Страница:
Что же касается этого собрания, "Гром" не одинок там. Божество, от имени которого ведется речь в документе, в некотором смысле сродни Софии Эпинойи из Апокрифа Иоанна. Разумеется, можно говорить лишь о каких-то чертах сходства, подсказанных неоднородностью этого образа, совместившего в себе знание и незнание. Другой памятник из собрания иного характера, чем Апокриф Иоанна, - "Толкование о душе", где влияние христианских идей весьма ощутимо, также напоминает "Гром" мучающейся своим падением и раздвоенностью главным действующим лицом произведения - душой. Несомненная близость, отмеченная всеми комментаторами, есть у отрывка из "Грома" с двумя текстами из второго сборника Наг-Хаммади - пятым и четвертым. Как ни далеки могут быть по своему происхождению эти памятники, для определенного уровня сознания, в большей или меньшей степени окрашенного влиянием гностического умонастроения, для составителей сборников, их заказчиков и читателей они обладали известным единством. Недаром в шестом сборнике вместе с "Громом" оказалось несколько памятников, близких христианской традиции, а также герметических, не говоря об отрывке из "Государства" Платона. В этом пестром наборе издателями английских переводов в аннотациях к текстам было справедливо отмечено влияние гностического мировосприятия в идеях и образах {13}.
Упоминая о связях "Грома", как феномена позднеантичной культуры, с документами, близкими по времени, не стоит забывать о жизни выраженных в нем мыслей в будущем - даже таком отдаленном, как Возрождение. Пусть мифологизирована речь памятника и ведет ее некое женское божество, эта речь отстаивает то единство мира, которое со временем вдохновит и Фичино, и Джордано Бруно, и многих других.
Гром. Совершенный Ум
[13]
(1) Гром. Совершенный Ум.
(2) Я послана
(3) Силой. И я пришла к тем, кто
(4) думает обо мне. И нашли меня
(5) среди тех, кто ищет меня.
(6) Смотрите на меня те, кто думает обо мне!
(7) Те, кто слушает, да слышат меня!
(8) Те, кто ждал меня, берите меня
(9) себе. И не гоните меня
(10) с ваших глаз!
(11) И не дайте, чтобы ваш голос
(12) ненавидел меня, ни ваш слух!
(13) Да не будет не знающего меня
(14) нигде и никогда! Берегитесь,
(15) не будьте не знающими меня!
(16) Ибо я первая и последняя. Я
(17) почитаемая и презираемая.
(18) Я блудница и святая.
(19) Я жена и
(20) дева. Я мать
(21) и дочь. Я члены тела
(22) моей матери. Я неплодность,
(23) и есть множество ее сыновей. Я
(24) та, чьих браков множество, и
(25) я не была в замужестве. Я облегчающая роды
(26) и та, что не рожала. Я
(27) утешение в моих родовых муках. Я
(28) новобрачная и новобрачный.
(29) И мой муж тот, кто
(30) породил меня. Я мать
(31) моего отца и сестра моего
(32) мужа, и он мой отпрыск.
(33) Я раба того, кто
(34) приготовил меня. Я госпожа
[14]
(1) моего отпрыска. Но он тот, кто породил меня
(2) до времени в род
(3) рождения. И он мой отпрыск
(4) во времени, и моя сила
(5) от него. Я опора
(6) его силы в его детстве, [и]
(7) он посох моей
(8) старости. И что он желает,
(9) случается со мной. Я молчание,
(10) которое нельзя постичь, и мысль,
(11) которой вспомятований множество.
(12) Я глас, который многогласен,
(13) и слово, которое многовидно.
(14) Я изречение
(15) моего имени. Почему те, кто ненавидит меня,
(16) вы, кто любит меня, и
(17) вы ненавидите тех, кто любит меня?
(18) Вы, кто отвергает меня, признаете
(19) меня! И вы, кто признает
(20) меня, отвергаете меня! И вы, кто говорит
(21) правду обо мне, лжете обо мне! И
(22) вы, кто солгал обо мне, говорите правду обо мне!
(23) Вы, кто знает меня, станете
(24) не знающими меня! И те, кто не
(25) знал меня, да познают они меня!
(26) Ибо я знание и
(27) незнание. Я
(28) стыд и дерзость.
(29) Я бесстыдная, я
(30) скромная. Я твердость и
(31) я боязливость. Я война
(32) и мир. Почитайте
(33) меня! Я презираемое
(34) и великое. Почитайте мою
[15]
(1) бедность и мое богатство!
(2) Не будьте ко мне высокомерны, когда я
(3) брошена на землю! И
(4) вы найдете меня среди идущих.
(5) И не смотрите
(6) на меня, (попранную) в кучу навоза, и не уходите
(7) и не оставляйте меня, когда я брошена.
(8) И вы найдете меня в
(9) царствии. И не смотрите
(10) на меня, когда я брошена среди тех,
(11) кто презираем, и в местах скудных,
(12) и не глумитесь надо мной.
(13) И не бросайте меня к тем,
(14) кто искалечен, в насилии.
(15) Я же, я милосердна
(16) и я немилосердна. Берегитесь,
(17) не ненавидьте мое послушание
(18) и моей воздержанности
(19) не любите. В моей слабости
(20) не покидайте меня и
(21) не бойтесь моей силы.
(22) В самом деле, почему презира
(23) ете вы мой страх и
(24) проклинаете мою гордыню?
(25) Но я та, кто во
(26) всяческих страхах, и жестокость
(27) в трепете. Я та, которая слаба,
(28) и я невредима в
(29) месте наслаждения. Я
(30) неразумна и я мудра.
(31) Почему вы возненавидели меня
(32) в ваших советах? Потому что я
(33) буду молчать среди тех, кто молчит,
(34) и я явлюсь и скажу.
[16]
(1) И почему возненавидели меня вы, эллины?
(2) Потому что я варвар среди
(3) варваров? Ведь я мудрость
(4) эллинов и знание
(5) варваров. Я суд над эллинами
(6) и варварами. Я
(7) та, чей образ - многочислен в Египте
(8) и чьего образа нет среди вар
(9) варов. Я та, кого возненавидели
(10) повсюду и кого возлюбили
(11) повсюду. Я та, кого зовут
(12) "жизнь", и вы
(13) назвали "смерть". Я та,
(14) кого зовут "закон",
(15) и вы назвали "беззаконие".
(16) Я та, кого вы преследовали,
(17) И я та, кого вы схватили.
(18) Я та, кого вы рассеяли,
(19) и вы собрали меня.
(20) Я та, перед кем вы стыдились,
(21) и вы были бесстыдны передо мной.
(22) Я та, которая не празднует,
(23) и я та, чьих праздников множество.
(24) Я, я безбожна, и
(25) я, чьих богов множество.
(26) Я та, о которой вы подумали,
(27) и вы пренебрегли мною. Я
(28) немудрая, и мудрость получают
(29) от меня. Я та, которой вы
(30) пренебрегли, и
(31) вы думаете обо мне. Я та,
(32) от которой вы сокрылись, и
(33) вы открываетесь мне. Но когда
(34) вы скрываете себя,
(35) я сама откроюсь.
[17]
(1) Ибо [когда] вы
(2) откроетесь, я сама
(3) скроюсь от вас. Те, кто
(4) [ ] через него [ ]
(5) [ ] неразумное [ ]
(6) [ ]. Возьмите у меня
(7) [знание] из печали
(8) [сердечной] и возьмите меня
(9) к себе из знания
(10) [и] печали [сердечной]. И возьмите
(11) меня к себе из мест
(12) презренных и из разорения.
(13) И награбьте в тех, какие
(14) хорошие, хотя бы презренно.
(15) От стыда возьмите меня
(16) к себе бесстыдно.
(17) И от бесстыдства
(18) и стыда унижайте мои чле
(19) ны в ваших. И
(20) идите ко мне
(21) те, кто знает меня и кто
(22) знает мои члены, и
(23) вы создадите великих в малых
(24) первых творениях.
(25) Идите к детству
(26) и не ненавидьте его,
(27) потому что оно ничтожное и малое.
(28) И не отвращайте
(29) великостей в частях
(30) от малостей,
(31) ибо познаваемы малости
(32) великостями. Почему
(33) вы проклинаете меня
(34) и почему вы почитаете меня?
(35) Вы избили и вы
(36) сжалились. Не отделяйте меня от первых,
[18]
(1) которых вы [познали]. И не
(2) изгоняйте никого [и не]
(3) возвращайте никого [ ]
(4) [ ] возвращайтесь [ ]
(5) не [зна]ет его [ ]
(6) [ ] то, что мне принадлежит [ ] .
(7) Я знаю, я, [первых, и]
(8) те, кто после меня, они знают [меня].
(9) Я же [совершенный] Ум
(10) и покой [ ].
(11) Я знание моего поиска и
(12) находка тех, кто ищет меня, и
(13) приказание тех, кто просит меня,
(14) и сила сил в моем зна
(15) нии ангелов, которые посланы
(16) по моему слову, и богов
(17) в их время (вар.: среди богов) по моему совету,
(18) и духов всех мужей, которые
(19) пребывают со мной, и жен, которые
(20) пребывают во мне. Я та, которая
(21) почитаема, и которой воздают славу,
(22) и которой пренебрегают
(23) с презрением. Я
(24) мир, и война
(25) произошла из-за меня. И я
(26) чужая и горожанка.
(27) Я сущность и то, что не
(28) есть сущность. Те, кто произошел
(29) от сосуществования со мной,
(30) не знают меня. И те, кто в моей
(31) сущности, те знают меня.
(32) Те, кто близок мне, не знают
(33) меня. И те, кто далек
(34) от меня, те познали меня.
(35) В день, когда я близка
[19]
(1) [вам, я] далека от
(2) [вас. И] в день, когда я
(3) [далека] от вас,
(4) [я близка] вам. Я
(5) [одеяние] сердец.
(6) [И я ] природы. Я
(7) [ ] творение духа
(8) [и про]винность душ.
(9) [Я] захватывание и не
(10) [захватывание]. Я связь и
(11) развязывание. Я неподвижность
(12) и я развязывающее. Я
(13) нисходящее вниз и
(14) поднимаются ко мне. Я суд
(15) и оправдание. Я, я
(16) безгрешна, и корень
(17) греха произрастает из меня.
(18) Я вожделение для
(19) видения, и душевная
(20) сдержанность есть во мне. Я
(21) слух, который доступен
(22) каждому, и речь, которая не может быть
(23) схвачена. Я немая,
(24) которая не может говорить, и велико
(25) мое множество слов. Слушайте
(26) меня в уступчивости и вы
(27) получите от меня учение в твердости.
(28) Я та, кто взывает
(29) {наземь}, и бросают
(30) меня наземь.
(31) Я та, кто приготовила хлеб,
(32) и мой ум внутри. Я знание
(33) моих имен. Я
(34) та, кто взывает, и я та,
(35) кто слышит.
[20]
(1) Я явлюсь [и]
(2) иду в [ ]
(3) природа [ ]
(4) знак [ ]
(5) [ ]. Я это [ ]
(6) [ ] их защита [ ].
(7) Я та, которую называют
(8) "истина". И несправедливость [мое имя].
(9) Вы почитаете меня
(10) и вы нашептываете против [меня]. [ ]
(11) побеждающие их. Судите
(12) их, пока они не совершили суд над вами,
(13) ибо судья и пристрастие
(14) есть в вас. Если вы судимы
(15) этим, кто
(16) оправдает вас? Или если вы
(17) оправданы им, кто сможет
(18) схватить вас? Ибо ваше
(19) внутреннее есть ваше
(20) внешнее, и кто слепил внешнее
(21) ваше, придал форму
(22) вашему внутреннему. И то, что
(23) вы видите в вашем внешнем,
(24) вы видите в вашем внутреннем;
(25) это явлено и это ваше одеяние.
(26) Слушайте меня, слушающие,
(27) и примите поучение моих слов,
(28) вы, кто знает меня! Я - это
(29) слух, который доступен каждому.
(30) Я речь, которая не
(31) может быть схвачена. - Я
(32) имя голоса и голос
(33) имени. Я знак
(34) писания и проявленность
(35) разделения. И я
[21]
(строки 1-3 отсутствуют)
(4) [ ] свет [ ]
(5) [ ] и [ ]
(6) [ ] слушающие [ ]
(7) вам [ ]
(8) [ ] великая сила. И
(9) [ ] не поколеблет имени.
(10) [ ] тому, кто создал меня.
(11) Я же, я произнесу его имя.
(12) Так смотрите на его слова и писания,
(13) которые исполнились. Так внимайте,
(14) слушающие, и
(15) вы также, ангелы,
(16) и те, кто послан,
(17) и духи, которые восстали от
(18) смерти. Ибо я то,
(19) что одно существует, и нет у меня никого,
(20) кто станет судить меня. Ибо много
(21) привлекательных образов, которые
(22) существуют в многочисленных грехах,
(23) и необузданности (мн. ч.),
(24) и страстях постыдных,
(25) и наслаждениях преходящих,
(26) и они схватывают их (людей),
(27) пока те не станут трезвыми и
(28) не поспешат к своему месту упокоения.
(29) И они найдут
(30) меня в этом месте и
(31) будут жить и снова не
(32) умрут.
Евангелие от Марии
Евангелие от Марии дошло до нас на саидском наречии коптского языка (Берл. пап. 8502), в кодексе, который по своему содержанию прямо примыкает к рукописям из Наг-Хаммади: два произведения из четырех, заключенных в кодексе, сохранились также в собрании из Наг-Хаммади. Это - Апокриф Иоанна и "Мудрость Иисуса Христа" (другое название этого текста - "Евгност счастливый").
Евангелие от Марии, с которого начинается кодекс, привлекает внимание своим построением. Издавший памятник немецкий ученый В. Тилль настаивал на гетерогенности текста {1}, французский исследователь М. Тардье в книге "Берлинский кодекс" занял иную позицию: он категорически утверждал цельность евангелия {2}. Имеющийся в кодексе текст представляет собой коптский перевод с греческого оригинала, к сожалению частично утраченный. Не сохранилось начало евангелия (страницы 1-6), нет также страниц 11-14. Дошли страницы 7.1-10, 23 и 15.1 - 19.5. Помимо коптского перевода есть греческий фрагмент памятника в папирусах Рейланда {3}, соответствующий страницам 17.4-19.5 коптского папируса. Однако в основе коптского перевода, который, по мнению М. Тардье, восходит ко II в., была другая редакция евангелия, а не та, что представлена во фрагменте III в. Название текста - "Евангелие от Марии" дано в конце его.
Образ Марии Магдалины, первой, согласно Евангелию от Иоанна (20.11 -18), узревшей Иисуса воскресшим, занимает в новозаветной традиции особое место. В гностической литературе легенда о Марии Магдалине разрабатывалась широко и поразному. Епифаний упоминал апокрифические сочинения, связываемые с именем Марии: "Вопросы Марии" (Panarion. XXVI.8.1-2) и "Родословие Марии" (XXVI.12.1-4). Первый из этих текстов, вызывавший ужас своим кощунственным для христианина содержанием, был частично пересказан Епифанием. В нем Марии была отведена роль наиболее доверенного Иисусу лица. Возможно, как ответ на эту, выдержанную в весьма натуралистических тонах редакцию легенды сложилась иная - в строго аскетическом духе. Она отразилась в коптской рукописи, известной с XVIII в. и удержавшей наименование, которое закрепил за ней ее первый исследователь, - "Пистис Софиа" {4}.
Момент, к которому приурочено повествование Евангелия от Марии, приходится на отрезок между воскресением и вознесением Иисуса. По мнению В. Тилля, памятник состоит из двух частей: в первой части, сохранившейся лишь со страницы 7, содержится учение явившегося ученикам Иисуса о материи, грехе, болезни и смерти (до конца страницы 9), во второй (с начала страницы 10 до 19.5) - Мария Магдалина повествует о своем видении Иисуса и о том, что Иисус открыл ей. Вторая часть также дошла с лакунами. Недосказанной остается мысль о главенствующей роли ума, срединного между душой и духом, у того, кто созерцает видение. После пробела в рукописи (страницы 11-14) продолжена тема восхождения души, преодолевающей враждебные власти. Помимо этого документ содержит интересное обрамление - изложение беседы учеников Иисуса - Марии, Андрея, Петра, Левия. В обмене репликами раскрываются их разный склад и несходство во взглядах.
Двухчастность памятника свидетельствует, по мнению В. Тилля, о существовании первоначально независимых друг от друга текстов, которые из-за их небольшого размера были затем соединены, хотя, собственно, ничего общего между собой не имели {5}. В свою очередь М. Тардье, не отрицая двухчастности евангелия, обратил внимание на его единый план. По мнению М. Тардье, оно вписывается в религиозно-философские споры школы сирийского писателя конца II - начала III в. Вардесана (Бар-Дайсана) по вопросам природы и этики: "Кажется, что к древней традиции изречений Иисуса как будто прилепились звучные слова из недавнего спора" {6}.
Трудно не согласиться с доводами М. Тардье о единстве памятника. Но при отсутствии первых семи страниц рукописи кажется чересчур смелым утверждение, что там было учение о демиурге и творении {7}. Осторожность В. Тилля, не пытавшегося описать то, что не сохранилось, и опиравшегося в своем понимании произведения только на уцелевший текст {8}, представляется более надежной. Думается, что стержень памятника составляет тема спасительного для человека знания. Один за другим, как связанные с этой темой, освещаются вопросы материи, греха, болезни, смерти, отыскания внутреннего мира (), а затем преодоления душой враждебных ей властей. Сохранившийся на странице 7 конец размышлений о материи или подробности о властях, с которыми спорит душа в ее странствиях, даны не сами по себе, а в связи с темой спасительного знания.
Как можно заметить по скупому перечню вопросов, затронутых в евангелии, оно, при его небольшом размере, содержательно и располагает к разнообразным сопоставлениям. Чтобы дать представление о возможностях, открывающихся перед исследователями памятника, ограничимся одним примером - разбором пассажа о восхождении души (15.1 -17.5). Наделенный чертами, присущими только ему, он может быть изучен как некое целое. В отличие от первой части евангелия, передающей наставления Иисуса ученикам, отрывок о восхождении души включен в рассказ Марии. Она повествует, как узрела Иисуса в видении и удостоилась его похвалы. Затем, пересказав свой вопрос, обращенный к Иисусу, душой или духом созерцает человек видение, Мария приводит его ответ. Здесь текст прерывается. Мы лишены возможности установить последовательность, в которой возникает новая тема - о восхождении души. Страница 15 рукописи сразу вводит читателя в спор души со второй властью из четырех. В виде диалога переданы вопросы властей и ответы души. Его сопровождают краткие пояснения. После заключительных слов души в рукописи следует: "Сказав это, Мария умолкла, так как Спаситель говорил с ней до этого места" (17.7-9). Отсюда ясно, что рассказ о восхождении души и спорах ее с властями, вложенный в евангелии в уста Иисуса, передан ученикам услышавшей его от Иисуса Марией.
Обратим внимание на то, что излагаемое в пассаже знание несколько иного порядка, чем в первой части произведения. Там его, как это явствует из
текста, Иисус поведал сам своим ученикам, и оно прямо относилось к земной жизни человека. Здесь же оно было открыто только ближайшему из учеников - Марии и касалось участи души, освобожденной от телесных уз.
Напрашивается мысль о большей эсотеричности этого знания. Одновременно с переходом к его изложению меняется в евангелии и стилистика. Это уже не род катехизиса, предлагаемый в первой части. Тот, кто воспринимает текст, становится сам как бы участником событий - спора души с властями. Душа побеждает в нем всякий раз, превращаясь из ответчицы в обличительницу.
Диалог души с властями несколько напоминает разгадывание культовых загадок {9}. Описание переводится с одного смыслового уровня на другой глубинный уровень гностических значений. Он проступает в ответах души. Но они не просто заключают в себе описание ситуации в новых терминах. Обнаруживаемое в этих ответах знание соответствует некоему онтологическому сдвигу, сопровождаемому возвышением души, ее переходом в новое состояние.
Присмотримся к тексту отрывка. Столкновение души со второй властью, вожделением, с чего начинается пассаж, обнаруживает, что эта власть, посягающая на душу, винящая ее, сама оказывается изобличенной ею в своем заблуждении. Душа говорит: "Я узрела тебя. Ты меня не узрела, и ты меня не узнала. Я была для тебя как одеяние, и ты меня не узнала" (15.6-8). И как результат следует: "Сказав это, она (т. е. душа) пошла своей дорогой в великом ликовании" (15.9).
То же повторяется с третьей властью, незнанием: "И душа сказала: "Почему ты судишь меня, хотя я не судила? Я была схвачена, хотя я не схватила. Меня не познали, а я, я познала, что все подлежит высвобождению, будь то вещи земные, будь то небесные" (15.16-16.1). И снова: "Устранив третью власть, душа поднялась выше..." (16.1-3).
Наконец, последний обмен репликами между четвертой властью (гневом в семи формах) и душой. Эта часть диалога особенно примечательна. Спрашивая душу, куда та направляется, власть называет ее "убивающей людей", "поглощающей пространства" (16.15-16). Отвечая, душа не оставляет без внимания эти упреки. Она отводит удар, поясняя: "Что хватает меня, убито; что опутывает меня, уничтожено" (16.17-19), переводит брошенное ей обвинение в другую плоскость. Что же касается второго прозвища ("поглощающая пространство"), то и на него есть отклик в реплике души. Она так говорит теперь о себе, что ее спор с властями видится в ином свете, а именно как событие ее внутренней жизни: "...вожделение мое пришло к концу, и незнание умерло... Узы забвения временны..." (16.19-17.7).
Власти, которые поначалу рисуются как внешние относительно души, так же как и путь восхождения, наводящий на мысль о преодоленном пространстве, обретают новый смысл. Речь идет о противоборстве качеств в человеческой душе, об очищении ее, избавлении от того несовершенного, что было в ней ("вожделение мое пришло к концу"). Реплика души, обращенная к третьей власти ("Почему ты судишь меня, хотя я не судила? Я хотела схватить, хотя я не схватила" - 15.17-19), видимо, означает следующее. Душа лишь постольку может быть схвачена и судима, поскольку сама причастна подобной активности. Заметим, что власти, с которыми встречается душа, носят имена, характеризующие человеческие свойства: вожделение, гнев, невежество. В работах, посвященных евангелию, их называют властями небесных сфер {10}. Это вводит отрывок в контекст космологических тем. Но особенность пассажа в том и состоит, что сюжеты, относящиеся к взаимоотношениям души с внешним миром, получают новое звучание, интериоризуются - и вот они уже оборачиваются картиной внутренней жизни человека, его ведения или неведения. Мы наблюдаем экстатирующее сознание, обращенное на самое себя, с которым в большей или меньшей степени связаны гностические поиски.
Рассмотренный текст подводит к полноте гносиса, где внешнее по отношению к душе раскрывается как ее внутреннее. Победа над внешними властями сливается с ее внутренней победой, освобождением, исчезновением страстей, незнания, забвения. Открывается перспектива, на которую в тексте указывают такие понятия, как "покой", "вечность", "молчание".
Не вполне ясно, о чем идет речь в изучаемом пассаже: об участи души после смерти (так полагают В. Тилль и М. Тардье) или о ее просветлении, когда она, верная гносису, своей отрешенностью от телесных соблазнов оказывается способной достичь состояния, описываемого в документе. Неясность не кажется случайной, если вспомнить другой гностический памятник Евангелие от Филиппа, где сказано: "Того, кто получил свет сей, не видят и не смогут схватить. И никто не сможет мучить такого (человека), даже если он обитает в мире, а также, когда он уходит из мира" (изречение 127) {11}.
Как следует из этих слов, на том высоком уровне просветленности, о котором говорится в тексте, естественная смерть человека перестает быть решающим рубежом. Полнота гносиса доступна человеку, "даже если он обитает в мире".
Пассаж из Евангелия от Марии во многом перекликается и с Апокрифом Иоанна. Еще В. Тилль отметил сходство этих двух произведений в именах властей. На сравнение напрашивается часть апокрифа, посвященная тому, что ожидает души. В обоих памятниках встречаются понятия покоя и молчания, несущие столь важную смысловую нагрузку. И там и тут говорится о путах забвения и незнании, хотя и в разных планах: апокриф включает это в ответ на вопрос о происхождении судьбы, в евангелии же об этих путах говорит избавляющаяся от них душа.
Как уже было сказано, легенда о Марии Магдалине известна в гностической литературе в разных редакциях. Евангелие от Марии своей сдержанностью по отношению к роли Марии напоминает новозаветную традицию. Тем не менее и в текстах совсем иного толка, на которые ссылается Епифаний, уловимы точки соприкосновения с Евангелием от Марии. Например, в части "Панариона", посвященной ереси гностиков (они у Епифания выделены наряду с василидианами, николаитами, карпократианами, керинфианами, валентинианами и т. д.), говорится об архонтах семи небес и о том, каким образом "души спасаются". "Душа, исходя отсюда, проходит через этих архонтов и не может не пройти, если не будет сколько-нибудь в полноте знания, или, - добавляет от себя Епифаний, - лучше сказать, сего незнания, и исполненная им, не избежит рук архонтов и властей" (XXVI. 10). Однако дальнейшее разъяснение этого "знания" ("незнания") не напоминает пассажа из Евангелия от Марии. В другом месте Епифаний пишет: "Под именем же святого ученика Филиппа выдают подложное евангелие; в нем говорится: "Открыл мне Господь, что душе должно говорить при восхождении на небо и как отвечать каждой из высших сил"; именно говорит она: "Познала я сама себя... Я знаю о тебе, - продолжает она, - кто ты, ибо принадлежу к высшим..."" (XXVI. 13). Но и этот текст, в известной мере ассоциируемый с Евангелием от Марии, перемежается подробностями, не имеющими общего с последним, уводит Епифания к толкованию, не приложимому к коптскому документу.
Пассаж из евангелия располагает к сопоставлениям не только с гностической традицией. Типологически он в той или иной мере близок памятникам разных культур. Тема восхождения души, сопровождаемого столкновением со злыми силами, проступающее в диалоге разгадывание загадок, форма, тяготеющая к ритмическим эффектам, позволяют смотреть на текст как на цельный, в своих истоках, быть может, восходящий к обрядам посвящений.
Но вернемся к вопросу, поставленному в начале очерка - о монолитности и гетерогенности апокрифа. Каким бы своеобразным и цельным ни представлялся исследованный выше отрывок, налицо его тесная связь с другими частями памятника. Тема внутреннего очищения человека, организующая пассаж о восхождении души, напоминает первые поучения в евангелии - о грехе, болезнях, смерти (7.13-8.10). Слова Спасителя, следующие затем ("Мой мир, приобретите его себе! Берегитесь, как бы кто-нибудь не ввел вас в заблуждение, говоря: "Вот, здесь?" или "Вот, там!" Ибо Сын человека внутри вас. Следуйте за ним!") (8.14-20) выдержаны в том же ключе, что и пассаж напряженного внимания к внутренним ценностям. Эти слова в свою очередь перекликаются с изречениями 2 и 117 Евангелия от Фомы как своей формой, так и содержанием. В одних и тех же словах выражена в начале евангелия мысль о разрешении: "Все существа, все произведения, все творения пребывают друг в друге и друг с другом; и они снова разрешатся в их собственном корне. Ведь природа материи разрешается в том, что составляет ее единственную природу" (7.3-8),- и в заключительных репликах души из отрывка: "Меня не познали, я же, я познала, что все подлежит разрешению, будь то вещи земные, будь то небесные" (15.20-16.1); "В мире я была разрешена от мира (вар.: миром) и в отпечатке отпечатком свыше" (16.21-17.3).
Упоминая о связях "Грома", как феномена позднеантичной культуры, с документами, близкими по времени, не стоит забывать о жизни выраженных в нем мыслей в будущем - даже таком отдаленном, как Возрождение. Пусть мифологизирована речь памятника и ведет ее некое женское божество, эта речь отстаивает то единство мира, которое со временем вдохновит и Фичино, и Джордано Бруно, и многих других.
Гром. Совершенный Ум
[13]
(1) Гром. Совершенный Ум.
(2) Я послана
(3) Силой. И я пришла к тем, кто
(4) думает обо мне. И нашли меня
(5) среди тех, кто ищет меня.
(6) Смотрите на меня те, кто думает обо мне!
(7) Те, кто слушает, да слышат меня!
(8) Те, кто ждал меня, берите меня
(9) себе. И не гоните меня
(10) с ваших глаз!
(11) И не дайте, чтобы ваш голос
(12) ненавидел меня, ни ваш слух!
(13) Да не будет не знающего меня
(14) нигде и никогда! Берегитесь,
(15) не будьте не знающими меня!
(16) Ибо я первая и последняя. Я
(17) почитаемая и презираемая.
(18) Я блудница и святая.
(19) Я жена и
(20) дева. Я мать
(21) и дочь. Я члены тела
(22) моей матери. Я неплодность,
(23) и есть множество ее сыновей. Я
(24) та, чьих браков множество, и
(25) я не была в замужестве. Я облегчающая роды
(26) и та, что не рожала. Я
(27) утешение в моих родовых муках. Я
(28) новобрачная и новобрачный.
(29) И мой муж тот, кто
(30) породил меня. Я мать
(31) моего отца и сестра моего
(32) мужа, и он мой отпрыск.
(33) Я раба того, кто
(34) приготовил меня. Я госпожа
[14]
(1) моего отпрыска. Но он тот, кто породил меня
(2) до времени в род
(3) рождения. И он мой отпрыск
(4) во времени, и моя сила
(5) от него. Я опора
(6) его силы в его детстве, [и]
(7) он посох моей
(8) старости. И что он желает,
(9) случается со мной. Я молчание,
(10) которое нельзя постичь, и мысль,
(11) которой вспомятований множество.
(12) Я глас, который многогласен,
(13) и слово, которое многовидно.
(14) Я изречение
(15) моего имени. Почему те, кто ненавидит меня,
(16) вы, кто любит меня, и
(17) вы ненавидите тех, кто любит меня?
(18) Вы, кто отвергает меня, признаете
(19) меня! И вы, кто признает
(20) меня, отвергаете меня! И вы, кто говорит
(21) правду обо мне, лжете обо мне! И
(22) вы, кто солгал обо мне, говорите правду обо мне!
(23) Вы, кто знает меня, станете
(24) не знающими меня! И те, кто не
(25) знал меня, да познают они меня!
(26) Ибо я знание и
(27) незнание. Я
(28) стыд и дерзость.
(29) Я бесстыдная, я
(30) скромная. Я твердость и
(31) я боязливость. Я война
(32) и мир. Почитайте
(33) меня! Я презираемое
(34) и великое. Почитайте мою
[15]
(1) бедность и мое богатство!
(2) Не будьте ко мне высокомерны, когда я
(3) брошена на землю! И
(4) вы найдете меня среди идущих.
(5) И не смотрите
(6) на меня, (попранную) в кучу навоза, и не уходите
(7) и не оставляйте меня, когда я брошена.
(8) И вы найдете меня в
(9) царствии. И не смотрите
(10) на меня, когда я брошена среди тех,
(11) кто презираем, и в местах скудных,
(12) и не глумитесь надо мной.
(13) И не бросайте меня к тем,
(14) кто искалечен, в насилии.
(15) Я же, я милосердна
(16) и я немилосердна. Берегитесь,
(17) не ненавидьте мое послушание
(18) и моей воздержанности
(19) не любите. В моей слабости
(20) не покидайте меня и
(21) не бойтесь моей силы.
(22) В самом деле, почему презира
(23) ете вы мой страх и
(24) проклинаете мою гордыню?
(25) Но я та, кто во
(26) всяческих страхах, и жестокость
(27) в трепете. Я та, которая слаба,
(28) и я невредима в
(29) месте наслаждения. Я
(30) неразумна и я мудра.
(31) Почему вы возненавидели меня
(32) в ваших советах? Потому что я
(33) буду молчать среди тех, кто молчит,
(34) и я явлюсь и скажу.
[16]
(1) И почему возненавидели меня вы, эллины?
(2) Потому что я варвар среди
(3) варваров? Ведь я мудрость
(4) эллинов и знание
(5) варваров. Я суд над эллинами
(6) и варварами. Я
(7) та, чей образ - многочислен в Египте
(8) и чьего образа нет среди вар
(9) варов. Я та, кого возненавидели
(10) повсюду и кого возлюбили
(11) повсюду. Я та, кого зовут
(12) "жизнь", и вы
(13) назвали "смерть". Я та,
(14) кого зовут "закон",
(15) и вы назвали "беззаконие".
(16) Я та, кого вы преследовали,
(17) И я та, кого вы схватили.
(18) Я та, кого вы рассеяли,
(19) и вы собрали меня.
(20) Я та, перед кем вы стыдились,
(21) и вы были бесстыдны передо мной.
(22) Я та, которая не празднует,
(23) и я та, чьих праздников множество.
(24) Я, я безбожна, и
(25) я, чьих богов множество.
(26) Я та, о которой вы подумали,
(27) и вы пренебрегли мною. Я
(28) немудрая, и мудрость получают
(29) от меня. Я та, которой вы
(30) пренебрегли, и
(31) вы думаете обо мне. Я та,
(32) от которой вы сокрылись, и
(33) вы открываетесь мне. Но когда
(34) вы скрываете себя,
(35) я сама откроюсь.
[17]
(1) Ибо [когда] вы
(2) откроетесь, я сама
(3) скроюсь от вас. Те, кто
(4) [ ] через него [ ]
(5) [ ] неразумное [ ]
(6) [ ]. Возьмите у меня
(7) [знание] из печали
(8) [сердечной] и возьмите меня
(9) к себе из знания
(10) [и] печали [сердечной]. И возьмите
(11) меня к себе из мест
(12) презренных и из разорения.
(13) И награбьте в тех, какие
(14) хорошие, хотя бы презренно.
(15) От стыда возьмите меня
(16) к себе бесстыдно.
(17) И от бесстыдства
(18) и стыда унижайте мои чле
(19) ны в ваших. И
(20) идите ко мне
(21) те, кто знает меня и кто
(22) знает мои члены, и
(23) вы создадите великих в малых
(24) первых творениях.
(25) Идите к детству
(26) и не ненавидьте его,
(27) потому что оно ничтожное и малое.
(28) И не отвращайте
(29) великостей в частях
(30) от малостей,
(31) ибо познаваемы малости
(32) великостями. Почему
(33) вы проклинаете меня
(34) и почему вы почитаете меня?
(35) Вы избили и вы
(36) сжалились. Не отделяйте меня от первых,
[18]
(1) которых вы [познали]. И не
(2) изгоняйте никого [и не]
(3) возвращайте никого [ ]
(4) [ ] возвращайтесь [ ]
(5) не [зна]ет его [ ]
(6) [ ] то, что мне принадлежит [ ] .
(7) Я знаю, я, [первых, и]
(8) те, кто после меня, они знают [меня].
(9) Я же [совершенный] Ум
(10) и покой [ ].
(11) Я знание моего поиска и
(12) находка тех, кто ищет меня, и
(13) приказание тех, кто просит меня,
(14) и сила сил в моем зна
(15) нии ангелов, которые посланы
(16) по моему слову, и богов
(17) в их время (вар.: среди богов) по моему совету,
(18) и духов всех мужей, которые
(19) пребывают со мной, и жен, которые
(20) пребывают во мне. Я та, которая
(21) почитаема, и которой воздают славу,
(22) и которой пренебрегают
(23) с презрением. Я
(24) мир, и война
(25) произошла из-за меня. И я
(26) чужая и горожанка.
(27) Я сущность и то, что не
(28) есть сущность. Те, кто произошел
(29) от сосуществования со мной,
(30) не знают меня. И те, кто в моей
(31) сущности, те знают меня.
(32) Те, кто близок мне, не знают
(33) меня. И те, кто далек
(34) от меня, те познали меня.
(35) В день, когда я близка
[19]
(1) [вам, я] далека от
(2) [вас. И] в день, когда я
(3) [далека] от вас,
(4) [я близка] вам. Я
(5) [одеяние] сердец.
(6) [И я ] природы. Я
(7) [ ] творение духа
(8) [и про]винность душ.
(9) [Я] захватывание и не
(10) [захватывание]. Я связь и
(11) развязывание. Я неподвижность
(12) и я развязывающее. Я
(13) нисходящее вниз и
(14) поднимаются ко мне. Я суд
(15) и оправдание. Я, я
(16) безгрешна, и корень
(17) греха произрастает из меня.
(18) Я вожделение для
(19) видения, и душевная
(20) сдержанность есть во мне. Я
(21) слух, который доступен
(22) каждому, и речь, которая не может быть
(23) схвачена. Я немая,
(24) которая не может говорить, и велико
(25) мое множество слов. Слушайте
(26) меня в уступчивости и вы
(27) получите от меня учение в твердости.
(28) Я та, кто взывает
(29) {наземь}, и бросают
(30) меня наземь.
(31) Я та, кто приготовила хлеб,
(32) и мой ум внутри. Я знание
(33) моих имен. Я
(34) та, кто взывает, и я та,
(35) кто слышит.
[20]
(1) Я явлюсь [и]
(2) иду в [ ]
(3) природа [ ]
(4) знак [ ]
(5) [ ]. Я это [ ]
(6) [ ] их защита [ ].
(7) Я та, которую называют
(8) "истина". И несправедливость [мое имя].
(9) Вы почитаете меня
(10) и вы нашептываете против [меня]. [ ]
(11) побеждающие их. Судите
(12) их, пока они не совершили суд над вами,
(13) ибо судья и пристрастие
(14) есть в вас. Если вы судимы
(15) этим, кто
(16) оправдает вас? Или если вы
(17) оправданы им, кто сможет
(18) схватить вас? Ибо ваше
(19) внутреннее есть ваше
(20) внешнее, и кто слепил внешнее
(21) ваше, придал форму
(22) вашему внутреннему. И то, что
(23) вы видите в вашем внешнем,
(24) вы видите в вашем внутреннем;
(25) это явлено и это ваше одеяние.
(26) Слушайте меня, слушающие,
(27) и примите поучение моих слов,
(28) вы, кто знает меня! Я - это
(29) слух, который доступен каждому.
(30) Я речь, которая не
(31) может быть схвачена. - Я
(32) имя голоса и голос
(33) имени. Я знак
(34) писания и проявленность
(35) разделения. И я
[21]
(строки 1-3 отсутствуют)
(4) [ ] свет [ ]
(5) [ ] и [ ]
(6) [ ] слушающие [ ]
(7) вам [ ]
(8) [ ] великая сила. И
(9) [ ] не поколеблет имени.
(10) [ ] тому, кто создал меня.
(11) Я же, я произнесу его имя.
(12) Так смотрите на его слова и писания,
(13) которые исполнились. Так внимайте,
(14) слушающие, и
(15) вы также, ангелы,
(16) и те, кто послан,
(17) и духи, которые восстали от
(18) смерти. Ибо я то,
(19) что одно существует, и нет у меня никого,
(20) кто станет судить меня. Ибо много
(21) привлекательных образов, которые
(22) существуют в многочисленных грехах,
(23) и необузданности (мн. ч.),
(24) и страстях постыдных,
(25) и наслаждениях преходящих,
(26) и они схватывают их (людей),
(27) пока те не станут трезвыми и
(28) не поспешат к своему месту упокоения.
(29) И они найдут
(30) меня в этом месте и
(31) будут жить и снова не
(32) умрут.
Евангелие от Марии
Евангелие от Марии дошло до нас на саидском наречии коптского языка (Берл. пап. 8502), в кодексе, который по своему содержанию прямо примыкает к рукописям из Наг-Хаммади: два произведения из четырех, заключенных в кодексе, сохранились также в собрании из Наг-Хаммади. Это - Апокриф Иоанна и "Мудрость Иисуса Христа" (другое название этого текста - "Евгност счастливый").
Евангелие от Марии, с которого начинается кодекс, привлекает внимание своим построением. Издавший памятник немецкий ученый В. Тилль настаивал на гетерогенности текста {1}, французский исследователь М. Тардье в книге "Берлинский кодекс" занял иную позицию: он категорически утверждал цельность евангелия {2}. Имеющийся в кодексе текст представляет собой коптский перевод с греческого оригинала, к сожалению частично утраченный. Не сохранилось начало евангелия (страницы 1-6), нет также страниц 11-14. Дошли страницы 7.1-10, 23 и 15.1 - 19.5. Помимо коптского перевода есть греческий фрагмент памятника в папирусах Рейланда {3}, соответствующий страницам 17.4-19.5 коптского папируса. Однако в основе коптского перевода, который, по мнению М. Тардье, восходит ко II в., была другая редакция евангелия, а не та, что представлена во фрагменте III в. Название текста - "Евангелие от Марии" дано в конце его.
Образ Марии Магдалины, первой, согласно Евангелию от Иоанна (20.11 -18), узревшей Иисуса воскресшим, занимает в новозаветной традиции особое место. В гностической литературе легенда о Марии Магдалине разрабатывалась широко и поразному. Епифаний упоминал апокрифические сочинения, связываемые с именем Марии: "Вопросы Марии" (Panarion. XXVI.8.1-2) и "Родословие Марии" (XXVI.12.1-4). Первый из этих текстов, вызывавший ужас своим кощунственным для христианина содержанием, был частично пересказан Епифанием. В нем Марии была отведена роль наиболее доверенного Иисусу лица. Возможно, как ответ на эту, выдержанную в весьма натуралистических тонах редакцию легенды сложилась иная - в строго аскетическом духе. Она отразилась в коптской рукописи, известной с XVIII в. и удержавшей наименование, которое закрепил за ней ее первый исследователь, - "Пистис Софиа" {4}.
Момент, к которому приурочено повествование Евангелия от Марии, приходится на отрезок между воскресением и вознесением Иисуса. По мнению В. Тилля, памятник состоит из двух частей: в первой части, сохранившейся лишь со страницы 7, содержится учение явившегося ученикам Иисуса о материи, грехе, болезни и смерти (до конца страницы 9), во второй (с начала страницы 10 до 19.5) - Мария Магдалина повествует о своем видении Иисуса и о том, что Иисус открыл ей. Вторая часть также дошла с лакунами. Недосказанной остается мысль о главенствующей роли ума, срединного между душой и духом, у того, кто созерцает видение. После пробела в рукописи (страницы 11-14) продолжена тема восхождения души, преодолевающей враждебные власти. Помимо этого документ содержит интересное обрамление - изложение беседы учеников Иисуса - Марии, Андрея, Петра, Левия. В обмене репликами раскрываются их разный склад и несходство во взглядах.
Двухчастность памятника свидетельствует, по мнению В. Тилля, о существовании первоначально независимых друг от друга текстов, которые из-за их небольшого размера были затем соединены, хотя, собственно, ничего общего между собой не имели {5}. В свою очередь М. Тардье, не отрицая двухчастности евангелия, обратил внимание на его единый план. По мнению М. Тардье, оно вписывается в религиозно-философские споры школы сирийского писателя конца II - начала III в. Вардесана (Бар-Дайсана) по вопросам природы и этики: "Кажется, что к древней традиции изречений Иисуса как будто прилепились звучные слова из недавнего спора" {6}.
Трудно не согласиться с доводами М. Тардье о единстве памятника. Но при отсутствии первых семи страниц рукописи кажется чересчур смелым утверждение, что там было учение о демиурге и творении {7}. Осторожность В. Тилля, не пытавшегося описать то, что не сохранилось, и опиравшегося в своем понимании произведения только на уцелевший текст {8}, представляется более надежной. Думается, что стержень памятника составляет тема спасительного для человека знания. Один за другим, как связанные с этой темой, освещаются вопросы материи, греха, болезни, смерти, отыскания внутреннего мира (), а затем преодоления душой враждебных ей властей. Сохранившийся на странице 7 конец размышлений о материи или подробности о властях, с которыми спорит душа в ее странствиях, даны не сами по себе, а в связи с темой спасительного знания.
Как можно заметить по скупому перечню вопросов, затронутых в евангелии, оно, при его небольшом размере, содержательно и располагает к разнообразным сопоставлениям. Чтобы дать представление о возможностях, открывающихся перед исследователями памятника, ограничимся одним примером - разбором пассажа о восхождении души (15.1 -17.5). Наделенный чертами, присущими только ему, он может быть изучен как некое целое. В отличие от первой части евангелия, передающей наставления Иисуса ученикам, отрывок о восхождении души включен в рассказ Марии. Она повествует, как узрела Иисуса в видении и удостоилась его похвалы. Затем, пересказав свой вопрос, обращенный к Иисусу, душой или духом созерцает человек видение, Мария приводит его ответ. Здесь текст прерывается. Мы лишены возможности установить последовательность, в которой возникает новая тема - о восхождении души. Страница 15 рукописи сразу вводит читателя в спор души со второй властью из четырех. В виде диалога переданы вопросы властей и ответы души. Его сопровождают краткие пояснения. После заключительных слов души в рукописи следует: "Сказав это, Мария умолкла, так как Спаситель говорил с ней до этого места" (17.7-9). Отсюда ясно, что рассказ о восхождении души и спорах ее с властями, вложенный в евангелии в уста Иисуса, передан ученикам услышавшей его от Иисуса Марией.
Обратим внимание на то, что излагаемое в пассаже знание несколько иного порядка, чем в первой части произведения. Там его, как это явствует из
текста, Иисус поведал сам своим ученикам, и оно прямо относилось к земной жизни человека. Здесь же оно было открыто только ближайшему из учеников - Марии и касалось участи души, освобожденной от телесных уз.
Напрашивается мысль о большей эсотеричности этого знания. Одновременно с переходом к его изложению меняется в евангелии и стилистика. Это уже не род катехизиса, предлагаемый в первой части. Тот, кто воспринимает текст, становится сам как бы участником событий - спора души с властями. Душа побеждает в нем всякий раз, превращаясь из ответчицы в обличительницу.
Диалог души с властями несколько напоминает разгадывание культовых загадок {9}. Описание переводится с одного смыслового уровня на другой глубинный уровень гностических значений. Он проступает в ответах души. Но они не просто заключают в себе описание ситуации в новых терминах. Обнаруживаемое в этих ответах знание соответствует некоему онтологическому сдвигу, сопровождаемому возвышением души, ее переходом в новое состояние.
Присмотримся к тексту отрывка. Столкновение души со второй властью, вожделением, с чего начинается пассаж, обнаруживает, что эта власть, посягающая на душу, винящая ее, сама оказывается изобличенной ею в своем заблуждении. Душа говорит: "Я узрела тебя. Ты меня не узрела, и ты меня не узнала. Я была для тебя как одеяние, и ты меня не узнала" (15.6-8). И как результат следует: "Сказав это, она (т. е. душа) пошла своей дорогой в великом ликовании" (15.9).
То же повторяется с третьей властью, незнанием: "И душа сказала: "Почему ты судишь меня, хотя я не судила? Я была схвачена, хотя я не схватила. Меня не познали, а я, я познала, что все подлежит высвобождению, будь то вещи земные, будь то небесные" (15.16-16.1). И снова: "Устранив третью власть, душа поднялась выше..." (16.1-3).
Наконец, последний обмен репликами между четвертой властью (гневом в семи формах) и душой. Эта часть диалога особенно примечательна. Спрашивая душу, куда та направляется, власть называет ее "убивающей людей", "поглощающей пространства" (16.15-16). Отвечая, душа не оставляет без внимания эти упреки. Она отводит удар, поясняя: "Что хватает меня, убито; что опутывает меня, уничтожено" (16.17-19), переводит брошенное ей обвинение в другую плоскость. Что же касается второго прозвища ("поглощающая пространство"), то и на него есть отклик в реплике души. Она так говорит теперь о себе, что ее спор с властями видится в ином свете, а именно как событие ее внутренней жизни: "...вожделение мое пришло к концу, и незнание умерло... Узы забвения временны..." (16.19-17.7).
Власти, которые поначалу рисуются как внешние относительно души, так же как и путь восхождения, наводящий на мысль о преодоленном пространстве, обретают новый смысл. Речь идет о противоборстве качеств в человеческой душе, об очищении ее, избавлении от того несовершенного, что было в ней ("вожделение мое пришло к концу"). Реплика души, обращенная к третьей власти ("Почему ты судишь меня, хотя я не судила? Я хотела схватить, хотя я не схватила" - 15.17-19), видимо, означает следующее. Душа лишь постольку может быть схвачена и судима, поскольку сама причастна подобной активности. Заметим, что власти, с которыми встречается душа, носят имена, характеризующие человеческие свойства: вожделение, гнев, невежество. В работах, посвященных евангелию, их называют властями небесных сфер {10}. Это вводит отрывок в контекст космологических тем. Но особенность пассажа в том и состоит, что сюжеты, относящиеся к взаимоотношениям души с внешним миром, получают новое звучание, интериоризуются - и вот они уже оборачиваются картиной внутренней жизни человека, его ведения или неведения. Мы наблюдаем экстатирующее сознание, обращенное на самое себя, с которым в большей или меньшей степени связаны гностические поиски.
Рассмотренный текст подводит к полноте гносиса, где внешнее по отношению к душе раскрывается как ее внутреннее. Победа над внешними властями сливается с ее внутренней победой, освобождением, исчезновением страстей, незнания, забвения. Открывается перспектива, на которую в тексте указывают такие понятия, как "покой", "вечность", "молчание".
Не вполне ясно, о чем идет речь в изучаемом пассаже: об участи души после смерти (так полагают В. Тилль и М. Тардье) или о ее просветлении, когда она, верная гносису, своей отрешенностью от телесных соблазнов оказывается способной достичь состояния, описываемого в документе. Неясность не кажется случайной, если вспомнить другой гностический памятник Евангелие от Филиппа, где сказано: "Того, кто получил свет сей, не видят и не смогут схватить. И никто не сможет мучить такого (человека), даже если он обитает в мире, а также, когда он уходит из мира" (изречение 127) {11}.
Как следует из этих слов, на том высоком уровне просветленности, о котором говорится в тексте, естественная смерть человека перестает быть решающим рубежом. Полнота гносиса доступна человеку, "даже если он обитает в мире".
Пассаж из Евангелия от Марии во многом перекликается и с Апокрифом Иоанна. Еще В. Тилль отметил сходство этих двух произведений в именах властей. На сравнение напрашивается часть апокрифа, посвященная тому, что ожидает души. В обоих памятниках встречаются понятия покоя и молчания, несущие столь важную смысловую нагрузку. И там и тут говорится о путах забвения и незнании, хотя и в разных планах: апокриф включает это в ответ на вопрос о происхождении судьбы, в евангелии же об этих путах говорит избавляющаяся от них душа.
Как уже было сказано, легенда о Марии Магдалине известна в гностической литературе в разных редакциях. Евангелие от Марии своей сдержанностью по отношению к роли Марии напоминает новозаветную традицию. Тем не менее и в текстах совсем иного толка, на которые ссылается Епифаний, уловимы точки соприкосновения с Евангелием от Марии. Например, в части "Панариона", посвященной ереси гностиков (они у Епифания выделены наряду с василидианами, николаитами, карпократианами, керинфианами, валентинианами и т. д.), говорится об архонтах семи небес и о том, каким образом "души спасаются". "Душа, исходя отсюда, проходит через этих архонтов и не может не пройти, если не будет сколько-нибудь в полноте знания, или, - добавляет от себя Епифаний, - лучше сказать, сего незнания, и исполненная им, не избежит рук архонтов и властей" (XXVI. 10). Однако дальнейшее разъяснение этого "знания" ("незнания") не напоминает пассажа из Евангелия от Марии. В другом месте Епифаний пишет: "Под именем же святого ученика Филиппа выдают подложное евангелие; в нем говорится: "Открыл мне Господь, что душе должно говорить при восхождении на небо и как отвечать каждой из высших сил"; именно говорит она: "Познала я сама себя... Я знаю о тебе, - продолжает она, - кто ты, ибо принадлежу к высшим..."" (XXVI. 13). Но и этот текст, в известной мере ассоциируемый с Евангелием от Марии, перемежается подробностями, не имеющими общего с последним, уводит Епифания к толкованию, не приложимому к коптскому документу.
Пассаж из евангелия располагает к сопоставлениям не только с гностической традицией. Типологически он в той или иной мере близок памятникам разных культур. Тема восхождения души, сопровождаемого столкновением со злыми силами, проступающее в диалоге разгадывание загадок, форма, тяготеющая к ритмическим эффектам, позволяют смотреть на текст как на цельный, в своих истоках, быть может, восходящий к обрядам посвящений.
Но вернемся к вопросу, поставленному в начале очерка - о монолитности и гетерогенности апокрифа. Каким бы своеобразным и цельным ни представлялся исследованный выше отрывок, налицо его тесная связь с другими частями памятника. Тема внутреннего очищения человека, организующая пассаж о восхождении души, напоминает первые поучения в евангелии - о грехе, болезнях, смерти (7.13-8.10). Слова Спасителя, следующие затем ("Мой мир, приобретите его себе! Берегитесь, как бы кто-нибудь не ввел вас в заблуждение, говоря: "Вот, здесь?" или "Вот, там!" Ибо Сын человека внутри вас. Следуйте за ним!") (8.14-20) выдержаны в том же ключе, что и пассаж напряженного внимания к внутренним ценностям. Эти слова в свою очередь перекликаются с изречениями 2 и 117 Евангелия от Фомы как своей формой, так и содержанием. В одних и тех же словах выражена в начале евангелия мысль о разрешении: "Все существа, все произведения, все творения пребывают друг в друге и друг с другом; и они снова разрешатся в их собственном корне. Ведь природа материи разрешается в том, что составляет ее единственную природу" (7.3-8),- и в заключительных репликах души из отрывка: "Меня не познали, я же, я познала, что все подлежит разрешению, будь то вещи земные, будь то небесные" (15.20-16.1); "В мире я была разрешена от мира (вар.: миром) и в отпечатке отпечатком свыше" (16.21-17.3).