– Не перепутал, а недослышал, – обиженно проворчал тот, с силой захлопывая дверь. – У меня в девяносто четвёртом, на разборке, в ухо автоматная пуля залетела. Неделю её оттуда гвоздём выковыривал, с тех пор малость хуже слышать стал. – Стукнула, открываясь и закрываясь, соседняя дверь: голоса орков стихли. Но не пропали.
   Спать Глебу окончательно расхотелось. Да и то, какой сон, когда рядом – рукой подать – поселились двое врагов, идущих по его, Глеба, следу. С конкретной, верно угаданной Хитником целью – в этом парень теперь ничуть не сомневался. И ещё он не сомневался в том, что Василий и Пётр работают по заданию начальника Музейной Тюрьмы. Но когда тот успел найти орков, когда нанял их для слежки? Уж слишком мало времени прошло с момента последней встречи Глеба и того начальника… Но ведь успел же!
   За стеной послышалась негромкая, но яростная перебранка. Глеб приложил ухо к перегородке: насколько он понял из ругани, орки затеяли делёжку найденных у диггеров-упырей ворованных денег. Спор становился всё жарче и жарче, вскоре послышались крики: «А ты кто такой?», «Нет, это ты кто такой?!» – затем в соседней комнате словно начали двигать тяжёлую мебель, с тяжёлыми ударами о стены и подозрительным треском. Потом всё стихло – Глеб даже решил, что орки ненароком поубивали друг дружку и искренне тому порадовался, – но минут через пять за стеной вновь ожили и принялись размеренно бубнить: «Сто империалов Васе, сто Пете… сто Васе, сто Пете… Васе, Пете, Васе, Пете…» Под тот монотонный счёт парень и заснул. Хотя был совершенно уверен, что спать ему этой ночью не придётся.
   Во сколько вернулись бабай с гномом, Глеб понятия не имел. Единственное, что он запомнил, на миг очнувшись ото сна, – покачивающегося в дверном проёме Модеста с Федулом на руках: спящий гном нежно прижимал к груди любимую дубинку. И бабай, и гном были похожи на жертв террористического акта, проведённого борцами с пьянством в разливочном цехе ликероводочного завода; на очевидцев, случайно выживших в эпицентре коньячного взрыва. Потому как и Модест, и Федул были мокрыми до нитки, и от них одуряюще несло коньяком.
   Утро началось с частого стука в дверь и профессионально-неприятного женского крика за ней: «Просили поднять в восемь! При выселении сдать бельё!» Глеб открыл глаза, зевнул, попытался вспомнить, когда бы это он просил поднимать их в такую рань, не припомнил и, верно решив, что заказчиками были нетрезвые Модест с Федулом, слез с верхней полки.
   Гном и бабай спали одетыми на нижних полках: по одну сторону столика Модест, сиротливо скрючившийся на короткой для него лежанке, а по другую – вольготно раскинувшийся Федул. Воздух в комнате был свеж, никаких намёков на коньячную вонь и обязательный в подобных случаях перегар; оставалось только сказать большое спасибо владельцу гостиницы за качественную вентиляцию. Глеб, взяв из бельевого пакета казённое полотенце и входящие в комплект кусочек мыла с одноразовым бритвенным станком, попробовал растолкать приятелей, да куда там! Бабай на все его попытки не реагировал никак, а гном бормотал только одно: «На заре ты меня не буди, недостоин я слов пробужденья…» – похоже, Федулу во сне припомнились строки из какого-то неизвестного парню романса. Бросив зря тратить силы и нервы, Глеб отправился в туалет, в дальнем конце коридора.
   Проходя мимо номера орков, парень невольно замедлил шаг, прислушался – что там, как? В помещении стояла мёртвая тишина: либо Василий с Петром ещё спали, утомлённые ночной делёжкой, либо уже ушли на поиски Глеба сотоварищами. Уточнять у кассирши он не стал, зачем светиться – вдруг орки вздумают её расспросить, мол, не интересовался ли кто-нибудь нами? – зашёл в мужскую туалетную комнату и начал приводить себя в порядок.
   Когда Глеб вернулся в седьмой номер, обстановка там разительно изменилась: бабай сидел за столиком, страдальчески покряхтывая и держась за голову обеими руками, а гном, попивая коньяк из невесть откуда взявшейся стеклянной фляжки, с бодрым видом распевал на маршевый мотив:
   – Подбейте мне тапочки сталью, пусть грозным станет мой шаг! – у Федула явно было песенное настроение. Увидев Глеба, опохмелённый гном задорно подмигнул ему: – Как жизнь, как здоровье?
   – Да уж получше, чем у некоторых, – верно заметил парень; бабай, не вставая, протянул руку, отобрал у гнома фляжку и не отрываясь допил оставшееся. Шумно выдохнул, вытер губы рукой, сказал севшим голосом:
   – Какая, братцы, гадость это местное пойло, брр, – и вновь впал в уныние.
   – Значит так, – гном снисходительно похлопал Модеста по сгорбленной спине, – ну-ка, брателло, живо мыться-бриться! Надеюсь, ты не забыл, что в десять у нас встреча с Дорофеем?
   – Забыл, – честно признался бабай, – ох, вовсе не мудрено после разгульной-то ночки, – он встал и, прихватив с собой необходимое, удалился: Модеста заметно пошатывало, словно неопытного матроса во время морской качки.
   – Классно вы вчера надрались, – с уважением произнёс Глеб, – в хлам! С Дорофеем, что ли, соревнование устроили, кто кого перепьёт? И вернулись мокрые, будто под ливень попали… Неужели пока я спал, здесь тропическая гроза случилась?
   – Гроза? Почему гроза? – удивился Федул. Он нахмурился, вспоминая, захихикал довольно: – То, Глебушка, не ливень был, то мы с бабаем после литра коньяка малость шампанским побаловались. Где-то с полдюжины бутылочек откушали, не более, чисто символически. И как-то оно, понимаешь, с самого начала не заладилось – поди, с половину вина на нас фонтаном вылилось. Ну, понятное дело, глазомер после коньячку уже не тот, ручки не ручатся, ножки не ножатся, и вообще наступает глобальная усталость организма. Вот и пришлось по пути домой наведаться в запертую по ночной поздности баньку, одетыми под душем ополоснуться. Мы, кажется, немножко входную дверь разбили, но кто виноват, что она стеклянная и хрупкая… ээ… была. – Спохватившись, гном с тревогой оглядел свои белые одежды: – Надеюсь, никаких пятен не осталось? Нет? Ну и ладно, – Федул, беззаботно насвистывая, вышел из номера. Глеб подумал, подумал, и решил пока не расстраивать друзей сообщением о соседях-орках. А что, если Василий и Пётр, заполучив приличную сумму, позабудут о своём задании и уберутся куда подальше? Скажем, на какой-нибудь фешенебельный курорт, где имеют хождение империалы – лихо прожигать неправедно добытое состояние и вести разгульный образ жизни. Насколько ворованных денег хватит.
   Встреча с Дорофеем была назначена в ресторане: сдав бельё голосистой кассирше и добавив к нему в роли чаевых ненужные уже банные полотенца, трое нелегалов направились к месту встречи – которое, как известно, изменить нельзя. Далеко обойдя пустой, бездверный вход в банно-прачечное заведение и делая вид, что они любуются красотами Нулевой Зоны, бабай и гном торопливо нырнули в ресторан. Глеб, в отличие от друзей, виноватым себя ни перед кем не чувствовал, потому шёл медленно, не спеша, наслаждаясь утренней прохладой и чудесным воздухом.
   На этот раз шлагбаум перед входом в «нулёвку» был опущен, а под постовым «грибком» маялся очередной наказанный, в тех же обносках и с той же учебной винтовкой. От нечего делать боец отрабатывал на невидимых врагах штыковые приёмы «коли» и «руби»: получалось у него плохо, все невидимые враги наверняка остались целы и теперь во всю потешались над незадачливым воякой. Разумеется, невидимо и неслышимо.
   Кроме нового часового, на входе в Нулевую Зону появилась ещё одна любопытная деталь постового интерьера: броско оформленный рекламный щит, временно прислоненный к колючему забору. На щите, целясь в Глеба из скорострельного автомата, счастливо улыбалась полуобнажённая красотка – чрезвычайно намакияженная блондинка с перламутровыми ногтями. Позади неё, на уличном асфальте, умирало в луже крови застреленное чудище неопределённого вида, нечто клыкасто-шипасто-когтистое, с торчащими из самых неожиданных мест рачьими клешнями. Алая надпись над безжалостной девицей гласила: «Самая потрясающая охота в мире! Всего сто империалов за суточную лицензию! Нулевая Зона – только для настоящих мужчин!» Судя по надписи, блондинка однозначно была замаскированным мужиком. Наверное, исходя из этого, кто-то успел пририсовать ей сапожной ваксой длинные гусарские усы.
   Модест и Федул сидели за дальним от входа столиком. Какое-либо спиртное или хмельное в их утреннем рационе, как ни странно, отсутствовало. Глеб недоверчиво оглядел стол, но увидел на нём лишь дубинку гнома, объёмистый кувшин с кефиром, блюдо с горой колбасных бутербродов и три стакана.
   – Вы что, заболели? – садясь на стул и разливая кефир по стаканам, участливо поинтересовался Глеб у двух внезапных трезвенников, – надеюсь, не очень смертельно? Глянь-ка, ни коньяка тебе, ни шампанского с пивом… Я начинаю за вас беспокоиться.
   – Есть время пить благородные напитки, а есть время давиться гнусным молочным продуктом, – философски молвил гном, с нескрываемым отвращением отхлёбывая из стакана. – Дело у нас сегодня важное, нельзя расслабляться.
   – Угу, – мрачно подтвердил бабай: он выпил кефир залпом, как лекарство, и занюхался сдёрнутым с бутерброда колечком колбасы.
   – Ничего не имею против, – согласился Глеб. – Буду давиться, причём с удовольствием.
   Завтрак подходил к концу, когда сквозь стеклянную дверь ресторана заглянул репортёр Дорофей в новом защитном костюме – чистом, абсолютно целом и даже при гермошлеме – помахал рукой, привлекая внимание троицы, потыкал большим пальцем себе за плечо и, сделав озабоченное лицо, исчез, умчался куда-то.
   – Всё, пошли, – Федул бросил на столик наменянную прошлым вечером мелочь, спрыгнул со стула. – Вперёд, труба зовёт! – и, прихватив дубинку, скорым шагом направился к двери. Бабай по-хозяйски завернул оставшиеся бутерброды в салфетки, рассовал свёрточки по карманам брюк, а уж после двинулся следом за гномом. Глеб, давясь, допил остатки «молочного продукта» прямиком из кувшина – не пропадать же добру! – и тоже поспешил на выход, с мученическим видом держась за живот: слишком быстро выпитый кефир застрял где-то на полпути к желудку.
   Дорофей ждал их у дальней части ангара возле приоткрытой двери банка, совмещённого с караульным помещением – ждал, нетерпеливо топчась на месте.
   – Экий ты прыткий, – одобрительно воскликнул гном, подходя к репортёру, – значит, с утра пораньше и в банк, деньгу на расчётный счёт класть? Это правильно, это по-нашенски, – Федул похлопал себя по карману шорт. – Гони паспорта и оставшиеся полторы тысячи твои.
   – Тихо, не шумите, – взмолился репортёр, настороженно оглядываясь по сторонам, – документы там, в скоростном пузырелёте. Пошли скорее, – Дорофей чуть ли не бегом направился в глубь рощи.
   – Чего это с ним? – вполголоса спросил Глеб, ни к кому специально не обращаясь. – Такое впечатление, что он чем-то здорово напуган.
   – Ерунда, – пренебрежительно отмахнулся гном, – сам посуди, ну чем можно напугать репортёра, снимающего кровавые сюжеты про чудовищ-людоедов и чокнутых самоубийц?
   – Действительно, – вынужденно согласился парень. Модест, неопределённо хмыкнув, принялся на ходу шарить по карманам брюк. Наверное, бутерброды поудобнее укладывал.
   За деревьями расположилась небольшая поляна, заросшая высокой травой и полевыми цветами, удивительно похожая на виденную Глебом во сне бескрайнюю равнину с летающим над ней Хитником-драконом. В центре поляны, утонув нижней частью в зелени травы, высился прозрачный шар с креслом пилота внутри и открытой настежь, тоже прозрачной, дверью.
   – Пришли, – громко сообщил очевидное Дорофей, – мы на месте!
   – Сам вижу, – сказал Федул. – Слушай, а где твой двойник?
   – В лесочек отошёл, – нервно хохотнул Дорофей, – по нужде. Да вы не беспокойтесь, документы при мне, – он суетливо полез за пазуху, выдернул оттуда тоненькую стопку имперских паспортов с радужными, как лазерные диски, обложками. – Просто здесь, на поляне, спокойнее будет, – пояснил репортёр, хотя никто его не спрашивал, – ни лишних глаз, ни лишних ушей. Вот, берите-берите, – Дорофей протянул книжицы Федулу, – всё заполнено как вы просили. Осталось только приложить указательный палец в соответствующем квадратике на первой странице и документ немедленно станет официально зарегистрированным.
   – Отлично, – гном положил у сандалий мешающую ему дубинку: вынув из кармана шорт заранее отсчитанные полторы тысячи империалов, он небрежным жестом сунул деньги репортёру, – благодарю, молодец! – Федул взял паспорта, передал их Глебу:
   – Спрячь в барсетку, после разберёмся и с пальцами, и с квадратиками. А подскажи-ка, любезный Дорофей, – что именно хотел спросить гном, осталось неизвестным. Потому что репортёр внезапно попятился от Федула, скороговоркой бормоча: – Ничего личного! Честное слово, ничего, только во спасение моей жизни, – а из травы по обе стороны пузырелёта поднялись никуда не уехавшие враги, орки Василий и Пётр. В руках у налётчиков были автоматы, точно такие же, как у блондинки на рекламном щите. Где орки взяли оружие, откуда, Глеб понятия не имел. Возможно, в караульном помещении – с них станется в наглую обобрать беззащитных военных! Бандиты, одно слово. Отморозки.
   – Это кто такие? – брюзгливо спросил Федул. – Зачем? Я охрану не заказывал.
   – Не твоего ума дело, кто мы, – рявкнул орк с подбитым глазом, – руки вверх! Нам нужен лишь обычник, остальные пошли вон! Тебя, репортёр, команда не касается, стой где стоишь.
   – Глеб, ты разве с ними знаком? – гном нехотя поднял руки.
   – Знаком, – угрюмо ответил Глеб. – Двое мерзавцев из службы магоохраны, Василий и Пётр: они мне когда-то память стереть хотели, но Хитник не позволил. Последнее время работают на начальника Музейной Тюрьмы. Я тебе, кажется, про них рассказывал… Гады ещё те.
   – Рассказа не помню, – буркнул Федул. – Но охотно верю, что гады.
   – Ба! – в изумлении воскликнул Пётр, – Вася, да это ведь тот самый козёл, который нам лепрекона Хинцельман не дал обчистить! Вот так встреча, гы-гы. Бороду сбрил, шмотки сменил, то-то я его сразу не признал!
   – За козла ответишь, – привычно ляпнул Глеб, немедленно пожалев о сказанном: сейчас был не самый подходящий момент, чтобы огрызаться.
   – Вряд ли, – глумливо усмехнулся Василий. – Граждане магики, вы оба крепко попали. Если б обычник не разболтал, кто мы и на кого работаем… хех, удивительная догадливость для рядового лоха! – то наверняка остались бы живы. Теперь, когда вы слишком много знаете, не обессудьте, – он прицелился из автомата в Федула.
   Позади Глеба – оттуда, где стоял Модест – донеслись короткие сдавленные звуки, будто кто-то прокашлялся; Василий, а следом за ним Пётр уронили оружие и, обмякнув, медленно повалились на землю. Затем упал Дорофей, выронив зажатые в руке империалы – купюры рассыпались поверх травы, словно рядом с репортёром в одночасье выросли денежные цветы.
   – У меня тоже ничего личного, – мрачно прогудел бабай, выходя вперёд и пряча в карман брюк медную трубку с примотанным к ней спичечным коробком. – Вынужденная самооборона, не более. – Модест поднял с земли автоматы: сильно поднатужась, он поочерёдно согнул оружейные стволы в небольшую, но явную дугу. – Чтобы орки не озоровали, – пояснил бабай опешившему гному. – Нехорошо оно.
   – Ага! Ты их сонными иглами уложил, – догадался Глеб. – И как долго они будут в отключке?
   – Достаточно, чтобы мы убрались отсюда куда подальше, – Модест подошёл к пузырелёту, оценивающе заглянул внутрь: – Управление простое, рычаг с кнопкой да педаль скорости. Ужо как-нибудь разберёмся! Полезли-ка внутрь, нечего нам тут больше делать.
   – Минуточку, – гном спешно кинулся подбирать рассыпанные деньги, – побег побегом, но и денежки денежками, – он скрылся за прозрачным шаром, отправился за унесённой ветром купюрой. И вернулся назад бледный, притихший, сам на себя не похожий.
   – Что случилось? – забеспокоился Глеб, – тебе дурно?
   – Там дорофеевский дубль лежит, – бесцветно произнёс Федул. – В упор расстрелянный. Не голова, а сплошное кровавое месиво.
   – Тогда тем более улетать надо, – рассудительно сказал Модест и полез в пузырелёт.

Глава 7

   Кресло пузырелёта было вместительным, подстраивающимся под габариты пилота. Но, конечно, не безразмерным – крупный бабай с трудом вписался в него, не оставив места для Глеба и Федула. Потому парню с гномом пришлось устраиваться где придётся: Глеб взгромоздился на широкое колено Модеста, а Федул – на спинку сиденья, свесив ножки на плечи бабая и ухватив его за уши.
   Наученный горьким опытом, что оружие должно быть всегда под рукой, а не валяться в каком недоступном месте, гном прицепил к рукояти дубинки снятый с орковского автомата ремень и приладил его через грудь наискосок – отчего стал похож на мушкетёра со шпагой на перевязи. Ехидный Глеб немедля сообщил гному, что тот теперь вылитый шевалье Д’Артаньян, на что Федул высокомерно пообещал проткнуть насмешника дубинкой насквозь в лучших дартаньяновских традициях, если гадский обычник не уймётся.
   Управлять скоростным шаром оказалось действительно не сложно, стоило лишь приноровиться к рычагу управления, легко движущемуся под рукой – точь-в-точь компьютерный джойстик-переросток – и так же легко меняющему направление полёта. По неопытности бабай слишком резко стал набирать высоту, отчего пузырелёт едва не перекувыркнулся, так же резко попытался исправить положение и едва не врезался в землю; с трудом выправив полёт, Модест взял курс в сторону от Нулевой Зоны. Лежавшие в траве орки, репортёр и его застреленный дубль, роща, блестящий на солнце ангар с «пьянычарским» флагом, заколдованный город – всё осталось позади.
   – Ты, Модя, в следующий раз обязательно предупреждай, когда шалить задумаешь, – отдышавшись, слёзно попросил Федул. – А то на мне чистое исподнее и вовсе не хочется, чтобы оно от неожиданности сильно загрязнилось.
   – Я ведь не профессиональный пилот, – смущаясь, ответил бабай, – я только учусь. Но, ежели чего, то до смерти мы в любом случае не убьёмся, всё ж техника умная, наверняка со встроенной защитой от аварии. Я так думаю!
   – Думай чего хочешь, но рули аккуратно, – дал строгий наказ гном; посчитав лётный инструктаж оконченным, Федул козырьком приложил ко лбу ладошку и принялся осматривать открывающиеся перед ним дали. Глеб тоже заинтересованно уставился вниз – когда ещё доведётся поглядеть на волшебную империю с высоты?
   Смотреть, в общем-то, оказалось не на что: от горизонта до горизонта тянулась бескрайняя, поросшая травой равнина. Пейзаж напоминал культурные пастбищные поля, не хватало только ферм и многочисленных стад коров. Зелёную безбрежность прорезали дороги – где бетонные и широкие, как скоростные автобаны, где асфальтовые и узкие, а где вообще грунтовые, наезженные, едва различимые с высоты. Какого-либо движения на второстепенных дорогах Глеб не заметил, в отличие от автобанов: по бетонным полосам мчались громоздкие автофуры, чуть реже встречались грузовые машины с затянутыми брезентом кузовами, совсем изредка мелькали междугородние автобусы и практически не было легковых автомобилей. Впрочем, гном в своё время объяснил Глебу, что дороги нужны в основном для транспортировки промышленных грузов, не более, а все продвинутые магики перемещаются исключительно по воздуху. Однако, сколько Глеб не вглядывался в синюю небесную даль, никаких признаков тех продвинутых магиков с их коврами-самолётами, мётлами и ступами он не обнаружил. Наверное, не интересно им тут было летать, вдали от городов… Размышления Глеба неожиданно прервал вопль гнома:
   – Глядите, глядите, – Федул возбуждённо ёрзал на спинке кресла, топоча сандалиями по могучим плечам бабая: – там, слева!
   – На шею не дави, – сердито потребовал Модест, – а то потеряю управление и гигнемся, – но, заинтригованный, глянул куда указывал гном. Посмотрел, конечно, и Глеб: действительно, зрелище было удивительное!
   По левому борту пузырелёта в зелени травы блестело контурное изображение гигантской ящерицы, а ещё дальше – почти у горизонта – ярко посверкивал тонкий контур птички-колибри, с распростёртыми крыльями и направленным к тому горизонту клювом.
   – Ничего подобного раньше не видел, – признался Федул, как истинный ценитель прекрасного разглядывая изображения в сложенный трубочкой кулак, – внушает! Даже, не побоюсь этого слова, содрогает. Это кто ж и для чего подобную зеркальную икебану в общественных полях устроил-то?
   – Наверняка путеводные знаки, – уверенно сказал Глеб, – как в перуанской пустыне Наска. Там в прошлом веке точно такие же рисунки обнаружили, только обычные, не блестящие: экстрасенсы говорят, мол, это полётные ориентиры для инопланетян. Чтобы, значит, не заблудились, а прямиком дули в нужном им направлении. В инопланетном.
   – Ну ты, Глебушко, и фантазёр, – захихикал гном, – ну и сказанул. Хе, Наска-фигаска! Придумал же дурацкое словечко, прям хоть стой, хоть падай.
   – Ничего я не придумал, – возмутился парень, – по телевизору сколько раз ту пустыню с рисунками показывали! Ты разве не видел?
   – Отстань, – махнул рукой гном, – откуда у меня телевизор? Мне этот зомбоящик и бесплатно не нужен, один сплошной информационный мусор в нём. А голова у меня не резиновая, некуда в неё всякую бредятину запихивать. Ладно, поверю тебе на слово.
   – Мне, други, иное любопытно, – значительно молвил бабай, – здесь-то для кого знаки устроены? Сомневаюсь, чтобы для инопланетян, не верю я в них. Может, для боевых драконов?
   – Бабаище, кончай нести пургу, – Федул раздражённо притопнул сандалией по плечу Модеста, – не существует на свете никаких драконов, уж поверь. Я, например, ни одного за свою жизнь не видел. Значит, враньё! А рисунки внизу на самом деле – обычные заливные луга в оригинальном дизайнерском исполнении. Вода там, понял? Оттого и сверкают.
   – Не существуют, говоришь? – проворчал Модест, – а это в таком случае кто? – он указал свободной рукой в небо. – Воробей, что ли? – Глеб и Федул, раскрыв рты, уставились в указанном бабаем направлении.
   Не слишком далеко и не слишком высоко навстречу пузырелёту летел дракон. Самый настоящий, живой, которого никак не спутаешь с самолётом… да и откуда в колдовской империи самолёты? Хотя, конечно, может и имеются, коли грузовые фуры по дорогам колесят – подумал Глеб, во все глаза смотря на сказочное чудище. Дракон плыл по небу, медленно взмахивая крыльями: зелёная чешуя светилась в лучах солнца изумрудным светом, поджатые к брюху когтистые лапы напоминали не до конца убранные шасси. На спине крылатого зверя находилась пассажирская кабина – длинная, серебристая, с рядом круглых иллюминаторов – пристёгнутая к дракону толстенными кожаными ремнями. Под иллюминаторами протянулась броская золотая надпись: «Наймати – Баррагос», а чуть ниже: «Бортовой номер 247»
   Секунда-другая и тяжёлый дракон с нарастающим рёвом пронёсся над пузырелётом: скоростной шар затрясло, закрутило во встречном воздушном потоке.
   – Держу! Держу! – сквозь грохот закричал бабай, – у меня всё под контролем! – действительно, Модест ухитрился выровнять полёт, хотя потерял и скорость, и высоту. Но Глебу с Федулом от этого было не легче: валяясь у ног Модеста и потирая ушибленные места, парень с гномом удивительно дружно, едва ли не одними и теми же словами, высказали много чего интересного о пассажирском драконе, о невысоком мастерстве его пилота и о неважной системе имперской воздушной безопасности как таковой. Модест ничего говорить не стал, только проверил на месте ли у него уши, не оторвались ли при падении гнома? Как оказалось, не оторвались, только покраснели и малость опухли.
   Успокоясь, Глеб и Федул заняли свои места. С полминуты в шаре было тихо, лишь изредка раздавались жалобные постанывания гнома, демонстративно страдающего от произошедшего с ним воздушного беззакония. Но убедившись в том, что никто не спешит выказывать ему какое-либо сочувствие, Федул стонать перестал – надоело. Однако деятельная натура не позволяла ему сидеть сложа руки.
   – Итак, – бодрым голосом сказал он, – после того, как я треснулся головой об пол, у меня возник наиважнейший вопрос: а куда мы, собственно, летим? Модест, ну-ка, выдай нам главный полётный секрет!
   – А фиг его знает, – флегматично отозвался бабай, – летим и всё тут. Куда-нибудь.
   – Погоди-погоди, – заволновался Глеб, – нам же в столицу надо!
   – Можно и в столицу, – согласно кивнул Модест. – Только я не знаю, где она находится и как называется… Мне, понимаешь, никто и никогда об том не докладывал. Покажете рукой направление – туда и двинем.
   – Ты прям вообще, – изумлённо округлил глаза Федул, – не знать столицу магической империи! Величайшего государства всех времён и народов! У меня просто нету слов. Ты, бабай, тёмная, географически непросвещённая личность. Чему тебя только в ваших жизневредительских университетах учили?
   – Чему надо, тому и обучали, – обиженно буркнул Модест. – Давай-ка ты название скажи, умный, не то ругаться здесь все умеют, а конструктивно подсказать некому.
   – Запросто, – Федул нахмурился, озабоченно прикусил губу, страдальчески поднял брови. – Ээ… вроде бы… как её там… Маратата, что ли? Нет, Тутинама! Или Ниатути.
   – Наймати, – подсказал Глеб. – У дракона на серебряной будке написано было.