Утром по дороге двинулись крестьянские подводы.
   Отец Буди сторговался с одним из крестьян помочь доставить безлошадную повозку в селение. Легкий возок прицепили к груженой подводе, и та тронулась в путь. Семен и монах шли рядом, хотя вполне могли бы и ехать – пара впряженных в подводу волов даже не заметила дополнительного прицепа, – но уж больно хорошее стояло утро! И Семену, и отцу Буди захотелось поразмять ноги
   Пожилой крестьянин оказался человеком общительным и все время, пока они добирались до поселка, обстоятельно рассказывал своим случайным спутникам о виденных им сегодня на лесной дороге ужасах: о разбросанных там и тут руках, ногах, головах... Раза четыре рассказывал, причем с каждым разом подробностей становилось все больше, и были они все ужаснее. Появились в рассказе и стонущие деревья, и потеющая кровью земля, и громадная крыса в золотой короне, пляшущая на обглоданном черепе.
   Ехавший с возницей мальчонка лет десяти, сын крестьянина, открыв рот смотрел на отца мальчик таких подробностей не заметил. О чем теперь искренне жалел.
   Наконец они въехали в поселок и остановились у кабака. Заведение называлось “У дуба”, что полностью соответствовало действительности – возле кабака рос дуб. Громадный, вековой.
   – А мертвые с косами вдоль дороги не стояли? – с испуганным видом спросил напоследок Семен у разговорчивого возницы. – Гнилые такие, в саванах?
   – Знамо дело стояли, – важно покивал крестьянин, – именно что с косами. Бабы, мертвые-премертвые, аж воняют, а косы у них до самой земли. Седые. Лунные ведьмы, тять их растять! – и, отцепив повозку от подводы, получил от монаха свою обещанную серебряную монету. После чего прямиком направился в поселковый кабак, оставив подводу под приглядом сына. О ведьмах рассказывать пошел.
   Отец Вуди тоже остался – сторожить повозку и свой ценный сундук-аптечку, а Семен отправился на поиски коня. Или лошади.
   Ходил он долго, уже и полдень настал, но желающих продать Семену лошадь не оказалось – с Семеном не только не хотели говорить, но и гнали от ворот, обещая набить морду, если он сейчас же отсюда не уберется.
   – Дурацкие у них тут нравы, – зло бормотал себе под нос Семен, широким шагом направляясь назад, к кабаку. – Им, блин, натуральное золото предлагаешь, а они тебе оглоблей по хребту обещают! Вот же дикий народ...
   – Попробуй одежду сменить, – сочувственным тоном посоветовал Map. – Встречают-то по одежке! А ты сейчас как батрак одет. Видел работников во дворе у того толстого селянина? Который на тебя еще собак чуть не натравил. Так они были одеты точь-в-точь как ты. Сам посуди, откуда у батрака золото? Скорее всего, селяне решили, что ты или пришлый дурачок, или нарочно над ними издеваешься. Хорошо хоть и впрямь оглоблей не перетянули! А то пришлось бы мне вмешиваться
   – Ах ты! – Семен остановился и в расстройстве хлопнул себя по лбу. – Одежда! Вон оно что.
   Он оглянулся по сторонам, нет ли кого поблизости, после чего быстро превратил батрацкую робу в некое подобие дорогой дворянской одежды, виденной им при дворе королевы Яны: неудобный темно-зеленый бархатный камзол с множеством блестящих пуговок на груди, с широким кружевным воротником и кружевными манжетами; бархатные брюки такого же цвета и обязательные высокие ботфорты. Через грудь протянулась синяя атласная перевязь, на которой родовитые дворяне Изумрудного Мира носили парадные шпажки, короткие, тупые и неопасные.
   Вместо шпаги Семен недолго думая вдел в ременную петельку пистолет. Чтобы убедительнее выглядеть. Тем более что все равно девать его было некуда – не в руках же нести! А карманов у парадного камзола не предполагалось
   Ходить заново по дворам Семен не решился – еще опознают в новоявленном дворянине бывшего батрака, только что предлагавшего золото за лошадь! Могут возникнуть ненужные вопросы, а следом за ними – ненужные проблемы. Потому Семен отправился, как и решил, к кабаку: там или с кабатчиком насчет коня сторгуется, или пошлет отца Вуди на закупку. Денег даст и пошлет.
   Крестьянской подводы возле кабака не было. Видимо, крестьянин-возчик за то время, пока Семен искал лошадь, достаточно пообщался с народом за стаканом вина: и про мертвых с ко сами рассказал, и про танцующую крысу, и еще невесть про что. Пока монета не закончилась. Пообщался и уехал. Семен не сомневался, что волами теперь управляет сын крестьянина, а сам рассказчик дрыхнет в подводе, уставший от россказней. До невменяемости уставший.
   Не было и повозки с сундуком-аптечкой: отец Буди стоял, прислонясь к вековому дереву и понуро уставившись в землю. Вид у монаха был крайне несчастный, словно он только что похоронил кого-то из родственников; от отца Буди за несколько шагов несло ядреной сивухой.
   – Папаша, а где ж твоя повозка? – изумился Семен, останавливаясь перед монахом. – Я, понимаешь, весь поселок на уши поставил, отыскивая коня, а повозки-то и нету! И сундук куда-то подевался.
   – Нету, – убито согласился монах, поднимая на Семена мутный взгляд и пристально глядя сквозь собеседника куда-то вдаль. – Граф, я не виноват! Д-дорожные обстоятельства... мертвые крысы с з-золотыми косами огр.. ик... ограб-били. Вот. Всех убили и ограбили. И меня тоже от... и уб-били. – Отец Вуди был пьян в слякоть. Как грузчик после магарычевой работы.
   – Ух ты, – восторженно сказал Семен. – И когда это он успел так надраться? Впрочем, как наш лекарь-аптекарь умеет надираться, я уже видел. Умеет, еще как умеет! Что же делать? Повозки нет, коня нет. – Семен с насмешкой посмотрел на монаха. – Папаши Вуди тоже, считай, нет... На пробку наступил и временно выпал из реальности. М-да-а... Может, отрезвин у него в кармане поискать? – предложил Семен, но тут же отказался от своей идеи. – Хрен его знает, что у него еще там в кармане лежит! Яд какой ненароком подсуну... Или того хуже – какую-нибудь местную виагру. – Семен расхохотался в полный голос, но тут же помрачнел. – Однако надо что-то делать. Но что?
   – Предлагаю перенестись в повозку, – посоветовал Map, – и на месте разобраться, что к чему. От гражданина монаха ты сейчас никаких толковых показаний не добьешься... в полной несознанке наш гражданин находится! В буквальном смысле.
   – А что, можно? – обрадовался Семен – Но ты ведь сам предупреждал, что без адреса никуда переноситься нельзя! Еще склеимся с повозкой ненароком, – он озабоченно покачал головой. – Не хотелось бы.
   – Все нормально будет, – заверил Семена медальон. – Я ночью, когда вас охранял, на повозку специальную метку поставил, на всякий случай. Вернее, на случай возможного угона. Типа ее пространственный адресок взял! Вот, пригодилось.
   – Это ты молодец, – одобрительно сказал Семен, вынимая из петельки пистолет и приводя его в боевое состояние. – Цепляй нашего падре и поехали! Будем, стало быть, закон и порядок восстанавливать. Не слезая с повозки.
   – Ты что, в людей стрелять будешь? – полюбопытствовал Map, следя за приготовлениями Семена. – В живых?
   – Нет, в дохлых, – огрызнулся Семен. – Скажешь еще! Ни в кого я стрелять не собираюсь, пока что. На всякий случай пушку готовлю! Может, пугнуть кого придется, – Семен направил ствол в небо. – Поехали!
   В ту же секунду Семена сшибло с ног, падая, он нажал на спусковой крючок, и пистолет громыхнул, выпустив короткую очередь в небо.
   – Караул! – истошно завопили где-то рядом. – Спасите! – Крик внезапно оборвался, послышался тяжелый удар и удаляющийся дробный топот сапог.
   Семен сел, огляделся: он был в повозке. Рядом недоуменно вертя головой по сторонам, сидел отец Буди, обхватив руками свой бесценный сундучок-аптечку Похоже, монах начинал приходить в себя и без всякого отрезвина – взгляд у отца Вуди стал осмысленным. В меру осмысленным.
   Повозка, никем не управляемая, мчалась полным ходом – впряженный гнедой жеребец бодро стучал копытами по утоптанной грунтовке, встречный ветер развевал его длинную гриву; повозка то и дело подпрыгивала на ухабах, не спасали и резиновые шины с рессорами.
   По левой стороне дороги, что-то невнятно крича, убегал в чисто поле не знакомый Семену мужичок; впереди, неподалеку, высились зубчатые городские стены – дорога упиралась в раскрытые настежь въездные ворота. У ворот стояли вооруженные алебардами стражники и с нескрываемым интересом, наблюдал и за происходящим.
   – Тпру! – заорал Семен, на четвереньках добравшись до лавочки возницы и хватая брошенные вожжи. – Тпру, кому говорю! Стой, животное – Семен натянул вожжи, конь постепенно перешел на шаг и остановился.
   В наступившей тишине было слышно, как всхрапывает жеребец, как вдалеке голосит напуганный мужичок, с курьерской скоростью уносясь в неизвестность, как хохочут стражники.
   – Соображать можешь? – Семен повернулся к монаху, тот пожал плечами, подумал и согласно кивнул. – Что случилось? – садясь на лавочку, спросил Семен. – Поехали потихоньку, что ли. – Он легонько тряхнул вожжами, конь фыркнул и неспешно потрусил дальше. – Этот, который из повозки выпрыгнул, он кто?
   – Сволочь он, – хриплым голосом ответил монах, роясь за пазухой. – Крыса. Проезжий шаромыга на коне. Опоил меня дурью и повозку украл. Я с ним в кости со скуки поиграть согласился и хлебного винца выпить, а он, мразь, вон чего сделал... – Отец Вуди проглотил таблетку, привычно поморщился.
   – Универсальное лекарство? – подмигнул Семен. – На все случаи жизни, да? А понос лечит?
   – Нет, – буркнул монах. – От поноса, говорят, пробка в нужном месте хорошо помогает – Он захихикал, но тут же со стоном схватился за голову – Ох, башка как трещит! – Отец Вуди со вздохом привалился спиной к борту повозки. – Противоядие это. Но действительно универсальное. Всем лекарям перед поездкой выдают: заказчики, мать их, разные попадаются... Иной вместо платы может тебя и особым вином напоить в целях личной экономии.
   – Ну что ж, – рассудительно сказал Семен, глядя на приближающиеся ворота, – нет худа без добра! У нас теперь есть конь и новая упряжь, причем бесплатно, да и дорогу мы изрядно сократили. В общем, спасибо шаромыге, – и замолчал, приняв надменный, гордый вид стражники вовсю пялились на них, пытаясь разобраться, кто ж такой важный едет в повозке, если кучером у него – богатый дворянин. Так ничего и не поняв, стражники на всякий случай взяли алебарды “на караул”.
   Отец Вуди торжественно повел рукой, осеняя благодатью и стражников, и алебарды, и ворота заодно. После чего шумно высморкался через борт, сказал: “Да ну вас всех к черту, у меня голова раскалывается” и улегся на дно повозки
   Копыта коня застучали по тесаным камням повозка въехала в город.
   В город графа Локира.

ГЛАВА 6
СТАРОСТЬ ЛЕЧИТСЯ: ИЗДЕРЖКИ МАГИЧЕСКИХ ПОПЫТОК

   Баронов и графов Семен представлял себе соответственно прочитанному в книгах и виденному в кино. Скажем, барон – это всегда нечто толстое, жизнерадостное, только и умеющее, что махать мечом, пить вино бочками и иногда членораздельно говорить. Когда вино не пьет.
   Граф, разумеется, должен быть худым, остроносым, гладко выбритым, с моноклем в левом глазу, в обязательном черном фраке с гвоздикой в петлице и с начищенным цилиндром на голове, само собой, слегка пьяным и невероятно глупым.
   Граф Локир подходил под вторую категорию лишь частично – скорее, он был похож на въедливого бухгалтера, зубы съевшего на своей нелегкой службе. А бухгалтеры глупыми не бывают. Как правило.
   Был господин Локир болезненно худ, высок, остронос и гладко выбрит. Но на том его схожесть с киношными графами и заканчивалась: Локир был лыс. без монокля, одет по-домашнему во что-то затрапезное, вроде ношеного спортивного костюма, абсолютно трезв и чем-то чрезвычайно неприятен. Во всяком случае, Семену гражданин Локир не тянулся сразу, как только он и отец Вуди переступили порог библиотеки, где их ждал граф
   Назвать зал библиотекой мог только человек, искренне верящий, что пяток тонких книжек на каминной полке дают ему полное право так величать это стылое просторное помещение. По всей видимости, зал в основном использовался для других целей: бильярдный стол в глубине библиотеки и карточный, неподалеку от холодного камина, с бронзовым колокольчиком на столешнице, не оставляли сомнений, для каких именно. Для игры, и несомненно – на деньги.
   Граф Локир сидел в кресле возле карточного столика, о чем-то размышляя, вид у графа был отрешенный и горестный. Как будто он мучительно решал, что предпочтительнее – то ли самому отравиться, и немедленно, то ли погодить и отравить сначала кого другого
   – А, отец Вуди, – неприятным голосом проскрипел граф Локир, увидев монаха и нехотя вставая из своего глубокого кресла, – наконец-то. В этот раз ты что-то не торопился на мой вызов! Небось по пути все кабаки проверил, пока до замка добрался... За что я монастырю деньги плачу, а? Не только за качество работы, но и за скорость ее выполнения. – Граф близко подошел к отцу Вуди. Семен подумал, что Локир наконец-то решил поздороваться с лекарем-алхимиком, но ошибся: граф обнюхал застывшего в почтении монаха и с кислым выражением на лице отошел в сторону – от отца Вуди ничем не пахло. Универсальное противоядие действовало безотказно, даже запах убирало.
   Семен мимоходом подумал, что такое великолепное средство и ему самому пригодилось бы, что надо будет при случае прикупить этих таблеток, если они вообще хоть где-нибудь продаются. И еще у Семена мелькнуло в голове, что если бы перед человечеством вдруг встал окончательный выбор, какое радикальное лекарство ему нужнее – от рака или от похмелья – и вопрос поставили бы на голосование перед всем миром, то еще неизвестно, какое именно лекарство выбрало бы человечество...
   – Это кто? – Граф наконец заметил Семена. – Что за чучело? Я его не знаю. Кто таков?!
   – Ученик, господин Локир, – немедленно доложил отец Вуди, мельком глянув в сторону Семена. – Приставлен к обучению, так сказать. Для всемерного овладения важной алхимической наукой. Послушник.
   – Ну-ну, – неопределенно сказал граф. – Послушник. Ладно, разрешаю. – И сел в кресло.
   Семен сейчас действительно выглядел как послушник: отец Вуди, полностью придя в себя пойти к замку, поинтересовался у Семена, где тот раздобыл дворянскую одежду, и, узнав о необычных свойствах костюма-хамелеона, тут же предложил Семену стать послушником. Учеником лекаря. Ученик он и есть ученик, кто на него внимание обращать станет!
   Тщательно осмотрев новоявленного послушника – грубая черная сутана, подпоясанная веревкой, деревянные сандалии на босу ногу, – отец Вуди остался доволен его внешним видом. Вот только тонзуры у послушника-ученика не было, но Семен категорически отказался брить макушку, вот еще! Сегодня он – послушник, да. А завтра ему, может, надо будет стать по необходимости наследным принцем, работа у него, у Семена, такая. А какой, на фиг, из него наследный принц с бритой головой?
   Сошлись в конце концов на том, что Семен – послушник на испытании, не прошедший пока что обряда посвящения. И поехали в замок; прежде чем идти к графу, Семен заткнул пистолет за пояс, под сутану, а патрон сунул в кошель с золотом. Во избежание прострела в ногу.
   – Итак, – процедил граф, сложив руки на груди и глядя только на отца Вуди, – у меня проблема. Серьезная проблема.
   – Я весь внимание, – сказал монах, делая озабоченное лицо. – Что у нас нынче – порча, наговор, сглаз? Дурная болезнь? Неплановая смерть?
   Локир вяло покачал головой:
   – Ни то и ни другое. Хуже. Гораздо хуже... Я, отец Буди, с некоторых пор стал видеть призраков.
   – Э-э... – растерянно промямлил монах. – Э... призраков? В каком смысле? Я что-то...
   – В прямом. – Граф нехотя, через силу улыбнулся.
   “Наверное, так улыбаются покойники”, – с неприязнью подумал Семен. У графа была отвратительная улыбка. Мертвая. Улыбка, от которой по шкуре подирал мороз.
   – Я человек деловой. – У Локира вновь окаменело лицо. – Рациональный, трезвомыслящий и, в отличие от многих других, ни в какую романтическую чепуху не верю... И на тебе – призраки! Вернее, призрак. Один.
   – Какой? – нейтральным голосом спросил монах. – Мужчина-воин, подло убитый в спину? Или юная поруганная дева, взывающая к отмщению? Или кровавый мальчик? Бывают и такие призраки, которые мальчики. Кровавые... Говорят, что, ежели кого убьешь, тот по ночам к тебе и является...
   – Молчать! – рассвирепел граф. – Молчать и не перебивать! Никого я не убивал... Сам – не убивал! Буду я еще в крови мараться... На то у меня специальные люди есть. Призрак, который ко мне приходит ночью, – мой дед по материнской линии. Дед, которого я почти не помню, но который помнит меня. – Локир помолчал, нервно кривя рот. – И этот дед говорит мне невероятные вещи. Пугающие... Темна его речь и слова невнятны, многого я не понял, но кое-что все же уразумел. Призрак говорит, что некая золотая магия навсегда ушла из нашего мира... Что нам больше нечего хранить. Что настало время... э-э... Исхода. И требует, чтобы я вошел в его запечатанную комнату... что-то он там еще о стенных ладонях бормотал, которые якобы дверь открывают... интересно, а бывают ли сумасшедшие призраки? Видимо, бывают... – Граф нахмурился, помолчал. – Наш род, по словам деда, один из избранных, у кого есть право на реализацию Исхода. И что в той комнате лежит Ключ, передаваемый по наследству... А он его передать не успел, за что был оставлен бессменным сторожем Ключа. Посмертно... Кем оставлен? Как? Ничего не понимаю. Бред какой-то! Ключи, исходы... родовые сторожа-призраки... Чушь. Чушь! Но...
   Локир строго посмотрел на отца Буди и продолжил тем же ровным скрипучим голосом:
   – Мне необходимо войти в ту тайную комнату и выяснить раз и навсегда, что же в ней находится на самом деле. Иначе призрак никогда от меня не отвяжется. А его присутствие нарушает мое тонкое душевное равновесие, отчего у меня портится сон и начинается несварение желудка. Потому что призраков не бывает. Не должно их быть! Даже родовых.
   – Тайная комната? – монах многозначительно переглянулся с Семеном.
   – Тайная, – подтвердил граф. – Но вовсе не та, в которую ты когда-то пытался попасть при помощи своих снадобий: та комната сделана лишь для потехи гостей и обмана взломщиков Дедом сделана. У деда было особое чувство юмора. Своеобразное. И, собственно, не комната то вовсе, а вмурованная в стену обычная дверь – Граф внезапно заперхал, точно едкого дыма глотнул, и только секунды через три Семен сообразил, что Локир смеется. Смеется над монахом лицо отца Буди пошло красными пятнами, словно его горячими помоями умыли.
   – Я все знаю, что творится в моем замке, – успокоившись, сообщил граф – У меня везде глаза и уши... Короче, я вызвал тебя для того, чтобы ты открыл зачарованную комнату. Как – твоя проблема. Но сегодня же она должна быть распечатана и предъявлена к осмотру! Мне. Лично. А теперь, монах, ступай и займись делом Слуга тебя проводит. – Граф взял с карточного столика колокольчик и позвонил.
   ... Тайная зачарованная комната находилась на верхнем этаже замка, в самом начале пустого темного коридора. Неразговорчивый слуга подвел монаха и послушника к двери, молча ткнул в нее пальцем и так же молча удалился.
   Отец Буди открыл принесенную им и Семеном аптечку. Присев на корточки и что-то бормоча себе под нос, монах углубился в изучение ее содержимого, поочередно вынимая из сундучка разные баночки-скляночки и выстраивая их на полу в одному ему ведомом порядке. Отдельно от ба ночек отец Буди установил маленький походный треножник, сунул под него стеклянную спиртовку, укрепил на треножнике старую латунную плошку и разжег огонь.
   Последней из сундучка была вынута изрядно потрепанная книжка, на обложке которой Семен разглядел полустертую надпись: “Дозволенные к применению рецепты Братства. Справочник. Для служебного пользования”.
   Семен, чтобы не стоять над душой и не мешать отцу Вуди, отошел в сторонку и оттуда принялся разглядывать заколдованную дверь.
   Дверь заколдованной не выглядела. Не было на ней никакой магии! Следы взлома были, слабые следы, еле видимые: пытались дверь открыть, и не один раз пытались, а следов магии – не было. Вообще.
   Дверь как дверь, дубовая, крепкая... Очень крепкая – устояла и перед топором, и перед ломом, или чем там ее открывали.
   Никаких приметных выступов или отверстий на гладкой поверхности двери не имелось, была только одна ручка, витая, массивная. И все. Как хочешь, так и открывай... Семен даже засомневался: а может, это самая обычная дверь? Железная, бронированная. Только прикрытая сверху декоративным слоем древесины. И которая открывается каким-нибудь потаенным рычагом или одновременным нажатием на определенные камни в стене. И никакого колдовства, одна голая механика.
   – Семен, ну что там? – подал голос медальон. – Есть что необычное? Магия какая есть?
   – Нету, – разочарованно ответил Семен. – Во всяком случае, я пока ничего не обнаружил
   – О, – уважительно сказал Map. – Видать, магия супер-пупер высшего порядка! Невидимая и неощутимая…
   – Или ее здесь нет вовсе, – отрезал Семен. – И не было.
   – Ну да, – не поверил медальон, – скажешь еще! Тогда бы дверцу давным-давно открыли бы. Против лома нет приема! Это тебе любой грабитель скажет: и начинающий, и опытный.
   Семен не ответил, потому что Map был прав.
   Тем временем отец Буди, заглядывая в свой потрепанный справочник, налил в плошку всяческих снадобий, понемногу из разных бутылочек, и, все так же сидя на корточках, принялся старательно размешивать варево костяной ложечкой; в воздухе запахло чем-то пряным и вкусным. Как в кондитерском цехе.
   У Семена от запахов забурчало в животе: он давно не ел. Гостеприимный граф Локир не удосужился покормить специалистов-алхимиков, сразу погнав их на работу
   – Ну-с, – монах достал из сундучка кисть-помазок, – думаю, наше взломное зелье готово. Попробуем, попробуем... – Отец Вуди макнул кисть в варево и, не вставая, осторожно провел ею по стыку двери и дверного косяка, возле этой ручки. Там, где по идее должен был находиться замок.
   Семен крякнул от неожиданности: магия была. И еще какая магия!
   В тех местах, где прозрачное взлочное зелье легло на дубовую поверхность, внезапно разлилось нежное перламутровое зарево. Словно монах красил дверь фосфорной самосветной краской: медленные подтеки зелья прочерчивали на двери узкие перламутровые дорожки.
   – Ничего не понимаю, – пожаловался Семен непонятно кому. – Колдовство-то, оказывается, есть, а я его не увидел. Странно как-то получается...
   – Нету колдовства. – Отец Вуди продолжал аккуратно водить кистью по стыкам двери. – Нету! Сколько можно тебе говорить... Да если бы оно и было – кто ж его увидеть может! Одни лунные колдуны разве что. Нормальный человек магию не видит... да и не должен видеть. Не для того глаза ему дадены, чтобы на всякую пакостную ересь глядеть! – Монах встал на ноги и продолжил свою работу, постепенно превращая темную дубовую дверь в нечто сияющее. Сияющее только для Семена с его ненормальным умением видеть всякую пакостную ересь.
   – Ты нашего падре-морали ста не слушай, – с насмешкой в голосе посоветовал Map Семену. – Он, понимаешь ли, человек крепких убеждений. Сказано – нету колдовства, значит – его нету. И аминь во веки веков! Ты лучше не отвлекайся, а ищи источник колдовства. Должен он быть, обязательно должен! Взломные снадобья вряд ли эту дверцу откроют... Это тебе не кабацкий ящик с медяками. Думай, Семен, напрягай мозги. И я покумекаю. – Медальон умолк.
   В это время падре-моралист закончил работу: он уронил на пол кисточку и нетерпеливо подергал дверную ручку – дверь не открылась. Тогда отец Вуди навалился на дверь плечом – но и теперь она не поддалась. Монах зло выругался, отошел на шаг и с размаху саданул в дверь ногой. После чего с завыванием рухнул на пол, схватившись за стопу; дверь, разумеется, как была закрытой, так закрытой и осталась.
   – Эдак и покалечиться недолго, – сочувственно заметил Map. – Вот же настойчивый! До дурости... Семен, походи-ка по коридору, пока святой отец самоистязанием занимается. Может, где в стороне что-нибудь нужное найдешь. Знак какой или подсказку. Или призрака-дедушку встретишь, потолкуешь с ним о деле. А почему бы и нет?
   – Дельная мысль, – согласился Семен. – Здравая. Отец Буди, я пока по коридору прогуляюсь, осмотрюсь. Сдается мне, что не так просто эта дверца открывается... Не зельями.
   – А чем же еще? – удивился монах, лежа на полу и растирая ушибленную ногу. – Если ты какие потайные рычаги-кнопки найти хочешь, то без толку это... Попробую-ка я жабью травку в смесь добавить, – решил отец Буди, садясь перед треножником по-турецки, – Жабью травку и цветок мертвеца. Вонь, конечно, будет преизрядная, но...
   – Тем более прогуляюсь, – решил Семен и направился по коридору вглубь, медленно, неторопливо, внимательно глядя по сторонам.
   Длинный коридор с рядами одинаковых дверей по обе стороны освещался слабо – маленькое грязное окошко в торце коридора выходило на северную сторону замка и света давало чуть-чуть. Наверное, поэтому Семен почти сразу заметил тускло светящееся оранжевое пятно на стене между дверями, на полпути к окну: пятно по своей форме было точь-в-точь как заколдованная дверь, о которую только что расшибся старательный отец Буди. С той лишь разницей, что было раза в три меньше: оранжевый прямоугольник находился аккурат между полом и потолком на той же стене коридора, что и зачарованная дверь.