Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Экстремизм и его причины
Не зная ни того, что ему нужно, ни того, что он должен, человек, похоже, утратил ясное представление о том, чего же он хочет. В итоге он либо хочет того же, что и другие (конформизм), либо делает то, что другие хотят от него (тоталитаризм).
Виктор Франкл
Введение
Нет никаких оснований утверждать, что сейчас, в начале ХХI столетия, в России отмечается небывалый размах экстремизма – он у нас в стране был практически всегда. Еще до октябрьского переворота 1917 г. Российскую империю захлестнул вал террора – народовольцев, эсэров, большевиков и т. д. Гражданская война после переворота – тоже экстремистская ситуация, время терроризма и убийств. Ленинские и особенно сталинские массовые репрессии, голод, коллективизация, расстрелы без суда, Великая Отечественная война со всеми ее последствиями – сверхэкстремизм. Правда, он существенно ослаб после смерти Сталина, но ведь страна продолжала жить в экстремальных условиях тотального коммунистического режима.
Нельзя сказать, что экстремизм исчез в перестроечный и постперестроечный периоды. Напротив, особенно последний обнажил конфликты, о которых общество не подозревало или не полагало, что они могут столь негативно отразиться на нем. Сейчас экстремизм привлекает всеобщее внимание, существенно расширены рамки уголовного закона за экстремистское поведение, принят специальный закон об экстремизме, об этом явлении очень часто и много пишут в нашей прессе, от которой не отстают радио и телевидение. Все это не случайно, однако многие вопросы все еще остаются неясными и к ним относятся такие, какова природа и каковы причины этого опаснейшего явления, а отсюда – как, какими средствами, какими мерами бороться с ним. В том, что это явление относится к числу опаснейших, нет никакого сомнения, если в первую очередь вспомнить, что мы живем в многонациональной и многоконфессиональной стране.
В 2006—2007 гг. число экстремистских преступлений, квалифицируемых по ст. 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, возросло более чем вдвое по сравнению с 2003 г.
Авторы настоящей монографии посвятили научному изучению экстремизма не один год, они не только имели дело с цифрами или публикациями о нем, но и обследовали «вполне живых» экстремистов.
Мы попытались в этой книге ответить на вопросы, почему в стране, которая так пострадала от фашизма, столь живучи нацистские и расистские идеи, почему у нас распространена фашистская символика, а в центре Москвы, в магазинах продаются художественные изображения Гитлера. Почему в России такие масштабы получили молодежный, спортивный, музыкальный и иной экстремизм, движение скинхедов и прочей нечисти и почему их апологетов так трудно привлечь к уголовной ответственности за возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства или за иное экстремистское преступление? Почему у нас так легко и просто продается антисемитская литература, причем не только на уличных книжных развалах, но и в магазинах, в том числе мерзкие «творения» некоего Г. Климова, судя по всему, человека с существенными интеллектуальными дефектами? Как случилось, что была убита восьмилетняя девочка-таджичка, потому что она таджичка, и шестилетняя девочка-цыганка, потому что она цыганка?
Мы постараемся дать на эти вопросы научно обоснованные и максимально объективные ответы.
Нельзя сказать, что экстремизм исчез в перестроечный и постперестроечный периоды. Напротив, особенно последний обнажил конфликты, о которых общество не подозревало или не полагало, что они могут столь негативно отразиться на нем. Сейчас экстремизм привлекает всеобщее внимание, существенно расширены рамки уголовного закона за экстремистское поведение, принят специальный закон об экстремизме, об этом явлении очень часто и много пишут в нашей прессе, от которой не отстают радио и телевидение. Все это не случайно, однако многие вопросы все еще остаются неясными и к ним относятся такие, какова природа и каковы причины этого опаснейшего явления, а отсюда – как, какими средствами, какими мерами бороться с ним. В том, что это явление относится к числу опаснейших, нет никакого сомнения, если в первую очередь вспомнить, что мы живем в многонациональной и многоконфессиональной стране.
В 2006—2007 гг. число экстремистских преступлений, квалифицируемых по ст. 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, возросло более чем вдвое по сравнению с 2003 г.
Авторы настоящей монографии посвятили научному изучению экстремизма не один год, они не только имели дело с цифрами или публикациями о нем, но и обследовали «вполне живых» экстремистов.
Мы попытались в этой книге ответить на вопросы, почему в стране, которая так пострадала от фашизма, столь живучи нацистские и расистские идеи, почему у нас распространена фашистская символика, а в центре Москвы, в магазинах продаются художественные изображения Гитлера. Почему в России такие масштабы получили молодежный, спортивный, музыкальный и иной экстремизм, движение скинхедов и прочей нечисти и почему их апологетов так трудно привлечь к уголовной ответственности за возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства или за иное экстремистское преступление? Почему у нас так легко и просто продается антисемитская литература, причем не только на уличных книжных развалах, но и в магазинах, в том числе мерзкие «творения» некоего Г. Климова, судя по всему, человека с существенными интеллектуальными дефектами? Как случилось, что была убита восьмилетняя девочка-таджичка, потому что она таджичка, и шестилетняя девочка-цыганка, потому что она цыганка?
Мы постараемся дать на эти вопросы научно обоснованные и максимально объективные ответы.
Глава 1. Общий взгляд на состояние экстремизма в России
1.1. Социология экстремальности и криминологические характеристики экстремизма в современной России
Термин «экстремизм» обозначает приверженность крайним взглядам и радикальным мерам, а также реализацию этих мер. Как правило, экстремизм проявляется в отрицании существующих политических и правовых норм, ценностей, процедур, основополагающих принципов организации политических систем, стремлении к подрыву политической стабильности, низвержению существующей власти и действующих порядков. Несмотря на то, что приверженцы крайних взглядов и соответствующих мер существовали на всем протяжении истории человечества, широкое распространение данный термин получил лишь в первой половине ХХ века. Впервые экстремистами стали именовать сторонников партии Индийский национальный конгресс, выступавших за полную независимость Индии.
Появление данного термина в отечественном законодательстве связано с ратификацией Федеральным Собранием Российской Федерации Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом (Шанхай, 2001), которая определяет экстремизм как «деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них»[1]. Еще более данное определение было расширено с принятием Федерального закона № 114-ФЗ от 25 июля 2002 г. «О противодействии экстремистской деятельности» (далее – Федеральный закон № 114-ФЗ) и его последующих редакций.[2]
В связи с этим определенный интерес представляет восприятие экстремизма гражданами. В ходе исследования, проведенного специалистами Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК РГУ и ИСПИ РАН, а также лаборатории проблем переходных обществ и профилактики девиантного поведения (2001—2002 гг.), от студентов Ростова-на-Дону были получены следующие определения экстремизма (по убывающей): «насилие на основе неприязни к другой национальности», «нетерпимость во всех ее проявлениях», «достижение цели радикальными методами», «пропаганда насилия», «проявление крайних, радикальных настроений людей, выражающихся в открытых протестах, в выступлениях и в нарушениях прав и свобод индивидов», «проявление национальной и религиозной неприязни в крайних формах» и т. п.
Такое разнообразие взглядов свидетельствует, в числе прочего, о том, что сегодня рассматриваемое явление проникло во все сферы общественных отношений – этнические, религиозные, социальные, политические, бытовые, экономические – и оказывает существенное влияние на общественное сознание, а через него – на различные общественно опасные проявления. Последние приобретают специфическую окраску острого конфликта, противостояния.
От специалистов (преподавателей, прокуроров и судей) в ходе исследования были получены следующие определения экстремизма: «общественно-политическая идеология; образ мышления, политическое явление или форма политической активности, предполагающая выход за общепринятые в данном социуме и в данной политической системе рамки, иногда – насилие», «использование насилия или призывов к нему для достижения политических интересов», «крайние взгляды и действия, выходящие за рамки законности», «идеология и практическая деятельность, ориентированная на решение социальных проблем насильственными средствами и исключающая при этом компромисс», «стремление с помощью радикальных и насильственных мер решать проблемы общества».[3]
Допустимо предположить, что и приверженность радикальным взглядам, и совершение преступлений, как экстремальных по-своему правонарушений, являются формами более широкого социального явления, называемого экстремальностью. В частности, Ю.А. Зубок и В.И. Чупров определяют данное качество как «сущностную характеристику молодежи <…> различные формы проявления максимализма в сознании и крайностей в поведении на групповом и индивидуально-личностном уровнях. Наиболее распространенными формами экстремальности являются индивидуальные и групповые настроения, представляющие собой преобладающий чувственный и рациональный уровни сознания молодежи. На полюсах экстремальных настроений крайними состояниями являются фанатизм, представляющий радикальную направленность сознания, и нигилизм, отражающий преимущественно депрессивное его состояние».[4]
Очевидно, что такие состояния проявляются во всех сферах жизнедеятельности прежде всего молодежи – в образовании, труде, бизнесе, политической жизни, досуге, находят место в отношениях с представителями других социальных групп – политических, национальных, религиозных. Обычно экстремальность лежит в основе девиантного поведения, но при некоторых условиях может проявиться и в делинквентном (противоправном) поведении, включая совершение преступлений по мотивам вражды и ненависти к определенным социальным общностям. В настоящее время в различных сферах жизни российской молодежи исследователи отмечают значительный рост проявлений экстремальности[5] (табл. 1).
Рост экстремальности, проявляющийся в повседневной жизни, как правило в рисковом (девиантном) поведении, выступает предпосылкой как делинквентного (правонарушающего), так и виктимного поведения, а также специфических увлечений, в том числе необычными видами деятельности, экстремальными видами спорта, различными радикальными идеями. В сфере пересечения экстремальности, делинквентности и радикальных идей, как правило, и возникают специфические экстремистские, хулиганские и террористические мотивы совершения правонарушений: вражда и ненависть к некоторым социальным группам и общностям (рис. 1).
Но если в учебе, труде и в общественно-политической жизни экстремальность проявляется преимущественно в форме нигилистического отрицания существующих институтов и правовых форм, то в сфере досуга встречаются как радикальный фанатизм и склонность к риску, так и нигилистическое «избегание усилий»: употребление алкоголя, наркотиков, виртуальные игры и т. п.
Экстремальность, граничащая с фанатизмом в личностном самоопределении молодежи, присуща 15% опрошенных (без изменения к 2002 г.), в вопросах выбора жизненной стратегии рискованные варианты выбрали 23,5%.[6]
Таблица 1. Рост проявлений экстремизма в различных сферах жизни молодежи.
Примечание. * Статистически незначимые величины. ** Без изменений.
Рис. 1. Перечень экстремальности, делинквентности и девиантности.
В групповом самоопределении экстремальность проявляется в гипертрофии представлений о собственной роли в обществе – так считают 69% опрошенных, о важности собственного превосходства над другими заявили 59,8%, о необходимости изменить мир – 15,5%. Анализируя причины нарастания конфликта поколений в западном и советском обществах, еще А. Гулднер писал, что корни молодежного протеста таятся в сфере ценностных ориентаций. «Придерживаться старых догм, во всем следовать старшему поколению означает для молодежи потерять свободу и автономию. Радикально разорвать с прошлым – значит стать свободным, значит человечески жить лучше, чем жили отцы и деды. Прошлые теории не только не верны, но они и бесчеловечны».[7]
«Бесчеловечность», в данном случае, является субъективным критерием оценки поведения старших, ограничивающего притязания подрастающего поколения, навязывающего определенные стандарты и стереотипы. Привнесение в привычные отношения чуждых стандартов, стереотипов и смыслов также представляется на личном и групповом уровне вторжением и посягательством.
Поэтому экстремальность проявляется также в неприязненном отношении к мигрантам с юга (кавказцы, выходцы из Средней Азии) и юго-востока (китайцы, корейцы, вьетнамцы) – 41,4% (в том числе 10,5% выразили неприязнь в крайней форме), одобрении деятельности различных националистических объединений – 21% (у 7,5% отмечен высокий уровень экстремальных настроений), неприязни к богатым – 22,8% (6,1% испытывают ненависть), одобрении деятельности и программы радикальных левых организаций – 20% (5,5% испытывают ненависть), неприязни к чиновникам, любой бюрократии – 41,7% (10,5% испытывают ненависть). Наконец, к представителям иных религий (иноверцам) и атеистам испытывают негативные чувства 38,3% опрошенных (в 2002 г. таких было 36,9%), а 40,2% считают, что негативные качества человека связаны с его национальной принадлежностью (в начале 90-х годов прошлого века так высказывалась треть опрошенных[8], в 2002 г. – около 35%[9]).
Как распределялись экстремальные настроения в различных группах молодежи (по данным исследователей РАН[10]), показано в таблице 2.
Постепенно изменяется и социальный состав носителей экстремальности в молодежной среде. По сравнению с 2002 г. Возросла доля младших юношеских групп (18 лет – 21 год), учащихся средних школ и ПТУ, а также проживающих в сельской местности и в малых городах (табл. 3). Отмечается постепенная феминизация данных групп, и ранее характеризовавшихся высоким уровнем экстремальности.
Таблица 2. Экстремальные настроения в различных группах молодежи.
Примечание. * Сведений нет.
В целом проявления экстремальности в молодежной среде надлежит рассматривать в двух аспектах – как идейную направленность сознания и как установку на конкретную деятельность или образцы деятельности, включая насильственные практики. В частности, экстремальность в быту проявляется в ориентации на риск в повседневной деятельности, групповые конфликты, драки.
Таблица 3. Экстремальные настроения в городе и селе.
Экстремальность в социально-политических сферах (социально-экономическая, общественно-политическая, национально-этническая сферы, религиозные отношения) проявляется как идейный фанатизм, направленность на конфликт, борьбу за убеждения, согласие с идеями радикальных организаций, готовность участвовать в их акциях, то есть на демонстрацию этих чувств. Исследователи установили определенную связь данных настроений и проявлений (табл. 4).
Анализ приведенных данных позволяет выявить существенные противоречия между экстремальными настроениями и социально-протестными проявлениями, включая национально-этнические акции. Внешние социально-политические проявления высокого уровня экстремальных настроений обычно носят спонтанный характер. При этом на групповом уровне отмечается низкий уровень связи с практической социально-протестной деятельностью либо полное отсутствие такой связи. На самом деле, для того, чтобы участвовать в деятельности, одной нигилистической экстремальности этой связи недостаточно.
Стоит отметить, что степень недоверия к политическим и общественным институтам значительно разнится в зависимости от аудитории и места проведения исследований (табл. 5). Так, сравнив величины (I) – данные, полученные в ходе всероссийского опроса 1500 жителей 20 субъектов Федерации и 200 экспертов, проведенного в сентябре–октябре 2003 г. В.С. Комаровским и В.Э. Бойковым (Российская академия государственной службы – РАГС) при Президенте Российской Федерации), и величины (II) – данные, полученные в ходе опроса 250 студентов и преподавателей вузов Москвы, проведенного автором в феврале 2006 г., можно отметить значительное возрастание недоверия среди студентов и профессорско-преподавательского состава столицы (II) относительно среднероссийских показателей (I).
В начале XXI века большинство представителей российской молодежи не входили ни в какие общественно-политические объединения. Среди субкультурных объединений, имеющих некоторое подобие идеологической платформы, по числу участников уверенно лидируют объединения досуговой или консьюмеристской направленности (рокеры, рэперы и спортивные фанаты). Так, по данным исследования, 45% молодых респондентов ответили, что им безразличны любые молодежные течения, а 7,5% заявили, что вообще ничего о них не знают.[11]
Таблица 4. Проявления экстремистских настроений в различных социально-политических сферах.
Окончание табл. 4.
Таблица 5. Степень недоверия к политическим и общественным институтам.[12]
Наибольшую индифферентность по отношению к молодежным субкультурам проявили молодые жители Башкортостана (48% безразличных плюс 10% несведущих). Значительная часть респондентов выразила негативное отношение к таким объединениям, посчитав их вредными для общества (17%). Чаще всего осуждение высказывают молодые владимирцы (табл. 6).
Большинство молодежных и подростковых объединений вообще не имело никаких идеологических основ и формировалось подобно сетевым структурам. Вступление в них подростков и молодых людей было обусловлено либо удовлетворением потребности обеспечить собственную безопасность (рядовые члены), либо своими материальными интересами (организаторы, активные члены).
Исходя из этого, интересна связь экстремальных настроений и отношения молодых людей к мигрантам, представителям имущих классов и чиновничеству.
Таблица 6. Индифферентность по отношению к молодежным субкультурам.
Связь экстремального отношения к мигрантам как социальным конкурентам и экстремистским поведением просматривается в целом, но не является устойчивой. Интолерантность к мигрантам выступает мотивационным основанием при совершении социально-протестных акций, тогда как в других сферах (бытовой, национально-этнической, сфере религиозных отношений) каких-либо существенных отклонений от средних отношений не отмечено. Очевидно, что в подобных случаях экстремальность молодых людей получает внешнее оформление, выражается в каких-либо деяниях спонтанно, под влиянием стечения обстоятельств. Впрочем, связь экстремальности в отношении к иноверцам и экстремистских проявлений во всех сферах, от бытовой до политической, прослеживается достаточно отчетливо. Например, в погромах в Кондопоге (Карелия, 2006 г.) принимали участие несколько сотен мужчин в основном в возрасте 18—22 лет, воспринимавших себя как народных мстителей. Именно несовершеннолетние (16—17 лет), отличающиеся особой нетерпимостью, являются той основной движущей силой, которая активно участвует в этнических конфликтах и столкновениях. Данная тенденция является общемировой, примером чему могут служить волнения мусульманской молодежи арабского происхождения, живущей по правилам этнических преступных группировок, в ряде западноевропейских стран.[13]
Наиболее тесные связи экстремальных настроений с протестными действиями наблюдаются в группах с высоким уровнем экстремальных настроений в сфере досуговой деятельности, в отношении к представителям имущих классов и чиновников. Но если чиновники, включая представителей правоохранительной системы, олицетворяют в групповом сознании молодежи отрицаемый существующий порядок, то отношение к богатым отчасти дуалистично. Самый высокий уровень связи экстремального отношения с протестными действиями отмечается в национально-этнической и политической сферах, что отражает существующую в общественном сознании молодежи связь между материальным положением и национальными признаками оппонента либо его близостью к властным структурам.
В то же время существуют иные причины роста экстремального отношения представителей молодежи к представителям имущих классов на личностном уровне. Отношение общества к различным девиантным проявлениям поведения молодых людей не одинаково. По мнению Р. Кевен, девиация является интерактивным процессом между теми, кто нарушает нормы, и теми, кто интерпретирует или квалифицирует деяние и реагирует на нарушение. Теоретическая модель, описывающая взаимодействие индивида и общества, включает континуум (рис. 2) типов поведения от крайней девиации при недоконформизме, или низшем уровне конформизма (under-conformity), через промежуточные формы правильного поведения до крайней девиации при сверхконформизме, или максимальном конформизме (overconformity).[14]
Поведение, которое полностью одобряется и вознаграждается обществом, попадает в зоны C, D, E. Им соответствуют сознательные, или законопослушные, состоятельные граждане. Поведение в зоне D, находящейся в середине континуума, вполне регулируется и управляется существующими социальными институтами, которые задают официальные нормы и официальные средства контроля. Поведение основной массы граждан в обществе группируется вокруг этой центральной зоны, то есть является во всех случаях правомерным.
Те, чье поведение попадает в зоны B и F, называются маргинальными индивидами, или недоконформистами. Они вечно спорят, конфликтуют и даже враждуют с родителями, учителями и милицией. Это вовсе не значит, что они должны покинуть общество или быть изолированными от него. Напротив, нужно сделать все возможное для того, чтобы исправить их неправильный образ жизни.
Рис. 2. Теоретическая модель взаимодействия индивида и общества.
Сверхконформная молодежь в зоне F расположена вдоль наружной границы приемлемого поведения и рискует быть исключенной из нормальной социальной деятельности. Взрослые пытаются убедить таких подростков быть более непринужденными, жизнерадостными, непосредственными. Молодых людей из зоны B и F окружающие люди либо с удовольствием принимают в свой круг, либо отталкивают вовсе. Если индивиды из зоны В ощущают отчуждение, они проявляют враждебность, агрессивность, вандализм. Напротив, индивиды из зоны F начинают заниматься самокопанием и критикой.
Самые экстремальные зоны – А и G – представляют собой более чем простое отклонение от принятых норм. Здесь концентрируется область отчужденного и противостоящего поведения. Молодежи с подобным поведением не так много, она всегда в меньшинстве, но как раз она и образует контркультуру со своими ценностями, иерархией отношений, методами контроля, механизмами распределения ролей. В этих меньшинствах есть «твердое ядро», включающее наиболее последовательных противников ценностей официальной культуры.
Р. Кевен писала: «Формальные стандарты, доминирующие в зоне D, – это социальные нормы. Они связаны, но не тождественны ценностям. Ценности суть идеалы или конечные цели, которые остаются недостижимыми. Это абстракции. Социальные нормы – это специальные формулы, помогающие перевести ценности в практически достижимую форму. Вместе они конституируют ожидания общества и часто утверждаются в таких терминах, которые подразумевают, что не достичь согласия с нормами в повседневном поведении просто невозможно… Можно выявить <…> и третий уровень – рабочие планы, или модальное поведение большинства людей.
Чтобы общество нормально функционировало, необходим баланс между жесткими социальными нормами и более мягким модальным поведением. Абсолютное согласие (конформизм) с социальными нормами, проявляющееся у всех и всегда, редко когда требуется… Трудно постоянно концентрироваться на том, чтобы следить за каждой нормой и своими действиями… Поведение в зоне D, таким образом, нельзя считать жестко конформным. Ему делаются некоторые уступки в отклонении от нормы. Зона D – это область гибкого и толерантного поведения, но лишь до определенных границ, переход за которые угрожает социальной стабильности и порядку».[15]
При этом представители имущих классов, от решений и оценок которых в жизни зависит многое, оценивая поведение молодых людей, особенно из других классов, склонны поднимать планку должного поведения, расширяя тем самым зону девиации, тогда как представители неимущих классов более безразлично относятся к нарушениям многих социальных норм, считают подобное поведение единственно приемлемым для себя. Закономерным представляется утверждение, согласно которому социальная нетерпимость в отношении к богатым влияет на проявления экстремальных настроений молодых людей в самых разных сферах общественной жизни.
Появление данного термина в отечественном законодательстве связано с ратификацией Федеральным Собранием Российской Федерации Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом (Шанхай, 2001), которая определяет экстремизм как «деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них»[1]. Еще более данное определение было расширено с принятием Федерального закона № 114-ФЗ от 25 июля 2002 г. «О противодействии экстремистской деятельности» (далее – Федеральный закон № 114-ФЗ) и его последующих редакций.[2]
В связи с этим определенный интерес представляет восприятие экстремизма гражданами. В ходе исследования, проведенного специалистами Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК РГУ и ИСПИ РАН, а также лаборатории проблем переходных обществ и профилактики девиантного поведения (2001—2002 гг.), от студентов Ростова-на-Дону были получены следующие определения экстремизма (по убывающей): «насилие на основе неприязни к другой национальности», «нетерпимость во всех ее проявлениях», «достижение цели радикальными методами», «пропаганда насилия», «проявление крайних, радикальных настроений людей, выражающихся в открытых протестах, в выступлениях и в нарушениях прав и свобод индивидов», «проявление национальной и религиозной неприязни в крайних формах» и т. п.
Такое разнообразие взглядов свидетельствует, в числе прочего, о том, что сегодня рассматриваемое явление проникло во все сферы общественных отношений – этнические, религиозные, социальные, политические, бытовые, экономические – и оказывает существенное влияние на общественное сознание, а через него – на различные общественно опасные проявления. Последние приобретают специфическую окраску острого конфликта, противостояния.
От специалистов (преподавателей, прокуроров и судей) в ходе исследования были получены следующие определения экстремизма: «общественно-политическая идеология; образ мышления, политическое явление или форма политической активности, предполагающая выход за общепринятые в данном социуме и в данной политической системе рамки, иногда – насилие», «использование насилия или призывов к нему для достижения политических интересов», «крайние взгляды и действия, выходящие за рамки законности», «идеология и практическая деятельность, ориентированная на решение социальных проблем насильственными средствами и исключающая при этом компромисс», «стремление с помощью радикальных и насильственных мер решать проблемы общества».[3]
Допустимо предположить, что и приверженность радикальным взглядам, и совершение преступлений, как экстремальных по-своему правонарушений, являются формами более широкого социального явления, называемого экстремальностью. В частности, Ю.А. Зубок и В.И. Чупров определяют данное качество как «сущностную характеристику молодежи <…> различные формы проявления максимализма в сознании и крайностей в поведении на групповом и индивидуально-личностном уровнях. Наиболее распространенными формами экстремальности являются индивидуальные и групповые настроения, представляющие собой преобладающий чувственный и рациональный уровни сознания молодежи. На полюсах экстремальных настроений крайними состояниями являются фанатизм, представляющий радикальную направленность сознания, и нигилизм, отражающий преимущественно депрессивное его состояние».[4]
Очевидно, что такие состояния проявляются во всех сферах жизнедеятельности прежде всего молодежи – в образовании, труде, бизнесе, политической жизни, досуге, находят место в отношениях с представителями других социальных групп – политических, национальных, религиозных. Обычно экстремальность лежит в основе девиантного поведения, но при некоторых условиях может проявиться и в делинквентном (противоправном) поведении, включая совершение преступлений по мотивам вражды и ненависти к определенным социальным общностям. В настоящее время в различных сферах жизни российской молодежи исследователи отмечают значительный рост проявлений экстремальности[5] (табл. 1).
Рост экстремальности, проявляющийся в повседневной жизни, как правило в рисковом (девиантном) поведении, выступает предпосылкой как делинквентного (правонарушающего), так и виктимного поведения, а также специфических увлечений, в том числе необычными видами деятельности, экстремальными видами спорта, различными радикальными идеями. В сфере пересечения экстремальности, делинквентности и радикальных идей, как правило, и возникают специфические экстремистские, хулиганские и террористические мотивы совершения правонарушений: вражда и ненависть к некоторым социальным группам и общностям (рис. 1).
Но если в учебе, труде и в общественно-политической жизни экстремальность проявляется преимущественно в форме нигилистического отрицания существующих институтов и правовых форм, то в сфере досуга встречаются как радикальный фанатизм и склонность к риску, так и нигилистическое «избегание усилий»: употребление алкоголя, наркотиков, виртуальные игры и т. п.
Экстремальность, граничащая с фанатизмом в личностном самоопределении молодежи, присуща 15% опрошенных (без изменения к 2002 г.), в вопросах выбора жизненной стратегии рискованные варианты выбрали 23,5%.[6]
Таблица 1. Рост проявлений экстремизма в различных сферах жизни молодежи.
Примечание. * Статистически незначимые величины. ** Без изменений.
Рис. 1. Перечень экстремальности, делинквентности и девиантности.
В групповом самоопределении экстремальность проявляется в гипертрофии представлений о собственной роли в обществе – так считают 69% опрошенных, о важности собственного превосходства над другими заявили 59,8%, о необходимости изменить мир – 15,5%. Анализируя причины нарастания конфликта поколений в западном и советском обществах, еще А. Гулднер писал, что корни молодежного протеста таятся в сфере ценностных ориентаций. «Придерживаться старых догм, во всем следовать старшему поколению означает для молодежи потерять свободу и автономию. Радикально разорвать с прошлым – значит стать свободным, значит человечески жить лучше, чем жили отцы и деды. Прошлые теории не только не верны, но они и бесчеловечны».[7]
«Бесчеловечность», в данном случае, является субъективным критерием оценки поведения старших, ограничивающего притязания подрастающего поколения, навязывающего определенные стандарты и стереотипы. Привнесение в привычные отношения чуждых стандартов, стереотипов и смыслов также представляется на личном и групповом уровне вторжением и посягательством.
Поэтому экстремальность проявляется также в неприязненном отношении к мигрантам с юга (кавказцы, выходцы из Средней Азии) и юго-востока (китайцы, корейцы, вьетнамцы) – 41,4% (в том числе 10,5% выразили неприязнь в крайней форме), одобрении деятельности различных националистических объединений – 21% (у 7,5% отмечен высокий уровень экстремальных настроений), неприязни к богатым – 22,8% (6,1% испытывают ненависть), одобрении деятельности и программы радикальных левых организаций – 20% (5,5% испытывают ненависть), неприязни к чиновникам, любой бюрократии – 41,7% (10,5% испытывают ненависть). Наконец, к представителям иных религий (иноверцам) и атеистам испытывают негативные чувства 38,3% опрошенных (в 2002 г. таких было 36,9%), а 40,2% считают, что негативные качества человека связаны с его национальной принадлежностью (в начале 90-х годов прошлого века так высказывалась треть опрошенных[8], в 2002 г. – около 35%[9]).
Как распределялись экстремальные настроения в различных группах молодежи (по данным исследователей РАН[10]), показано в таблице 2.
Постепенно изменяется и социальный состав носителей экстремальности в молодежной среде. По сравнению с 2002 г. Возросла доля младших юношеских групп (18 лет – 21 год), учащихся средних школ и ПТУ, а также проживающих в сельской местности и в малых городах (табл. 3). Отмечается постепенная феминизация данных групп, и ранее характеризовавшихся высоким уровнем экстремальности.
Таблица 2. Экстремальные настроения в различных группах молодежи.
Примечание. * Сведений нет.
В целом проявления экстремальности в молодежной среде надлежит рассматривать в двух аспектах – как идейную направленность сознания и как установку на конкретную деятельность или образцы деятельности, включая насильственные практики. В частности, экстремальность в быту проявляется в ориентации на риск в повседневной деятельности, групповые конфликты, драки.
Таблица 3. Экстремальные настроения в городе и селе.
Экстремальность в социально-политических сферах (социально-экономическая, общественно-политическая, национально-этническая сферы, религиозные отношения) проявляется как идейный фанатизм, направленность на конфликт, борьбу за убеждения, согласие с идеями радикальных организаций, готовность участвовать в их акциях, то есть на демонстрацию этих чувств. Исследователи установили определенную связь данных настроений и проявлений (табл. 4).
Анализ приведенных данных позволяет выявить существенные противоречия между экстремальными настроениями и социально-протестными проявлениями, включая национально-этнические акции. Внешние социально-политические проявления высокого уровня экстремальных настроений обычно носят спонтанный характер. При этом на групповом уровне отмечается низкий уровень связи с практической социально-протестной деятельностью либо полное отсутствие такой связи. На самом деле, для того, чтобы участвовать в деятельности, одной нигилистической экстремальности этой связи недостаточно.
Стоит отметить, что степень недоверия к политическим и общественным институтам значительно разнится в зависимости от аудитории и места проведения исследований (табл. 5). Так, сравнив величины (I) – данные, полученные в ходе всероссийского опроса 1500 жителей 20 субъектов Федерации и 200 экспертов, проведенного в сентябре–октябре 2003 г. В.С. Комаровским и В.Э. Бойковым (Российская академия государственной службы – РАГС) при Президенте Российской Федерации), и величины (II) – данные, полученные в ходе опроса 250 студентов и преподавателей вузов Москвы, проведенного автором в феврале 2006 г., можно отметить значительное возрастание недоверия среди студентов и профессорско-преподавательского состава столицы (II) относительно среднероссийских показателей (I).
В начале XXI века большинство представителей российской молодежи не входили ни в какие общественно-политические объединения. Среди субкультурных объединений, имеющих некоторое подобие идеологической платформы, по числу участников уверенно лидируют объединения досуговой или консьюмеристской направленности (рокеры, рэперы и спортивные фанаты). Так, по данным исследования, 45% молодых респондентов ответили, что им безразличны любые молодежные течения, а 7,5% заявили, что вообще ничего о них не знают.[11]
Таблица 4. Проявления экстремистских настроений в различных социально-политических сферах.
Окончание табл. 4.
Таблица 5. Степень недоверия к политическим и общественным институтам.[12]
Наибольшую индифферентность по отношению к молодежным субкультурам проявили молодые жители Башкортостана (48% безразличных плюс 10% несведущих). Значительная часть респондентов выразила негативное отношение к таким объединениям, посчитав их вредными для общества (17%). Чаще всего осуждение высказывают молодые владимирцы (табл. 6).
Большинство молодежных и подростковых объединений вообще не имело никаких идеологических основ и формировалось подобно сетевым структурам. Вступление в них подростков и молодых людей было обусловлено либо удовлетворением потребности обеспечить собственную безопасность (рядовые члены), либо своими материальными интересами (организаторы, активные члены).
Исходя из этого, интересна связь экстремальных настроений и отношения молодых людей к мигрантам, представителям имущих классов и чиновничеству.
Таблица 6. Индифферентность по отношению к молодежным субкультурам.
Связь экстремального отношения к мигрантам как социальным конкурентам и экстремистским поведением просматривается в целом, но не является устойчивой. Интолерантность к мигрантам выступает мотивационным основанием при совершении социально-протестных акций, тогда как в других сферах (бытовой, национально-этнической, сфере религиозных отношений) каких-либо существенных отклонений от средних отношений не отмечено. Очевидно, что в подобных случаях экстремальность молодых людей получает внешнее оформление, выражается в каких-либо деяниях спонтанно, под влиянием стечения обстоятельств. Впрочем, связь экстремальности в отношении к иноверцам и экстремистских проявлений во всех сферах, от бытовой до политической, прослеживается достаточно отчетливо. Например, в погромах в Кондопоге (Карелия, 2006 г.) принимали участие несколько сотен мужчин в основном в возрасте 18—22 лет, воспринимавших себя как народных мстителей. Именно несовершеннолетние (16—17 лет), отличающиеся особой нетерпимостью, являются той основной движущей силой, которая активно участвует в этнических конфликтах и столкновениях. Данная тенденция является общемировой, примером чему могут служить волнения мусульманской молодежи арабского происхождения, живущей по правилам этнических преступных группировок, в ряде западноевропейских стран.[13]
Наиболее тесные связи экстремальных настроений с протестными действиями наблюдаются в группах с высоким уровнем экстремальных настроений в сфере досуговой деятельности, в отношении к представителям имущих классов и чиновников. Но если чиновники, включая представителей правоохранительной системы, олицетворяют в групповом сознании молодежи отрицаемый существующий порядок, то отношение к богатым отчасти дуалистично. Самый высокий уровень связи экстремального отношения с протестными действиями отмечается в национально-этнической и политической сферах, что отражает существующую в общественном сознании молодежи связь между материальным положением и национальными признаками оппонента либо его близостью к властным структурам.
В то же время существуют иные причины роста экстремального отношения представителей молодежи к представителям имущих классов на личностном уровне. Отношение общества к различным девиантным проявлениям поведения молодых людей не одинаково. По мнению Р. Кевен, девиация является интерактивным процессом между теми, кто нарушает нормы, и теми, кто интерпретирует или квалифицирует деяние и реагирует на нарушение. Теоретическая модель, описывающая взаимодействие индивида и общества, включает континуум (рис. 2) типов поведения от крайней девиации при недоконформизме, или низшем уровне конформизма (under-conformity), через промежуточные формы правильного поведения до крайней девиации при сверхконформизме, или максимальном конформизме (overconformity).[14]
Поведение, которое полностью одобряется и вознаграждается обществом, попадает в зоны C, D, E. Им соответствуют сознательные, или законопослушные, состоятельные граждане. Поведение в зоне D, находящейся в середине континуума, вполне регулируется и управляется существующими социальными институтами, которые задают официальные нормы и официальные средства контроля. Поведение основной массы граждан в обществе группируется вокруг этой центральной зоны, то есть является во всех случаях правомерным.
Те, чье поведение попадает в зоны B и F, называются маргинальными индивидами, или недоконформистами. Они вечно спорят, конфликтуют и даже враждуют с родителями, учителями и милицией. Это вовсе не значит, что они должны покинуть общество или быть изолированными от него. Напротив, нужно сделать все возможное для того, чтобы исправить их неправильный образ жизни.
Рис. 2. Теоретическая модель взаимодействия индивида и общества.
Сверхконформная молодежь в зоне F расположена вдоль наружной границы приемлемого поведения и рискует быть исключенной из нормальной социальной деятельности. Взрослые пытаются убедить таких подростков быть более непринужденными, жизнерадостными, непосредственными. Молодых людей из зоны B и F окружающие люди либо с удовольствием принимают в свой круг, либо отталкивают вовсе. Если индивиды из зоны В ощущают отчуждение, они проявляют враждебность, агрессивность, вандализм. Напротив, индивиды из зоны F начинают заниматься самокопанием и критикой.
Самые экстремальные зоны – А и G – представляют собой более чем простое отклонение от принятых норм. Здесь концентрируется область отчужденного и противостоящего поведения. Молодежи с подобным поведением не так много, она всегда в меньшинстве, но как раз она и образует контркультуру со своими ценностями, иерархией отношений, методами контроля, механизмами распределения ролей. В этих меньшинствах есть «твердое ядро», включающее наиболее последовательных противников ценностей официальной культуры.
Р. Кевен писала: «Формальные стандарты, доминирующие в зоне D, – это социальные нормы. Они связаны, но не тождественны ценностям. Ценности суть идеалы или конечные цели, которые остаются недостижимыми. Это абстракции. Социальные нормы – это специальные формулы, помогающие перевести ценности в практически достижимую форму. Вместе они конституируют ожидания общества и часто утверждаются в таких терминах, которые подразумевают, что не достичь согласия с нормами в повседневном поведении просто невозможно… Можно выявить <…> и третий уровень – рабочие планы, или модальное поведение большинства людей.
Чтобы общество нормально функционировало, необходим баланс между жесткими социальными нормами и более мягким модальным поведением. Абсолютное согласие (конформизм) с социальными нормами, проявляющееся у всех и всегда, редко когда требуется… Трудно постоянно концентрироваться на том, чтобы следить за каждой нормой и своими действиями… Поведение в зоне D, таким образом, нельзя считать жестко конформным. Ему делаются некоторые уступки в отклонении от нормы. Зона D – это область гибкого и толерантного поведения, но лишь до определенных границ, переход за которые угрожает социальной стабильности и порядку».[15]
При этом представители имущих классов, от решений и оценок которых в жизни зависит многое, оценивая поведение молодых людей, особенно из других классов, склонны поднимать планку должного поведения, расширяя тем самым зону девиации, тогда как представители неимущих классов более безразлично относятся к нарушениям многих социальных норм, считают подобное поведение единственно приемлемым для себя. Закономерным представляется утверждение, согласно которому социальная нетерпимость в отношении к богатым влияет на проявления экстремальных настроений молодых людей в самых разных сферах общественной жизни.