Азимов Айзек. Прелюдия к Академии

   1. Робот не может причинить вред человеку или, за счет бездействия, позволить, чтобы человеку был причинен вред.
   2. Робот должен подчиняться приказам человека, если они не противоречат Первому Закону.
   3. Робот должен защищать себя, за исключением тех случаев, когда это противоречит Первому и Второму Законам.
   Но у меня был друг… двадцать тысяч лет назад. Другой робот. Не такой, как я. Его бы ты не принял за человека, и вот уж у кого были ментальные способности! Я был его учеником.
   И ему казалось, что должен существовать еще один закон, более общий, чем остальные три. Он называл его Нулевым Законом, поскольку ноль идет прежде единицы. Тот, по его мнению, должен был звучать так:
   0. Робот не может причинить вред человечеству или, за счет бездействия, позволить, чтобы человечеству был нанесен вред.
   Тогда Первый Закон должен читаться так:
   1. Робот не может причинить вред человеку или, за счет бездействия, позволить, чтобы человеку был нанесен вред, за исключением тех случаев, когда это противоречит Нулевому Закону.
   Таким образом интерпретировались и остальные два Закона. Понимаешь?
   Дэниел ждал ответа, и Селдон ответил:
   – Понимаю.
   Дэниел продолжал:
   – Беда в том, Гэри, что человек перед тобой или нет, понять просто. Проще простого. Так же просто понять, что принесет вред человеку, а что нет, – довольно легко, по крайней мере. Но что такое человечество? О чем мы говорим, когда говорим о человечестве? И как можно определить, что принесет человечеству вред? Как можно понять, от чего человечеству будет лучше, а от чего хуже? Робот, который первым выдвинул Нулевой Закон, умер – то есть, перестал существовать, – потому что оказался втянутым в действия, которые, как он полагал, спасут человечество, но только полагал, а уверен в этом не был. Уходя из жизни, он передал заботу о Галактике мне.
   С тех пор я не оставлял попыток. Вмешивался как можно осторожнее, надеясь, что люди сами могут судить о том, что хорошо, а что дурно. Они могли рисковать, я – нет. Они могли промахиваться, я – нет. Они могли безотчетно приносить вред другим, я не мог. Соверши я что-либо подобное, я бы самоуничтожился. В Нулевом Законе нет ссылок на бессознательный вред.
   Но порой я вынужден предпринимать те или иные действия. То, что я до сих пор функционирую, говорит о том, что действия мои во все времена были умеренными и точными. Однако с тех пор, как Империя начала двигаться по пути упадка и гибели, мне приходится вмешиваться все чаще, и вот уже несколько десятилетий подряд я вынужден играть роль Демерзеля и пытаться направлять деятельность правительства таким образом, чтобы оттянуть неминуемую гибель… и все-таки, как видишь, я до сих пор функционирую.
   Когда ты произнес доклад на математическом конгрессе, я сразу понял, что психоистория – тот инструмент, с помощью которого можно было бы решить, что хорошо для человечества, а что – нет. С ее помощью мы могли бы принимать более осмысленные решения. Я бы даже отошел в сторону и позволил людям принимать решения самостоятельно, и снова ограничился бы вмешательством только в самых крайних случаях. И я сделал так, чтобы Клеон как можно быстрее узнал о твоем выступлении и вызвал тебя к себе. Затем, когда я услышал, как ты расписываешься в собственной беспомощности и бесполезности психоистории, я был вынужден что-то предпринять для того, чтобы так или иначе заставить тебя попытаться. Понимаешь, Гэри?
   – Да, Дэниел, понимаю, – искренне ответил Селдон.
   – В те редкие дни, когда мы сумеем видеться, я должен для тебя остаться Челвиком. Я предоставлю тебе всю имеющуюся у меня информацию, все, что тебе будет нужно. Как Демерзель, я буду тебя защищать, как делал до сих пор. А имя «Дэниел» тебе лучше забыть.
   – Обещаю, – с готовностью откликнулся Селдон. – Мне так нужна твоя помощь, так неужели я стану рушить твою репутацию?
   – Все верно, – устало улыбнулся Дэниел. – В конце концов, ты достаточно жаден для того, чтобы получить всю награду за психоисторию целиком. Ты ни за что никому не расскажешь – никогда, – что тебе понадобилась помощь робота.
   – Я не… – промямлил Селдон и покраснел.
   – Не спорь. Я сказал правду, даже если ты ее старательно скрываешь от самого себя. И это так важно, что я позволю себе немного усилить это твое чувство – совсем немного, только ради того, чтобы ты никогда не смог заговорить обо мне с другими людьми. Тебе даже и в голову не придет, что ты на такое способен.
   – Видимо, Дорс знает… – пробормотал Селдон.
   – Она знает, кто я такой, но она тоже не может говорить обо мне с другими. Теперь, когда вы оба знаете правду обо мне, между собой можете говорить про меня свободно, но только между собой. – Дэниел поднялся. – Гэри, мне пора приниматься за дела. Скоро тебя и Дорс доставят обратно, в Имперский Сектор.
   – Мальчик, Рейч, должен отправиться со мной. Я не могу бросить его. И еще есть один молодой далиец, Юго Амариль…
   – Понимаю. Можно взять и Рейча, и кого угодно еще из твоих друзей. Обо всех вас наилучшим образом позаботятся. И ты будешь работать над психоисторией. У тебя будет персонал. Любые компьютеры, любые материалы. Я буду вмешиваться как можно меньше, и если у тебя возникнут какие-то сложности, которые не будут слишком серьезно угрожать нашей миссии, придется тебе справляться с ними самостоятельно.
   – Постой, Дэниел, – торопливо проговорил Селдон. – Что если, несмотря на всю твою помощь и все мои старания, окажется, что психоисторию нельзя превратить в практическое средство? Что если мне это не удастся?
   – На этот случай, – улыбнулся Дэниел, – у меня заготовлен еще один план. Над ним я долго трудился в одном особом мире совершенно особым образом. План этот тоже нелегкий и кое в чем более радикальный, чем психоистория. Он тоже может провалиться, но когда перед тобой сразу две дороги, то гораздо больше надежды, что хотя бы на одной из них тебя ждет удача. Послушай моего совета, Гэри: если настанет время, когда ты сумеешь придумать некое средство, с помощью которого можно было бы не дать случиться худшему, посмотри, нельзя ли придумать и второе, так, чтобы, если не сработает первое, можно было бы попытаться применить второе, Пусть их всегда, если можно, будет не одно, а два. А теперь, – Дэниел вздохнул, – я должен вернуться к своим повседневным делам, ты – к своим. О тебе позаботятся.
   Он кивнул на прощание и вышел.
   Селдон проводил его взглядом и тихо проговорил:
   – Сначала мне нужно переговорить с Дорс.

93

   Дорс сообщила:
   – В доме пусто. Рейчел ничего страшного не грозит. А ты, Гэри, вернешься в Имперский Сектор?
   – А ты, Дорс? – тихо, взволнованно спросил Селдон.
   – Наверное, возвращусь в Университет, – ответила она задумчиво. – Работа брошена, занятия тоже.
   – Нет, Дорс, у тебя есть более важная работа.
   – Какая же?
   – Психоистория. Я без тебя не справлюсь.
   – Неужели? В математике я полный нуль.
   – Так же, как я в истории, а нам нужно и то и другое.
   Дорс рассмеялась.
   – Подозреваю, что ты действительно выдающийся математик. А я историк вполне заурядный. Ты сможешь без труда найти более выдающихся историков, чем я.
   – В таком случае, позволь объяснить тебе, Дорс, что психоистории нужны больше чем просто математики и историки. Ей также нужны те, кто будет согласен посвятить ей всю свою жизнь. Без тебя, Дорс, у меня такого желания не будет.
   – Ты заблуждаешься, Гэри.
   – Дорс, если ты покинешь меня, я лишусь этого желания.
   Дорс внимательно посмотрела на Селдона.
   – Мы попусту тратим слова, Гэри. Несомненно, решение примет Челвик. Если он отошлет меня в Университет…
   – Не отошлет.
   – Откуда ты знаешь?
   – Оттуда, что я ему все четко объясню. Если он отошлет тебя в Университет, я вернусь на Геликон, и пропади пропадом вся Империя.
   – Не может быть, ты так не скажешь!
   – Скажу, не сомневайся.
   – Как ты не понимаешь, что Челвик может так изменить твое настроение, что ты будешь работать над психоисторией, даже без меня?
   Селдон покачал головой.
   – Челвик не примет такого жестокого решения. Я говорил с ним. Он не осмеливается чересчур усердствовать с сознанием людей, поскольку руководствуется тем, что зовет Тремя Законами Роботехники. Так изменить мое сознание, Дорс, чтобы я не хотел, чтобы ты была со мной… нет, он на такое не решится. С другой же стороны, если он даст мне свободу действий и ты присоединишься ко мне в работе над проектом, он получит то, что хочет – реальный шанс разработать психоисторию. Почему бы ему на это не согласиться?
   Дорс покачала головой.
   – Он может не согласиться на это по личным причинам.
   – Почему? Тебя попросили защищать меня, Дорс. Что, Челвик уже отменил эту просьбу?
   – Нет.
   – Значит, он хочет, чтобы ты продолжала меня защищать. И я хочу, чтобы ты меня защищала.
   – От кого? От чего? Теперь тебя защищает Челвик в лице Демерзеля и Дэниела, и думаю, больше тебе ничего не нужно.
   – Даже если бы меня защищали все и каждый в Галактике, я бы все равно нуждался в твоей защите.
   – Значит, я нужна тебе не ради психоистории, а ради защиты?
   – Нет! – рявкнул Селдон. – Не перевирай моих слов! Почему ты вынуждаешь меня сказать то, что сама отлично знаешь? Ты мне нужна не ради психоистории и не ради защиты. Это всего лишь оправдания, и я бы придумал уйму других. Мне нужна ты, просто ты, и только ты. И если хочешь правду, ты мне нужна потому, что ты – это ты.
   – Но ты… ты даже не знаешь меня толком.
   – Это не имеет значения. Мне все равно… И все-таки я тебя в каком-то смысле знаю. И гораздо лучше, чем ты думаешь.
   – Неужели?
   – Конечно. Ты выполняешь приказы и, не задумываясь, рискуешь жизнью ради меня, не гадая о последствиях. Ты потрясающе быстро выучилась играть в теннис. Еще быстрее ты выучилась жонглировать ножами и превосходно управилась с Марроном. Не по-человечески ловко, я бы даже сказал. У тебя потрясающе сильные мышцы и удивительно быстрая реакция. Откуда-то тебе всегда известно, прослушивается ли комната, и ты умеешь связываться с Челвиком без всяких подручных средств.
   – И что же ты думаешь обо всем этом? – спросила Дорс.
   – Мне пришло в голову, что Челвик, в своем истинном обличье, в обличье Р. Дэниела Оливо, не может править всей Империей. У него должны быть помощники.
   – Ничего удивительного. Их, наверное, миллионы. Я помощник. Ты помощник. Малыш Рейч.
   – Да, но ты не такой помощник.
   – Какой «не такой»? Гэри, говори. Как только ты скажешь то, о чем думаешь, вслух, ты поймешь, как это безумно.
   Селдон долго смотрел на нее и наконец вполголоса проговорил:
   – Нет, не скажу, потому что… потому что мне все равно.
   – Это правда? Ты хочешь принять меня такой, какая я есть?
   – Я должен принять тебя именно такой. Ты, Дорс, и кто бы ты ни была, во всем мире мне больше никто не нужен.
   – Гэри, – нежно проговорила Дорс. – Я, такая, как есть, хочу тебе добра, но даже если бы я была иной, я бы все равно желала тебе добра. И я не думаю, что подхожу тебе.
   – Подходишь, не подходишь, какая разница? – Селдон сделал несколько шагов по комнате, остановился и спросил: – Дорс, тебя когда-нибудь целовали?
   – Конечно, Гэри, в этом нет ничего особенного. Я живу нормальной жизнью.
   – Нет, нет, я не про это! Скажи, ты когда-нибудь по-настоящему целовалась с мужчиной? Страстно, понимаешь?
   – Да, Гэри, целовалась.
   – Тебе было приятно?
   Дорс растерялась.
   – Когда я так… так целовалась, мне было более приятно, чем если бы я огорчила молодого человека, который мне нравился, чья дружба много значила для меня. – Тут Дорс покраснела и отвернулась. – Прошу тебя, Гэри, не нужно. Мне трудно это объяснить.
   Но Гэри не унимался.
   – Значит, ты неправильно целовалась. Для того, чтобы не обидеть этого человека.
   – Наверное, все так делают, в каком-то смысле.
   Селдон подумал над ее словами и неожиданно спросил:
   – А ты никогда не просила, чтобы тебя поцеловали?
   Дорс нахмурилась, вспоминая, и ответила:
   – Нет.
   – И никогда не была в постели с мужчиной? – спросил он тихо, с отчаянием в голосе.
   – Почему? Была. Я же тебе сказала, это естественно. Так же, как поцелуи.
   Гэри крепко схватил ее за плечи, словно собрался встряхнуть.
   – Но чувствовала ли ты когда-нибудь желание, потребность в такой близости с одним, определенным человеком? Дорс, ты когда-нибудь любила?
   Дорс медленно подняла голову и грустно посмотрела на Селдона.
   – Мне очень жаль, Гэри, но нет.
   Селдон отпустил ее. Руки его беспомощно упали. А она нежно взяла его за руку и сказала:
   – Сам видишь, Гэри. Я не то, что тебе нужно.
   Селдон потупился и уставился в пол. Он изо всех сил пытался мыслить разумно, но вскоре сдался. Он хотел того, чего хотел – вопреки разуму.
   Он взглянул на женщину.
   – Дорс, милая, даже пусть так, мне все равно.
   Он обнял ее и медленно, осторожно прижал к себе.
   Она не отстранилась, и он поцеловал ее – тихо, нежно, а потом страстно, и она вдруг прижалась к нему крепче прежнего.
   Когда он наконец оторвался от ее губ, она, радостно улыбаясь, посмотрела ему в глаза и прошептала:
   – Поцелуй меня еще, Гэри… Пожалуйста.