Азимов Айзек. Прелюдия к Академии

   – Либо вы недопоняли Амариля, – ответил Селдон, – либо Амариль недопонял меня. Я всего-навсего доказал, что возможно избрать стартовые условия, исходя из которых исторический прогноз приведет не к хаосу, но к предсказанию, вероятность какового будет колебаться в определенных границах. Но каковы эти стартовые условия, я пока не имею понятия и не уверен, что кому-либо под силу их отыскать – ни одному человеку, ни множеству людей в необозримом будущем. Вы меня поняли?
   – Нет.
   Селдон снова вздохнул.
   – Давайте еще разок. Будущее предсказывать возможно, но, что касается того, как пользоваться этой возможностью, тут возникают сложности. Теперь понимаете?
   Даван угрюмо поглядел на Селдона, перевел взгляд на Дорс и сказал:
   – Значит, вы не умеете предсказывать будущее.
   – Вот именно, господин Даван.
   – Просто Даван. Но когда-нибудь вы сумеете этому научиться?
   – Сомнительно.
   – Вот, значит, почему Имперские власти охотятся за вами.
   – Нет, – покачал головой Селдон. – Вы ошибаетесь. Лично мне кажется, что именно поэтому Империя не слишком старается заполучить меня. Захотели, так давно схватили бы без всяких хлопот. А сейчас, пока я еще ничего толком не знаю, я им не больно нужен, и потому они не торопятся нарушать мир на Тренторе вмешательством во внутренние дела, к примеру, этого сектора. Вот потому-то я могу совершенно безбоязненно передвигаться под своим собственным именем.
   Даван схватился руками за голову и пробормотал:
   – Безумие…
   Устало подняв глаза на Дорс, он тихо спросил:
   – А вы – жена господина Селдона?
   – Я его друг и защитница, – спокойно ответила Дорс.
   – Вы его хорошо знаете?
   – Мы знакомы несколько месяцев.
   – Всего-то?
   – Всего-то.
   – Как вы думаете, он говорит правду?
   – Я знаю, что он говорит правду, но станете ли вы доверять мне, если не верите ему? Если Гэри почему-то обманывает вас, разве я не поддержу его, дабы защитить?
   Даван беспомощно поглядел на них обоих по очереди и сказал:
   – А может все-таки поможете нам?
   – Кому именно? И какая вам нужна помощь?
   – Вы же видите, каково положение в Дале, – сказал Даван, – Нас унижают. Думаю, вы это поняли, а раз вы так по-доброму отнеслись к Юго Амарилю, значит, не может быть, чтобы вы нас презирали.
   – Не только не презираем, а искренне сочувствуем.
   – И вы должны понимать, откуда идет давление.
   – Вы, вероятно, скажете, что оно исходит от Имперского правительства. Да, пожалуй, я с вами согласен. Но только частично. Я успел заметить, что делийский средний класс играет в этом немалую роль – эти люди презирают термальщиков. А в остальной части сектора орудуют бандиты, терроризируя население.
   Даван поджал губы, но не дрогнул.
   – Все правда. Так и есть. Но Империя этому не мешает. Даль – потенциальный источник беспорядков. Если термальщики забастуют, на Тренторе сразу станет ощутимой нехватка энергии. Но тогда дальские богачи сами выложат денежки, чтобы нанять биллиботтонских бандюг, и те помогут им одолеть восставших термальщиков. Такое уже случалось. Империя позволяет кое-кому из далийцев богатеть и процветать – относительно, конечно, – для того чтобы превратить их в имперских лакеев, а о выполнении законов насчет ношения оружия не заботится, как будто ей наплевать на рост преступности.
   И это повсюду, не думайте, не только у нас в Дале. Теперь они не решаются применять силу для достижения своих целей – времена не те. На Тренторе все так перепуталось: достаточно спичку поднести, чтобы… Приходится Имперским властям держаться подальше.
   – Проявление упадка… – пробормотал Селдон, припомнив слова Челвика.
   – Что? – спросил Даван.
   – Ничего, – покачал головой Селдон. – Говорите, Даван.
   – Ну вот. Приходится Имперским властям держаться подальше, по они все равно решили, что можно загребать жар чужими руками. Каждый из секторов провоцируют на враждебное отношение к соседям. Разные слои населения внутри секторов провоцируются на необъявленную войну друг с другом. В итоге спало совершенно невозможно объединить людей по всему Трентору. Повсюду народ скорее станет сражаться со своими земляками, чем выступать в едином строю против имперской тирании. А Империя правит безо всякого насилия.
   – И как вам кажется, – спросила Дорс, – что со всем этим можно поделать?
   – Я уже многие годы пытаюсь пробудить у народов Трентора чувство солидарности.
   – Смею предположить, – сухо проговорил Селдон, – что вы успели убедиться, насколько это тяжелое и неблагодарное занятие?
   – Правильно предполагаете, – кивнул Даван. – Но наша партия набирает силу. Многие из тех, кто разгуливает с ножами, успели понять, что лучше не резать друг друга. На вас в трущобах Биллиботтона напали, кто еще этого не понял. А вот те, кто поддержал вас сегодня, кто был готов защитить вас от имперского агента, принятого вами за репортера, – мои люди. Я живу среди них. Не слишком приятная жизнь, но здесь я в безопасности. У нашего движения есть сторонники в соседних секторах, и с каждым днем нас становится все больше и больше.
   – Но нам-то что у вас делать? – спросила Дорс.
   – Во-первых, – объяснил Даван, – вы чужеземцы и ученые. Такие люди, как вы, нужны нам как руководители. Наша основная сила – бедняки, неграмотные – те, кто больше всего страдает от гнета, но лидеров из них не получится. Такие, как вы двое, стоят сотни таких, как они.
   – Звучит странновато из уст человека, который встал на защиту угнетенных, – заметил Селдон.
   – Я не о людях говорю, – поспешно принялся оправдываться Даван. – О руководстве, поймите. Лидерами партии должны быть люди интеллектуального труда.
   – Я вас понял. Такие люди, как мы, могли бы помочь вашей партии обрести респектабельность.
   – Все можно высмеять, если захотеть, – с упреком проговорил Даван, – Но вы, господин Селдон, больше чем респектабельный человек, больше чем интеллектуал. Даже если вы не сумеете развеять туман, скрывающий будущее…
   – Прошу вас, Даван, – оборвал его Селдон, – Не надо поэзии, и не надо говорить в сослагательном наклонении. Ни о каких «если» не может быть и речи. Я не могу предсказывать будущее. И не туман загораживает от меня будущее, а барьер из хромированной стали.
   – Дайте мне закончить, прошу вас. Даже если вы не сумеете предсказать будущее… как вы это называете… с психоисторической точностью, вы же изучали историю, и может быть, сумеете, хотя бы интуитивно почувствовать последствия? Ну, разве не так?
   Селдон покачал головой.
   – Может быть, у меня и есть определенное интуитивное чутье математической стороны вероятности, но каким образом можно было бы перевести мои предчувствия на язык реальной истории, совершенно не ясно. И потом, я не изучал историю. Хотел бы. Но, увы, сплошные пробелы.
   – Я историк, Даван, – вступила в беседу Дорс, – и могла бы кое-что сказать, если хотите.
   – Пожалуйста, – недоверчиво пожал плечами Даван.
   – Во-первых, в истории Галактики было множество революций, в результате которых свергали тиранию. Иногда такие революции имели место на отдельных планетах, иногда – в целых планетарных системах, порой – даже в Империи. Чаще всего, однако, в итоге одна тирания просто-напросто сменялась другой. Другими словами, друг друга сменяли правящие классы. Чаще всего брал верх более сильный, а стало быть, и более способный обеспечить собственное существование класс. А беднота, униженные слои так и оставались нищими и униженными, им разве что еще хуже становилось после этих революций.
   Даван внимательно выслушал Дорс и кивнул:
   – Это мне известно. Это всем известно. Может быть, нам удастся усвоить уроки прошлого и мы будем лучше знать, чего избегать. И потом, та тирания, что существует сегодня, самая что ни на есть настоящая, такая, которая вовсе не обязательно должна будет существовать в будущем. А если мы все время будем отступаться от перемен, думая, что любые перемены – только к худшему, значит, не будет никакой вообще надежды на то, что хоть когда-то удастся одолеть несправедливость.
   Дорс сказала:
   – Вам не следует забывать о том, что даже тогда, когда правда на вашей стороне, даже тогда, когда справедливость вопиет к небесам, сила всегда будет на стороне тирании. Ничего ваши мастера ножевых искусств не сумеют поделать. Ну восстание, ну демонстрация – что это все против до зубов вооруженной армии, на вооружении которой механическое, химическое и нейрологическое оружие? Можете собрать под свои знамена всех бедняков, и даже всех, кто побогаче, но как вы одолеете полицию и армию? Сумеете вы хотя бы немного поколебать их верность правительству?
   – На Тренторе много разных правительств, – возразил Даван. – В каждом секторе – свои правители, и многие из них настроены против Империи. Если на нашу сторону встанет могущественный сектор, положение изменится, правда? Тогда мы уже не будем всего-навсего шайкой оборванцев, размахивающих ножами и булыжниками.
   – Означает ли это, что некий могущественный сектор уже встал на вашу сторону, или вам этого просто хочется?
   Даван промолчал.
   – Позволю себе предположить, – сказала Дорс, – что вы думаете о мэре Сэтчема. Если мэр собирается воспользоваться народными волнениями для того, чтобы узурпировать имперский трон, вас это не коробит, нет? А зачем, спрашивается, мэру рисковать своим положением, которое и без того не такое уж жалкое? Неужели ради красивых слов о справедливости и равноправии, ради справедливого отношения к людям, до которых ему нет никакого дела?
   – Вы хотите сказать, – проговорил Даван, – что всякий правитель, желающий сейчас помочь, может потом нас предать?
   – Галактическая история изобилует подобными примерами.
   – Но если мы будем знать об этом, почему нам не предать его?
   – То есть, использовать его, а потом, в критический момент, изолировать от всех, кто стоит за ним, и уничтожить?
   – Ну, может быть, не совсем так, но такой вариант оборота дел нужно на всякий случай иметь в виду.
   – Итак, мы имеем революционное движение, в рамках которого главные участники событий должны быть готовы к предательству; и каждый должен ждать своего часа. Лучший рецепт анархии.
   – Значит, вы нам не поможете? – спросил Даван.
   Селдон, который все это время слушал, нахмурившись, беседу Давана и Дорс, сказал:
   – Все не так просто. Мы были бы рады вам помочь. Мы на вашей стороне. Мне вообще кажется, что ни один здравомыслящий человек не станет поддерживать имперскую систему, основанную на провоцировании поголовной ненависти и подозрений. Даже тогда, когда представляется, что система работает, это не более чем метастазы главной опухоли, которые расползаются во все стороны, и все чреваты нестабильностью. Вопрос в другом: чем мы можем помочь? Если бы у меня была психоистория, если бы я мог предсказать наиболее вероятный ход событий, если бы я мог сказать, какие действия из числа вероятных вариантов скорее всего приведут к желаемому результату, тогда бы я с радостью предложил вам свои услуги. Но у меня ничего нет. Самое большее, что я могу для вас сделать, это не бросать попыток разработать психоисторию.
   – И долго вы будете этим заниматься? Селдон пожал плечами.
   – Не знаю.
   – Мы же не можем ждать вечно.
   – Иного я вам сейчас предложить не могу. Единственное, что я могу сказать, это то, что еще совсем недавно я был совершенно уверен в том, что психоисторию разработать невозможно. Теперь я в этом не так уверен.
   – Хотите сказать, что до чего-то додумались?
   – Пока всего-навсего интуитивно чувствую, что сумею додуматься, что решение есть. Я пока еще сам как следует не понимаю, откуда у меня взялось такое чувство. Может быть, это иллюзия, но я попытаюсь. Дайте мне время. И может быть, мы еще встретимся.
   – Может быть, – кивнул Даван. – Но, может быть, когда вы придете сюда в следующий раз, то окажетесь в имперской ловушке. Можете, конечно, тешить себя надеждой на то, что вы, дескать, не интересуете Империю до тех пор, пока не придумали своей психоистории, но я уверен; Император и его клеврет, Демерзель, не собираются ждать вечно, так же, как и я. – Постараюсь не торопить их, – спокойно ответил Селдон. – Я не на их стороне, а на вашей. Пойдем, Дорс.
   Они повернулись и вышли. Снаружи их ожидал Рейч. А Даван остался один-одинешенек, в своей жалкой каморке.

75

   Рейч лопал, облизывая пальцы, прижимая к груди пакет с едой, От него самого и от пакета жутко разило луком, но каким-то ненастоящим, наверное, – дрожжевым.
   Дорс поморщилась и спросила:
   – Где ты раздобыл еду, Рейч?
   – А парни Давана притащили мне. Даван добрый.
   – Значит, нам lie придется угощать тебя обедом? – спросил Селдон, почувствовав, что сам жутко хочет есть.
   – Вы мне кое-чё задолжали, – заявил Рейч, облизывая пальцы и плотоядно поглядывая на ремень Дорс. – Как нащот тетечкиного ножичка, а? Ну хоть один дайте…
   – Никаких ножей, – отрезала Дорс. – Отведешь нас обратно – дам тебе пять кредиток.
   – Ну да… – обиженно протянул Рейч, – Чё, я ножик, чё ли, куплю за пять-то кредиток?
   – Пять кредиток – и все. Больше ничего не получишь.
   – Зануда вы, тетечка, – заявил Рейч.
   – Зануда с острым ножиком, Рейч, так что давай, пошли.
   – Ну, ладно. Чё раскипятились-то? Сюда, – Рейч махнул рукой.
   Они двинулись в обратный путь по пустынным коридорам, но на этот раз Дорс время от времени посматривала назад и вскоре прошептала:
   – Стой, Рейч. За нами «хвост».
   – Чё? – удивился Рейч. – Ничё не слышу.
   – И я тоже ничего не слышу, – наклонив голову, произнес Селдон.
   – А я слышу, – упрямо мотнула головой Дорс. – Так, Рейч, ты мне голову не морочь. Или ты мне сейчас же объяснишь, в чем дело, или я тебя так отделаю, что неделю горбатым ходить будешь. Обещаю.
   Рейч заслонился рукой.
   – Ну и бейте, тетечка, ну и бейте. Это парни Давана. А они вас же прикрывают, чтобы бандюги не сунулись, а вы…
   – Парни Давана?
   – Ну! По боковым коридорам топают.
   Дорс резко схватила Рейча за рубашку. Мальчишка повис в воздухе, отчаянно болтая ногами и руками:
   – Ой, тетечка, ой!
   – Дорс! – одернул подругу Селдон. – Не надо так!
   – Ему будет еще хуже, если он солгал. Я забочусь о тебе, Гэри, а не о нем.
   – Да не вру я! – воскликнул Рейч, все еще пытаясь вырваться. – Ну, не вру же!
   – Уверен, он не врет, – сказал Селдон.
   – Ладно, увидим. Рейч, скажи им, пусть выйдут и покажутся.
   Дорс отпустила мальчишку и вытерла руки.
   – Злюка вы, тетечка, – с упреком проговорил Рейч. – Эй, Даван, – крикнул он. – Парни, выходите.
   Пришлось немного подождать, и вскоре из ниши в стене вышли двое черноусых мужчин, и еще один, у которого через всю щеку тянулся шрам. Все трое в руках сжимали зачехленные ножи.
   – Сколько вас тут еще? – резко спросила Дорс.
   – Немного, – сказал один из незнакомцев. – У нас приказ. Мы вас охраняем. Даван хочет, чтобы вы остались целы и невредимы.
   – Спасибо. Постарайтесь двигаться тише прежнего. Пошли, Рейч.
   – Ну, тетечка, – с упреком проговорил Рейч, – я вам правду сказал, а вы?
   – Прости, – сказала Дорс.
   – «Прости»… – Рейч потер шею. – Возьму и не прощу. Ну да ладно, на первый раз прощается… – и он зашагал вперед.
   Как только они добрались до проспекта, невидимые защитники испарились, даже Дорс перестала слышать их осторожные шаги. Но теперь особенно бояться было нечего – Селдон и Дорс уже находились в менее опасной части города.
   Дорс внимательно оглядела Рейча и покачала головой:
   – Вряд ли у нас найдется одежда твоего размера, Рейч.
   – А на чё мне от вас одежка, госпожа. – Похоже, стоило Рейчу покинуть коридоры трущоб, как он тут же преобразился в вежливого, по его понятиям, мальчика. – Одежка у меня своя имеется.
   – А я думала, ты хочешь прогуляться с нами туда, где мы живем, и принять ванну.
   – Эт еще на чё? И так я на днях мыться буду. Тода и надену другую рубаху. – Он подозрительно посмотрел на Дорс. – Чё, стыдно стало, а?
   – Вроде того, – улыбнулась Дорс.
   Рейч царственно помахал рукой.
   – Ничё. Мне и не больно было нисколечки. Ну вы и силачка, тетечка. Ух, как это вы меня подняли, будто я и не весю ничего.
   – Я рассердилась, Рейч. Я должна заботиться о господине Селдоне.
   – Чё, телохранительница, чё ли?
   Рейч вопросительно глянул на Селдона.
   – Тетечка – ваша телохранительница?
   – Ничего не поделаешь, – смущенно улыбнулся Селдон. – Ей это нравится. Ну и потом, она свое дело знает.
   – Подумай хорошенько, Рейч, – настаивала Дорс. – Может, вымоешься все-таки? Ванна у нас такая приятная, теплая.
   – Ничё не выйдет, – шмыгнул носом Рейч. – Хозяйка меня нипочем не пустит.
   Дорс посмотрела наверх и увидела у подъезда Касилию Тисальвер, которая бросала гневные взгляды попеременно то на нее, то на Рейча. Трудно сказать, кому были адресованы более гневные из взоров хозяйки.
   – Ну, покедова, господин и госпожа. Может, она и вас не захотит в дом пускать.
   Рейч сунул руки в карманы и враскачку удалился.
   – Добрый вечер, госпожа Тисальвер, – поздоровался Селдон. – Поздновато уже, правда?
   – Очень поздновато, – с трудом сдерживая гнев, отозвалась госпожа Тисальвер. – А тут, между прочим, целое сражение было из-за того, что вы отдали на съедение толпе несчастного репортера.
   – Никого мы никому не отдавали, – возразила Дорс.
   – Я была здесь, – госпожа Тисальвер гордо вздернула подбородок, – и все видела.
   Она отошла в сторону, пропуская их в дом и показывая всем своим видом, как ей этого не хочется.
   – Она ведет себя так, словно это последняя капля в чаше ее терпения, – сказала Дорс Селдону, когда они расходились по комнатам.
   – Ты так думаешь? Но что она может сделать?
   – Понятия не имею, – покачала головой Дорс.

Глава шестнадцатая
Рейч

   Рейч – Судя по воспоминаниям Гэри Селдона, его первая встреча с Рейчем произошла совершенно случайно. Он был всего-навсегоуличным оборвышем, у которого Селдон спросил дрогу. Но с этого мгновения его жизнь составляла одно целое с жизнью и судьбой великого математика, до тех пор, пока…

Галактическая энциклопедия

76

   На следующее утро, вымывшись и побрившись, раздетый по пояс, Селдон постучал в дверь комнаты Дорс и негромко проговорил:
   – Дорс, открой.
   Дверь открылась, Дорс еще не успела высушить волосы и тоже была раздета до пояса.
   Селдон смутился и отпрянул. Дорс равнодушно оглядела тебя и обернула полотенце вокруг головы.
   – В чем дело? – спросила она.
   Селдон, стараясь не смотреть на нее, пробормотал:
   – Я хотел спросить тебя про Сэтчем.
   – Зачем?
   – Что – «зачем»?
   Говори яснее. И, ради бога, повернись ко мне лицом. Не девственник же ты, в конце концов? Селдон обиженно буркнул:
   – Просто я старался вести себя как воспитанный человек. Если тебе все равно, то мне тоже. И «зачем» тут вовсе ни при чем. Я спросил тебя про сектор Сэтчем.
   – Зачем тебе это нужно? Нет лучше так: «зачем Сэтчем?»
   – Дорс, я не шучу. То и дело разговор заходит о Сэтчеме, вернее, о мэре Сэтчема. И Челвик о нем говорил, и ты, и Даван. А я ничего не знаю ни о секторе, ни о мэре.
   – Гэри, я ведь тоже не коренная тренторианка. Знаю не так много, но всем, что знаю, готова поделиться с тобой. Сэтчем находится недалеко от Южного полюса, это очень большой, многонаселенный сектор…
   – Недалеко от Южного полюса и многонаселенный?
   – Гэри, мы не на Геликоне. И не на Цинне. Это Трентор. Тут все под землей, а находиться под землей на полюсах – это то же самое, что находиться под землей на экваторе. Конечно, там другая долгота дня и ночи – то есть, летом долгие дни, а зимой долгие ночи, – примерно так, как было бы на поверхности. Но это все показуха. Просто им нравится подчеркивать, что они живут на полюсе.
   – Но на поверхности они бы все перемерзли.
   – Ну конечно. На поверхности в области Сэтчема лежат снег и лед, но их слой не такой плотный, как можно подумать. Будь это так, полярная шапка попросту раздавила бы купол, но этого не происходит, и в том основная причина могущества Сэтчема.
   Дорс повернулась к зеркалу, сняла с головы полотенце и набросила на волосы сушильную сеточку. Через каких-нибудь пять секунд ее рыжая шевелюра была суха и засверкала точно в лучах солнца.
   – Ты просто не представляешь, какое удовольствие ходить без микогенской шапочки, – улыбнулась Дорс и надела блузку.
   – Но какое отношение имеет к могуществу Сэтчема полярная шапка?
   – Подумай сам. Сорок миллиардов людей пользуются громадным количеством энергии, каждая калория со временем превращается в тепло, от которого нужно как-то избавляться. Это тепло перекачивают на полюса, в особенности – на Южный, где полярная шапка более высокая, чем на Северном, и выбрасывают в пространство. При этом тает очень много льда, и, думаю, в большой степени из-за этого над Трентором столь плотный облачный слой и так часто льют дожди, как бы ни выпендривались метеорологи и ни утверждали, что в атмосфере Трентора протекают безумно сложные процессы.
   – И что же, Сэтчем как-то использует энергию, прежде чем производить ее выбросы в космос?
   – Очень может быть. Что касается технической стороны, то я не имею об этом ни малейшего представления, а говорю о политическом могуществе. Если бы Даль перестал производить полезную энергию, это доставило бы Трентору определенные неудобства, однако существуют и другие секторы, производящие энергию, и они в таких обстоятельствах могли бы усилить ее производство, ну и потом, определенные запасы энергии на Тренторе на всякий случай хранятся. Думаю, с Далем наверняка со временем удалось бы договориться. Что же касается Сэтчема…
   – Да?
   – То Сэтчем осуществляет выбросы как минимум девяноста процентов всего производимого на Тренторе тепла и в этом смысле незаменим. Если Сэтчем прекратит выбросы, по всему Трентору поднимется температура.
   – Но и в самом Сэтчеме тоже.
   – Да, но поскольку Сэтчем – на Южном полюсе, они запросто могут устроить себе приток холодного воздуха. Ничего хорошего в этом, конечно, не будет, но Сэтчем сумеет протянуть дольше, чем остальные секторы Трентора. В итоге Сэтчем во все времена был бревном в глазу у Императора, и мэр Сэтчема – персона очень важная.
   – И что из себя представляет нынешний мэр Сэтчема?
   – Этого я не знаю. Из того, что я о нем слышала, могу заключить лишь, что это старик, затворник, непробиваемый, как обшивка звездолета, и со страшной силой цепляющийся за власть.
   – Почему, вот интересно? Если он такой старый, он не сможет долго удерживать власть.
   – Кто знает, Гэри? Привычка, может быть. А может быть, игра. Игра в удерживание власти, когда власть сама по себе не так уж и нужна. Может, сумей он занять место Демерзеля, и далее самого Императора, он был бы жутко разочарован, потому что тогда игра бы окончилась. Правда, он и тогда бы мог затеять очередную партию игры за удержание власти, что было бы так же трудно и приносило бы такое же удовольствие.
   Селдон покачал головой.
   – Неужели кто-то может мечтать занять место Императора?
   – Согласна с тобой. По идее, этого не должен хотеть ни один здравомыслящий человек, но «имперские амбиции», как их часто называют, подобны заболеванию, которое, стоит лишь им заразиться, вызывает безумие. И чем ближе подбираешься к заветной цели, тем сильнее вероятность подхватить эту инфекцию, и с каждым очередным продвижением по служебной лестнице…
   – …болезнь обостряется все сильнее. Это понятно. Но мне кажется, что Трентор – такой огромный мир, потребности которого столь сложны, амбиции столь противоречивы, что Императору ужасно трудно им править. Именно им. Так почему же ему не покинуть Трентор и не обосноваться в каком-нибудь другом мире, где жизнь попроще?
   Дорс рассмеялась.
   – Ты бы не спрашивал, если бы лучше знал историю! Трентор по традиции связывают с Империей. А традиции этой – тысячи и тысячи лет. Император, который не сидит в Императорском Дворце – это не Император. Император больше место, чем человек.
   Селдон замолчал, задумался, нахмурился. Через некоторое время Дорс не выдержала и спросила:
   – Что случилось, Гэри?
   – Я думаю, – вполголоса отозвался Селдон. – С тех пор как ты рассказала мне о руке, лежащей на бедре, у меня навязчивые мысли о том, что… И вот теперь твоя фраза о том, что Император – больше место, чем человек, задела струну.
   – Какую струну?
   Селдон покачал головой.
   – Я пока думаю. Может быть, я ошибаюсь. – Он пристально посмотрел на Дорс, – Ладно, пора спускаться вниз и позавтракать. Мы и так опоздали, а я не уверен, что госпожа Тисальвер нынче в достаточно благодушном настроении для того, чтобы принести нам завтрак сюда.
   – Ты оптимист, – сказала Дорс. – Лично мне кажется, что она в недостаточно благодушном настроении, чтобы нас видеть – за завтраком и вообще. Она только о том и мечтает, чтобы вышвырнуть нас отсюда.
   – Не исключено, но мы ей платим.
   – Да, но я подозреваю, что теперь ей и денежки наши не милы.
   – Надеюсь, ее супруг более благоразумен в отношении финансов.
   – Если он замолвит словечко, Гэри, единственный, кто удивится этому больше меня, будет, конечно же, госпожа Тисальвер. Ну, ладно, я готова.