– Неужели ты ему понадобился только в качестве математика? Он с тобой обсуждал какие-то математические подробности? Пытался изложить тебе свою концепцию?
   – Нет, – ответил Селдон. – Не пытался. Он что-то буркнул насчет того, что не прочь поговорить со мной об этом попозже. А там, наверху, он только и делал, что возился со своими приборами. Я так понял, что он ожидал, что покажется солнце, и думал, что инструменты наврали, а выяснилось, что с ними все в полном порядке, и, похоже, он из-за этого просто из себя вышел. Словом, ему там было явно не до меня. Что же касается Клозии, этой девушки, которая уделила мне несколько минут… нет, знаете, сейчас, когда я все вспоминаю, нет у меня чувства, что она нарочно увела меня от базы. Я сам виноват. Меня заинтересовала растительность на поверхности планеты, и скорее я увел Клозию от группы, чем наоборот. Вряд ли Легген руководил ее действиями; ведь он окликнул ее, когда меня было еще хорошо видно. А уж дальше я сам ушел.
   – И все-таки, – возразил Челвик, который, похоже, решил нынче возражать всем, – если этот вертолет искал тебя, те, кто на нем летел, видимо, знали, что ты находишься там. Откуда же им было знать об этом, как не от Леггена?
   – Я подозреваю совсем другого человека, – заявил Селдон. – Молодого психолога по имени Лисунг Ранда.
   – Ранда? – воскликнула Дорс. – Не может быть! Я его хорошо знаю. Он просто не способен работать на Императора. Да он до мозга костей антиимпериалист!
   – Притворяется, наверное, – хмыкнул Селдон. – Кого же ему еще из себя корчить, как не выразителя самых что ни на есть антиимпериалистических взглядов, когда он – имперский агент?
   – Да какой он выразитель? – не унималась Дорс. – Спокойный, милый, добродушный человек, мягкий, добрый, бесхитростный. Убеждена, агенты такими не бывают.
   – Тем не менее, Дорс, – возразил Селдон, – Именно он рассказал мне о метеорологическом проекте. Именно он порекомендовал мне подняться наверх, именно он уговорил Леггена взять меня с собой, расписав в красках, какой я замечательный математик. Просто удивительно, зачем ему так не терпелось выпихнуть меня на поверхность, зачем он старался?
   – Ради тебя, Гэри, я думаю. Ты ему небезразличен, Гэри. Наверное, он решил, что, как это ни парадоксально, тебе будет полезно заглянуть в метеорологию ради психоистории. Разве не так?
   – Давайте переключимся, – предложил Челвик. – Ведь с того момента, как Ранда впервые поведал тебе о метеорологическом проекте, до твоего выхода на поверхность прошло довольно много времени. Если Ранда ни в чем не замешан, у него не было никаких причин держать язык за зубами. Если он действительно такой милый, общительный человек…
   – Такой, такой! – решительно кивнула Дорс.
   – …то ничто не помешало бы ему разболтать обо всем куче приятелей. Тогда выяснить, кто конкретно сработал, как оповеститель, у нас возможности нет. Кстати, то, что Ранда – антиимпериалист, само по себе ничего не значит. Он все равно может быть агентом. Ставим вопрос так: на кого он работает? Чей он агент?
   Селдон удивился не на шутку.
   – А на кого он еще может работать, если не на Империю? Кому я еще нужен, кроме Демерзеля?
   Челвик покачал указательным пальцем.
   – Ты просто не понимаешь, насколько сложна тренторианская политика, Селдон.
   Обернувшись к Дорс, Челвик попросил:
   – Напомни мне, будь добра, какие секторы перечислил Легген, когда ты спросила его о том, откуда мог прилететь метеорологический вертолет?
   – Он назвал Гестелонию, Сэтчем, Зиггорет и Северный Дамиано.
   – Наводящих вопросов ты не задавала? Про какой-то конкретный сектор не спрашивала?
   – Нет. Я просто спросила его, как он думает, откуда бы мог прилететь вертолет.
   – Ну, а ты, – спросил Челвик у Селдона, – никаких опознавательных знаков на вертолете не заметил?
   Селдон приготовился к бурному объяснению. Он хотел заявить, что вертолет большую часть времени прятался за облаками, что ему самому было не до того, чтобы разглядывать опознавательные знаки, что он думал только о Демерзеле и о том, как получше и побыстрее спрятаться. Но ничего этого он говорить не стал – решил, что Челвик об этом и так знает.
   – Нет, не заметил, – ответил он.
   – Но если вертолет действительно за ним охотился, опознавательные знаки могли быть закрашены, правда?
   – Резонное предположение, – согласился Челвик. – Рациональное. Однако рациональность в нашей Галактике не всегда приводит к успеху. Пока же, раз Селдон никаких опознавательных знаков не видел, нам остается только гадать. Моя точка зрения такова: Сэтчем.
   – Не понял? – нахмурился Селдон, – Зачем?
   – Что – «зачем»? С-э-т-ч-е-м, – по буквам проговорил Челвик. – Это такой сектор. Очень специфический, между прочим. Уже три тысячелетия им правит династия мэров. Лет этак пятьсот назад на Императорском троне посидели двое Императоров и Императрица из Дома Сэтчема, Но, увы, недолго. Ничего выдающегося за ними не числится. А вот мэры Сэтчема своего монаршего прошлого не позабыли. Нет, они не выказывали открытого неповиновения Императорам, которые правили позднее, но и особым повиновением не блистали. Во время гражданских войн они хранили нейтралитет и предпринимали такие шаги, чтобы эти войны всячески затянуть и заставить противников обратиться за помощью к Сэтчему. Ничего они этим не добились, но пытаться не перестали. Нынешний мэр Сэтчема пользуется необычайным влиянием. Он, правда, человек старый, но амбиции его не остыли, и если что-то стрясется с Клеоном – пусть даже самая что ни на есть естественная смерть, – мэр не преминет потягаться за Императорский трон с сыном Клеона. Мальчик еще мал, и мэр может рассчитывать на поддержку Галактики. Следовательно, если мэр Сэтчема слышал о тебе, вполне возможно, что он возмечтал заполучить тебя в качестве придворного предсказателя. Все укладывается: они отправляют Клеона на тот свет, ты предсказываешь неизбежное воцарение Сэтчемской династии и мир с процветанием в придачу на ближайшую тысячу лет. Ну, а когда Сэтчем заберется на трон, ты станешь не нужен. Тебя похоронят рядом с Клеоном.
   Селдон нахмурился, помолчал.
   – Но ведь мы же не знаем наверняка, что этот вертолет прилетел из Сэтчема, правда?
   – Нет, не знаем. Мы ничего не знаем наверняка. В конце концов, вертолет, и правда, мог быть самым обычным безобидным летательным аппаратом метеорологов, как сказал Легген. И все же, поскольку сплетни о психоистории и ее возможностях распространяются – а уж это я точно знаю, – все больше и больше властителей на Тренторе мечтает заполучить тебя и использовать в своих интересах.
   – И что же, – спросила Дорс, – нам теперь делать?
   – Вот это, я понимаю, вопрос, – кивнул Челвик. – Видимо, – сказал он, немного поразмыслив, – не стоило сюда приезжать. Слишком уж легко догадаться, что в первую очередь профессор спрячется в Университете. Конечно, кроме Стрилинга, Университетов хватает, но Стрилингский – один из самых независимых, и догадаться можно. Я думаю, что как можно скорее – желательно, сегодня же – Селдона следует перебросить в другое, более безопасное место. Вот только…
   – Только – что? – нахмурился Селдон.
   – Только я не знаю куда.
   – Можно запросить у компьютера каталог и ткнуть пальцем в любое место.
   – Тоже мне, придумал! – фыркнул Челвик. – Так мы рискуем угодить в место, где окажется менее безопасно, чем везде. Нет, так нельзя. Нужно что-то придумать.
31
   Прошло время ленча, а троица никуда не выходила из комнаты Селдона. Дорс и Селдон болтали о том о сем, а Челвик в основном помалкивал. Сидел прямо, ел мало, смотрел еще угрюмее, чем обычно, и как-то сразу постарел на несколько лет.
   «Наверное, вспоминает географию Трентора, – решил Селдон, – и ищет местечко побезопаснее. Нелегко ему небось».
   На самом деле, родной Геликон Селдона был не такой уж маленькой планетой – он был чуть побольше Трентора. На Геликоне имелся даже собственный океан – поменьше, чем на Тренторе. А площадь поверхности суши была намного больше – приблизительно процентов на десять. Но если на Тренторе люди жили везде, как в одном громадном городе, на Геликоне городов было раз-два и обчелся. Административных округов на Геликоне насчитывалось всего двадцать, а на Тренторе – свыше восьмисот, и вдобавок каждый из них делился на более мелкие единицы.
   Наконец Селдон не выдержал и сказал:
   – Послушай, Челвик, у меня есть предложение. Давай выберем из тех, кто мечтает меня заграбастать, самого доброго и отдадим меня ему, а он пусть меня от других защищает.
   Челвик взглянул на него и ответил совершенно серьезно.
   – В этом нет нужды. Я знаю такого человека. Можно сказать, почти доброго. И ты у него уже есть.
   Селдон усмехнулся.
   – Хочешь потягаться с мэром Сэтчема и Императором всей Галактики?
   – Зачем? Пустая трата времени. Но с точки зрения желания владеть тобой я с ними вполне могу поспорить. Им ты нужен только для того, чтобы возвыситься еще сильнее, а у меня нет никаких амбиций, кроме желания сделать доброе дело для Галактики.
   – У меня такое подозрение, – буркнул Селдон. – что всякий из твоих соперников, спроси его кто-нибудь, точно так же клялся бы, что печется о Галактике, и только о Галактике.
   – Как пить дать, – кивнул Челвик, – но пока ты имел удовольствие лично познакомиться только с одним из моих соперников – то бишь, с Императором. Вспомни, чего он от тебя хотел? Я же от тебя ничего подобного не требую. Я прошу тебя только о том, чтобы ты доработал методические аспекты психоистории и обрел возможность делать математически верные прогнозы, пускай всего лишь статистического порядка.
   – Ага. Всего-навсего, – печально усмехнулся Селдон.
   – Позволь, кстати, поинтересоваться, как идут дела в этом направлении? Есть достижения?
   Селдон был готов и расхохотаться, и разразиться проклятиями. Однако ни того ни другого он не сделал. Немного помолчав, он тихо переспросил:
   – Достижения? Ты шутишь? За такое время? Ведь прошло меньше двух месяцев! Челвик, на это не хватит моей жизни, и не только моей. Еще дюжина математиков будет биться после меня, и ничего не добьется.
   – Я не имею в виду ничего законченного, даже ничего обнадеживающего. Ты все время твердил, что применение психоистории возможно, но неосуществимо. Вот я и спрашиваю – не блеснул ли лучик надежды? Не кажется ли тебе теперь твоя задача более осуществимой?
   – Увы, не кажется.
   – Прошу прощения, – вмешалась Дорс, – Я, конечно, не математик, поэтому не сочтите мой вопрос дурацким. Как это что-либо может быть одновременно и возможным, и неосуществимым? Ты, Гэри, как-то говорил, что теоретически для тебя возможно лично познакомиться и пожать руку всем жителям Галактики, однако это неосуществимо, поскольку на это тебе не хватит жизни. Но позволь спросить, почему ты приравниваешь психоисторию к такому занятию?
   Селдон удивленно уставился на Дорс.
   – Ты действительно хочешь, чтобы я это объяснил?
   – Да! – и она так тряхнула головой, что кудряшки рассыпались.
   – Я тоже не прочь послушать, – сказал Челвик.
   – Без математических подробностей? – хитро усмехнулся Селдон.
   – Если можно, – попросил Челвик.
   – Так… – Селдон немного подумал, решая, с чего начать. – Ну, хорошо. Если, допустим, вы решили изучить какой-то из аспектов Вселенной, полезно до предела упростить задачу и взять для анализа только те его свойства и качества, которые важны для понимания. Если вы, допустим, собрались выяснить, как падает предмет, вам нет нужды выяснять, старый он или новый, красный или зеленый и как он пахнет. Такие характеристики вы попросту отбрасываете, чтобы не усложнять себе задачу. Подобное упрощение можно назвать моделью, и пользоваться ею либо обычным путем, на экране компьютера, либо вывести в виде математической формулы. Возьмем для примера простейшую теорию нерелятивистской гравитации…
   – Гэри, ты обещал! – прервала его Дорс. – Ты обещал, что никакой математики не будет. И не прячься за словечками типа «простейшая».
   – Нет, нет! Когда я назвал эту теорию простейшей, я лишь хотел сказать, что она жутко древняя и родилась в туманном прошлом вместе с огнем и колесом. Однако формулы гравитационной теории содержат в себе описание принципов движения планетарных систем, двойных звезд, раскрывают причины приливов, и так далее. С помощью этих уравнений можно даже добиться разработки визуальной модели вращения планеты вокруг звезды, взаимного движения пары звезд – на двухмерном экране. Более сложные взаимосвязи можно проследить с помощью трехмерной голограммы. Такие вот упрощенные модели порой помогают лучше уяснить суть явления, чем если бы мы принялись старательно изучать явление само по себе, в его истинном виде. И на самом деле, без гравитационных формул наши знания о движении планет и о небесной механике вообще были бы крайне ограниченными.
   Итак, затем у вас возникает желание узнать о каком-то явлении больше, потом – еще больше, а может быть, само явление усложняется, и тогда вам потребуются все более и более сложные уравнения, все более и более изощренное программирование, и получаемая в итоге компьютерная модель становится все сложнее и сложнее для понимания.
   – А модель модели разработать нельзя? – поинтересовался Челвик. – Может, так было бы проще?
   – В таком случае неизбежно придется отбрасывать кое-какие характеристики явления, без которых просто невозможно, и ваша модель станет бесполезной, бессмысленной. МВМ – то есть, минимальное возможное моделирование – обрастает деталями гораздо быстрее, чем само изучаемое явление. В общем, много тысяч лет назад было доказано, что для того, чтобы смоделировать Вселенную во всей ее сложности, нужна модель, размеры которой будут не меньше самой Вселенной. Другими словами, это означает, что цельную картину Вселенной можно получить лишь за счет изучения самой Вселенной. Было доказано также, что если предпринять попытку вычленить модель какого-то участка Вселенной, потом еще одного, потом еще и еще, а потом попытаться, как из кубиков, сложить целую Вселенную, становится ясно, что таких крошечных моделей – бесконечное количество. Поэтому для понимания Вселенной в целом при таком подходе потребуется бесконечное время. Вот еще один пример того, что нельзя объять необъятное.
   – Понятно… – задумчиво пробормотала Дорс.
   – Итак, мы знаем, следовательно, что некоторые относительно простые вещи моделировать легко, но чем они сложнее, тем труднее их моделировать, а в конце концов – просто невозможно. Но в какой момент, на каком этапе моделирование становится невозможным? На каком уровне сложности? Пока мне удалось показать, при помощи математического метода, разработанного в нашем столетии и трудного для применения даже при использовании самого грандиозного и умного компьютера, что наше Галактическое сообщество до этой отметки пока не добралось. Его можно продемонстрировать с помощью упрощенной модели. Тогда я пошел дальше и решил доказать, что за счет этого есть возможность прогнозировать события будущего на уровне статистики – то есть, определять вероятность различных вариантов течения событий, а не безапелляционно утверждать, что то или иное событие обязательно произойдет.
   – Раз так, – сдвинул брови Челвик, – раз ты действительно можешь построить модель Галактического сообщества, почему бы тебе не сделать этого? Что же тут неосуществимого?
   – Пока я всего лишь доказал, что на понимание принципов существования Галактического сообщества не уйдет бесконечного времени. Но если окажется, что на его изучение уйдет миллиард лет, это, можно считать, неосуществимо. Ничем не лучше бесконечности.
   – И что, именно столько нужно времени? Миллиард лет?
   – Я не сумел определить точно, сколько лет уйдет, но никак не меньше миллиарда. Я эту цифру не с потолка взял.
   – И все-таки, ты в этом не уверен окончательно.
   – Пытался определить.
   – Но не определил.
   – Нет, не определил.
   – А как университетская библиотека? Ничем не помогла? – спросил Челвик, бросив взгляд на Дорс.
   – Увы, – покачал головой Селдон.
   – Ну, а Дорс ничем помочь не может?
   Дорс вздохнула:
   – Я в этом ничего не понимаю, Четтер. Я могу только предложить подходы. Если Гэри следует моему совету, но ничего не находит, что же я могу поделать.
   Челвик встал.
   – Раз так, то в Университете торчать нет никакого смысла. Я должен как следует подумать, где тебя поместить.
   Селдон подался вперед и тронул Челвика за рукав.
   – Но у меня есть идея.
   Челвик посмотрел на Селдона в упор – не то удивленно, не то подозрительно.
   – Да? И когда же она родилась? Только что?
   – Нет. Эта мысль вертелась у меня в голове несколько дней, еще до того, как я вышел на поверхность. Приключение несколько выбило меня из колеи, но ты спросил про библиотеку, и я вспомнил.
   Челвик снова уселся на стул.
   – Говори, что за идея, если, конечно, не собираешься обрушить на меня поток формул.
   – Никаких формул, не бойся. Просто, когда я читал книги по истории, занимаясь в библиотеке, я заметил, что в прошлом жизнь Галактического сообщества текла как-то проще. Двенадцать тысячелетий назад, когда Империя только создавалась, в Галактике насчитывалось всего около десяти миллионов обитаемых миров. А двадцать тысячелетий назад в союз доимперских королевств входило и того меньше – десять тысяч миров, Чем глубже в прошлое, тем сильнее уменьшается численность сообщества. Вероятно, так можно добраться до одного-единственного мира, того самого, легендарного, о котором ты мне говорил, Челвик.
   – Стало быть, – сказал Челвик, – ты считаешь, что, оперируя более малочисленным, менее сложным сообществом, ты мог бы продвинуться в психоистории?
   – Да, мне так кажется.
   – И тогда, – радостно подхватила Дорс, – если тебе удастся применить законы психоистории к малочисленному сообществу прошлого и экстраполировать результаты исследования на тысячу лет вперед, ты сможешь проверить, верно ли выбрал точку отсчета. Настоящее время к твоим услугам.
   Челвик холодно покачал головой.
   – Предсказание событий тысячного года Галактической Эры? Нечистый эксперимент. Ты будешь испытывать бессознательное воздействие имеющихся у тебя знаний о том, что есть на самом деле, и невольно будешь подбирать для уравнений такие величины, чтобы получить нужный ответ.
   – Не думаю, – возразила Дорс. – Прежде всего, мы не так уж досконально знаем, что происходило в тысячном году Галактической Эры. Придется здорово покопаться. Ведь это было одиннадцать тысячелетий назад.
   – Что ты хочешь сказать, Дорс? – взволнованно спросил Селдон. – Что значит – «не так уж досконально»? Разве тогда не было компьютеров?
   – Были, конечно.
   – Ну так в чем дело? Банки памяти, записи свидетельств современников. За тысячный год должны быть точно такие же записи, как за нынешний, двенадцатитысячный.
   – Теоретически – да, но на деле… Ой, Гэри, я уже начала за тобой повторять. В общем, записи за тысячный год получить возможно, но неосуществимо.
   – Хорошо усвоила, Дорс, но только когда я так говорю, я имею в виду математику. Не понимаю, какое отношение это может иметь к историческим отчетам.
   – Отчеты не вечны, – защищаясь, ответила Дорс. – Банки памяти могут быть уничтожены, захвачены противником в процессе конфликтов, могут быть просто утрачены с течением времени. Любой бит памяти, любой отчет, к которому долгое время не обращаются, со временем переходит в разряд накопившихся информационных шумов, Говорят, примерно треть из всех отчетов, хранящихся в Имперской Библиотеке – сущий хлам, но принятые там порядки не позволяют взять и выбросить эти отчеты. А другие библиотеки не так ортодоксальны. В Стрилинге, к примеру, каждые десять лет проводится инвентаризация, и материалы, не пользующиеся спросом, подлежат уничтожению. Конечно, те отчеты, которые часто читают, которые существуют во многих экземплярах в библиотеках различных миров, как в государственных, так и в частных, хранятся тысячелетиями, и поэтому ключевые события Галактической истории остаются общеизвестными даже в тех случаях, если они происходили в доимперские времена. И все-таки, чем дальше в прошлое, тем меньше вероятности, что записи сохранены.
   – Просто не верится! – воскликнул Селдон, – А я считал, что как только отчет приходит в негодность, с него тут же снимаются копии. Как же можно давать знаниям исчезнуть?
   – Нежелательные знания – это бесполезные знания: – ответила Дорс. – Ты просто не представляешь себе, сколько времени; труда, стараний ушло бы на то, чтобы непрерывно ворошить этот бесполезный хлам.
   – Но как же! А вдруг кому-то потребуется именно этот хлам?
   – Раз в тысячу лет? Уволь, пожалуйста. Это нерентабельно. Даже в науке. Вот ты говорил о простейших уравнениях гравитации и сказал, что назвал их простейшими только потому, что время их выведения теряется в тумаке веков. Как же такое могло произойти? Разве твои соратники, математики, физики, не могли сберечь все данные и докопаться до тех времен, когда кто-то придумал эти уравнения?
   Селдон промычал что-то нечленораздельное.
   – Слушай, Челвик, моя идея такова: если углубляться в прошлое и рассматривать более примитивное сообщество, практическое применение психоистории становится более вероятным. Однако, объем знаний, оказывается, уменьшается гораздо быстрее, чем размеры сообщества, следовательно, применение психоистории становится менее вероятным. Такие вот дела.
   – Между прочим, есть такой сектор – Микоген, – задумчиво проговорила Дорс.
   – Это точно, – подхватил Челвик, бросив на Дорс понимающий взгляд. – Очень неплохое местечко для Селдона. Как я сам не додумался?
   – Микоген? – ошарашенно переспросил Селдон, глядя по очереди то на Дорс, то на Челвика, – Что за Микоген? И где?
   – Гэри, прошу тебя, я тебе потом расскажу. Надо собираться. Ты уедешь сегодня вечером.
32
   Дорс уговорила Селдона немного поспать. Тронуться в путь им предстояло в то время, как в Университете гасили огни, так сказать – под покровом «ночи».
   – А ты опять на полу уляжешься? – спросил Селдон.
   Она пожала плечами.
   – Кровать узкая, и если мы уляжемся вдвоем, мы оба не выспимся.
   Селдон испытующе посмотрел на Дорс и сказал:
   – Тогда на полу лягу я.
   – Вот уж нет. Это же не я замерзала в снегу!
   В общем, они так и не заснули. Погасили свет, стало тихо, вечный гул Трентора лишь слегка нарушал тишину. Селдон решил заговорить.
   – Дорс… Я себя неловко чувствую. Я тебе столько хлопот доставил. Из-за меня ты от своей работы отвлекалась. Но… понимаешь, мне жаль прощаться с тобой.
   – Зачем же прощаться? Я еду с тобой. Челвик хлопочет об отпуске для меня.
   – Я не посмел бы просить тебя об этом.
   – И не надо. Меня попросил Челвик, Я обязана беречь тебя. Ведь я так опростоволосилась, из-за меня ты попал в беду. Теперь должна реабилитироваться.
   – Прошу тебя! Пожалуйста! Ты ни в чем не виновата!.. Правда, честно говоря, я действительно чувствую себя спокойнее, когда ты рядом. Если бы только я был уверен, что не мешаю тебе…
   – Не мешаешь, Гэри, – нежно проговорила Дорс. – Спи, пожалуйста.
   Селдон немного помолчал, потом спросил шепотом:
   – Дорс, а ты уверена, что Челвик все сумеет организовать?
   – Он – удивительный человек, – ответила Дорс. – У него полно связей – и здесь, в Университете, и где угодно. Раз он сказал, что может договориться и выбить мне бессрочный отпуск, значит, договорится. Он очень упрямый.
   – Знаю… – вздохнул Селдон. – Знаешь, порой я задумываюсь: чего он от меня на самом деле хочет?
   – Того, о чем говорит. Он фанатик, мечтатель.
   – Похоже, ты его хорошо знаешь, Дорс.
   – Да, очень хорошо.
   – Близко?
   Дорс фыркнула.
   – Вот уж не знаю, о чем это ты, Гэри. Хорошо, я тебе отвечу прямо: нет, не близко. А вообще, какое тебе дело?
   – Прости… – прошептал Селдон. – Просто, понимаешь, я боялся, что случайно, ненарочно перейду границу чужой…
   – Собственности? Нет, это просто невыносимо. Давай-ка засыпай лучше.
   – Дорс, прости, но я не могу заснуть. Ну, давай поговорим о чем-нибудь другом. Ну, хотя бы о Микогене. Почему вы решили, что мне там будет хорошо? Что он из себя представляет?
   – Маленький сектор, население – не больше двух миллионов, если не ошибаюсь. Самое главное – народ там ужасно старомодный, следует древним традициям. Кроме того, судя по всему, там хранятся такие исторические документы, которые больше нигде днем с огнем не сыщешь. Очень может быть, именно в этих документах ты разыщешь такие сведения о доимперских временах, которые отсутствуют в ортодоксальных хрониках. Я вспомнила о Микогене именно из-за того, что в разговоре мы коснулись древней истории.
   – А сама ты когда-нибудь видела эти записи?
   – Нет. Не уверена, чтобы их вообще кто-то видел.
   – Но как ты тогда можешь утверждать, что они существуют?
   – Не могу и не утверждаю. Понимаешь, микогенцев считают кучкой выживших из ума идиотов, но мне кажется, что это далеко от истины. Они сами утверждают, что такие записи у них имеются, так что не исключено, что так оно и есть. Но учти, нам придется там держать язык за зубами. Микогенцы очень необщительны, замкнуты… Ну, а теперь постарайся все-таки уснуть, ладно?