– Неужели только в этом проблема? – удивился Глеб. – Вы же колдун! Дунули, плюнули, заклинание сказали и готово. Я-то думал...
   – Ить скажет же глупость и не поморщится, – немедля завелся маг, – одно слово, обычник! «Дунул, плюнул», тьфу, – передразнил он парня. – Думал он! Рассуждал. Эх, кабы все так просто было... Я ж сейчас бестелесный, ограниченный в передвижении: ни на повозке, ни на коне, ни на драконе, только пешочком – по воздуху. Или по земле. Да и не действует моя магия на меня, такое вот неудобственное ограничение имеется – не мной придуманное и не мной назначенное. Хотя, конечно, есть варианты... скажем, когда меня убивают. Тогда сработает аварийный канал и я вернусь в тело. Но кто, скажите на милость, сможет мне здесь навредить, ась? Защищен я, как есть наглухо защищен! Наверное, от всего на свете закрыт, – Снюссер остро, с прищуром глянул на троицу за решеткой. – Нет, фаерболлы в сумках не годятся, ерунда... серебряный кинжал в кармане обычника – не то, хотя и удивительно мощная колдовская вещица, аж завидно... А-а, – неожиданно встрепенулся чародей, – магический алмаз! Самый твердый на свете камень, причем крупный и выращенный в чем-то живом. Да-да, это может сработать, – Снюссер радостно потер ладони. – Ну-ка, смертные, выстрелите в меня тем камнем!
   – Не дам, – коротко сказал молчавший до этого бабай. – Хоть на кусочки режьте, а не дам. Потому что в нем самое для меня ценное запрятано: домик, огород, сад с пасекой, курочки-уточки. И женитьба, с самогоном и плясками.
   – Точно, – поддакнул гном. – А еще личный самолет, вилла на Гавайях, страстные мулатки, бассейн шампанского... нет, давайте уж как-нибудь без бриллианта обойдемся, лады?
   – Вот вы какие, – осерчал Спящий Дед, – не хотите добром, что ж, буду действовать злом. Ужо я вам! Даю полминуты на размышление, а после накладываю на одного из вас, из четверых, заклятье жуткого невезения и фатальной ошибки.
   – Одного из троих, – автоматически поправил Глеб. – Где вы четвертого увидели?
   – Именно из четверых, обычник, – усмехнулся Снюссер. – Время пошло, – в морозном воздухе отчетливо затикал метроном: что-что, а давить на психику Спящий Дед умел, ничего не скажешь.
   – Нет! – хором, не раздумывая, отрезали Федул и Модест.
   – Нас каким-то там невезением не проймешь, – уверенно заявил Глеб, – мы последние несколько дней только и делаем, что в разные дурацкие истории влипаем. Подумаешь, одной неудачей больше, одной меньше – а, какая разница! И вообще, может ваше колдовство нейтрализует наше личное невезение... Знаете, когда минус на минус дает плюс.
   – Время вышло, – деловито сообщил Снюссер и взмахнул посохом. – Готово, заклятье наложено. А на кого конкретно, не скажу, не знаю. Кому досталось, тот сам и виноват. – Спящий Дед захихикал. – Ить, впервые таких отчаянных ребятишек вижу! Бесстрашные как пьяные кролики... Ладно, пойдем иным путем. Сейчас я наложу на вас мерзкое, невероятно гнусное заклинание, которое называется «проклятье отвращения», – Снюссер с любопытством посмотрел на вытянувшиеся лица троих друзей. – И не на кого-то одного, а на всех: то, что было для каждого из вас самым дорогим, станет отныне ненавистным. Навсегда! – Спящий Дед поднял посох: – На счет «три». Раз... два...
   – Достал-таки! Ты, гадский тип, хочешь лишить меня любви к пиву? Обездолить?! Не выйдет! – Федул неуловимо быстрым движением сунул руку в карман модестовой фуфайки, выхватил оттуда бриллиант и, молниеносно зарядив рогатку, со всей дури выстрелил драгоценным камнем в лоб Снюссеру. Бриллиант сверкнул в свете звезд ледяным отблеском; Спящий Дед исчез.
   Там, где только что находился бородатый «гадский тип», расплылось искристое, переливающееся радужным цветом облачко мельчайшей бриллиантовой пыли. Все, что осталось от несбывшихся мечтаний гнома и бабая.
   – Прости, друг Федул, – грустно сказал Модест, – но сейчас я буду тебя убивать.

Глава 13

   Даже на бегу гном не бросил тяжелую флягу с пивом: прижимая к боку стратегический запас выпивки и оттого заметно кренясь набок, Федул умчался к темным домам поселка – спасаться от разъяренного бабая. Модест, с бодрящим жертву криком: «Стой, гад! Все равно поймаю, башку оторву!» последовал за Федулом. Однако беглец оказался резвым и бабай уже на первых секундах погони явно проиграл Федулу в стихийно возникшем догонятельном соревнование.
   Гном с бабаем исчезли, затерялись где-то среди домов; Глеб ждал, с тревогой слушая далекие крики и от всей души надеясь, что Модест, достаточно набегавшись, вскоре остынет и образумится. Но когда вопли вдруг стихли, парень торопливо направился в сторону поселка, на ходу представляя себе всяческие ужасы – начиная от поломанных в беготне рук и ног, до обещанно оторванной головы Федула.
   – Ладно тебе, не переживай, – успокоил парня Хитник, – ха, чтобы бабай догнал нашего гнома, удирающего на форсированной пивной тяге? Да никогда, если только Федулу самому бегать не надоест, уж поверь моему опыту. Я как-то часа полтора за ним с отрезком водопроводной трубы гонялся... ну, давно это было, в начале нашего знакомства, когда Федул у меня кой-какую важную информашку хакнул, а я его вычислил. Ох и долго бегали, но, к счастью, гнома я так и не догнал. А то с кем бы теперь дружил-выпивал?
   Глеб прошел мимо охваченной неподвижным пламенем корчмы, остановился, прикидывая, куда могли подеваться гном и бабай: поселок казался вымершим. Ни охотников, ни беглецов... Рогаточники, скорей всего, прятались где-нибудь в полях, за бетонной дорогой, обсуждая случившееся и с нетерпением ожидая рассвета – когда Призрачный Замок наверняка исчезнет. И все само собой образуется.
   Искать Федула и Модеста, блуждая по неосвещенным улочкам-закоулочкам, без фонаря, аукая как потерявшийся в лесу диверсант Глебу ничуть не хотелось, но деваться было некуда.
   – Погоди-ка, – остановил парня Хитник, – слышишь? – Глеб прислушался: действительно, где-то неподалеку, словно из-за стены, доносились еле различимые, но вполне узнаваемые голоса – то ли боевые выкрики, то ли предсмертные хрипы, сразу не поймешь.
   – В корчме они, – уверенно сказал мастер-хак, – в горящей. А почему бы и нет? Она, корчма, лишь снаружи пылает, а внутри, небось, цела-целехонька, пожар-то вовремя застопорили. – Глеб поднялся на крыльцо, толкнул полуоткрытую дверь.
   В корчме было жарко как в хорошо прогретой сауне: воздух пах горячим деревом и летней сосновой смолкой. Посреди зала, за длинным столом, скинув всю одежду и оставшись в одних трусах, сидели рядышком гном и бабай. На столе перед ними высились три забытых бутыли вермута и пара дежурных стаканов: две бутылки оказались уже пустыми, а в третьей оставалось на донышке. Как можно ухитриться выпить столько вина за каких-то четверть часа, Глеб не знал, но подозревал, что – можно. Особенно в компании со здоровяком бабаем.
   Приобняв друг дружку, гном и бабай дружно выводили на два голоса: «Ой, да не вечер, да не вечер, мне малым-мало спалось...»; судя по громкости и прочувственности пения, Федулу с Модестом вполне хватило выпитого, после такого-то стресса и по такой жаре.
   – Ба, и когда они успели? – изумился Хитник. – Ох же чумовой народ... Глеб, гони их отсюда к чертовой матери! Когда стопболлы перестанут действовать, вся эта пивная богадельня обрушится на раз. Вернее, на головы этим пьяным дуракам, – Глеб подошел к столу, встал по другую его сторону и, уперев руки в бока, спросил строго:
   – И чего нынче празднуем, а?
   – Нерушимость дружбы, – заплетающимся языком поведал гном, – всепрощение и взаимо... ик... понимание. Слаженность душ, типа, и гармонию высоких чувств. Потому что все тлен и прах – всякие деньги, золото, брилли... ик... анты, но святое остается святым.
   – Пиво, что ли? – осведомился Глеб.
   – И пиво тоже, – глубокомысленно изрек гном. – Дружба и пиво. Или наоборот.
   – Угу. Суду все ясно, – Глеб посмотрел на бабая. – Модест, ты здесь самый трезвый, поэтому собирайся, бери Федула и дуй на улицу. Стопболлы вот-вот перестанут действовать, вы ж тут оба заживо сгорите или взорветесь!
   – А ночевать тогда где? – резонно заметил бабай, принимаясь одевать гнома словно маленького ребенка; Федул одеваться не хотел – упирался, дрыгал ногами и орал капризно: «Отстань! Не хочу, не буду! Брось меня, тут еще полным-полно невыпитого пива!» Однако упорство и сила победили – через несколько минут гном был готов к насильственной эвакуации.
   – Что-нибудь придумаем, – рассеянно пообещал Глеб, с тревогой поглядывая на стены и потолок, не тянет ли оттуда дымом. – Уж как-нибудь да перекантуемся.
   ...Ночное небо постепенно светлело. Яркие звезды поблекли, стало холоднее – предутренний морозец пощипывал Глебу нос и уши. Бабай стоял возле парня, баюкая на руках уснувшего Федула, и огорченно смотрел на корчму: застывшее пламя начинало еле заметно шевелиться, грозя скорым продолжением пожара с гарантированной потерей ночлега, еды и пива.
   – Ты, друже, обещал нам ночевку, – деликатно напомнил Модест, – давай, действуй. А то я себе уже все руки нашим эльфом оттянул. Да и спать, в самом деле, оченно хочется.
   – Попробовать, что ли, на постой к кому попроситься? – задумчиво предложил Глеб и сам же отверг эту мысль, – э, хрена нас кто пустит, пока охотники не вернутся и не разрешат женам-детям из домов выходить. Возле пожара ночевать тоже не резон, или обгорим, или обморозимся. Или покалечимся от сработавших боллов. Надо придумать что-то другое, но что? Блин, как назло ни одной толковой идеи.
   – Элементарно, Ватсон, – снисходительно молвил Хитник, – знаешь, есть у меня одна совершенно безумная идейка, которая, возможно, и сработает. Не обещаю стопроцентно, но...
   – Да? Ну-ка, – Глеб растер замерзшие уши. – Валяй, я на любое безумство готов, лишь бы нормально выспаться. Лучше всего, конечно, в мягкой кровати; ванна с горячей водой и нормально показывающий телевизор приветствуются изо всех сил!
   – Помнишь, как ты пивной ларек в монументальное произведение искусства превратил? – посмеиваясь, сказал мастер-хак. – С чугунными сатирами и пеннорожденной ведьмой. Той, что с хмельным Рогом Изобилия в руках.
   – Помню, конечно, – пожал плечами Глеб, – и чего?
   – А вот чего, – посерьезнел Хитник. – Вырежи-ка ты эту горелую корчму из реальности и верни ее в каком ином виде, авось что-нибудь толковое получится. Ну, хотя бы пожар сам собой уберется, и то дело, можно на столах прикорнуть... опять же, еда в наличии. А она поутру ой как потребуется – особенно когда Федул проснется, он же сразу заладит: «Жрать давай-давай! С голоду подыхаю!» Натуральный желудок с бородой. Особенно с похмелья.
   – Гм. Идея-то славная, – замялся Глеб. – Но фиг его знает, что на самом деле в итоге создастся... Эгей, Хитник! Ты можешь еще разок поковыряться в той личности, из которой тогда, у пивной, выудил подсказку как правильно кинжалом пользоваться? Может, мы еще чего полезное узнаем.
   – Не «в личности», – поправил Глеба мастер-хак, – а в архиве номер три. Потому что личность, как я тебе раньше говорил, одна. Только порезанная на части... Ладненько, сейчас попробую. Жди, – Хитник умолк.
   Глеб принялся ждать, притоптывая мерзнущими в туфлях на тонкой подошве ногами, и с надеждой поглядывая по сторонам – не возвращаются ли в поселок граждане охотники во главе с сэром Калбасиком? Тогда, возможно, и не потребуется вмешиваться в здешнюю реальность, менять горящую корчму на невесть чего: а ну как вместо бревенчатого здания какой глобальный монстр получится? Не типовая ободранная многоэтажка или овощехранилище с картошкой – что, в общем-то, терпимо, – но, скажем, кратер разбуженного вулкана или стадо плотоядных динозавров... или разъяренная толпа футбольных фанатов, донельзя огорченная проигрышем любимой команды. Последний вариант был самым наихудшим: «уж лучше голодные динозавры», – решил для себя Глеб.
   – Готово, – сказал Хитник и тут же, без паузы, зазвучал знакомый Глебу шелестящий голос.
   – ...Вонзи клинок артефакта-реконструктора в центр алого круга и, давя на рукоять, медленно поворачивай тот круг. Когда выберешь подходящий вариант изменения, выдерни клинок... не доверяй кинжал случайным людям, храни артефакт только в надреальности: символический тройной укол клинком в левую ладонь надежно спрячет туда кинжал... вызвать спрятанный артефакт можно или тройным надрезом ладони, или заранее назначенным возвратным словом, – голос становился все тише, последнюю фразу Глеб толком не разобрал, то ли «возвратным словом», то ли «развратным» – но, судя по смыслу, верен был все же первый вариант.
   – Такое впечатление, что мне фрагмент инструкции по пользованию зачитали, – огорчился Глеб. – Я-то думал конкретно поболтать с той личностью, поговорить с ней о том, о сем. Узнать, в конце концов, кто она такая и как до эдакой заархивированной жизни докатилась.
   – Многого хочешь, – ехидно заметил мастер-хак. – Активация фрагмента – это, хотетельный ты наш, вовсе не активация всей личности... Давай работай! А то бабай уже стоя засыпает, того и гляди Федула на землю уронит. – Глеб угукнул, достал из кармана куртки серебряный «реконструктор» и, примерясь, осторожно – не делая резких движений, стараясь верно держать линию – обвел видимую ему корчму по часовой стрелке. Начертанная в воздухе окружность знакомо вспыхнула голубым светом и «Двадцать первый позвонок» исчез, как будто его никогда не строили; не попавшие в чародейный круг языки пламени, вмиг ожив, растворились в предутреннем сумраке.
   Глеб сунул кинжал под мышку, вытер неожиданно вспотевшие ладони об куртку: в прошлый раз колдовство прошло куда как легче, проще, – впрочем, он тогда не очень-то и старался. Как получилось, так и получилось, не до изысков было.
   – Молодец, – одобрил Хитник, – знатно управился! А теперь, как сказал бы дед Снюссер, черти ножиком «взад». И не забудь воткнуть клинок в изображение, а то замечтаешься и овеществишь черт его знает что.
   – Не пугай, – буркнул Глеб, вновь беря кинжал в руку, – мне и без твоих указаний страшно, – парень так же осторожно повел клинком в обратную сторону. Едва только перед Глебом возникла огненная, малинового свечения окружность, он быстро ткнул в ее центр клинком – не заглядывая в круглое окошко, не проверяя какие изменения произошли с корчмой. Потому что он, Глеб, в любом случае будет менять облик «Двадцать первого позвонка»: коли взялся учиться работать с колдовским артефактом, то нельзя останавливаться на полпути! Даже если корчма уже стала новехонькой, свежепостроенной и пожаробезопасной.
   Клинок вошел в очерченную пустоту с трудом, словно в нечто материальное, плохо режущееся; вошел по рукоять и остановился – дальше кинжалу хода не было. Глеб облизал пересохшие губы, на миг отнял руку от обмотанной кожаным ремешком рукояти: кинжал повис в воздухе, надежно удерживаемый странной пустотой.
   – Ты смотри, – удивился мастер-хак, – четко сработал. Прям как по лекалу провел, след в след – вон и корчма внутри круга ничуть не изменилась, по-прежнему горит не сгорая... Что ж, пора приступать к следующему этапу: надави-ка на ручку, согласно полученной инструкции, хе-хе. Да ты не бойся, валяй помалу! – Глеб и надавил, несильно, чуть-чуть.
   Обрамленный алым сиянием круг нехотя сдвинулся с места, медленно проворачиваясь по вертикали. Горящая внутри круга корчма – объемная и красочная, будто картинка на экране стереоскопического монитора – начала быстро меняться, перетекая из одной формы в другую. Первым делом исчезло застывшее пламя, а уж затем пошли и прочие изменения: бревенчатая изба попеременно становилась то папуасской хижиной, сложенной из жухлых пальмовых листьев, то дощатым сараем с ругательной меловой надписью на стене; то убогим каменным зданием с вывеской «Пытошная» над входом, то общественным туалетом с классическими «М» и «Ж» у дверных проемов...
   Глеб продолжал усердно давить на рукоять, меняя образы один за другим: в колдовском окне мелькали складские помещения, электроподстанции, мастерские, телефонные будки, железные гаражи различных видов и конструкций; несколько раз являлись ободранные, явно нежилые многоэтажки с выбитыми до верхних этажей оконными стеклами. Однажды возникла закрытая баня с пришпиленным к двери лаконичным объявлением «Пара нету!»; иногда попадались древние руины или современные долгострои – но ничего подходящего так и не объявилось. До поры, до времени.
   – Стоп! – неожиданно воскликнул Хитник. – Кажется, ты поймал то, что нужно. Ну-ка, посмотри сам, – Глеб, охотно перестав двигать чародейный круг, с интересом глянул поверх кинжала.
   Внутри круга находилось двухэтажное, кирпичной постройки здание – с входной металлической дверью и округлым пластиковым козырьком над ней. Передний фасад здания украшали арочные окошки, а по углам пирамидальной крыши виднелись стилизованные под башенки печные трубы. Правее двери висела небольшая гранитная доска с золотой надписью: «Экономикон» – и там же, чуть пониже и помельче – «Замок гостиничного типа». По мнению Глеба, созданное им жилье походило на реальный замок не более, чем педальный автомобильчик на грузовую фуру; впрочем, выбирать особо не приходилось.
   – А, сойдет для сельской местности, – Глеб, поднатужась, выдернул из круга серебряный клинок. В ту же секунду круг исчез: земля под ногами парня ощутимо вздрогнула, в воздухе раздалось звучное «бамм!», как будто со всей силы ударили в здоровенный гонг, и замок-гостиница материализовался. Овеществился, навсегда заняв место бывшей корчмы.
   – Наконец-то, – обрадовался Модест. – Давно пора! Вот теперь и по-людски переночевать можно, с теплыми одеялками-подушками... эх, лепота! – Бабай, для удобства переложив спящего Федула на плечо, потянул дверь за никелированную ручку и, не раздумывая, вошел в новоявленный мини-замок.
   – А то, – согласился Глеб, входя в «Экономикон» следом за бабаем. На всякий случай закрыв за собой дверь на массивную щеколду, парень осмотрелся по сторонам – как оказалось, внутреннее убранство гостиничного холла полностью соответствовало «экономному» названию гостиницы. Тусклый плафон над дверью – то ли газовый, то ли масляный – высвечивал спартански непритязательную обстановку: пара темных окон по обе стороны двери, покрытый дешевым линолеумом пол и непонятного цвета бумажные обои на стенах. Еще ряд пластиковых стульев вдоль правой стены и невысокая стойка портье у другой – больше на первом этаже ничего примечательного не имелось.
   В конце холла, наискосок перечеркнув дальнюю стену от первого до второго этажей, протянулась деревянная лестница – широкая, с прямыми ступеньками и поручнем. Общая планировка «Экономикона» напомнила Глебу виденные в кино-вестернах салуны: опоясывающий второй этаж балкон с заграждением и, конечно же, двери, ведущие в номера. Для полноты впечатления не хватало только пьяных ковбоев, визжащих девочек и регулярных выстрелов в потолок... хотя, как подумал Глеб, дело это наживное, местные селяне быстро освоятся.
   Тем временем бабай, покряхтывая от усталости, поднялся на верхний этаж, открыл первую попавшуюся дверь и заглянул внутрь комнаты.
   – Нормально! – крикнул сверху Модест. – Койка есть, белье тоже. Я Федула тут уложу, а сам в соседний нумер определюсь, поди, они все здесь свободные, – бабай скрылся за дверью.
   Глеб направился было к лестнице, когда в спину ему донесся свистящий шепот:
   – Товарисч, а товарисч! – Глеб, едва не подпрыгнув от испуга, оглянулся: из-за стойки портье медленно, как усталая подводная лодка, поднимался некий гражданин устрашающего вида. Железный шлем, помятый медный панцирь и зажатая в руке рогатка не оставляли сомнений в том, что перед Глебом находился один из участников прошлой охоты. Вернее, из неучастников – наверняка перебрал пива и уснул под столом, не попав на разборку с призраками. Зато пережил удары огненных, ледяных и останавливающих боллов, пожар, вырезание корчмы из реальности плюс все ее последующие колдовские изменения... Да, подобных лишений, ясен пень, в трезвом уме и твердой памяти никому не вынести! Глеб с умилением смотрел на нечаянного естествоиспытателя, ощущая, наверное, тоже самое, что испытывал академик Павлов, глядя на выжившую в опасном эксперименте собачку.
   – Товарисч, – заговорщицким шепотом продолжил незнакомец, – подскажите, где я? И почему? И вообсче, может, я крепко сплю и вы мне просто снитесь? Дайте подтверждение, товарисч!
   – Да, вы спите, – замогильным голосом ответил Глеб, – и вам снится удивительный сон. Продолжайте отдыхать дальше, товарисч, не отвлекайтесь на всякие пустяки.
   – Вас по-о-онял, – с растяжкой сказал гражданин и так же медленно опустился за стойку, откуда вскоре послышался размеренный храп. Глеб, хихикая, поднялся на второй этаж, нашел незанятую комнату: разделся, отметился в крохотном санузле и, рухнув на узкую койку, немедленно уснул.
   День начался с громких криков на улице.
   Глеб продрал глаза, зевнул, встал с кровати и, почесывая до неприличия отросшую щетину, подошел к арочному окошку. Окно располагалось над входом в гостиницу, видимость была прекрасная: чистое блекло-синее небо, ни облачка, а стоявшее в зените солнце – аккурат между туманными стенами – намекало о скором обеде.
   Поселковые домики отсюда, со второго этажа, казались чистыми и опрятными; вымытые утренним дождем островерхие крыши, покрытые одинаково серым шифером, создавали впечатление армейского единообразия и порядка. Впрочем, милитаристский дух портила разношерстная толпа, неуверенно топчущаяся перед «Экономиконом». Были здесь охотники-рогаточники, но уже без доспехов, мрачно глазеющие на чудную постройку; были и жены охотников – удивленно охающие, ахающие, причитающие из-за спин своих мужей. Меж взрослых, путаясь у них в ногах, бегала с криками шустрая ребятня, для которой все происходящее казалось забавным праздником; вездесущие псины, всю ночь просидевшие взаперти вместе с хозяевами, теперь бурно радовались новому развлечению, добавляя к шуму многоголосый лай. А уж совсем поодаль, изредка поглядывая на всенародное собрание, флегматично паслись козы и коровы – похоже, весь поселок собрался поглазеть на дивное диво! На превращенную в гостиничный замок погорелую корчму.
   Перед народом, взгромоздясь на невесть откуда взятую бочку, ораторствовал Федул, бережно придерживаемый бабаем сзади за свитер – чтоб ненароком с высоты не сверзился. Гном в азарте размахивал ручками и притопывал ножками; издали казалось, что Федул отплясывает на бочке развеселый английский танец «джигу». Глеб, все еще зевая, открыл окно, навалился грудью на подоконник и, рассеянно поплевывая с высоты на пластиковый козырек входа, принялся слушать о чем вещает гном: как оказалось, ни о чем. Друг Федул, не жалея красок, расписывал ночное происшествие – разумеется, в лестном для себя виде. Короче, врал напропалую.
   – ...И тогда великий Снюссер возвестил громово: «Возрадуйся, я пришел дать тебе свободу! По милости нашего Императора, наслышанного о добрых деяниях твоих, отныне ты – вольный эльф!» И взмахнул он своим огненным посохом, и отпали у меня рога, и объяла меня чудесная благодать, от которой даже застарелый насморк сразу прошел... И воскликнул я криком сильным: «О великий маг! Помоги славным жителям Перекрестка, верни им корчму, не дай ей сгореть. Ибо это их радость, очаг вечерних бдений, не лишай же их удовольствия невинного...» И сказал добрый чародей: «Да будет так!» В тот же миг грянул страшный гром, затряслась земля и свершилось то, что свершилось...
   – П-подтверждаю, – к бочке-трибуне, бесцеремонно расталкивая зрителей и заметно пошатываясь, выбрался знакомый Глебу «товарисч» в медном панцире, но уже без шлема. – Я всему тому свидетель! Все видел самолично, чтоб мне лопнуть, коли вру... В подвале вина и пива – завались! Вино замечательное, я уже проверил вместе с товарисчем Мо... Модестом, ни одного бочонка не пропустил, аж замаялся малость. А есче окороков, да солений-копчений, да колбасы без счету... Знатный подарок, – устав от произнесенной речи, «товарисч» привалился спиной к трибуне и затих, безвольно уронив голову на грудь. Видимо, дала себя знать тщательная проверка винных запасов.
   – И потому, славные граждане Перекрестка, – сделав многозначительную паузу, с надрывом воскликнул гном, – учитывая мои заслуги перед обществом, я прошу вас о необременительной помощи: снабдить меня на дорогу к вольной жизни сообразным капиталом, дабы я не бедствовал и не христарадничал в пути, – Федул патетически воздел руки к солнцу. – Небо не забудет вашей доброты! Типа того, ага.
   – Небо не видело такого позорного пацака как ты, Федул, – с усмешкой передразнил гнома парень, закрыл окно и, насвистывая любимое «Мама, мама, что я буду делать...», направился в санузел, мыться под душем. А если повезет, то и побриться – как-никак, все ж гостиница! Глядишь, какая одноразовая бритва в умывальном комплекте и отыщется.