Авторов Коллектив. Альманах «Литературная Республика» №3/2013

По-детски забавно шурша,
Я Вам расскажу понемножку,
О чём тосковала душа.
 
 
Смотреть на осеннее небо
Сквозь ветки каштанов и лип…
Придумаем сладкую небыль,
Не снятый – пока ещё – клип:
 
 
Я в нём стану Вашей царицей,
И счастьем наполнится смех —
Кружиться над городом птицей
И падать, как первый снег…
 
 
Пойдёмте гулять по аллеям!
Бордо, золотистый беж…
Картины листвы – галереи
Последних моих надежд…
 

Может, это просто осень?

   «Я теперь скупее стал в желаньях,
   Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?»

С. Есенин

 
Я кричала, словно птица, —
Рушились мосты.
Может, жизнь мне только снится,
Как приснился ты?
 
 
Не о том тоскую вовсе,
Плачу-не о том!
Может, это просто Осень
Постучалась в дом?
 
 
Наизнанку – душу – платьем,
Сердцем – на износ…
И рыдала Божья Матерь,
И молчал Христос…
 

Евхаристия

   «Не больна мне ничья измена,
   И не радует лёгкостъ побед…»

С. Есенин

 
Осени касается рука
Таинством прощальных евхаристий…
Мне любить тебя издалека
Нежностью вальсирующих листьев.
 
 
Паутинки разрывая нить,
Дождь ласкает выцветшие крыши…
Я давно смогла тебе простить,
Что – не мною – ты живёшь и дышишь…
 
 
Ждёт меня безмолвный кинозал,
Ждёт перрон незримого вокзала…
Всё, что я могла тебе сказать,
Я давным-давно тебе сказала…
 

Дождь

 
Не тревожь ты меня, не тревожь!
По убитым – уже не стреляют!
Кто-то мокнет сегодня в дождь —
Я сегодня – с Дождём – гуляю…
 
 
И так ластится нежный Туман
Приобнять необъятную Землю…
Помолчи… Всё земное – обман…
Помолчи… Я земному не внемлю…
 
 
Растворится скупая зола,
С грустью вспомнят и выдавят с ядом:
«А когда-то… она… жила,
И ведь кто-то был с нею рядом…»
 

Чётки

 
Захлебнувшись симфонией – си бемоль
Жизни – в подземных слепых переходах,
Где мёртв циферблат, столь похожий на ноль,
А. стрелки застыли на прожитых годах,
 
 
Бежала в тумане на вечный огонь —
Мой запах из детства – лампад и кадила,
И пули свистели – ловила в ладонь
И вместо себя их бросала в могилу,
 
 
Алисой скрывалась в Волшебной Стране,
Почти неприступной, красивой и горной…
А кто-то всё ждал новостей обо мне
В коробочке красной да с ленточкой чёрной.
 
 
Бог Осень так любит – вернётся едва,
Из яблочек райских печёт Ей шарлотки…
Играют – на виселицу – в слова,
И звёзд – нанизывают – на чётки…
 

Две звезды

 
Клёны в парке шепчутся не зря:
Предвещает – листьев вальс – возмездье.
Две звезды соединить нельзя —
Каждая живёт в своём созведье.
 
 
Но красив осенний листопад…
На дорожку померцав немного,
Две звезды, вальсируя, слетят
Обвенчаться на ладонях Бога.
 

   16 октября 2009

Дань листопаду

 
Отбросив ворох сожалений
В костёр, зажжённый в листопад,
В туманной нежности осенней
Не обернусь с тоской назад,
 
 
Без приседаний на дорожку,
Без песнопения молитв
Мы все уходим понемножку
На зов в последнюю из битв.
 
 
Пиши-звони… И в дальнем крае
К тебе я – ближе, чем ты сам…
Мой голос был смертельно ранен,
И сердце тянется к весам.
 
 
Мне в Зазеркалье свяжут тени
Для сладкого забвенья шаль,
Забудь и ты, как в день осенний
Кричит пронзительно Печаль, —
 
 
Зажги по ней в углу лампаду…
Устав от бренной суеты, —
Настанет день – в дань листопаду —
Сорвёшься к небесам и ты…
 

Шаманы

 
Пляшут в ночи шаманы,
Заговорив огонь…
Осень зовёт в туманы,
Тянет ко мне ладонь.
 
 
Кто-то шагает в ногу,
Кто-то выходит из…
Листья взлетают к Богу,
С клёна срываясь вниз.
 
 
Время подходит к чаю.
В прошлое нить тонка…
Я по тебе скучаю,
Жду твоего звонка.
 

Гаснет костёр

 
Сладко поёт и стрижёт Беззаботность
Мысли про «завтра» – под ноль!
С лёгкостью выдаст вот-вот мне Бесплотность
В небо заветный пароль, —
 
 
Гаснет костёр… Все закончились листья,
Ждёт – не дождётся Сень, —
Радугой – душу мне – беличьей кистью, —
Числа – люблю – на 7.
 
 
Тайнам иным – «Подожди!» – Сопричастность
Звонко кричала мне вслед, —
Двери распахнуты настежь – опасность!
Вновь мотыльком – на свет!
 
 
Только успей! Напои меня, Нежность!
Жадно целуя в уста! —
Слышишь? Почти досчитала Безбрежность
То, что считала до ста.
 
 
Скоро прокатится в городе громом
Дьявольский алчный смех,
Лишь догорит мой костёр, в невесомом —
С искрой последней – вверх.
 
 
Знает, он знает: закончились листья!
Душу проверит на тьму, —
Радугу – срочно! – и беличьи кисти!
Чтоб не досталась ему.
 

Солнце в отпуск ушло

 
Солнце в отпуск ушло —
Солнцем станешь мне ты,
Эта осень – не повод стучать в небеса.
Подождёт эшафот —
Нам возложат цветы
Те, чьи здесь неизвестны пока голоса.
 
 
Губы – тестом на ложь,
Годы учат любви,
Осень – вовсе не повод спуститься на дно.
Старых ран не тревожь,
Вопреки се ля ви
Перепишем сценарий – пусть снимут кино.
 
 
Мы станцуем на бис —
Тротуары в тоске,
Осень – повод взорвать тишину сонных масс.
Улетим и без виз,
На почётной доске
Нашим лицам светить и светиться за нас.
 
 
Параллельность дорог —
Плен иллюзий пути,
Осень – повод задуматься о чудесах.
Город прячется в смог,
И уже без пяти
От тебя до меня на астральных часах.
 

9
Летнева Татьяна, Москва

Давайте спорить осенью с дождем…

 
«Лондонит» за окном,
Туманами «молочит»,
Промозглостью страшит,
Бесстрастностью морочит,
Дождями ворожит… Вот осень…
Без радуги, без просини.
И вносит в будни серость,
Порочит «блуднями»,
Тревожит судьбами…
Листву нахально прилепляет
К подошвам, сапогам…
Назойливо всё шепчет нам,
Назло стучит дождём… не дам…
Согреться вашим чувствам.
А я тоскую по твоим рукам,
По тем, несказанным словам…
О шепоте бесстыжем и губам,
О теплоте горячей и приливам,
В дыхании молчания – вода…
Желанье и в нежелании… о, Лада,
Сомнение – осенняя прохлада
Кружит однообразием и звуком,
Словами вечности из шести букв,
Что сотканы из мук разлукой,
Но живы только встречами,
Сближением бесстрашия помечены.
Пока мы живы, пока мы не умрём…
О счастии спорить… осенью с дождём,
На расстоянии или в разлуке,
В любое время, ночью, днём
Хотелось бы… только вдвоём.
Если печаль свою рассказывать
Деревьям, птицам и ручьям,
Нашептывать ветрам о бедах,
Она вольются каплями в морЯ,
Несчастья заберет в себя Земля,
Грусть и тревоги, и сомнения…
Пусть одиночество повсюду и всегда,
В тебе, в других, внутри и вне,
Но ожиданием искры во мгле,
Сокрытым смыслом тайных снов
Придет опять желанная Любовь.
О счастии спорить … осенью с дождём
Бессмысленно, скажите?
Молчите вновь. Мы подождём…
Только Любовь – всё та же истина.
Реальность, Жизнь и Мистика.
Пока мы живы, пока мы не умрём,
Давайте спорить осенью с дождём…
 

Устремлением к цели – Кушнер на прицеле…

   В рамках литстудии «Некрасовка». В поэтических посвящениях Александру Кушнеру – внутренний диалог – использованы цитаты из сборника стихов Александра Кушнера «Таврический сад». Строки цитат взяты в кавычки (с).

 
«Не проси облегченья
от любви, не проси.
Согласись на мученье
и губу прикуси. »(с)
Ты не любишь меня, я знаю…
Просто играешь, в себя влюбляя.
На край бездны зовёшь. Неизвестность пугая.
Там терпения нет. Шаг вперёд – и в кювет.
Кто прошёл сквозь утраты, всё знает.
Как страдание постигать, умирая…
Память прошлым болит… и близким.
Чувств доказательства… немые записки…
На бумаге, в эмоциях, в мыслях, на Небе —
Маслом с солью в чернушном хлебе.
Быть крылатой – ветер потерь с тобой,
Нутром чувствуешь – безутешной судьбой.
Любить – страх и бесстрашие рядом,
Говори, говори, нет, не надо…
Верить в любовь – итог звездопада.
Осень. Листва золотая. Влетает тоска.
Рисунком прожилок у глаз и виска,
Покаянием грешницы и слезой…
Желанием быть только с тобой…
Арапчонком в ночи. Нет, помолчи…
«Не проси облегченья
от любви, его нет.
Поздней ночью – свеченье,
днем – сиянье и свет.
Что весной развлеченье,
тяжкий труд к декабрю.
Не проси облегченья
от любви, говорю. »(с)
Истосковались губы, в них дрожь желания,
Тишь ожидания копить – сближения искус,
Как хочется прильнуть, испить твое дыхание —
Напиток страсти обостренных чувств…
 
 
Разве пустяк? И нежность, влажность, шёлк…
А если резко и наоборот? Скривился рот…
Как ветер рыщет, ищет жертву – голодный волк…
Познать в себе охоты жажду, её круговорот…
 
 
Загадочность тоски! Вот обронила взгляд…
Кольцом – за Искру скрытого восторга,
Истомой, чувством, памятью – назад —
Невозвращением немыслимого дОлга.
 
 
Чтоб испытать таинственности жизни смак,
«Томи, загадочность, притягивай, пустяк!»(с)
Не бойся обгореть в пылу неузнанных страстей
И доверяйся искренне Любви, и только ей…
 
 
«Чем лучше женщина, тем ссора с ней громадней»(с)
Ушла, не обернулась. Страхом обожгла. Ещё досадней.
Кем рождён любви потаённый, мучительный свет?
Где боль шевЕлится ядом обид, там рассветности нет…
 
 
Проникать в чужие миры, меняться местами – секрет…
Громогласность – ад. Раздражение – притяжение бед.
В пылу дерзости не занимать, мыслью осечься задней…
Слов о любви не хватает, как о ней промолчать склАдней?
 
 
Решительность ветра вернулась сомненьем в тебя…
В колодец души, в глубину темноты – эхом – всё зря!
Слетать с «катушек», с сердечных вершин скользить —
Границы дозволенного, барьеры любви – тормози!
 
 
Отпускаю – иди! На… все че-ты-ре стороны!
Ты – океана волна, жар огня. От тебя без ума!
Только с тобой час, день и ночи ночей все отрадней…
« Чем лучше женщина, тем ссора с ней громадней». (с)
 
 
Чем отчуждение убить? В поцелуях его утопить…
Целовать, целовать… Чувственностью догонять…
Все забыть и на дно… поцелуями умирать…
Смотри! Зацелованной ссоры теперь не узнать…))
 

* * *

 
Борис Пастернак написал:
«Быть знаменитым – некрасиво», (с)
Александр Кушнер продолжил:
«Быть классиком страшно, почти неприлично»(с)
 
 
На самом деле, неправда всё… Привычна
Истина юноши, на младенца устах.
Хочется восторгов и восклицаний… Ах!
Настоящим, ярким оставить свой след —
Неизлечим человек от соблазнов-побед.
Всё и вся… От малого до великого
В пространстве, в памяти, книгах ли…
Запечатлеть индивидуальность свою
Ощущениями смысла и чувств наяву.
Хочу – после смерти и в строчках-словах,
Чтоб вспоминали, читали вслух,
Молчали и углублялись, вздыхая… Ах…
Он не похож на всех нас… разве пустяк?
Запоминается, словом врезается как!
Вписаться в века? На! листы Вечности
Словами нетленной любви – человечности.
Скромно молчим, тайно желаем…
Пока живы – хотим, нас не будет, кто знает?
Вот и я… заболела, забрюхатила Кушнером,
Ни с кем не была и не буду послушною…
А Кушнер сказал:
«Быть классиком – значит стоять в шкафу
Бессмысленным бюстом, топорща ключщы»(с)
Вот это да! Здорово! Непривычно!
Знакомо желание? Перехватило дыхание.
«Так чучело ставят: бекаса, сову.
Стоишь вместо птицы»(с)
Вдохнуть или испить словесной водицы?
Раньше летал – летала, а теперь что случится?
Смятение чувств подменить борьбою Кун-Фу?
Спортивным духом потопить злодейку – судьбу?
Время – забвение или бессмертие – времена?
А в них сУдьбы и вереницы имен… Имена
Тех, кто жил, раздумием мучился и любил.
На эстафету классиков Кушнер – забил!
Запоминают памятью сердца только ТАКИХ —
Из страны интуиции, а не глухих....
Они вырываются из несбываемых снов…
«У счастливой любви не бывает стихов,
А несчастная их не считает»… (с)
Тоже Кушнер сказал.
Нашел тот, кто искал. Теперь знает.
Кушнер сегодня – устремлением к цели —
В душе моей открыт и горит на прицеле.
 

* * *

   «Белая ночь со спущенным чулком… »(с)

 
О, это Питер и июнь,
Еще Любовь…
О, Господи, спросили вы о чём?
Чулки, чулок, чулком? Нет, незнаком…
Я буду думать, но потом, потом…
Когда отлюбится и отболит…
И улизнёт тайком,
Когда кожа змеи сползет с души,
Оставит пшик…
Без одиночества, тоски и даже без улик…
Ночь белая, НО БЕЗ НЕГО… и он был в белом…
Я на асфальте напишу обычном мелом,
На Невском – не привыкать быть смелой…
И переставлю в строчке слова от Кушнера
Ночь белая «со спущенным чулком…»
Нет, не забыла… ни о чём, нет, не фантом…
А то, что больно, пустяки.... И истина в простом…
Всё было только сном, всё было сном…
 

10
Лысенко Виктория, Москва

Романс

   Из рассказа «На орбите надежды»^[1]

 
Возле сосен и елей
Воздух чистый и свежий,
Там выводят аллеи
На орбиту надежды.
 
 
На орбите надежды
Безгранично пространство,
Здесь мы будем, как прежде,
Вместе слушать романсы
 
 
О душе, что бессмертна,
О судьбе беспощадной,
О спасительной вере
И о Родине нашей.
 
 
О любви роковой
Зазвенят две гитары,
Молодец удалой
Рвётся в терем отрады.
 
 
Заблестит на волне
Серебром лунный лик…
Не жалея коней,
К «Яру» гонит ямщик.
 
 
И охватит нас радость,
Словно в юности вешней,
Мы забудем про старость
На орбите надежды.
 

11
Максудов Юрий, Москва

По пушкинским местам

   Иосифу Теодоровичу Будылину и всем хранителям Слова Поэта

 
К обители Поэта,
словесности столпа,
Приходит по билетам
ценителей толпа.
Закована в кавычки
«… народная тропа»,
Буклетов из страничек
размерена стопа.
Под рамки и багеты
исписаны листы,
Развешаны портреты —
музейные холсты.
В рабочем кабинете
след росчерка пера,
На ножках табурета
ушедшая пора.
От мамушки Арины
из ветхой старины
Воспетые былины
про праведные сны,
Про подвиги и битвы,
про храбрых удальцов,
По стойкость и молитвы,
про добрых мудрецов,
Про невидаль земную
в заморском далеке,
Про рыбку золотую
и бедном рыбаке,
Про злобную царицу,
семи богатырях,
Про спящую девицу
с невинностью в устах,
Про дуб уединенный
и цепи, что на нём,
Про путь неизреченный,
что не отдать внаём.
Внимает ум пытливый
у пылкого птенца,
Поднявшись горделиво
из царского сельца.
Витая с колыбели
из детских светлых снов,
Разносит ветер трели
ловца созвучий слов!
Заброшен невод в волны
в надежде на живца,
Вельможи недовольны
проказами певца.
Направят из столицы,
по ссылке налегке
На южные границы
в рубежном далеке.
Там витязей дружины,
в державу на дозор,
Выводит из пучины
сам дядька Черномор.
Давнишние преданья,
дела минувших дней,
Проходят испытанья
правдивостью своей.
Там берег в синем море,
где Воронцов-старик
Дворец у Лукоморья
блистательный воздвиг.
Задиристый повеса
поэт попался в сеть!
Судачит вся Одесса:
«Так в этом что-то есть!»
Он вместо оправданья,
за честь свою раним,
Оставил пожеланье
любимой быть с другим.
Графини, точь гусыни,
лепечут всякий вздор,
Их чинные мужчины
красны, как помидор.
На площади Сенатской,
созреет термидор.
И вольности бунтарской
подпишут приговор.
Он узникам томимым,
что были прежде с ним,
Как факел негасимый,
зажжет свободы гимн!
Поэта путь в пустыню
направлен ныне взор,
Под крылья Серафима,
где дремлет Святогор.
Над дымкой звездной пыли,
возвышенный шатер,
Руслану и Людмиле
послушен Черномор.
Прекрасна речь у гида,
читаема глава,
Витают в здешних видах
знакомые слова.
В усадьбах барских судеб —
быт рабского труда,
От гнева не остудит
вид старого пруда.
Грабителей нажива
сгорела вся дотла.
Латают книгу жизни
хранители тепла.
Руками их согреты
листаемы поля
И гением поэта
воспетая земля!
Скамейка у аллеи,
где витая лоза,
И в лике из камеи
лучистые глаза.
Здесь чудное мгновенье
у вечности в гостях,
С восторгом вдохновенья,
с любовью на устах!
Но в лире сокровенной
таится глубина,
Под тяжестью Вселенной
в себе погребена.
От мамушки Арины
сказаний с древних пор
Хранят покой вершины
святых заветных гор…
 

* * *

 
Летели лет метели,
минуло двадцать лет.
В отстроенном отеле
продолженный сюжет.
В деревне, что Бугрово,
горит уюта свет,
Закаты здесь багровы,
и радостен рассвет!
Для милой Акулины
раздвинулся «Кордон»,
И кустики малины
смешали явь и сон
Здесь живо всё и ново,
здесь Гейченко – гигант,
Художника Быстрова
расцвеченный талант,
Здесь сам возница Пушкин!
творцов стихов толпа.
К Поэту на опушке
проложена тропа.
От Бога дар имея
глаголом жечь сердца,
Доныне слово греет
искусного творца!
В стихии нет гордыни,
что рвется на простор.
Словесности святыни
слагается узор!
 

   Пушкинские Горы 1993, 2013 г.г.

12
Маркова Ирина, Москва

Над Россией

 
Над Россией звёздный шёпот,
Над Россией звёздный свет,
И веков ушедших опыт,
И печаль ушедших лет.
 
 
Небо словно наизнанку —
Плачет майская гроза,
Над Россией спозаранку
Богородицы слеза.
 
 
Голубь сизым оберегом
Над Россией пролетал,
Месяц Ноевым Ковчегом
Над землёй Российской встал.
 
 
… День поставил многоточье…
Успокоилась гроза.
Превратилась в звёзды ночью
Богородицы слеза.
 
 
Стелет небо свет лучистый
После стольких бурь и гроз —
Богородицы Пречистой
Океан алмазных слёз.
 

Невечернее Лето Господне

 
Вкрадчиво движется терпкое лето,
Вкрадчиво движется время беспутное,
В воздухе носятся дни и сюжеты,
В воздухе носится вечность подспудная.
 
 
Тают глаголы и рвутся без меры,
И угасают в неясной печали,
Плавает облако искренней веры —
Той, что витала над миром вначале.
 
 
Там, где вначале рождается слово,
Где, вопреки бытовому ненастью,
Плавает время над веком сурово,
Тает в словах позабытое счастье.
 
 
Там обретается вечное слово
И устремляется вдаль издалёка,
Там зарождается вера Христова,
А иногда угасает до срока.
 
 
Чтобы не гасло, не таяло лето —
Лето, парящее в мире сегодня,
Светит звездою над пропастью где-то
Вновь невечернее Лето Господне.
 

Двенадцать лун

 
Двенадцать лун гуляют в поднебесье
За целый год с заката до утра,
Двенадцать раз роняют в перелесье
Свет волокнистых нитей серебра.
 
 
Восходит сон над озером и лесом —
Луны печальной обруч золотой.
Под тёмно-синим яблочным навесом
Готовит полночь диких трав настой.
 
 
Приходит тишь на смену майским грозам,
Приходит и во сне, и наяву.
… И лишь лучи стекают по берёзам,
И с тонких веток капают в траву.
 
 
И капли растекаются по маю,
Сияют тусклым блеском серебра,
А я движенье лун не понимаю,
И тихо уплываю во вчера.
 

Поступь лета

 
Ещё не зной, но соловей
Уже торопит поступь лета.
Из-под насупленных бровей
Роняют тучи горсти света.
 
 
Весёлый шум идёт с утра,
И полдень свечкой догорает.
В футбол играет детвора,
И время мячиком играет.
 
 
Ещё сирень не отцвела,
И стрекоза летает ленно.
Нет ни кола и ни двора
У суток, мчащих во Вселенной.
 
 
Май отцветёт, но не сейчас —
Нет у природы передышки.
… И погрустневший старый вяз
О том узнал не понаслышке…
 
 
Об этом знает старый клён
И ливни в громовом раскате.
… Лишь полдень, солнцем опалён,
Не хочет слышать о закате.
 
 
Но своевременный итог
Подводит время жизни тленной.
… Лишь неизменен Вечный Бог
Во всеобъемлющей Вселенной.
 

13
Меркулова Элла, Москва

Море надежды

 
Когда с тобой случилось горе,
И безысходность впереди,
Спасенья нет. Но рядом море,
Ты молча на море иди.
 
 
Ты в море не ищи покоя.
Пусть волны пенятся, и шквал
Вздымает их. А волны, стоя,
Гремя, как гром, и волком воя,
Бушуют, как девятый вал.
 
 
И лучше, если сильный ливень
Обрушит мощных струй поток.
Пусть кажется, что он жесток
И крепок, как слоновый бивень.
 
 
А ты, продрогший и немой,
Стоишь и утопаешь в луже.
Сейчас тебе, чем будет хуже,
Тем легче для души больной.
 
 
Спасенье есть. Есть рядом море.
На третий день наступит штиль.
Ты встретишь новый день, не споря
О том, что горе – это шпиль
 
 
Недостижимого размера,
Где нет конца. А высота
Его ниспослана, как мера
Огромной тяжести креста,
 
 
Который кем-то адресован
Тебе нести сквозь толщу лет.
Твой шаг и будет твой ответ
На предстоящий путь. И след,
Что грубой тяжестью спрессован,
 
 
Оставлен будет на песке.
Дождь тщательно следы смывает.
Хоть жизнь висит на волоске,
Но горе вечным не бывает.
 
 
Не проходящая тоска,
Что жжёт, как пуля у виска,
Заменит острый приступ горя.
Рукой надежды станет море.
 
 
Твой крест тяжёл. Ну, а пока,
Пусть друга верная рука
Тебя поддержит, волнам вторя,
Что держат путь издалека.
 
 
И, выливаясь на песок,
Они тебе судьбу предскажут.
Рисунком на песке покажут,
Что ты не будешь одинок.
 
 
На горизонт взгляни хоть раз,
Когда он солнце поглощает.
Закат на море обещает —
Слезой уйдёт тоска из глаз.
 

К утру…

 
Над рекою заря угасает,
Погружаясь в свои чертоги.
И, прощаясь с водою, тает
Лучик света, застряв в дороге.
 
 
Позже сумерки наступают
По Весне, всё короче ночи.
Они с нежностью уступают
Время сну, что смыкает очи.
 
 
И, лишившись дневного света,
Ждёт доверчивая природа
Пробуждения и рассвета
В это юное время года.
 
 
Ухо чуткое тонко слышит
Шорох трав и листвы движенье,
Где сквозная прохлада дышит,
Жизнь настроив на пробужденье.
 

14
Михин Борис, Москва

Котята

 
Ноябрь, убийца поэтов,
по ним врезал очередями —
дождями.
Стихов силуэты,
как сумеречные бродяги,
не изображали тоскливость,
а были ей
(странное дело,
когда ими цвёл сентябрь льстивый,
что ж я не успел наглядеться?).
 
 
Бездомные, словно котята,
ютятся ко мне по-сиротски
(убили отцов, а жить тянет).
Но всех не спасу, не из Бродских,
не гений.
Не всем тем, что вижу,
смогу дать слова, души, лица.
Стихи, умирая, кисть лижут,
но не ноябрю…
мне – убийце.
 

Свет жизни

 
Прожектор в спину.
Тени на стене,
изображающие нас уродливо
злодеями, шутами, нищебродами,
не врущие, однако, вместе с тем.
 
 
На плоском плохо видно в глубину
зато наглядно, где осёл, где – гарпия.
Какая-то смешная томография,
кино, где мудреца придурок пнул.
 
 
Всё как всегда.
Но это не кино —
реальность.
А точнее то, что видимо
(ведь в нас пять входов, в то числе и видео).
Жизнь индивидуальна, как венок,
таких полно на новеньких гробах
(стих получается весьма весёленький),
но хоть займись стихами, хоть виндсёрфингом —
Прожектор в спину…
 
 
Хочется: бабах(!!!),
взорвалась Лампа, все проснулись и…
А дальше мною больше не придумано,
но чую, где-то там свободой дунуло.
А может это разум мой люсит.
 
 
Сны видимого – сладкие, но сны.
Нам кажется, что видим настоящее,
а настоящее – внутри.
Как бомба в ящике
с картинкой бомбы.
Символы ясны,
но это символы. Наглядно, но…
что в ящике? И бомба ли там именно?
Рвануло… да не Лампа.
С кислой миною
изображаю тень – другого не дано.
 
 
Из всех семи известных мне путей
(четыре стороны, верх, низ и будущее)
на каждом встретиться Прожектор-чудище
и-тень…
 

О способах реставрации

 
Вот бы выпить вина какого-то
и занюхать бы пьяным счастьем (!),
ведь бывает душа – расколотой,
пьянство просто скрепляет части,
 
 
и опять визуально – целая…
 
 
Потому ли судьба нам – доля,
что на «до» и на «после» делится,
если кто-то её расколет?