Аверченко Аркадий
Прага

   Аверченко Аркадий
   Прага
   Недавно я прогуливался в сопровождении своего импресарио по улицам Праги, погруженный в тихое умиление.
   - О, прекрасная старуха, милая сердцу каждого художника, - думал я, сколько веков копила ты свои каменные сокровища и как ты ревниво бережешь их, подобно скупому рыцарю...
   - Очень недурной городишко, - прозаично перебил мои грезы импресарио, этот человек с книжкой театральных билетов вместо сердца и с идеалами, заключающимися в красиво отпечатанной афише.
   - По отношению к Праге вы могли бы выражаться почтительнее, - сурово заметил я.
   - Я восхищен Прагой. Чего ж вам еще нужно...
   Я просветлел.
   - А-а, понимаю. Вам нравятся эти живописные серые дремлющие дома, многовековый сон которых...
   - При чем тут дома... Я восхищен тем, что здесь нет этой идиотской манеры - заклеивать чужие афиши.
   - Черт знает о чем вы говорите! Какие афиши?!
   - Обыкновенные, театральные. Я знал города, где только что наклеишь афишу, как другой импресарио уже бежит и наклеивает на вашу афишу свою.
   - Глупости вы говорите.
   - Нет-с, не глупости. Да вот вам наугад одна из многочисленных историй. Приехали в один город два гастролера и выпустили их импресарио афиши. Вышел один импресарио погулять, полюбоваться на расклеенные афиши - глядь, - а они уже сплошь заклеены его конкурентом... Побежал он домой, взял новые и пошел заклеивать афиши конкурента собственноручно. Только что кончил, видит, идет конкурент с пачкой афиш под мышкой и с ведром клею. Ходит и заклеивает только что наклеенные афиши. Побежал первый домой за свежими афишами и давай восстанавливать свои нарушенные права. Около одного пункта оба сошлись. Стоят молча друг около друга и клеят. Один наклеивает, другой искоса взглянет на него, да на свеженькую афишу свою и прилепит. Полчаса они так клеили одна на другую - прямо слоеный пирог на стене получился!
   - Чем же кончилось? - спросил я, не на шутку заинтересованный.
   - У первого афиши раньше кончились. Посмотрел он на свои пустые руки, вздохнул, снял пиджак, мазнул по нему кистью и залепил пиждаком афишу конкурента. Обиделся тот за такое нарушение театральной этики да хвать беспиджачного кистью по голове...
   - Убил?!
   - Не особенно. Тот два месяца в больнице пролежал, а этот два месяца в тюрьме просидел. Сенсационнейший процесс был, но в результате оба по хорошему сбору сорвали. Знаете, я запишу, чтоб не забыть.
   - Что запишете?
   - Что в Праге такое хорошее правило - афиши не заклеивать. Приеду в Россию - у себя введу.
   - Мне здесь другое нравится, - задумчиво сказал я. - Очень любят здесь старину и сохраняют ее. Есть дома, которые по пятьсот лет стоят и их любовно берегут. А у нас в России на старину смотрят, как на рухлядь. Вернусь в Россию - буду пропагандировать сохранение старины. Запишите, чтобы не забыть.
   - Запишу. А потом тут хорошая манера: при пивных заводах есть такие садики - дают только пиво на стол, а сосиски и ветчину посетители с собой в бумажке приносят. У нас в России хозяин пивной за это огромный скандал закатил бы. Да и посетитель считал бы моветоном и верхом мещанства - прийти в ресторан со своими продуктами. А ведь - очень удобно. Запишу в книжку, чтоб не забыть, и потом в России введу.
   - А мне вот тоже нравится, что город просыпается с зарей и в шесть часов утра уже работа в полном ходу. Записать, а?..
   - Запишите.
   - А соколов видели? Какие молодцы! Тренированные, бодрые. Всегда с музыкой и публика их приветствует кликами и аплодисментами. А наша русская молодежь... Я запишу, а?
   - Запишите. Кстати, вот трамвай идет. Ну-ка, кто ловчее вскочит на ходу...
   Я употребил ловкий, чисто сокольский, прием и, как птица, взлетел на подножку трамвая. Импресарио - за мной.
   Но... тут случилось что-то непонятное... кто-то крикнул, кто-то свистнул, трамвай остановился, и молодцеватый полицейский вежливо отнесся ко мне:
   - С вас четыре кроны.
   - Так я их кондуктору уплачу, - бодро возразил я.
   - Нет, мне. Штраф. Нельзя вскакивать на ходу.
   - А у нас в России...
   - Вот вы в России и скачите.
   Дальше мы пошли пешком.
   - Записать? - спросил притихший импресарио.
   - Насчет чего?..
   - А вот насчет скакания. Когда в Россию вернемся, чтоб ввести.
   - Гм... запишите, пожалуй, только помельче... А вот на углу русские газеты. Купите. Интересно, как поживает Ленин.
   Мы развернули газеты и уткнулись в них носом с таким интересом, будто о болезни родного отца читали.
   - Жив еще!
   - Жив, но уже, как говорится, - ни папа, ни мама не скажет.
   Сзади кто-то деликатно тронул меня за плечо. Я оглянулся.
   - Пожалуйте четыре кроны штрафа, - сказал полицейский.
   - За что?!
   - На улице читать запрещено.
   - Да я и не читал.
   - А что ж вы делали?
   - Жарко, я хотел лицо утереть газетой. Знаете, при нашем беженском положении, когда нет носовых платков...
   - Утираться газетой, на которой свежая краска! Тогда я вас оштрафую за нечистоплотность.
   Я разозлился.
   - Попробуйте! У меня родной дядя - Массарик.
   - Не завидую ему, что он имеет таких родственников.
   - Ну и насчет полиции ему тоже не повезло.
   - Объяснитесь.
   - Послушайте, вы меня лучше не задерживайте. Я спешу на завтрак к Бенешу и, если опоздаю...
   - Ничего. Вы ему покажете квитанцию в уплате штрафа...
   - Это вот такая квитанция? Могу я прочесть, что вы в ней написали?
   - Можете!
   Я ехидно улыбнулся:
   - Да, как же я могу читать ее, когда вы сами говорите, что на улице читать запрещено.
   Крупные капли пота выступили на честном полицейском лбу.
   - Тогда пожалуйте за мной в участок - там в закрытом помещении и прочтете.
   - Не беспокойтесь. Нате ваши четыре кроны. Кланяйтесь вашему начальнику полиции и скажите, что между нами все кончено...
   Мне недавно говорили, что пражская полиция отличается гениальным искусством открывать преступления и находить преступников. Мне говорили, что за все время существования полиции только одно преступление осталось не открытым и не наказанным.
   Теперь прибавилось еще другое преступление - не открытое и не наказанное: когда мы зашли за угол, я все-таки, озираясь по сторонам, дочитал газету на улице.
   Омраченный импресарио спросил меня:
   - Это записать? Насчет чтения на улице?
   - Не надо, - угрюмо сказал я. - Незачем портить записную книжку.
   P.S. Если орган, в котором будет напечатан этот фельетон, опубликует мое второе преступление с газетой и полиция явится ко мне за штрафом - я запишу этот штраф на счет редакции. Записать?