Багдерина Светлана. И стали они жить-поживать

   Буксир налетел на парапет набережной.
   Иванушка натолкнулся волшебником на незыблемую твердь руки болотницы.
   Процесс встал.
   — Не пущу, - хихикнула она. - Мои. Мои. Утоплю.
   — За что? - взмолился Иванушка, оставив свои попытки заморочить ей голову. - Мы просто мимо проходили! Мы сейчас уйдем!
   — Не уйдете! Мои! Мое! Топить! Топить! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
   Лукоморец почувствовал, как широкое кольцо рук начинает медленно сужаться, и непреодолимая сила толкает его к кочке-острову, к разверстому в хищной улыбке рту чудовища…
   — Не бойся, царевич, - неожиданно раздалось бормотание со стороны безмолвного прежде чародея. - Сейчас, сейчас… Вот, нашел… Сейчас она пожалеет… Грязная мокрая тварь…Я выморожу ее поганое болото до дна вместе с его мерзкой хозяйкой!
   Ну, погоди!..
   И Агафон быстро-быстро зашептал заклинания, вперяясь сузившимся мстительным взором в крошечный обрывок бумажки, который он пару секунд назад выудил у себя из рукава нижней рубахи.
   — Сюда! Сюда! Мои! Топить! Топить! - верещала от восторга болотница, сжимая смертельные объятия, и Иван почувствовал, что еще несколько секунд - и обещанный лед сомкнется уже над их бессчастными головами.
   Но специалист по волшебным наукам гордо мотнул головой, выкрикнул заключительное "тамам!", и в ту же секунду небо над их головой, и без того не страдающее голубизной, почернело и взорвалось громом. В болото вонзилась ослепительно-синяя молния, из ничего возник яростный вихрь, и Иванушка к глубокому удивлению своему почувствовал, что взлетает.
   Правда, мельком увидев на лету физиономию и глаза болотницы, взмывшей на волнах взбесившегося воздуха мимо него вверх ногами, понял, что в непонимании своем не одинок. Тарелок, кроме спутниковых, для описания размеров ее глаз, не оставалось.
   Хотя спокойствия ему это не добавило.
   Почти сразу же после этого в него врезался и ухватился за него мчавшийся со скоростью вамаясской новогодней шутихи снизу вверх Агафон.
   И царевич, уже не заглядывая ему в лицо, мог с уверенностью сказать, что в их с болотницей полку только что прибыло.
   — Я не хотел-л-л-л-л!.. - пронес мимо Ивана смерч обрывок чего-то, о чем сожалел чародей.
   "Кто бы мог подумать…" - криво усмехнулся Иванушка, на всякий случай покрепче прижимая Агафона к своей пояснице, чтоб не оторвало ветром. -…опечатка!….учил!….кабуча!.. - теперь отчаянно доносилось из района его талии.
   Но не успел он даже начать прикидывать, как далеко им придется пролететь и с какой высоты придется падать, как все вдруг кончилось.
   Ветер исчез так же внезапно, как и появился, черная мгла рассеялась, и воздухоплаватели успели увидеть, куда они упадут.
   Иван увидел Агафона.
   Агафон увидел болото.
   В таком порядке они и приводнились, подняв стену мутных брызг.
   С первого взгляда это было то же самое болото, кроме одной небольшой детали.
   Черная зловонная жижа была абсолютно свободна от какой бы то ни было растительности.
   И живности, что немаловажно.
   Отфыркиваясь и отплевываясь, из-под царевича вынырнул чародей и, шлепая руками и ногами по черной грязи как колесный пароход, кинулся грести к берегу. Благо, он был всего метрах в двух от них.
   Полежав еще с минуту на мелководье, и окончательно осознав, где находится верх, где низ, где берег, а где он сам, Иванушка не спеша поднялся, попытался вытереть грязным рукавом грязь с лица, что, в конечном итоге, сделало ее только гуще и, покачиваясь, побрел в том же направлении.
   На берегу его уже ждал волшебник в обнимку со своим верным мешком, оба истекающие холодной затхлой водой и вонючей жижей, но непобежденные.
   — Я же говорил, что мешок с магией не пропадет даже в пасти Змея-Горыныча! - гордо ухмыльнулся Агафон и, кряхтя, поднялся на ноги. - А, как я ее, а? Будет знать, выдра, как на честных людей нападать, головы им морочить! У-у, сколопендра драная!
   И тут он метрах в пяти от себя и от берега, среди пожухлой травы, заметил то ли красивую громадную жабу, то ли безобразную маленькую девочку. Она извивалась, скулила, барахталась в пыли и грязи, но ползти то ли не могла, то ли даже не пыталась.
   — Вот она!!! - торжествующе вскричал маг и, отшвырнув свой заветный мешок, кинулся к ней. - Болотница! А вот щас я ей, гаде водянистой!..
   Он занес над ней ногу, но потерял равновесие и опрокинулся на спину.
   Может, этому в немалой степени поспособствовал Иван, запустив в него его же любимым мешком.
   — Не трогай ее, - пошатываясь, подошел он к беспомощному чудовищу, поднял его на руки и понес к воде. - Пусть живет.
   — Зачем, Иван?! - не вставая, возопил чародей, воздев руки к небу. - Это же нежить! Нечистая сила! Ее изводить надо, а ты - "пусть живет"!..
   Иванушка постоял, глядя, как благодарно растянув безразмерную пасть в улыбке и моргнув глазами-блюдцами, болотница шлепнула по воде перепончатыми ногами и ушла в черную непрозрачную глубину.
   — Не знаю… - виновато улыбнувшись, пожал он плечами. - В бою бы зарубил - и не поморщился. Скорее всего. А так… Хоть и нежить, а все равно жалко…
   — Чудной ты, царевич… - покачал головой волшебник, поднимаясь с земли. - Как динозавр. Вымирающий вид.
   — Почему?
   — Потому что с таким подходом к врагам тебе долго не жить. Вот помяни мое слово.
   Метрах в ста от болота по зарастающей узкой просеке их терпеливо дожидалась цель их перехода.
   То, что издалека Иванушка принял за деревню, оказалось небольшим неопрятным домиком с растрепанной, как прическа панка, соломенной крышей и с надворными постройками вокруг, которые сгрудились вокруг своей неухоженной избушки как цыплята вокруг наседки, лишенной материнских прав. Обвалившийся местами забор не стал утруждать их поисками калитки или ворот, и, провалившись пару раз по щиколотку в покорно догнивающие на земле доски, спутники осторожно зашагали к избе, оставляя после себя на сухой траве грязные лужи болотной воды.
   Одинокое пыльное окно с кривым наличником, как око старого циклопа, страдальчески взирало на их приближение.
   Вокруг стояла подозрительная тишина.
   Хотя вряд ли они бы обрадовались больше крикам выскакивающих из засады врагов или звону тетивы.
   — Эй, хозяева? - негромко позвал Иван и заоглядывался по сторонам - не привлек ли его голос чьего-либо ненужного внимания.
   — Хм, вход у нее со стороны леса, что ли? - озадаченно поскреб в затылке под колпаком волшебник, заглядывая за правый угол.
   — Избушка-избушка, поворотись ко мне передом, а к лесу - задом, - припомнив истории из детских книжек, поеживаясь под свежим ветерком, усмехнулся царевич.
   Даже то подобие улыбки, которое успело зародиться на его физиономии, засохло и прилипло к своему месту, когда изба, тяжело вздохнув всеми своими старыми бревнами, кряхтя и рассыпая из щелей паклю, поднялась на толстые чешуйчатые птичьи ноги и затопталась на месте, поворачиваясь, как было велено.
   Спутники переглянулись.
   — Как ты думаешь, хозяйка дома? - первый сформулировал их общее опасение Иван.
   Хоть царевич и был в родстве с одной из представительниц сей древней профессии, а Агафон мог считать себя коллегой Бабы-Яги (если бы совести хватило с таким образованием), оба они перед лицом незнакомой лесной ведуньи чувствовали себя несколько неуютно.
   — Давай, покричим ее, - предложил было волшебник, но, тут же вспомнив об умрунах, быстро добавил: - тихонько. Если не отзовется - тогда заглянем. Я бы и вовсе мимо прошел бы, если бы не купание в болоте с твоей разлюбезной мымрой мокропузой.
   — А я думал, тебя ветерок обсушил, - не замедлил ответить чародею взаимной любезностью царевич, и тут же смутился своей нехарактерной язвительности.
   Чародей буркнул что-то невразумительное и, похоже, внезапно передумав кричать, сразу перешел к заглядыванию.
   Ступеньки под ногами проскрипели, но не провалились. Агафон потянул дверь на себя, и она недовольно провизжав что-то ржавыми петлями, отворилась.
   Они вступили в жилище Бабы-Яги.
   Все кругом было затянуто пылью, паутиной и запустением - полки и шкаф, лавки и стол, лукоморская печка и пучки высохшей и давно потерявшей свой запах травы под потолком… Паутина закрывала окно подобно давно нестиранной тюлевой занавеске.
   — Ты, кроме Ярославны, когда-нибудь в домах других Бабов-Ягов… Баб-Яг… Баб-Ежей… тьфу ты… короче, ты меня понял… был? - шепотом поинтересовался Агафон.
   — Нет, - так же шепотом ответил Иван. - С другими познакомиться не приходилось.
   К счастью, наверное. Что бы Ярославна не говорила… Лучше от них держаться подальше. А ты?
   — И я - нет. Просто я хотел узнать, такая… обстановка… она для избушки средней Бабы-Яги типична? То есть, это мерзость запустения, или так и должно быть?
   — Не знаю… - нервно оглядывался вокруг царевич. - Вернется - спросишь.
   — И еще - как ты думаешь, она, если действительно вдруг вернется, не осердится, что мы ее печку затопим? И баню? И что-нибудь помыться и переодеться поищем?
   — А ты бы на ее месте осерчал бы?
   — Я-то? - задумчиво покачал головой маг. - Если бы в мое отсутствие она пришла бы ко мне домой и стала шариться в моих вещах? Наверное, поостерегся бы.
   — Да я не о том!.. - Иванушка нетерпеливо взмахнул рукой и тоже задумался.
   На одной чаше весов стоял гипотетический гнев гипотетической Бабы-Яги по ее гипотетическому возвращению. На другой - холодная мокрая грязная одежда, любовно прилипающая к холодному, мокрому грязному царевичу, босиком стоящему на холодном мокром грязном полу (и когда с него успело столько натечь?).
   Пожалуй, рискнуть стоило, пришел он к выводу.
   — А, ну ладно, поди, отговоримся как-нибудь… В некоторых историях их представляют не такими уж и плохими. Бывает и хуже.
   Волшебник, с облегчением вздохнув, поддержал решение Ивана и первым кинулся к ближайшему сундуку.
   — Что там? - заглянул нетерпеливо ему через плечо Иванушка.
   — Тетрадка какая-то… - пожал плечами Агафон. - Старая. А под ней - еще одна. И еще.
   — Тетрадка? - захлопал глазами царевич. - Что может Баба-Яга записывать в тетрадку?
   — Заклинания всякие? - предположил Агафон. - Рецепты отваров из гадюк? Пирогов из белены? Сейчас посмотрим.
   — Нет-нет, ты что! Читать чужие записи - нехорошо!
   — А, может, они помогут нам понять, куда подевалась хозяйка, - возразил чародей.
   Против такого довода поспорить не смог даже Иванушка.
   — Так… Сейчас… сейчас… Посмотрим… - сопя от усердия, Агафон стал перелистывать негнущиеся желтые страницы толстой верхней тетради. - Смотри!
   Похоже, это дневник!
   — Тем более!..
   — Ай, да ну ее! - отмахнулся чародей и стал читать вслух:
   — "Пятое ноября года бешеного медведя. Погода стоит замечательная. Шестой день льет дождь. Можно не ходить выкапывать кротов, лежать на печи и пить чай с вареньем из волчих ягод. Надо будет попросить волка на следующий год набрать побольше - наварю еще и на кикимору, а то постоянно придет, и смотрит голодными глазами, как будто я ей чего должна. А так лишний раз у себя посидит." Чародей перелистнул несколько страниц.
   — "Четырнадцатое января года бархатной лисицы. Проспала три недели. Разбудила кикимора - приходила поздравить с Новым годом и попить чаю. Чаю не дала, обозвала красавицей и выставила за дверь. Не выспалась как не знаю что. Теперь два дня буду вертеться и не засну. Вот симпатяшка, чтоб у ней прыщи сошли!" - Что, так и написано? - не поверил Иван и вытащил дневник из рук Агафона. - Ха, и верно! А что дальше было?
   — Читай, - предложил ухмыльнувшись волшебник.
   Но царевич постеснялся и перелистнул несколько страниц.
   — "Восьмое марта года бархатной лисицы. С утра пришла кикимора, принесла пол-литра прошлогоднего березового сока со вкусом сыроежек и коробку улиток в сахаре.
   Сказала, что сегодня какой-то праздник, который мы, как представители темных неприрученных природных сил, должны отмечать. Соврала, наверное. На самом деле, поди, хотела похвастаться, что к ней снова стал леший захаживать. Нужен он мне.
   Старый пень. Сок выпили, улиток съели. Дала ей банку варенья из волчих ягод.
   Дура." - А что-нибудь поближе к сегодняшнему дню есть? - потянулся к дневнику Агафон.
   — Сейчас посмотрю, - торопливо залистал страницы Иванушка. - Ага. Вот. "Пятое августа года бархатной лисицы. Опять - двадцать пять. Не писала в дневнике целых две недели - царевичи всякие косяками так и прут, так и прут…" Иванушка смущенно закашлялся.
   — Давай, я лучше дальше поищу.
   — Нет-нет, читай-читай, - вытянул у Ивана тетрадь чародей и продолжил:
   — "…так и прут. Сезон у них, что ли? И всех обстирай, помой, покорми, на путь верный направь, и что тебе за это - ни слова благодарности. Естественно, не удержалась, съела парочку. Не то, чтоб шибко хотелось, а просто так, из принципа.
   Кикимора есть не стала по причине своего отсутствия в свадебном путешествии с лешим на юге Колдобистой пустоши у Комариной трясины. И нисколько мне не завидно.
   Чтоб она там ноги переломала, коза с маникюром." - Нет, а самое последнее?
   — Ага, вот. Добрался, наконец. "Десятое сентября года бархатной лисицы. Сегодня мне повезло. Пришли какие-то замурзанные дети, две штуки, говорят, что заблудились, хотя по глазам видно, что мачеха в лесу бросила. Хотела съесть сразу, но мальчик просто тупой оказался, на лопату сесть не умеет - то ноги растопырит, то чуть не стоймя встанет. Чему их теперь в школе учат? Пришлось пока покормить, чтоб не ныли, положить спать, а пока дрыхли, спиногрызы чумазые, я выход придумала. Я этому дурачку личным примером покажу, как надо на лопату правильно садиться. И тогда уж не отвертится. Недаром кикимора моему уму завидует и говорит, что у меня не голова, а пустой котел. Что хочешь варит, значит. А девочку я точно сварю. Пойду, укропу надергаю." - Все? - тревожно заглянул в тетрадь Иванушка.
   — Все, - подтвердил Агафон.
   — Так я не понял, она их съела, или нет?
   — Не написано, - пролистал оставшиеся десятка три страниц маг. - Наверное, съела.
   А, может, и нет. Главное то, что по магическому календарю год бархатной лисицы был пять лет назад. И с этих пор она в своем дневнике больше не писала.
   — А сейчас какой год по вашему календарю? - полюбопытствовал Иван.
   — Сентиментальной змеи.
   — Интересно… - Иванушка достал оставшиеся тетради - суди по цвету и степени замызганности, еще старее этой, и осторожно сложил их на стол. - Интересно, а Бабы-Яги могут умереть?
   — Умереть-то? - Агафон почесал в затылке - то ли от задумчивости, то ли от грязи.
   — Могут, конечно. Кто угодно может умереть, если он не бессмертный.
   — А что - и бессмертные бывают? - помимо воли заинтересовался Иван.
   — Бывают, - мгновенно помрачнел Агафон и тут же сменил тему. - Ну, так мы мыло, полотенца и прочую разность ищем или нет?
   — Ищем, - вздохнул Иван, отколупнул засохшую корку грязи с носа и полез дальше в сундук.
   Но все, что ему удалось из него извлечь, было две выцветших юбки, серый с розовым (когда-то черный с красным) половик, несколько платков неопределенного цвета и материала, дырявый валенок без пары, доисторический зипун, который не стала доедать даже моль, треснувшую костяную ногу в калоше и с прорехами дождевик из промасленных лягушачьих кож.
   — Ладно, переходим к сундуку номер два, - волшебник с грохотом столкнул опустевший, но не намного полегчавший сундук на пол и вынул щепочку из дужки запора, куда обычно навешивают замок, нижнего сундука.
   — Постой! - прошипел Иван. - Это ты так сундуком по полу грохнул, или мне показалось?
   Агафон замер, как был, согнувшись над крышкой.
   — Что?
   — Что-то стукнуло. На улице, вроде.
   — Что?!..
   Волшебник бросился к окну и окаменел.
   Даже через пыльное, занавешенное паутиной стекло было видно, как отряд из полутора с лишним десятков человек, одетых в черную форму с черным матовым панцирем, на груди которого светлело нечто, похожее на череп и кости, вышел из леса. Они медленно, настороженно оглядываясь по сторонам держа шестоперы наготове, продвигались в сторону центра Бабы-Ягинной усадьбы - избушки на курьих ногах.
   — Умруны!!!.. - отчаянно схватившись за голову, чародей шепотом взвыл и сполз по стене на пол. - Умруны!.. Я пропал!.. Я погиб…
   Иванушка тоже замер.
   Двое безоружных людей не смогут противостоять шестнадцати солдатам. Живой из которых только один. Как говорила когда-то Ярославна, бывают покойники, бывают не покойники, а бывают беспокойники. Как можно убить того, кто уже мертв?!..
   Спокойно, спокойно.
   Думай.
   Как поступила бы на моем месте Сеня?
   Сеня?..
   А очень просто.
   — Не паникуй! - энергично зашипел на впавшего в полную прострацию чародея Иван и для убедительности схватил его за шкирку и встряхнул. - Быстрей, помоги мне!..
   Черная масса безропотно осталась стоять на улице.
   По ступенькам поднялся только сержант из живых и почтительно постучал в занозчатую дверь.
   — Кто та-ам? - из-за двери донесся отвратительно-скрипучий голос.
   — Сержант гвардии его царского величества Царя Костей. По делу государственной важности.
   — Пра-ха-ди-и, - проскрипели ему в ответ. - Не за-а-перта.
   Сержант снял черный, матово поблескивавший в лучах вечернего солнца шлем и вошел.
   В пыльной, грязной, затхлой до невозможности комнате сидели на сундуках у стола две старухи - такие же пыльные, чумазые и затхлые, как все, что их окружало. На столе без скатерти (впрочем, не исключено, что ее просто не было видно под слоем грязи и копоти) стоял самовар, не чищенный, похоже, со дня изготовления и две разнокалиберные кружки на щербатых блюдцах. Рядом с самоваром красовалась кривобокая банка с темной, плотной, вязкой массой внутри, от одного взгляда на которую выпадали пломбы из зубов. Сразу видно - домашнее варенье. Под столом стоял мешок, набитый тыквами.
   Лицо одной старухи обезображивала огромная черная, сочащаяся кровью бородавка на весь лоб, другой - с десяток таких же, но помельче.
   Обе они улыбались.
   На лицах своих солдат он видел улыбки более жизнерадостные, чем эти.
   У старухи с десятком бородавок из-под изодранного подола болотного цвета юбки торчала костяная нога. Второй, в валенке, она мерно покачивала, дуя на чай в треснутой кружке без ручки.
   — Зачем пожаловал, кажи, солдатик, - проскрипела старуха с костяной ногой и оскалилась.
   — А вы кто? - подозрительно оглядел он хозяек.
   — Я - Баба-Яга, костяная нога, с печки упала, ногу сломала. А это - сестра моя, кикимора.
   — Сержант Хрясь, - представился еще раз солдат, огляделся по сторонам, и, прищурившись подозрительно, спросил:
   — Бабушки, а почему вы живете одни в лесу?
   — А это чтобы гости к нам не ходили, дитя мое, - отозвалась та, которая назвала себя Бабой-Ягой.
   — Бабушки, а отчего у вас так грязно в доме?
   — А это чтобы гостей не приваживать, дитя мое.
   — Бабушки, а почему у вас такая паутина кругом?
   — А это звукоизоляция, дитя мое.
   — Бабушки, а зачем вам звукоизоляция?
   — Еще один вопрос, и тебя больше никто никогда не услышит, дитя мое, - осклабилась мерзкая старуха, продемонстрировав неприлично белые и крепкие для ее возраста зубы.
   Вторая бабка дернулась всем телом, мешок под столом опрокинулся, и из него с сухим костяным стуком выкатились человеческие черепа, с десяток, не меньше, прямо Хрясю под ноги.
   Профессионал всегда уважает другого профессионала и его секреты.
   — Так бы сразу и сказали, - буркнул сержант и перешел к делу. - Я и мой отряд ищем следы одного государственного преступника по приказу его величества Царя Костей. Оказавшим помощь в его поимке царь назначил награду - один золотой.
   — Каждому?
   — На всех, - обрубил корыстолюбивые мечты старухи на корню сержант. - Рост злодея - средний. Волосы - светлые. Одежда - обычная. Особые приметы - нет. Вы его не видели?
   — Видели, видели, как не видеть, - закивала карга. - С час назад мимо прошел по просеке влево, вон к той лужайке, торопился шибко.
   — А точно он?
   — Точнее не бывает, - заверила старуха. - Ваш патрет - вылитый он.
   — Корона вас не забудет, - отсалютовал сержант, развернулся и строевым шагом замаршировал к выходу.
   — А золотой?.. - тихо пискнула вслед ему вторая старуха, не проронившая до этого ни слова, увлеченная своим чаем Но сержант расслышал и остановился.
   — Обращайтесь в канцелярию Его Величества каждый день, с десяти до пол-одиннадцатого, кроме субботы, воскресенья, понедельника, вторника, среды и четверга. Пятница - санитарный день, - любезно разъяснил сержант и вышел, хлопнув дверью.
   Он всегда считал жадность других до его денег самым страшным грехом.
   — Бе-да! Рав-вняйсь! Смир-рна! Вдоль по просеке к той лужайке, на захват злодея, бегом - арш!
   Умруны, не проронив ни слова, выполнили все команды, и когда прозвучало последнее "арш", дружно сорвались с места и, сотрясая землю тяжелым ритмичным топотом, понеслись вслед за своим командиром к указанной цели.
   Сделав первые шаги по "лужайке" и поняв, что она не та, за кого себя выдает, сержант остановился, а за ним и весь отряд.
   У него было два варианта действий.
   Первый - продолжить преследование преступника через болото.
   Второй - вернуться и повесить старух, отправивших его и его солдат сюда.
   Впрочем, если задуматься, был и третий. Вернуться, быстро повесить алчных хрычовок и продолжить преследование. И он, если разобраться, с каждой секундой начинал нравиться Хрясю все больше и больше.
   — Бе-да! Рав-вняйсь! Смир-рна!.. - начал было командовать он чтобы развернуть отряд, но тут взгляд его случайно упал на одинокую кочку впереди, метрах в ста от суши. На ней сидел, меланхолично поджав под себя ноги, не кто иной, как…
   — Вон он!!! Хватай его!!! - радостно взревел сержант и, увлекая за собой взмахом руки умрунов, бросился к ничего не подозревающей жертве. К его удивлению и радости трава с мелкими листиками и цветочками у них под ногами пружинила, но держала весь отряд. Еще пара десятков метров - и награда в сто золотых, обещанная царем за поимку преступника, будет у него в кармане. Еще несколько метров - и ему не…
   Но что это?!
   Чем ближе подбиралась к человеку на кочке беда, тем разительнее становились в нем перемены.
   Громадные глаза, похожие на блюдца, лягушачий рот, полный острых, как иглы, зубов…
   Кто это?..
   — Беда, стой!!!..
   Но было поздно.
   Руки существа, вытянувшиеся, как веревки, уже успели бережно обхватить весь отряд, и теперь объятия быстро сжимались, сгребая в кучу полтора десятка гвардейцев Царя Костей как малых детей, только кости хрустели и трещали.
   — Бей! Руби! Руби тварь!!! - заорал Хрясь и сам метнулся к болотному чудищу, обнажив свой черный меч.
   — И-ван! Не-дам! - квакнуло страшилище и, оскалив в злобной ухмылке бесчисленные зубы, нырнуло.
   И тут же из-под ног сержанта и умрунов ушла прочная пружинистая травка, и навстречу им устремились зловонные бездонные глубины Комариной трясины.
   Едва беда отошла от избушки на пару десятков метров, из дверей выскочили, скатились по ступенькам и понеслись в противоположном направлении две изумительно резвые старухи. Задирая на ходу юбки и не прекращая оглядываться назад, неслись они через открытое место, чтобы успеть скрыться в лесу до того, как отряд, увидев топь, повернет обратно.
   Бросив последний взгляд на почти неразличимые темные фигуры вдалеке и приготовившись последовать за уже ломившимся через молодой подлесок специалистом по волшебным наукам, царевич вдруг остановился, как вкопанный.
   — Агафон, смотри! - воскликнул он. - Они пошли в болото!!!
   — Очень хорошо! - донеслось откуда-то из глубины леса до него. - Беги быстрее!!!
   — Но они не просто пошли - они побежали!
   — Чего и тебе желают!!! Иван, скорей!!!
   — Они ПОБЕЖАЛИ В ГЛУБЬ БОЛОТА, Агафон. ПОБЕЖАЛИ. Понимаешь?
   — Что?.. Ты хочешь сказать, что они тоже увидели там что-то, что очень хотели увидеть? Как мы?
   — Не знаю. Но, не исключено, что это так.
   — Ну и замечательно! - голос чародея перестал удаляться. - А ты-то чего стоишь?
   Беги тоже! Сейчас они вернутся, и…
   — Агафон. Если я хоть что-то понимаю в нравах и силе болотниц, они не вернутся.
   На суше она может быть беспомощнее куклы, но в болоте она - королева. Это ее дом.
   Ее владения.
   — Думаешь? - голос чародея теперь зазвучал с сомнением.
   — Думаю, что я потихоньку подберусь к этому месту и посмотрю, что там делается.
   — Но ты не можешь так рисковать! - голос начал возвращаться. - Я не отпущу тебя одного!
   — Нет. Ты же сам говорил, и сержант этот подтвердил, что охотятся они за тобой.
   Значит, мне они ничего не сделают, если и заметят. Подожди!
   И, не дожидаясь ответа, Иванушка сорвался с места и осторожной рысцой вдоль кромки леса, стараясь наступать на сухие сучки только ногой в валенке, направился к прогалине у трясины, где он в последний раз видел отряд умрунов.
   Когда он прибежал - причем, последние метров пятьдесят он уже мчался не сбавляя скорости и не скрываясь - на болоте все было тихо и пусто.
   Не было отряда, не было болотницы, не было зеленой травки с редкими белыми цветочками на черной с лопающимися вонючими пузырями воде…
   Только в зыбкий мокрый берег у самой воды был воткнут почти по рукоятку, обмотанную зеленой жесткой травкой с мелкими листиками, черный меч, да лежали рядом с ним такие же черные, украшенные черными опалами ножны, из которых еще вытекала болотная жижа.
   Иван все понял, и сердце его забилось сильнее от облегчения и радости.