Айзек Азимов
 
История

   Худая рука Уллена легко и бережно водила стило по бумаге; близко посаженные глаза помаргивали за толстыми линзами. Дважды загорался световой сигнал, прежде чем Уллен ответил:
   – Это ты, Тшонни? Вхоти, пошалуйста. Он добродушно улыбнулся, его сухощавое марсианское лицо оживилось.
   – Сатись, Тшонни... но сперва приспусти санавески. Сверкание вашево огромново семново солнца растрашает. Ах, совсем-совсем хорошо, а теперь сатись и посити тихо-тихо немношко, Потому что я санят.
   Джон Брюстер сдвинул в сторону кипу бумаг и уселся. Сдув пыль с корешка открытой книги на соседнем стуле, он укоризненно поглядел на марсианского историка.
   – А ты все роешься в своих дряхлых заплесневелых фолиантах? И тебе не надоело?
   – Пошалуйста, Тшонни, - Уллен не поднимал глаз, - не сакрой мне нушную страницу. Это кника "Эра Китлера", Уильяма Стюарта, и её очень трутно читать. Он испольсует слишком мноко слов, которых не расъясняет. - Когда он перевел взгляд на Джонни, на лице его читалось недоуменное раздражение. Никокта не опъясняет термины, которыми польсуется. Это ше совершенно ненаучно. Мы на Марсе, преште чем приступить к рапоте, саявляем: "Вот список всех терминов, которые испольсуются в тальнейшем. Иначе как пы люти смокли расумно исъясняться? Ну и ну! Эти сумасшетшие семляне!
   – Это все пустяки, Уллен... забудь. Почему бы тебе не взглянуть на меня? Или ты ничего не заметил?
   Марсианин вздохнул, снял очки, задумчиво протер стекла и осторожно водрузил очки на нос. Потом окинул Джонни изучающим взглядом.
   – Я тумаю, ты нател новый костюм. Или не так?
   – Новый костюм? И это все, что ты можешь сказать, Уллен? Это же мундир. Я - член Внутренней Обороны. Он вскочил на ноги - воплощение юношеского задора.
   – Што такое "Внутренняя Опорона?" - без энтузиазма поинтересовался Уллен.
   Джонни захлопал глазами и растерянно опустился на место.
   – Знаешь, я и в самом деле могу подумать, что ты даже не слышал о войне, которая на прошлой неделе началась между Землей и Венерой. Готов поспорить!
   – Я пыл санят. - Марсианин нахмурился и поджал тонкие, бескровные губы. - На Марсе не пывает войн... теперь не пывает. Кокта-то мы применяли силу, но это ныло тавным-тавно. А теперь нас осталось мало, и силой мы не польсуемся. Этот путь совершенно песперспективен. - Казалось, он заставил себя встряхнуться и заговорить оживленнее. - Скаши мне, Тшонни, не знаешь ли ты, кде я моку найти опретеление тово, что насывается "национальная кортость"? Оно меня останавливает. Я не моку твикаться тальше, пока не пойму его сначение.
   Джонни выпрямился во весь рост, блистая чистой зеленью мундира Земных Сил, и улыбнулся, ласково и снисходительно:
   – Ты неисправим, Уллен, старый ты простофиля. Не хочешь ли пожелать мне удачи? Завтра я отправляюсь в космос.
   – Ах, а это опасно?
   Джонни даже взвизгнул от смеха:
   – Опасно? А ты как думаешь?
   – Токта... токта это клупо - искать опасности. Зачем это тепе нато? ~
   – Тебе этого не понять, Уллен. Ты только пожелай мне удачи, скажи, чтобы я быстрее возвращался с победой.
   – Все-не-пре-мен-но! Я никому не шелаю смерти. - Узкая ладонь марсианина скользнула в протянутую лапищу. - Путь осторошен, Тшонни... И покоти, пока ты не ушел, потаи мне рапоту Стюарта. Тут, на вашей Семле все телается таким тяшелым. Тяшелым-тяшелым... И таше к терминам не привотится опретелений.
   Он вздохнул и вновь погрузился в манускрипты, ещё до того как Джонни неслышно выскользнул из комнаты.
   – Какой варварский нарот, - сонно пробормотал себе под нос марсианин. - Воевать! Они тумают, что упивая... - Слова сменились внятным ворчанием, в то время как глаза продолжали следить за пальцем, ползущим по странице.
   "...Союз англосаксонских государств в любую минуту мог распасться, хотя уже к весне 1941 года стало очевидно, что гибель..."
   – Эти сумасшетшие семляне!
   Опираясь на костыли, Уллен остановился на лестнице университетской библиотеки, сухонькой ладошкой защитив слезящиеся глаза от неистового земного солнца.
   Небо было голубым, безоблачным... безмятежным. Но где-то там, вверху, за пределами воздушного океана, сражаясь, маневрировали стальные корабли, полыхая яростным огнем. А вниз, на города, падали крохотные капли смерти высокорадиоактивные бомбы, бесшумно и неумолимо выгрызающие в месте падения пятнадцатифутовый кратер.
   Население городов теснилось в убежищах, скрывалось в расположенных глубоко под землей освинцованных помещениях. А здесь, наверху, молчаливые, озабоченные люди текли мимо Уллена. Патрульные в форме вносили некоторое подобие порядка в это гигантское бегство, направляя отставших и подгоняя медлительных.
   Воздух был полон отрывистых приказов.
   – Спустись-ка в убежище, папаша. И поторопись. Видишь ли, здесь запрещено торчать без дела.
   Уллен повернулся к патрульному, неторопливо собрал разбежавшиеся мысли, оценивая ситуацию.
   – Прошу прощения, семлянин... но я не спосопен очень пыстро перемещаться по вашему миру. - Он постучал костылем по мраморным плитам. В нем все претметы слишком тяшелы. Если я окашусь в толпе, то меня затопчут.
   Он доброжелательно улыбнулся с высоты своего немалого роста. .Патрульный потер щетинистый подбородок:
   – Порядок, папаша, я тебя понял. Вам, марсианам, у нас нелегко... Убери-ка с дороги свои палочки.
   Напрягшись, он подхватил марсианина на руки.
   – Обхвати-ка меня покрепче ногами, нам надо поторопиться.
   Мощная фигура патрульного протискивалась сквозь толпу. Уллен зажмурился, - быстрое движение при этом противоестественном тяготении отзывалось спазмами в желудке. Он снова открыл глаза только в слабо освещенном закоулке подвала с низкими потолками.
   Патрульный осторожно опустил его на пол, подсунув под мышки костыли.
   – Порядок, папаша. Побереги себя.
   Уллен пригляделся к окружающим и заковылял к одной из невысоких скамеек в ближайшем углу убежища. Позади него послышался зловещий лязг тяжелой, освинцованной двери.
   Марсианский ученый достал из кармана потрепанный блокнот и начал неторопливо заполнять его каракулями. Он не обращал ни малейшего внимания на взволнованные перешептывания, встретившие его появление, на обрывки возбужденных разговоров, повисшие в воздухе.
   Но, потирая пушистый лоб обратным концом карандаша, он наткнулся на внимательный взгляд человека, сидящего рядом. Уллен рассеянно улыбнулся и вернулся к записям.
   – Вы ведь марсианин, верно? - заговорил сосед торопливым, свистящим голосом. - Не скажу, что особо люблю чужаков, но против марсиан ничего такого не имею. Что же касается венериан, так теперь я бы им...
   – Тумаю, ненависть никокта не товетет то топра, - мягко перебил его Уллен. - Эта война - серьесная неприятность... очень серьесная. Она мешает моей рапоте, и вам, семлянам, слетует её прекратить. Или я не прав?
   – Можем поклясться своей шкурой, что мы её прекратим, - последовал выразительный ответ. - Вот треснем по их планете, чтобы её наружу вывернуло... и всех поганых венерят вместе с ней.
   – Вы сопираетесь атаковать их корота, как и они ваши? - Марсианин совсем по-совиному задумчиво похлопал глазами. - Вы тумаете, что так путет лучше?
   – Да, черт побери, именно так...
   – Но послушайте. - Уллен постучал костистыми пальцами по ладони. - Не проще ли пыло пы снаптить все корапли тесориентирующим орушием?.. Или вам так не кашется? Наверное, потому, что у них, у венериан, есть экраны?
   – О каком это оружии вы говорите? Уллен детально обдумал вопрос.
   – Полакаю, что тля нево у вас существует свое насвание... но я никокта ничево не понимал в орушии. На Марсе мы насываем ево "скелийнкпек", что в перевоте на английский осначает "тесориентирующее орушие". Теперь вы меня понимаете?
   Он не получил ответа, если не считать недовольного угрюмого бормотания. Землянин отодвинулся от своего соседа и нервно уставился на противоположную стену. Уллен понял свою неудачу и устало повел плечом:
   – Это не ис-са тово, что я утеляю всему происхотящему слишком мало внимания. Просто ис-са войны всекта слишком мноко хлопот. Стоило пы её прекратить. - Он вздохнул. - Но я отвлекся!
   Его карандаш вновь пустился было в путь по лежащему на коленях блокноту, но Уллен снова поднял глаза:
   – Простите, вы не напомните мне насвание страны, в которой скончался Китлер? Эти ваши семные насвания порой так слошны. Кашется, оно начинается на "М".
   Его сосед, не скрывая изумления, вскочил и отошел подальше. Уллен неодобрительно и недоуменно проследил за ним взглядом.
   И тут прозвучал сигнал отбоя.
   – Ах та! - пробормотал Уллен. - Матакаскар! Веть очень простое насвание.
   Теперь мундир на Джонни Брюстере уже не выглядел с иголочки. Как и должно быть у бывалого солдата, по плечам и вдоль воротника намертво залегли складки, а локти и колени лоснились.
   Уллен пробежался пальцами вдоль жутковатого шрама, шедшего вдоль всего правого предплечья Джонни.
   – Тшонни, теперь не польно?
   – Пустяки! Царапина! Я добрался до того венеряка, который это сделал. От него осталась лишь царапина на лунной поверхности.
   – Ты сколько пыл в коспитале, Тшонни?
   – Неделю!
   Он закурил и присел на край стола, смахнув часть бумаг марсианина.
   – Остаток отпуска мне следовало бы провести с семьей, но, как видишь, я выкроил время навестить тебя.
   Он подался вперед и нежно провел рукой по жесткой щеке марсианина.
   – Ты так и не скажешь, что рад меня видеть? Уллен протер очки и внимательно поглядел на землянина.
   – Но, Тшонни, неушели ты настолько сомневаешься, что я рат тепя витеть, что не поверишь то тех пор, пока я не выскашу это словами? - Он помолчал. - Нато путет стелать об этом пометку. Вам, простотушным семлянам, всекта неопхотимо вслух ислакать трук перет труком такие очевитные вещи, а иначе вы ни во что не верите. У нас на Марсе...
   Говоря это, он методично протирал стекла. Наконец он вновь водрузил очки на нос.
   – Тшонни, расве у семлян нет "тесориентирующего орушия"? Я поснакомился во время налета с отним человеком в упешище, и он не мок понять, о чем я коворю.
   Джонни нахмурился:
   – Я тоже не понимаю, о чем ты. Почему ты спрашиваешь об этом?
   – Потому что мне кашется странным, что вы с таким трутом поретесь с этим венерианским наротом, токта как у них, похоше, вовсе нет экранов, чтопы вам противотействовать. Тшонни, я хочу, чтопы война поскорее кончилась. Она мне постоянно мешает, все время прихотится прерывать рапоту и итги в упешище.
   – Погоди-ка, Уллен. Не торопись. Что это за оружие? Дезинтегратор? Что ты об этом знаешь?
   – Я о таких телах я воопще ничево не снаю. Я полакал, что ты снаешь, потому и спросил, У нас на Марсе в наших исторических хрониках коворится, что такое орушие применялось в наших тревних войнах. Мы теперь в орущий совсем не распираемся. Моку только скасать, что оно пыло простым, потому что противная сторона всекта что-нипуть применяла тля сащиты, и токта все опять становилось так ше, как пыло... Тшонни, тепе не покашется сатрутнительным спуститься со стола и отыскать "Начало космических путешествий" Хиккинпоттема?
   Джонни сжал кулаки и бессильно потряс ими:
   – Уллен, чертов марсианский педант... неужели ты не понимаешь, насколько это важно? Ведь Земля воюет! Воюет! Воюет! Воюет!
   – Все верно, вот и прекратите воевать. - В голосе Уллена звучало раздражение. - На Семле нет ни мира, ни покоя. Я натеялся как слетует порапотать в пиплиотеке... Тшонни, поосторошнее. Ну, пошалуйста, ну что ты телаешь? Ты меня просто опишаешь.
   – Извини, Уллен. А как ты со мной обошелся? Но мы ещё посмотрим.
   Отмахнувшись от слабых протестбв Уллена, Джонни подхватил его на руки вместе с креслом-каталкой, и марсианин оказался за дверью раньше, чем успел закончить фразу.
   Ракетотакси бжидало возле ступеней библиотеки. С помощью водителя Джонни запихнул кресло с марсианином в салон. Машина взлетела, оставляя за собой хвост смога.
   Уллен мягко пожаловался на перегрузку, но Джонни не обратил на это внимания.
   – Чтобы через двадцать минут мы были в Вашингтоне, приятель, - бросил он водителю. - Наплюй на все запреты.
   Чопорный секретарь произнес холодно и монотонно:
   – Адмирал Корсаков сейчас примет вас.
   Джонни повернулся и погасил сигарету. Затем бросил взгляд на часы и хмыкнул.
   Уллен очнулся от беспокойного сна и тут же нацепил очки.
   – Они наконец-то опратили на нас внимание, Тшонни?
   – Тс-с-с!
   Уллен безразлично оглядел роскошную обстановку кабинета, огромные карты Земли и Венеры на стене, внушительный стол в центре. Скользнул глазами по низенькому, полненькому, бородатому человеку по ту сторону стола и с облегчением остановил взгляд на долговязом рыжеватом мужчине, стоявшем неподалеку.
   От избытка чувств марсианин попытался даже приподняться в своем кресле.
   – Токтор Торнинк, вы ли это? Мы встречались с вами кот насат в Принстоне. Натеюсь, вы меня не сапыли? Мне там присвоили почетную степень.
   Доктор Торнинг шагнул вперед и с силой пожал руку Уллена:
   – Разумеется. Вы делали тогда доклад о методологии исторической науки Марса, верно?
   – О, вы запомнили, я так рат! Мне очень повесло, что я с вами повстречался. Скашите мне как ученый, что вы тумаете относительно моей теории о том, что социальная наступательность эры Китлера послушила основной причиной тля Поль - Доктор Торнинг улыбнулся:
   – Мы обсудим это позже, доктор Уллен. А сейчас адмирал Корсаков надеется получить от вас информацию, при помощи которой мы сможем покончить с войной.
   – Вот именно, - скрипуче произнес Корсаков, поймав кроткий взгляд марсианского ученого. - Хотя вы и марсианин, я предлагаю вам способствовать победе принципов свободы и законности над безнравственными поползновениями венерианской тирании.
   Уллен с сомнением посмотрел на него:
   – Это свучит невешливо... но не скасал пы, что я много расмышлял на эту тему. Вероятно, вы хотите скасать, что война скоро кончится?
   – Да, нашей победой.
   – Та-та, "попета", но веть это только слово. История покасывает, что войны, выикранные са счёт чисто военноко преимущества, слушат основой тля роста милитарисма и реваншисма в путущем. По этому вопросу я моку порекоментовать вам очень хорошее эссе, написанное Тшеймсом Коллинсом. В полном виге оно пыло опупликовано в тве тысячи пятитесятом коту.
   – Мой дорогой сэр!
   Уллен повысил голос, оставляя без внимания тревожный шепоток Джонни.
   – Что ше касается попеты - потлинной попеты, то почему пы вам не опратиться к простому нароту Венеры и не саявить: "Какой нам смысл враштовать? Тавайте лучше "по-коворим..."
   Последовал удар кулаком по столу и невнятная ругань.
   – Ради всего святого, Торнинг. Разбирайтесь с ним сами. Даю вам пять минут.
   Торнинг подавил смешок.
   – Доктор Уллен, мы попросили бы вас рассказать то, что вы знаете о дезинтеграторе.
   – Десинтекраторе? - Уллен недоуменно коснулся пальцем щеки.
   – Вы о нем рассказали лейтенанту Брюстеру.
   – Хм-м-м... А-а! Вы про "тесориентирующее орушие". Я о нем ничего не снаю. Марсианские историки несколько рас упоминали о нем, но они тоше ничего не снали... я потрасумеваю, с технической точки срения.
   Рыжеволосый физик терпеливо кивнул:
   – Понимаю вас, понимаю. Но что именно они сообщили? К какому виду оружия оно относилось?
   – Ну-у, они коворили, что это орушие саставляет металл распататься на части. Как вы насываете силы, саставляющие частицы металла тершаться вместе?
   – Внутримолекулярные силы?
   Уллен задумался и медленно произнес:
   – Наверное. Я запыл, как это насывается по-марсиански... помню, что слово тлинное. Но в люпом случае... это орушие... расрушает эти силы, и металлы рассыпаются в порошок. Но тействию потвершены лишь три металла: шелесо, копальт и... у нево такое странное насвание!
   – Никель, - мягко подсказал Джонни.
   – Та, та, никель!
   Глаза Торнинга заблестели.
   – Ага, ферромагнитные элементы. Могу поклясться, тут замешано осциллирующее магнитное поле, чтоб я стал венерианцем. Что скажете, Уллен?
   Марсианин вздохнул:
   – Ах, эти невосмошные семные термины... Потоштите, полыцую часть моих снаний оп орушии я почерпнул в ра-поте Хокела Пека "О культурной и социальной истории Третьей империи". Это товольно полыпой трут в тритцати четырех томах, но я всекта считал ево товольно посретственным. Его манера ислошения...
   – Пожалуйста, - перебил его Торнинг, - оружие...
   – Ах та, та! - Уллен поудобнее устроился в кресле, скривившись от усилия. - Он коворит оп электричестве, которое колеплется тута и сюта очень метленно... очень метленно, и его тавление... - Он беспомощно замолчал, с наивной надеждой взглянув на хмурое лицо адмирала. - Я тумаю, это понятие осначает "тавление", но я не снаю, это слово очень трутно перевести. По-марсиански это свучит как "крансарт". Это мошет помочь?
   – Мне кажется, вы имеете в виду потенциал, доктор Уллен! - Торнинг громко вздохнул.
   – Пусть путет так. Сначит, этот "потенциал" тоше меняется очень метленно, но его перемены как-то синхронисированы макнитисмом, который... хм-м...тоше исменяется. Вот и все, что я снаю. - Уллен нерешительно улыбнулся. - А теперь я пы хотел вернуться к сепе. Натеюсь, теперь все путет в порятке?
   Адмирал не удостоил его ответом.
   – Вы что-нибудь поняли из этой болтовни, доктор?
   – Чертовски мало, - признался физик, но это дает нам одну-две зацепки. Можно, конечно, извлечь что-нибудь из книги Бека, но на это мало надежды. Скорее всего мы обнаружим лишь повторение того, что слышали сейчас от доктора Уллена. Скажите, на Марсе сохранились какие-нибудь научные труды?
   Марсианин опечалился
   – Нет, токтор Торнинк. Они все пыли уничтошены кальнианскими реакционерами. Мы на Марсе совсем расочаровались в науке. История покасывает, что научный прокресс не ветет к счастью. - Он повернулся к молодому землянину. - Тшонни, пошалуйста, пойтем.
   Мановением руки адмирал Корсаков отпустил их обоих.
   Уллен сосредоточенно водил взглядом по плотно исписанной странице, останавливался, вписывал слова. Потом поднял глаза и тепло улыбнулся Джонни Брюстеру, который недовольно покачал головой и опустил руку на плечо марсианина. Брови молодого землянина сдвинулись ещё больше.
   – Уллен, - с трудом произнес он, - у тебя назревают большие неприятности.
   – Та? У меня? Неприятности? Но, Тшонни, это неверно. Моя кника прекрасно протвикается вперет. Первый том уше окончен и после некоторой шлифовки путет котов к печати.
   – Уллен, если ты не сообщишь правительству исчерпывающие данные о дезинтеграторе, я не отвечаю за последствия.
   – Но я расскасал все, что снаю.
   – Не все. Этих данных недостаточно. Ты должен постараться вспомнить ещё что-нибудь, Уллен, ты должен.
   – Но веть снать то, чеко не существует, невосмошно - это аксиома. Опершись о подлокотники, Уллен попрямее уселся в кресле.
   – Да знаю я. - Губы Джонни страдальчески скривились. - Но и ты должен понять! Венериане контролируют пространство; наши гарнизоны в поясе астероидов уничтожены, на прошлой неделе пали Фобос и Деймос. Сообщение между Землей и Луной прервано, и один Господь знает, как долго сможет продержаться Лунная эскадра. Сама Земля едва-едва способна защититься, а бомбить её теперь примутся всерьез... Ну же, Уллен, неужели ты не понимаешь?
   Растерянность во взгляде марсианина усилилась.
   – Семля проикрывает?
   – Ну конечно!
   – Токта смиритесь. Это путет локическим савершением. И сачем вы, сумасшетшие семляне, все это сатёяли? Джонни заскрежетал зубами:
   – Но если у нас будет дезинтегратор, мы победим. Уллен пожал плечами:
   – Но, Тшонни, это ше так утомительно, выслушивать отни и те ше старые попасенки. У вас, семлян, колова рапотает только в отном направлении. Послушай, мошет пыть, ты почувствуешь сепя лучше, если я почитаю тепе немного ис своей рапоты? Это пойтет на польсу твоему интеллекту.
   – Ладно, Уллен, ты сам на это напросился. Тебе некого винить. Если ты не сообщишь Торнингу то, что он хочет знать, тебя арестуют и будут судить за измену.
   Последовало недолгое молчание, потом Уллен произнес, слегка заикаясь:
   – Меня... са исмену? И ты топускаешь, что я моку претать... - Историк сдернул очки и принялся трясущимися руками протирать стекла. - Это неправта. Ты пытаешься запукать меня.
   – О нет, я-то нет. Это Корсаков считает, что ты знаешь больше, чем говоришь. Он уверен, что ты или набиваешь себе цену, или - и это его больше устраивает - ты подкуплен венерианами.
   – Но Торнинк...
   – Торнинг не всемогущ. Ему впору подумать о собственной шкуре. Земное правительство в моменты потрясений не может похвастаться рассудительностью. - На глаза Джонни неожиданно навернулись слезы. - Уллен, должно же быть что-то, что ты забыл. Это не только тебе надо - всей Земле.
   Уллен задышал тяжело, со свистом.
   – Они считают, что я спосопен торковать своими научными поснаниями. Вот какими оскорплениями платят они мне са поряточность, са мою научную принципиальность?! - От ярости голос его охрип, и впервые за все время их знакомства Джонни смог постичь разнообразие древнемарсианских выражений. Рас так, я не происнесу ни слова! - заявил ученый. - Пусть они сашают меня са решетку, пусть расстреляют, но этово оскорпления я не сапуту никокта.
   В его глазах читалась такая непоколебимость, что у Джонни поникли плечи. Замигала сигнальная лампочка, но землянин даже не шевельнулся.
   – Ответь на сигнал, Тшонни, - мягко попросил Уллен. - Они явились са мной.
   Мгновение спустя в комнате стало тесно от зеленых мундиров. Лишь доктор Торнинг и двое его спутников выделялись штатскими костюмами.
   Уллен силился подняться на ноги.
   – Коспота, я ничего не скашу. Я уше слышал, что вы пришли к вывоту, что я протаю свои снания - протаю са теньки! - Он плевался словами. Таково мне ещё не коворили. Если вам укотно, вы мошете арестовать меня неметленно, я не скашу больше ни слова... и я откасываюсь иметь тело с семным правительством в тальнейшем...
   Офицер в зеленом мундире шагнул было вперед, но Торнинг движением руки отстранил его.
   – Ну и ну, доктор Уллен, - весело произнес он, - стоит ли так кипятиться? Я просто пришел поинтересоваться, не вспомнили ли вы какой-нибудь дополнительный факт. Любой, хоть самый незначительный...
   С трудом опираясь на подлокотники, Уллен тем не менее держался твердо и прямо. Его ответом было лишь ледяное молчание.
   Доктор Торнинг невозмутимо присел на стол историка, взвесил в руке толстую стопку страниц.
   – А-а, так об этой работе мне говорил молодой Брюстер? - Он с любопытством поглядел на рукопись. - Что ж, вы, конечно, понимаете, что ваша позиция может заставить правительство все это конфисковать.
   – Та?
   Волна ужаса смыла выражение непримиримости с лица Уллена. Он подался вперед, потянувшись к манускрипту, Физик отбросил прочь слабую руку марсианина:
   – Руки прочь, доктор Уллен. О вашей работе я сам теперь позабочусь. Он зашуршал страницами. - Видите ли, если вас арестуют за измену, то ваша писанина станет криминалом.
   – Криминалом! - Уллен уже не говорил, а хрипел. - Ток-тор Торнинк, вы сами не понимаете, что коворите. Это... это мой величайший трут. - Его голос окреп. - Пошалуйста, ток-тор Торнинк, верните мне мою рукопись.
   Физик держал её возле самых дрожащих пальцев марсианина.
   – Только если... - начал он.
   – Но я ничево не снаю! - На побледневшем лице историка выступил пот. Голос срывался: - Покотите! Тайте мне время! Тайте мне восмошность потумать... и пошалуйста, оставьте мою рапоту в покое.
   Палец физика больно уперся в плечо марсианского историка.
   – Вам лучше помочь нам. Вашу писанину мы можем уничтожить за несколько секунд, если вы...
   – Покотите, прошу вас. Кте-то - не помню кте - упоминалось, что в этом орущий тля некоторых электросхем применялся специальный металл, который портится от воты и востуха. Он...
   – Святой Юпитер танцующий! - вырвалось у одного из спутников Торнинга. - Шеф, помните работу Аспартье пятилетней давности о натриевых схемах в аргонной атмосфере?..
   Доктор Торнинг погрузился в размышления.
   – Минуточку... минуточку... минуточку... Черт побери! Это же прямо в глаза лезло...
   – Вспомнил, - неожиданно прохрипел Уллен. - Это пыло описано у Каристо. Он распирал патение Каллонии, и это пыло отним ис некативных факторов - нехватка этово металла, там он и ссылается на...
   Но он обращался к пустой комнате. На некоторое время Уллен от изумления замолчал. Потом воскликнул:
   – Моя рукопись!
   Болезненно прихрамывая, он подобрал страницы, разбросанные по всему полу, и сложил вместе, бережно разглаживая каждый лист.
   – Такие варвары... так опращаться с величайшим научным трутом!
   Уллен выдвинул ещё один ящик, порылся в его содержимом и раздраженно задвинул на место.
   – Тшонни, кута я сунул ту пиплиографию? Ты не вител ее? - Он покосился в сторону окна. - Тшонни!
   – Уллен, погоди минуточку. Они уже близко, - отозвался Джонни Брюстер.
   Улицы за окном ошеломляли буйством красок. Длинной, уверенно вышагивающей колонной двигался по проспекту цвет флота. В воздухе рябило от снегопада конфетти, от лент серпантина. Слышался монотонный и приглушенный рев толпы.
   – Ах, это клупые люта, - задумчиво произнес Уллен. - Они так ше ратовались, кокта началась война, и токта тоше пыл парат. А теперь ещё отин. Смешно!
   Он доковылял до своего кресла. Джонни последовал за ним.
   – Ты знаешь, что правительство назвало звездный музей твоим именем?
   – Та, - последовал сухой ответ. Уллен растерянно заглянул под стол. Мусей поевой славы имени Уллена, и там путет выставлено все трофейное орушие. Такова ваша странная семная привычка испольсовать претметы. Но кте, путь я проклят, эта пиплиография?
   – Вот здесь, - ответил Джонни, извлекая документ из жилетного кармана Уллена. - Наша победа завоевана твоим оружием, это для тебя оно древнее, а для нас в самый раз.
   – Попета! Ну конечно! Пока Венера не перевоорушится и не начнет новую порьпу за реванш. Вся история покасывает... латно, хватит на эту тему. - Он поудобнее устроился в кресле. - А теперь посволь продемонстрировать тепе потлинную попету. Посволь, я прочту тепе кое-что ис первово тома моей рапоты. Снаешь, она уше в напоре. Джонни рассмеялся:
   – Смелей, Уллен. Теперь я готов прослушать все твои двенадцать томов слово за словом. Уллен ласково улыбнулся в ответ.
   – Тумаю, это пойтет на польсу твоему интеллекту, - заметил он.