Аверченко Аркадий
Драма на море

   Аверченко Аркадий
   Драма на море
   Матросы одного океанского судна поймали акулу...
   Вытащили ее крюком на палубу и распластали.
   - А интересно, братцы, что у нее в желудке, - сказал судовой врач.
   Бравый матрос одним ударом ножа вспорол акулий желудок, бесстрашно сунул туда руку и вытащил... человеческий череп и записную книжку в прочном коленкоровом переплете, только чуть-чуть разъеденную едким желудочным соком.
   - Глянь, ребята, - сказал юнга. - Обезьяничий череп.
   - Ничего подобного, - возразил доктор. - Судя по форме - это череп первобытного дикаря. Первая ступень развития.
   - Не думаю, чтоб "первая ступень", - засмеялся младший офицер. думаю, чтобы первобытный дикарь, ибо при черепе есть записная книжка. Несомненно - обладатель черепа и книжки - одно и то же лицо. А ну, поглядим... Ба! написано по-русски. Значит, компатриот! Угораздило беднягу. Послушайте-ка!
   * * *
   "Сыя записная книжка принадлежит члену Дрыкину.
   Воскресение. Ужас, ужас и еще раз ужас. Наша старая рыбачья шхуна "Амфитрита" пошла ко дну ко всем чертям. Спасся только начальник шестеро... Плывем в лодке - куда неведомо! Хорошо еще, что начальник захватил компас и карту... Говорит, что берег в 80 милях и если хорошо грести, то в шесть дней догребем до берега. Навались, ребята!
   Понедельник. Гребем. Подсчитывали рационы. Если по два сухаря и куску солонины в день, то на 5 - 6 дней хватит. Гребем день и ночь.
   Вторник. Гребли, гребли, вдруг встает товарищ Алеша Гайкин и говорит этот Алеша Гайкин:
   - А что, говорит, товарищи, - ведь тяжелая штука эта гребля.
   - Очень, говорим, тяжелая.
   - Это, говорит, труд, а всякий труд должен быть организован! Поэтому, говорит, предлагаю немедленно основать профессиональный союз гребцов для защиты наших пролетарских гребцовских интересов!
   Начальнику это не особо чтобы понравилось:
   - Что вы, говорит, ребята! Какие там союзы? Гребите себе, и конец! Доберемся до берега - тогда что хотите делайте.
   - Нет, - говорит Алеша, - это ты врешь! Тогда уже поздно будет, на берегу-то. Мы должны организоваться сейчас. Выбирай, товарищи, председателя!
   Вот оно, что значит: сознательный! Сразу сказал - что к чему! Мозговитая башка.
   Побросали мы весла - стали выбирать. Ну, понятное дело - Алешу и выбрали.
   - В таком разе, - кричит Алеша (радостный такой), - раз вы меня выбрали, то требую восьмичасового рабочего дня, и никаких гвоздей!
   А начальник - смех на него смотреть - прямо что только не плачет:
   - Да с ума вы, говорит, посходили! Где же это, кричит, видано, чтобы публика чуть ко дну не идет, а сама восьмичасового дня требует?! Да я сам, своими руками, буду хоть 15 часов грести... Одумайтесь, ребята.
   - Думали, - говорит Алеша, - достаточно... И раз у нас проснулось классовое самосознание, то никаких ваших разговоров не должно быть. Правильно, товарищи? Голосуйте вставанием...
   Проголосовали вставанием - чуть лодку не опрокинули.
   А меня секретарем выбрали. Вот-то здорово! И сам не ожидал.
   Среда. Решили грести так: четыре часа до обеда, четыре - после обеда. А так как обед был не особо чтобы какой, то Алеша потребовал увеличения пайка под угрозою забастовки.
   Прямо плакал наш буржуй-начальник:
   - Для вас же, чертей, берегу рационы... Ведь с голоду подохнете.
   - Это, - говорит Алеша, - все трефовый разговор... А раз, что пролетариат работает - он должен и сносно питаться. Иначе минимум производительности!
   Четверг. Вынул нынче Алеша из кармана книжечку-календарчик, глянул в него да как крикнет - таково радостно:
   - Братцы-товарищи! А ведь нынче престольный праздник! Никто не имеет такого права, чтобы заставить нас у праздник работать. Бросай весла!
   Ай и голова же! Прямо сил нет.
   Пятница. Нынче у нас первый день забастовки. Вся штука вышла из-за того, что Алеша предъявил начальнику от имени профсоюза требование о больничной кассе и обеспечении на случай потери трудоспособности.
   Получили отказ - забастовали.
   Алеша называет это: "конфликт с предпринимателем".
   Вот мозух! Где-нибудь в Англии или еще где - министром был бы, а у нас так, зря околачивается.
   Суббота. Забастовка протекает - нормально.
   До берега 68 миль.
   Рационы - только на завтра. Если потом начальник перестанет кормить - поломаем весла.
   Алеша так это и называет: "Порча орудий производства".
   Появились акулы.
   Этой сволочи еще чего надо?
   Воскресенье. Рационы прикончили. Надо же питаться трудящему человеку.
   Акулы прямо с ума спятили. Шныряют около лодки день и ночь никакого им 8-часового рабочего дня нет!
   Алеша чивой-то притих, а море, наоборот, разыгрывается. С запада желтая туча ползет, стерва, прямо как живая...
   Акулы прямо чуть не через борт прыгают... Алеша даже одну кулаком по морде хватил.
   Воскресенье (вечер). Буря. Алеша чего-то плачет.
   - Простите, говорит, братцы, меня окаянного... Через меня все подох...
   До чего сволочевый вал - чуть лодку не перевернул!
   Акулы...
   Братцы, что ж это так...
   * * *
   От последней буквы записи тянулся длинный нервный карандашный хвост - будто кто-то помешал секретарю профсоюза дописать слово.
   Дальше шли чистые листки.
   * * *
   - Какая странная история, - прошептал доктор, швыряя череп через борт. - И ужаснее всего, что никто от этого не выиграл!..
   Офицер возразил:
   - Как никто? А акулы?