про размножение людей в неволе, омрачил праздник резонным замечанием:
— Рано радоваться. Тамара Евгеньевна, вы ведь сами сделали вывод, что быстрый рост достигается за счет питательных веществ белого пуха. А слой пуха довольно тонок. Деревья съедят его очень быстро, но даже и там, где деревьев нет, аномально скороспелым будет только самый первый урожай. А с каждым следующим посевом скорость роста станет убывать. И еще заметьте — разные экземпляры растут с неодинаковой скоростью. И медленных больше, чем быстрых.
Однако рекомендацию — производить посевы прежде всего на новых землях — он все-таки подписал. Ведь первый урожай даже при самых неблагоприятных условиях здесь можно-таки получить быстрее, чем обычно. А это уже кое-что.
А над лугами и полянами уже вились стрекозы, жужжали пчелы и шмели, какие-то птички щебетали в кустах, а по ночам в отдалении заливался соловей, и однажды утром на реку, которая была совсем рядом, опустились утки. Животные активно осваивали свободную землю, и люди собирались делать то же самое.
15
16
17
Понятно, что все очень радовались, когда пшеница стала выползать из земли со сверхзвуковой по меркам растительного мира скоростью. Тамара Крецу, ярко выраженная сангвиничка, веселилась больше всех, но ее учитель, старый профессор, которому известно все про размножение людей в неволе, омрачил праздник резонным замечанием:
— Рано радоваться. Тамара Евгеньевна, вы ведь сами сделали вывод, что быстрый рост достигается за счет питательных веществ белого пуха. А слой пуха довольно тонок. Деревья съедят его очень быстро, но даже и там, где деревьев нет, аномально скороспелым будет только самый первый урожай. А с каждым следующим посевом скорость роста станет убывать. И еще заметьте — разные экземпляры растут с неодинаковой скоростью. И медленных больше, чем быстрых.
Однако рекомендацию — производить посевы прежде всего на новых землях — он все-таки подписал. Ведь первый урожай даже при самых неблагоприятных условиях здесь можно-таки получить быстрее, чем обычно. А это уже кое-что.
А над лугами и полянами уже вились стрекозы, жужжали пчелы и шмели, какие-то птички щебетали в кустах, а по ночам в отдалении заливался соловей, и однажды утром на реку, которая была совсем рядом, опустились утки. Животные активно осваивали свободную землю, и люди собирались делать то же самое.
15
Девушка Даша, которая честно предупредила своего нового друга Саню Караваева, что она не подарок, загорала на крыше фуры, одетая только в солнцезащитные очки.
Ее выдающийся бюст притягивал к себе солнечные лучи и взгляды обитателей верхних этажей окрестных домов. Впрочем, дома были далеко, и чтобы разглядеть подробности, их жителям требовался бинокль.
Фура торчала на территории оптовой базы где-то на окраине города — в том самом месте, где ее задержал СОБР. Поняв, что ни во Владимир, ни в Польшу уехать не удастся, а наличные деньги при таких ценах на предметы первой необходимости очень быстро кончатся, Саня подрядился на внутригородские перевозки и только от собровцев узнал, что его наняла мафия — нелегально вывозить продукты куда-то в тайные хранилища.
Конечно, Караваев догадывался, что дело нечисто. Когда машину разгружают в пятнадцати разных местах, в каких-то дворах и подворотнях, забирают где по десять коробок, где по сто — это повод для серьезных подозрений. Но Караваеву надо было что-то кушать и кормить подругу, а другой работы на горизонте не маячило.
Саню, наверное, задержали бы на тридцать суток, а может, и посадили бы: сокрытие продовольствия в условиях чрезвычайного положения — дело нешуточное. Но следственные изоляторы Москвы и даже камеры райотделов и без того были переполнены. В первые дни чрезвычайщины народ гребли направо и налево — и забили все казенные дома мелкой сошкой, от уличных торговцев, которые не могли объяснить происхождение товара, до тех же шоферов, которых брали с поличным на перевозках продовольствия.
Иногда под гребенку попадали даже водилы с нормальными путевыми листами, которые везли легальный груз с базы в магазин — неужто загнанные менты, которые работают круглые сутки без выходных, станут разбираться, у кого настоящие документы, а у кого фальшивые.
А вот настоящие бандиты под гребенку попадали редко. Если кто и оказывался в камере — его через несколько часов отпускали за взятку. Причем не обязательно за деньги — коробка тушенки или ящик водки ценились гораздо дороже. Милиция — она ведь тоже кушать хочет.
Но Сане Караваеву повезло. Одновременно с ним взяли кучу народу — руководство базы, охранников и бандитов (которых трудно было отличить друг от друга), а заодно и государственного контролера, которого мафия успела прикормить за считанные дни.
Прикатило большое начальство, которое рассудило, что под арест надо взять все-таки бандитов, а шоферов и грузчиков можно оставить на свободе под подписку о невыезде.
В отношении Сани Караваева подписку оформили просто — слили из баков всю солярку и отняли документы, в том числе права и оба паспорта — внутренний и заграничный.
Даже если достать горючее — что само по себе фантастическая задача — ехать куда-либо без прав было по нынешнему времени сущим безумием. Половина всей милиции в городе и часть дивизии Дзержинского, свободная от вырезания картофельных глазков, занималась проверками на дорогах, и любого водителя в каждой поездке останавливали по нескольку раз, дотошно выясняя, куда он едет, что везет и где взял топливо.
Продавать горючее частным лицам по указу о чрезвычайном положении было строжайше запрещено. Только по спецталонам для предприятий, организаций и учреждений, список которых утверждается правительством. Но топливо, разумеется, утекало на черный рынок. «Новые русские» обеих формаций — бандиты и бизнесмены — по-прежнему разъезжали на своих крутых тачках, привычно откупаясь от не в меру любопытных стражей порядка. А министерство топлива и энергетики уже сообщало наверх, что наличные запасы горючего расходуются значительно быстрее, чем ожидалось, и надо срочно принимать дополнительные меры по прекращению утечки.
Но Саня Караваев находился теперь в стороне от этого процесса. У него не было ни горючего, ни денег, чтобы купить его на черном рынке. А на оптовой базе хозяйничала оперативно-следственная бригада и вместо охранников дежурили собровцы, от которых далеко не убежишь. И Саня с подругой оставалось только загорать на крыше (он в плавках — она без) или любить друг друга в просторной пустой фуре, игнорируя жару ради приятных ощущений.
Во всем этом времяпровождении был только один неприятный момент. Деньги у Сани все-таки кончились, а еду, которой с ним расплачивались бандиты, собровцы конфисковали вместе с грузом.
Дальнобойщику грозили серьезные проблемы — ему не хотели даже выдавать карточки, потому что он не прописан в Москве и нигде не работает. Частично проблему решила Даша, сходив на ночь к ментам. А потом еще и еще. Саня не возражал, пока менты, обнаглев, не захотели забрать ее себе совсем.
Этому Саня воспротивился не от особой любви к Дарье, а из чисто житейских соображений. Если она от него уйдет, то кто его будет кормить?
Даша тоже не хотела уходить. Групповуха каждую ночь ее категорически не прельщала. Но у оперов был свой козырь — они пригрозили, что посадят Караваева за сутенерство.
Спасло его только то, что следственную бригаду вдруг сняли с объекта, а вместо собровцев пришли солдаты. Базу решили превратить в государственный продсклад и пункт формирования сменных бригад для государственного аграрного предприятия номер 13.
Дашу опера хотели утащить с собой, но эту попытку пресек следователь прокуратуры, пожилой человек и примерный семьянин, которому вся эта история не нравилась настолько, что он подал прокурору рапорт о неприглядном поведении сотрудников милиции.
А Караваеву посоветовал:
— Здесь будет формироваться бригада на сельхозработы. Советую устроиться туда — думаю, вас возьмут вместе с машиной.
И вернул Сане все его документы. Дело все равно фактически рассыпалось. Хотя следователь пытался вести его честно, бандиты купили кого-то повыше.
А в сельхозбригаду Караваева действительно взяли вместе с машиной и с девчонкой.
Директор ГАП-13 Балуев высказался, правда, в том духе, что гонять такую неэкономичную машину с текущими грузами будет накладно, но кто-то надоумил его, что в просторной фуре можно скрываться от дождя или хранить инвентарь. Палаток и времянок не хватало, и Балуев решил, что фура ему пригодится.
А еще он положил глаз на Дарью. Она вообще притягивала мужиков, как магнит, хоть и была некрасива лицом. Может, тут играл роль ее потрясающий бюст, а может, манера демонстрировать этот бюст окружающим по поводу и без — но только мало кто мог устоять перед ее чарами.
Правда, Даша сразу сказала Балуеву, скосив глаза на здоровенное золотое кольцо на толстом пальце:
— Я с семейными не сплю.
— А это мы посмотрим, — ответил Балуев и улыбнулся очень нехорошо.
Он вообще произвел и на Сашу, и на Дашу крайне неприятное впечатление. Но у них не было выхода. И Саша был даже рад, что Даша понравилась директору — а то он, пожалуй, черта с два взял бы их обоих к себе.
А загорать голышом в ожидании отъезда на новое место Даша все равно не перестала. Даже после того, как увидела Балуева на крыше склада с биноклем в руках.
— Извращенец, — фыркнула она, перевернувшись со спины на живот.
А ночью в кабине наедине с Саней Дарья устроила такое шоу, что вся база не спала до трех часов ночи, слушая ее стоны и вопли и завидуя счастливому дальнобойщику, который умудрился где-то отхватить себе такую темпераментную и любвеобильную телку.
Ее выдающийся бюст притягивал к себе солнечные лучи и взгляды обитателей верхних этажей окрестных домов. Впрочем, дома были далеко, и чтобы разглядеть подробности, их жителям требовался бинокль.
Фура торчала на территории оптовой базы где-то на окраине города — в том самом месте, где ее задержал СОБР. Поняв, что ни во Владимир, ни в Польшу уехать не удастся, а наличные деньги при таких ценах на предметы первой необходимости очень быстро кончатся, Саня подрядился на внутригородские перевозки и только от собровцев узнал, что его наняла мафия — нелегально вывозить продукты куда-то в тайные хранилища.
Конечно, Караваев догадывался, что дело нечисто. Когда машину разгружают в пятнадцати разных местах, в каких-то дворах и подворотнях, забирают где по десять коробок, где по сто — это повод для серьезных подозрений. Но Караваеву надо было что-то кушать и кормить подругу, а другой работы на горизонте не маячило.
Саню, наверное, задержали бы на тридцать суток, а может, и посадили бы: сокрытие продовольствия в условиях чрезвычайного положения — дело нешуточное. Но следственные изоляторы Москвы и даже камеры райотделов и без того были переполнены. В первые дни чрезвычайщины народ гребли направо и налево — и забили все казенные дома мелкой сошкой, от уличных торговцев, которые не могли объяснить происхождение товара, до тех же шоферов, которых брали с поличным на перевозках продовольствия.
Иногда под гребенку попадали даже водилы с нормальными путевыми листами, которые везли легальный груз с базы в магазин — неужто загнанные менты, которые работают круглые сутки без выходных, станут разбираться, у кого настоящие документы, а у кого фальшивые.
А вот настоящие бандиты под гребенку попадали редко. Если кто и оказывался в камере — его через несколько часов отпускали за взятку. Причем не обязательно за деньги — коробка тушенки или ящик водки ценились гораздо дороже. Милиция — она ведь тоже кушать хочет.
Но Сане Караваеву повезло. Одновременно с ним взяли кучу народу — руководство базы, охранников и бандитов (которых трудно было отличить друг от друга), а заодно и государственного контролера, которого мафия успела прикормить за считанные дни.
Прикатило большое начальство, которое рассудило, что под арест надо взять все-таки бандитов, а шоферов и грузчиков можно оставить на свободе под подписку о невыезде.
В отношении Сани Караваева подписку оформили просто — слили из баков всю солярку и отняли документы, в том числе права и оба паспорта — внутренний и заграничный.
Даже если достать горючее — что само по себе фантастическая задача — ехать куда-либо без прав было по нынешнему времени сущим безумием. Половина всей милиции в городе и часть дивизии Дзержинского, свободная от вырезания картофельных глазков, занималась проверками на дорогах, и любого водителя в каждой поездке останавливали по нескольку раз, дотошно выясняя, куда он едет, что везет и где взял топливо.
Продавать горючее частным лицам по указу о чрезвычайном положении было строжайше запрещено. Только по спецталонам для предприятий, организаций и учреждений, список которых утверждается правительством. Но топливо, разумеется, утекало на черный рынок. «Новые русские» обеих формаций — бандиты и бизнесмены — по-прежнему разъезжали на своих крутых тачках, привычно откупаясь от не в меру любопытных стражей порядка. А министерство топлива и энергетики уже сообщало наверх, что наличные запасы горючего расходуются значительно быстрее, чем ожидалось, и надо срочно принимать дополнительные меры по прекращению утечки.
Но Саня Караваев находился теперь в стороне от этого процесса. У него не было ни горючего, ни денег, чтобы купить его на черном рынке. А на оптовой базе хозяйничала оперативно-следственная бригада и вместо охранников дежурили собровцы, от которых далеко не убежишь. И Саня с подругой оставалось только загорать на крыше (он в плавках — она без) или любить друг друга в просторной пустой фуре, игнорируя жару ради приятных ощущений.
Во всем этом времяпровождении был только один неприятный момент. Деньги у Сани все-таки кончились, а еду, которой с ним расплачивались бандиты, собровцы конфисковали вместе с грузом.
Дальнобойщику грозили серьезные проблемы — ему не хотели даже выдавать карточки, потому что он не прописан в Москве и нигде не работает. Частично проблему решила Даша, сходив на ночь к ментам. А потом еще и еще. Саня не возражал, пока менты, обнаглев, не захотели забрать ее себе совсем.
Этому Саня воспротивился не от особой любви к Дарье, а из чисто житейских соображений. Если она от него уйдет, то кто его будет кормить?
Даша тоже не хотела уходить. Групповуха каждую ночь ее категорически не прельщала. Но у оперов был свой козырь — они пригрозили, что посадят Караваева за сутенерство.
Спасло его только то, что следственную бригаду вдруг сняли с объекта, а вместо собровцев пришли солдаты. Базу решили превратить в государственный продсклад и пункт формирования сменных бригад для государственного аграрного предприятия номер 13.
Дашу опера хотели утащить с собой, но эту попытку пресек следователь прокуратуры, пожилой человек и примерный семьянин, которому вся эта история не нравилась настолько, что он подал прокурору рапорт о неприглядном поведении сотрудников милиции.
А Караваеву посоветовал:
— Здесь будет формироваться бригада на сельхозработы. Советую устроиться туда — думаю, вас возьмут вместе с машиной.
И вернул Сане все его документы. Дело все равно фактически рассыпалось. Хотя следователь пытался вести его честно, бандиты купили кого-то повыше.
А в сельхозбригаду Караваева действительно взяли вместе с машиной и с девчонкой.
Директор ГАП-13 Балуев высказался, правда, в том духе, что гонять такую неэкономичную машину с текущими грузами будет накладно, но кто-то надоумил его, что в просторной фуре можно скрываться от дождя или хранить инвентарь. Палаток и времянок не хватало, и Балуев решил, что фура ему пригодится.
А еще он положил глаз на Дарью. Она вообще притягивала мужиков, как магнит, хоть и была некрасива лицом. Может, тут играл роль ее потрясающий бюст, а может, манера демонстрировать этот бюст окружающим по поводу и без — но только мало кто мог устоять перед ее чарами.
Правда, Даша сразу сказала Балуеву, скосив глаза на здоровенное золотое кольцо на толстом пальце:
— Я с семейными не сплю.
— А это мы посмотрим, — ответил Балуев и улыбнулся очень нехорошо.
Он вообще произвел и на Сашу, и на Дашу крайне неприятное впечатление. Но у них не было выхода. И Саша был даже рад, что Даша понравилась директору — а то он, пожалуй, черта с два взял бы их обоих к себе.
А загорать голышом в ожидании отъезда на новое место Даша все равно не перестала. Даже после того, как увидела Балуева на крыше склада с биноклем в руках.
— Извращенец, — фыркнула она, перевернувшись со спины на живот.
А ночью в кабине наедине с Саней Дарья устроила такое шоу, что вся база не спала до трех часов ночи, слушая ее стоны и вопли и завидуя счастливому дальнобойщику, который умудрился где-то отхватить себе такую темпераментную и любвеобильную телку.
16
Коровам, предназначенным на мясо и уже доставленным на столичные мясокомбинаты, ужасно повезло, что в ночь катастрофы по всему городу вырубилось электричество.
И что мясокомбинаты не были включены в список предприятий, электроснабжение которых восстанавливается в первую очередь, но зато попали под инвентаризацию запасов продовольствия.
К тому времени, когда можно было продолжать производственный процесс, наверху уже поняли, что забивать чудом уцелевших коров и бычков — это все равно, что лить пушечные ядра из золота. Домашнего скота в городе и вокруг него практически не было. Основная масса сельхозпредприятий, ферм и деревень, где частники держали собственный скот, осталась за пределами 27-километровой зоны и исчезла, как и все остальное. А тут сразу несколько тысяч голов рогатого скота, свиней и даже лошадей.
Так животные, предназначенные на убой, неожиданно для себя превратились в племенных.
И все бы хорошо, но мясокомбинатам в результате стало нечего перерабатывать, и из продажи исчезло мясо.
Конечно, эти несколько тысяч голов город бы не спасли. Однодневный запас, не больше. Но вот для львов и тигров в зоопарке этой еды хватило бы надолго.
А теперь кормление зверей в Московском зоопарке и двух цирках превратилось в весьма серьезную проблему. Лев не человек, он одной картошкой питаться не может.
И уже пошли разговоры, что хищников придется усыпить — и не просто разговоры, потому что в «Общей ежедневной газете» появилась заметка на эту тему за подписью Тимура Гарина.
«Общая ежедневная газета» была создана как альтернатива правительственной «Российской газете». Печатать все ежедневные газеты типографии не могли — не хватало электроэнергии и бумаги, но журналисты пригрозили, что если им не позволят издавать хотя бы один свободный ежедневник, то они начнут борьбу с правительством против удушения свободы слова — вплоть до массовых демонстраций на улицах.
Журналистам палец в рот не клади. Народ и так недоволен чрезвычайным положением, карточной системой, отсутствием света, газа и горячей воды. И любая демонстрация под какими угодно первоначальными лозунгами запросто может перерасти в самый настоящий голодный бунт.
Пришлось разрешить и «Общую ежедневную газету» и отдельные еженедельные выпуски семи самых популярных газет, и «Общее радио», и программы разных телекомпаний на единственном работающем канале.
Чего не сделаешь ради спокойствия. Тем более, что беспорядки, если они возникнут, нечем подавлять. Чуть ли не все войска брошены на сельхозработы и лесоповал. Хоть и были идеи, что лучше мобилизовать для этого штатских, но от них пока отказались, чтобы не злить народ больше, чем он и так злой.
Но свобода — это тоже палка о двух концах, и оба толстые. Если попадет по голове — мало не покажется.
Прочитав про грядущее усыпление львов и тигров, встрепенулись экологи и им сочувствующие. И протрубили по «Общему радио» боевую тревогу — сбор в зоопарке, пикет, митинг, демонстрация, забастовка. Если львов попытаются усыпить — прикроем их своими телами.
Это было несколько неожиданно в городе, где вот-вот начнут голодать люди, но недаром говорят, что в чрезвычайной обстановке количество психов резко увеличивается.
Вот и Жанна Аржанова, по которой, как мы помним, Кащенка плачет горючими слезами, в назначенный час тоже рванула в зоопарк в боевой раскраске, с металлом в голосе и блеском в глазах. Армейский камуфляж, десантные ботинки, кепка набекрень — здравствуйте, я из спецназа.
В зоопарке ее сначала приняли за стража порядка, который пришел разгонять пикет, но недоразумение быстро выяснилось, и дело обошлось без телесных повреждений.
Жанне даже дали подержать одну палку большого транспаранта: «Отпустите зверей на волю — там они найдут себе пищу!» И ладно бы митингующие просто держали транспаранты и скандировали лозунги. Так нет же — они задумали открыть клетки. Самые благоразумные робко протестовали, говоря, что хищники в этом случае могут найти себе пищу прямо на территории зоопарка — например, непосредственно среди митингующих. Но Жанна Аржанова прыгала с парашютом, плавала на парусной доске в шторм, падала с лошади и билась на мотоцикле — ей ли бояться каких-то львов?
Правда, возникла неожиданная трудность. Дело в том, что звери в новом Московском зоопарке содержатся не в клетках, а в специальных сооружениях ландшафтного типа.
Не сразу и поймешь, как их оттуда выпустить.
Но если уж русский человек чего решил, то его никакие трудности не остановят. А народу в зоопарке собралось много — демонстрация зрела еще по пути от метро и к ней все время присоединялись люди, которым было просто в кайф потусоваться. И вся эта толпа навалилась на служителей зоопарка и вырвала у них признание про служебный вход.
Зверей ведь надо как-то кормить, лечить и уводить на зимовку, и для этого существует служебный вход в каждый вольер. Осатаневшие защитники природы отобрали у служителей ключи и накостыляли им по шее. Когда речь идет о спасении животных — люди уже не в счет.
Но тут возникла новая проблема. Львов, тигров, зебр и антилоп оказалось не так-то просто выгнать на волю. Да еще самоотверженные работники зоопарка путались под ногами, несмотря на синяки и шишки, и мешали защищать природу, крича:
— Что же вы делаете?! Они ведь погибнут! Они не смогут жить на воле! Их убьют в городе!
Организаторы акции уже и сами поняли, что выпустили из бутылки злобного джинна-разрушителя — но их никто не слушал. Толпа врывалась в вольеры и гнала зверей к выходу, как неандертальцы в загонной охоте на мамонтов.
Жанна Аржанова неслась впереди кавалькады из людей и хищников верхом на обалдевшем верблюде, который раньше катал людей за деньги у входа в зоопарк, но теперь тоже получил свободу. Люди, которые эксплуатировали верблюда раньше, теперь нуждались в медицинской помощи, и деньги у них кто-то отобрал — но это была не Жанна. Ее сегодня интересовали только животные.
С криком «Свободу слонам!» она пронеслась на верблюде через весь зоопарк, но слонов так и не встретила — возможно, их уже успели выпустить другие.
Как обычно бывает, правоохранительные органы весьма энергично боролись с несуществующими опасностями, но как только возникла реальная угроза, милиция отреагировала на нее с опозданием. По «Общему радио» была произнесена туманная фраза: «Сегодня мы в двенадцать часов дня собираемся в зоопарке, чтобы организовать дежурство и помешать тайному убийству животных» — вот власти и подумали, что соберется маленькая группа идиотов, повернутых на защите природы.
А собралось несколько тысяч человек.
Разрозненные наряды милиции не осмелились стрелять ни в людей, ни в зверей — они боялись, что демонстранты растерзают их тут же, на месте. А когда подоспел ОМОН, звери уже рассредоточились по окрестным кварталам, пугая мирных граждан.
Но как ни странно, съеденных людей зарегистрировано не было. Наверное, хищники очень испугались орущей толпы и сочли за благо убраться из этого адского места подобру-поздорову.
ОМОНу с большим трудом удалось рассеять демонстрантов. Некоторых задержали — в том числе и Жанну, но никто не сказал ментам, что это именно она первой начала открывать клетки. Поэтому обвинение по уголовным статьям было предъявлено только организаторам акции — безобидным защитникам природы, имена которых милиция выяснила на «Общем радио». Их переловили на дому уже когда все улеглось.
А Жанна получила тот же стандартный приговор за мелкое хулиганство, что и остальные задержанные на месте происшествия — пятнадцать суток административного ареста с использованием на сельхозработах.
— Менты козлы! — проорала Жанна, выслушав приговор, за что получила от упомянутых должностных лиц по зубам, по рогам, по шее и в глаз, что отнюдь не заставило ее изменить свое мнение насчет ментов — скорее даже наоборот.
Скорчившись в углу воронка, Жанна вытирала слезы рукавом камуфляжной куртки и вполголоса ругалась по-французски, пока один из конвоиров не произнес почти беззлобно:
— Заткнись, а то все зубы выбью.
Участь диких зверей была иной. Вернуть в неволю удалось немногих. Кое-кого пристрелили в городе, но подсчет не сошелся, и ко всем прежним проблемам властей добавилась еще одна — хищники и травоядные до слонов включительно, которые могли уйти в пригородные леса и за кольцо, а могли бродить по городу — и сам черт не знает, что у них на уме.
И что мясокомбинаты не были включены в список предприятий, электроснабжение которых восстанавливается в первую очередь, но зато попали под инвентаризацию запасов продовольствия.
К тому времени, когда можно было продолжать производственный процесс, наверху уже поняли, что забивать чудом уцелевших коров и бычков — это все равно, что лить пушечные ядра из золота. Домашнего скота в городе и вокруг него практически не было. Основная масса сельхозпредприятий, ферм и деревень, где частники держали собственный скот, осталась за пределами 27-километровой зоны и исчезла, как и все остальное. А тут сразу несколько тысяч голов рогатого скота, свиней и даже лошадей.
Так животные, предназначенные на убой, неожиданно для себя превратились в племенных.
И все бы хорошо, но мясокомбинатам в результате стало нечего перерабатывать, и из продажи исчезло мясо.
Конечно, эти несколько тысяч голов город бы не спасли. Однодневный запас, не больше. Но вот для львов и тигров в зоопарке этой еды хватило бы надолго.
А теперь кормление зверей в Московском зоопарке и двух цирках превратилось в весьма серьезную проблему. Лев не человек, он одной картошкой питаться не может.
И уже пошли разговоры, что хищников придется усыпить — и не просто разговоры, потому что в «Общей ежедневной газете» появилась заметка на эту тему за подписью Тимура Гарина.
«Общая ежедневная газета» была создана как альтернатива правительственной «Российской газете». Печатать все ежедневные газеты типографии не могли — не хватало электроэнергии и бумаги, но журналисты пригрозили, что если им не позволят издавать хотя бы один свободный ежедневник, то они начнут борьбу с правительством против удушения свободы слова — вплоть до массовых демонстраций на улицах.
Журналистам палец в рот не клади. Народ и так недоволен чрезвычайным положением, карточной системой, отсутствием света, газа и горячей воды. И любая демонстрация под какими угодно первоначальными лозунгами запросто может перерасти в самый настоящий голодный бунт.
Пришлось разрешить и «Общую ежедневную газету» и отдельные еженедельные выпуски семи самых популярных газет, и «Общее радио», и программы разных телекомпаний на единственном работающем канале.
Чего не сделаешь ради спокойствия. Тем более, что беспорядки, если они возникнут, нечем подавлять. Чуть ли не все войска брошены на сельхозработы и лесоповал. Хоть и были идеи, что лучше мобилизовать для этого штатских, но от них пока отказались, чтобы не злить народ больше, чем он и так злой.
Но свобода — это тоже палка о двух концах, и оба толстые. Если попадет по голове — мало не покажется.
Прочитав про грядущее усыпление львов и тигров, встрепенулись экологи и им сочувствующие. И протрубили по «Общему радио» боевую тревогу — сбор в зоопарке, пикет, митинг, демонстрация, забастовка. Если львов попытаются усыпить — прикроем их своими телами.
Это было несколько неожиданно в городе, где вот-вот начнут голодать люди, но недаром говорят, что в чрезвычайной обстановке количество психов резко увеличивается.
Вот и Жанна Аржанова, по которой, как мы помним, Кащенка плачет горючими слезами, в назначенный час тоже рванула в зоопарк в боевой раскраске, с металлом в голосе и блеском в глазах. Армейский камуфляж, десантные ботинки, кепка набекрень — здравствуйте, я из спецназа.
В зоопарке ее сначала приняли за стража порядка, который пришел разгонять пикет, но недоразумение быстро выяснилось, и дело обошлось без телесных повреждений.
Жанне даже дали подержать одну палку большого транспаранта: «Отпустите зверей на волю — там они найдут себе пищу!» И ладно бы митингующие просто держали транспаранты и скандировали лозунги. Так нет же — они задумали открыть клетки. Самые благоразумные робко протестовали, говоря, что хищники в этом случае могут найти себе пищу прямо на территории зоопарка — например, непосредственно среди митингующих. Но Жанна Аржанова прыгала с парашютом, плавала на парусной доске в шторм, падала с лошади и билась на мотоцикле — ей ли бояться каких-то львов?
Правда, возникла неожиданная трудность. Дело в том, что звери в новом Московском зоопарке содержатся не в клетках, а в специальных сооружениях ландшафтного типа.
Не сразу и поймешь, как их оттуда выпустить.
Но если уж русский человек чего решил, то его никакие трудности не остановят. А народу в зоопарке собралось много — демонстрация зрела еще по пути от метро и к ней все время присоединялись люди, которым было просто в кайф потусоваться. И вся эта толпа навалилась на служителей зоопарка и вырвала у них признание про служебный вход.
Зверей ведь надо как-то кормить, лечить и уводить на зимовку, и для этого существует служебный вход в каждый вольер. Осатаневшие защитники природы отобрали у служителей ключи и накостыляли им по шее. Когда речь идет о спасении животных — люди уже не в счет.
Но тут возникла новая проблема. Львов, тигров, зебр и антилоп оказалось не так-то просто выгнать на волю. Да еще самоотверженные работники зоопарка путались под ногами, несмотря на синяки и шишки, и мешали защищать природу, крича:
— Что же вы делаете?! Они ведь погибнут! Они не смогут жить на воле! Их убьют в городе!
Организаторы акции уже и сами поняли, что выпустили из бутылки злобного джинна-разрушителя — но их никто не слушал. Толпа врывалась в вольеры и гнала зверей к выходу, как неандертальцы в загонной охоте на мамонтов.
Жанна Аржанова неслась впереди кавалькады из людей и хищников верхом на обалдевшем верблюде, который раньше катал людей за деньги у входа в зоопарк, но теперь тоже получил свободу. Люди, которые эксплуатировали верблюда раньше, теперь нуждались в медицинской помощи, и деньги у них кто-то отобрал — но это была не Жанна. Ее сегодня интересовали только животные.
С криком «Свободу слонам!» она пронеслась на верблюде через весь зоопарк, но слонов так и не встретила — возможно, их уже успели выпустить другие.
Как обычно бывает, правоохранительные органы весьма энергично боролись с несуществующими опасностями, но как только возникла реальная угроза, милиция отреагировала на нее с опозданием. По «Общему радио» была произнесена туманная фраза: «Сегодня мы в двенадцать часов дня собираемся в зоопарке, чтобы организовать дежурство и помешать тайному убийству животных» — вот власти и подумали, что соберется маленькая группа идиотов, повернутых на защите природы.
А собралось несколько тысяч человек.
Разрозненные наряды милиции не осмелились стрелять ни в людей, ни в зверей — они боялись, что демонстранты растерзают их тут же, на месте. А когда подоспел ОМОН, звери уже рассредоточились по окрестным кварталам, пугая мирных граждан.
Но как ни странно, съеденных людей зарегистрировано не было. Наверное, хищники очень испугались орущей толпы и сочли за благо убраться из этого адского места подобру-поздорову.
ОМОНу с большим трудом удалось рассеять демонстрантов. Некоторых задержали — в том числе и Жанну, но никто не сказал ментам, что это именно она первой начала открывать клетки. Поэтому обвинение по уголовным статьям было предъявлено только организаторам акции — безобидным защитникам природы, имена которых милиция выяснила на «Общем радио». Их переловили на дому уже когда все улеглось.
А Жанна получила тот же стандартный приговор за мелкое хулиганство, что и остальные задержанные на месте происшествия — пятнадцать суток административного ареста с использованием на сельхозработах.
— Менты козлы! — проорала Жанна, выслушав приговор, за что получила от упомянутых должностных лиц по зубам, по рогам, по шее и в глаз, что отнюдь не заставило ее изменить свое мнение насчет ментов — скорее даже наоборот.
Скорчившись в углу воронка, Жанна вытирала слезы рукавом камуфляжной куртки и вполголоса ругалась по-французски, пока один из конвоиров не произнес почти беззлобно:
— Заткнись, а то все зубы выбью.
Участь диких зверей была иной. Вернуть в неволю удалось немногих. Кое-кого пристрелили в городе, но подсчет не сошелся, и ко всем прежним проблемам властей добавилась еще одна — хищники и травоядные до слонов включительно, которые могли уйти в пригородные леса и за кольцо, а могли бродить по городу — и сам черт не знает, что у них на уме.
17
Арестованным на пятнадцать суток еще повезло — их привезли в пункт формирования на машине. Правда, в воронок набили втрое больше народу, чем положено, и они чуть не вымерли там от духоты.
Но солдатам было еще хуже. Их гнали по жаре пешком, и не пятнадцать минут, а три часа. А по прибытии на место обрадовали новым сообщением, что в район, где создается государственное аграрное предприятие номер 13 тоже придется маршировать на своих двоих.
— А сколько это будет в километрах? — поинтересовался самый смелый из дедов.
— Не знаю, — ответил немолодой прапорщик, старший по команде. — Не меньше пятнадцати.
Бойцы хором застонали, но прапорщик тут же прикрикнул на них:
— Разговорчики в строю! Солдат должен стойко переносить тяготы и лишения военной службы.
Солдаты приготовились стойко переносить тяготы и лишения, а арестованных тем временем выгнали из воронка и тоже построили.
Жанна Аржанова стояла где-то посередине, энергично обмахиваясь полами расстегнутой камуфляжной куртки. Поскольку под курткой ничего не было, воины сочли это зрелище неплохой компенсацией за тяготы и лишения.
Тут же подоспела и вторая компенсация. Перед воинами, которым только что дали команду «Вольно! Разойдись!» гордо продефилировала Дарья. Ее бюст был прикрыт тканью топика, но произвел на голодных до любви солдат неизгладимое впечатление.
Тем более что кто-то из старожилов базы немедленно оповестил новоприбывших, чем занимается носительница этого бюста днем на крыше фуры и ночью под ее крышей.
Пока бойцы пялились на Жанну и Дарью, воронок уехал, и арестованные узнали неприятную новость.
— Дальше следуем пешим строем. При попытке к побегу конвою разрешено открывать огонь, — объявил начальник конвоя, и арестованные даже думать забыли о побеге.
Кому охота получать пулю из-за каких-то пятнадцати суток.
Перед отправкой пешего строя был еще обед, но солдат и арестованных торопили побыстрее съесть безвкусную перловую кашу, которую в армии называют «резиновой».
Есть ее почти невозможно — но перед тем как топать в самый зной пятнадцать километров, обязательно надо хорошенько подкрепиться.
Ни среди военных, ни среди арестованных не было особенно сытых, так что кашу смололи за милую душу. И тут же команда — строиться в колонну по четыре и вперед. Надо успеть в район прибытия до темноты.
Кто-то предлагал дать людям переночевать на базе, а с утра, когда будет не так жарко, отправиться в путь — но Балуев не внял разумным советам. Он твердил, что завтра рано утром бригада должна начать работу и промедление смерти подобно.
— Дело ваше, — не стали спорить милицейский лейтенант и армейский прапорщик. Но тут в разговор встрял военный медик, сопровождавший армейскую колонну.
— Если пойдем сейчас, не обойдется без тепловых ударов. А мне бороться с ними нечем. Нужна санитарная машина — вывозить пострадавших в тыл.
Однако Балуев отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
— Отправляемся, — скомандовал он и полез в кабину к Сане Караваеву.
Дарья молча отстранилась от него и придвинулась поближе к Сане, а Балуев опять нехорошо улыбнулся и пробормотал: «Ну-ну».
— Ты девочку-то не пугай, — сказал Караваев, глядя прямо перед собой на дорогу.
— А то ведь и неприятности заработать недолго. Несчастный случай на производстве…
— Удивляюсь я человеческой неблагодарности, — тоже не глядя на собеседника, произнес Балуев. — Я, можно сказать, вас обоих от голодной смерти спас — а ты мне такие намеки строишь. Угрожаешь. Вот выгоню прямо сейчас к чертовой матери, а машину себе заберу. Она теперь за мной числится — ты сам бумаги подписывал.
Так что ты теперь никто. Бомж на колесах.
Дальнобойщик смолчал — только сильнее сжал руль сильными пальцами. Он знал, что Балуев не имеет права выгнать его без машины, но вполне может это сделать явочным порядком. И Сане долго придется доказывать, что это незаконно.
Во-первых, настоящий владелец машины — Владимирское автопредприятие — остался за пределами 27-километровой зоны и исчез без следа, как и все остальное. Караваев был указан в бумагах, как «исполняющий обязанности представителя владельца», но эта формулировка была сама по себе абсурдной, и ее придумали на ходу со ссылкой на форсмажорные обстоятельства — иначе машину вообще нельзя было использовать.
Однако если бы дело дошло до суда, еще не известно, какое бы решение он вынес.
Вполне мог бы за отсутствием хозяина и его законных правопреемников передать тягач и фуру в доход государства, как бесхозное имущество.
А самое главное — в условиях чрезвычайного положения общественные интересы априори ставятся выше личных. Аграрное предприятие призвано спасти город от голода, и если частное лицо попытается отсудить у него машину — на это наверняка посмотрят косо. Даже если частник будет доказывать, что он раньше ездил на этой машине и представляет ее законного владельца. А когда всплывет информация, что этот самый частник вместе с машиной прежде находился на службе у мафии и участвовал в расхищении продовольствия, ловить ему станет совсем нечего.
Так что прав был все-таки директор ГАП-13 Балуев: дальнобойщик Саня Караваев теперь никто. Бомж на колесах. И лучше ему молчать в тряпочку, а то как бы чего не вышло.
Автопоезд, дымя выхлопными газами, укатил вперед, а пешая колонна из солдат и арестантов потянулась следом. Прапорщик, правда, связался на всякий случай с начальством и доложил мнение медика и свое собственное — о том, что лучше бы организовать пеший переход завтра рано утром. Но начальство приказало беспрекословно подчиняться директору, который наделен чрезвычайными полномочиями — и колонне пришлось стартовать в самую жару.
Все завидовали вольнонаемным, которые в полном составе уехали в кузове фуры, в автобусе и в газике директора. Но солдаты помнили про положение устава насчет тягот и лишений, а сетования арестантов решительно пресек конвой — в том духе, что не надо водку пьянствовать и беспорядки нарушать, и тогда вас тоже будут возить на машине.
Куртка Жанны Аржановой была застегнута на одну пуговицу где-то в районе пупка, но ей все равно было жарко, и она даже обратилась к конвоиру-дзержинцу, который дал ей попить воды из пластиковой бутылки:
— Не пойму, как вы ходите в этом все время.
— В чем в этом? — спросил конвоир, встревоженно оглядев свое обмундирование.
— В носках, в ботинках, в штанах и в куртке. Свариться же можно. Консервы: «Человек разумный в собственном поту».
— А ты сними, — посоветовал дзержинец, имея в виду прежде всего куртку, которая с самого начала не давала покоя всем мужчинам в колонне. Все видели, что под нею ничего нет, но никак не могли толком разглядеть то, что там все-таки есть.
— Боюсь, это вызовет нездоровую реакцию, — покачала головой Жанна, скосив глаза почему-то на пожилого небритого синяка бомжеватого вида.
Судя по его возрасту и внешности, как раз его Жанна могла опасаться меньше всего. Он уже давно пропил свою мужскую силу и забыл, как выглядит женщина вблизи.
Но почувствовав внимание к себе, синяк оживился и решил включиться в разговор.
— Слышь, а за что тебя к нам? — поинтересовался он у Жанны.
— Я — борец за свободу, — ответила Жанна, и синяк вытаращил на нее глаза.
— Она вчера выпустила всех зверей из зоопарка, — пояснил начальник конвоя, который слышал весь разговор и был осведомлен о преступлении гражданки Аржановой и ряда других административно арестованных.
— А зачем? — спросил какой-то молодой парень с подбитым глазом и рассеченной бровью.
— А вот тебе, например, нравится в камере сидеть? — поинтересовалась у него Жанна.
— Кому ж понравится, — пожал плечами побитый.
— Вот и зверям тоже не нравится. Понял?
Но солдатам было еще хуже. Их гнали по жаре пешком, и не пятнадцать минут, а три часа. А по прибытии на место обрадовали новым сообщением, что в район, где создается государственное аграрное предприятие номер 13 тоже придется маршировать на своих двоих.
— А сколько это будет в километрах? — поинтересовался самый смелый из дедов.
— Не знаю, — ответил немолодой прапорщик, старший по команде. — Не меньше пятнадцати.
Бойцы хором застонали, но прапорщик тут же прикрикнул на них:
— Разговорчики в строю! Солдат должен стойко переносить тяготы и лишения военной службы.
Солдаты приготовились стойко переносить тяготы и лишения, а арестованных тем временем выгнали из воронка и тоже построили.
Жанна Аржанова стояла где-то посередине, энергично обмахиваясь полами расстегнутой камуфляжной куртки. Поскольку под курткой ничего не было, воины сочли это зрелище неплохой компенсацией за тяготы и лишения.
Тут же подоспела и вторая компенсация. Перед воинами, которым только что дали команду «Вольно! Разойдись!» гордо продефилировала Дарья. Ее бюст был прикрыт тканью топика, но произвел на голодных до любви солдат неизгладимое впечатление.
Тем более что кто-то из старожилов базы немедленно оповестил новоприбывших, чем занимается носительница этого бюста днем на крыше фуры и ночью под ее крышей.
Пока бойцы пялились на Жанну и Дарью, воронок уехал, и арестованные узнали неприятную новость.
— Дальше следуем пешим строем. При попытке к побегу конвою разрешено открывать огонь, — объявил начальник конвоя, и арестованные даже думать забыли о побеге.
Кому охота получать пулю из-за каких-то пятнадцати суток.
Перед отправкой пешего строя был еще обед, но солдат и арестованных торопили побыстрее съесть безвкусную перловую кашу, которую в армии называют «резиновой».
Есть ее почти невозможно — но перед тем как топать в самый зной пятнадцать километров, обязательно надо хорошенько подкрепиться.
Ни среди военных, ни среди арестованных не было особенно сытых, так что кашу смололи за милую душу. И тут же команда — строиться в колонну по четыре и вперед. Надо успеть в район прибытия до темноты.
Кто-то предлагал дать людям переночевать на базе, а с утра, когда будет не так жарко, отправиться в путь — но Балуев не внял разумным советам. Он твердил, что завтра рано утром бригада должна начать работу и промедление смерти подобно.
— Дело ваше, — не стали спорить милицейский лейтенант и армейский прапорщик. Но тут в разговор встрял военный медик, сопровождавший армейскую колонну.
— Если пойдем сейчас, не обойдется без тепловых ударов. А мне бороться с ними нечем. Нужна санитарная машина — вывозить пострадавших в тыл.
Однако Балуев отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
— Отправляемся, — скомандовал он и полез в кабину к Сане Караваеву.
Дарья молча отстранилась от него и придвинулась поближе к Сане, а Балуев опять нехорошо улыбнулся и пробормотал: «Ну-ну».
— Ты девочку-то не пугай, — сказал Караваев, глядя прямо перед собой на дорогу.
— А то ведь и неприятности заработать недолго. Несчастный случай на производстве…
— Удивляюсь я человеческой неблагодарности, — тоже не глядя на собеседника, произнес Балуев. — Я, можно сказать, вас обоих от голодной смерти спас — а ты мне такие намеки строишь. Угрожаешь. Вот выгоню прямо сейчас к чертовой матери, а машину себе заберу. Она теперь за мной числится — ты сам бумаги подписывал.
Так что ты теперь никто. Бомж на колесах.
Дальнобойщик смолчал — только сильнее сжал руль сильными пальцами. Он знал, что Балуев не имеет права выгнать его без машины, но вполне может это сделать явочным порядком. И Сане долго придется доказывать, что это незаконно.
Во-первых, настоящий владелец машины — Владимирское автопредприятие — остался за пределами 27-километровой зоны и исчез без следа, как и все остальное. Караваев был указан в бумагах, как «исполняющий обязанности представителя владельца», но эта формулировка была сама по себе абсурдной, и ее придумали на ходу со ссылкой на форсмажорные обстоятельства — иначе машину вообще нельзя было использовать.
Однако если бы дело дошло до суда, еще не известно, какое бы решение он вынес.
Вполне мог бы за отсутствием хозяина и его законных правопреемников передать тягач и фуру в доход государства, как бесхозное имущество.
А самое главное — в условиях чрезвычайного положения общественные интересы априори ставятся выше личных. Аграрное предприятие призвано спасти город от голода, и если частное лицо попытается отсудить у него машину — на это наверняка посмотрят косо. Даже если частник будет доказывать, что он раньше ездил на этой машине и представляет ее законного владельца. А когда всплывет информация, что этот самый частник вместе с машиной прежде находился на службе у мафии и участвовал в расхищении продовольствия, ловить ему станет совсем нечего.
Так что прав был все-таки директор ГАП-13 Балуев: дальнобойщик Саня Караваев теперь никто. Бомж на колесах. И лучше ему молчать в тряпочку, а то как бы чего не вышло.
Автопоезд, дымя выхлопными газами, укатил вперед, а пешая колонна из солдат и арестантов потянулась следом. Прапорщик, правда, связался на всякий случай с начальством и доложил мнение медика и свое собственное — о том, что лучше бы организовать пеший переход завтра рано утром. Но начальство приказало беспрекословно подчиняться директору, который наделен чрезвычайными полномочиями — и колонне пришлось стартовать в самую жару.
Все завидовали вольнонаемным, которые в полном составе уехали в кузове фуры, в автобусе и в газике директора. Но солдаты помнили про положение устава насчет тягот и лишений, а сетования арестантов решительно пресек конвой — в том духе, что не надо водку пьянствовать и беспорядки нарушать, и тогда вас тоже будут возить на машине.
Куртка Жанны Аржановой была застегнута на одну пуговицу где-то в районе пупка, но ей все равно было жарко, и она даже обратилась к конвоиру-дзержинцу, который дал ей попить воды из пластиковой бутылки:
— Не пойму, как вы ходите в этом все время.
— В чем в этом? — спросил конвоир, встревоженно оглядев свое обмундирование.
— В носках, в ботинках, в штанах и в куртке. Свариться же можно. Консервы: «Человек разумный в собственном поту».
— А ты сними, — посоветовал дзержинец, имея в виду прежде всего куртку, которая с самого начала не давала покоя всем мужчинам в колонне. Все видели, что под нею ничего нет, но никак не могли толком разглядеть то, что там все-таки есть.
— Боюсь, это вызовет нездоровую реакцию, — покачала головой Жанна, скосив глаза почему-то на пожилого небритого синяка бомжеватого вида.
Судя по его возрасту и внешности, как раз его Жанна могла опасаться меньше всего. Он уже давно пропил свою мужскую силу и забыл, как выглядит женщина вблизи.
Но почувствовав внимание к себе, синяк оживился и решил включиться в разговор.
— Слышь, а за что тебя к нам? — поинтересовался он у Жанны.
— Я — борец за свободу, — ответила Жанна, и синяк вытаращил на нее глаза.
— Она вчера выпустила всех зверей из зоопарка, — пояснил начальник конвоя, который слышал весь разговор и был осведомлен о преступлении гражданки Аржановой и ряда других административно арестованных.
— А зачем? — спросил какой-то молодой парень с подбитым глазом и рассеченной бровью.
— А вот тебе, например, нравится в камере сидеть? — поинтересовалась у него Жанна.
— Кому ж понравится, — пожал плечами побитый.
— Вот и зверям тоже не нравится. Понял?