Шарлемань на секунду задумался, покачал головой.
   – Нет. Тут помочь не сможет никто. А коня им заменит только жар-птица. Но это исключено. И не будем больше об этом, Иван, хорошо?
   – Хорошо, пойдем смотреть подарок Сергия.
   Низкие сводчатые потолки, затянутые паутиной, залежи пыли в углах, пустые полки, сундуки, коробки, мешки, крюки на стенах...
   – Это – королевская сокровищница, – обвела рукой всю мерзость запустения королева.
   – А я думал – "сокровищница" – это от слова "сокровища", – засомневался на ухо Иванушке Серый.
   – Это все, что досталось нам от узурпатора, – продолжала она. – Как видите – немного. Он со своим сынком спустили все деньги и драгоценности казны, но оставили главное.
   С этими словами она наклонилась и поднесла факел к чему-то, по форме напоминающему небольшое бревно.
   – Небольшое бревно?
   – Лучше, – улыбнулась Валькирия. – Ковер-самолет. И его мы с Шарлем решили подарить тебе, князь Ярославский. Лучшего хозяина ему не найти.
   – И на нем вы перелетите через стены Мюхенвальда и, не пройдет и недели, как вы будете дома.
   – Вот это да!!!
   Торжественный вылет рейса Мюхенвальд-Лукоморск происходил с верхнего яруса висячих садов Шарлеманей. Вокруг столпились провожающие и почетный караул – генерал герцог Мур, владелец салона "Пир Сингх" Санчес со свежераспухшей от многочисленных проколов, но счастливой физиономией, первопечатник Иоганн Гугенберг, директор королевского театра папа Карло со своей труппой в полном составе, Ерминок с Грушей, мастер Варас с сыновьями и, несмотря на объявленную Серым амнистию, прятался на всякий случай в зарослях цветущих кактусов мини-сингер, прикрываясь новой лютней.
   Но, конечно, впереди всех стояли Шарлемань и Валькирия с золотой клеткой, в которой надсаживала горло взволнованная жар-птица.
   Серый тоже был весел и болтлив. Царевич же – тих и задумчив.
   Ковер был развернут и бережно расстелен на мягкой траве. При дневном свете, конечно, вид у него был не такой солидный и таинственный, как в полумраке комнат, но на век Серого должно было хватить. Если при столь напряженном ритме жизни тот столько проживет.
   Лукоморцы, в ...цатый раз обнявшись со всеми, кроме Гарри (по причине недоступности), встали на ковер, потом подумали, и сели.
   – Прощайте, друзья!
   – Прощайте!
   – Прилетайте еще!
   – В любое время!
   – Счастливого пути!!!
   – Ну, попробуем, как это чудо летает, – проговорил Волк, потирая руки в предвкушении новых впечатлений. – Что надо говорить?
   – Вверх-вниз? – предположила Валькирия.
   – Так... вверх... или вниз?.. – прошуршал вдруг глухой шерстяной голос откуда-то снизу.
   – Вверх, конечно! – воскликнул Серый.
   – Под... каким... углом?..
   – Да не под углом, а над деревьями! – нетерпеливо топнул ногой Волк.
   – Ногами... в сапогах... попрошу... не топать... И вообще... обувь снимайте... Кто вас таких... только... воспитывал...
   – Слушай, Гарри, тебе что – мое воспитание не нравится? – многозначительно прищурившись в сторону кактуса, поинтересовался князь.
   – Я вообще молчу, – решил обидеться мини-сингер, чувствуя себя в безопасности.
   – Это твои...
   – Нет, Сергий, это не Гарри, – тихо проговорил царевич, и в изумлении уставился себе под ноги.
   – А кто тогда?
   – Ковер.
   – Да ну тебя!..
   – Сергий, это действительно говорил ковер – я тоже слышал! – поддержал Иванушку сеньор Гарджуло.
   – И я!
   – И я!
   – И мы слышали!
   – Он сказал, чтобы вы сняли обувь!
   – Сам слышал...
   – Не понимаю... что... тут... удивительного... – прошелестел тот же голос. – Никто... не удивляется... когда ковер... летает... но все... почему-то удивляются... когда он... говорит...
   – Ковры должны летать, а не пререкаться, – проворчал Волк. – По крайней мере, мои.
   – Это мы... обсудим... потом... когда взлетим... – не стал упорствовать ковер.
   Нельзя сказать, чтобы эта мысль понравилась отроку Сергию.
   – Снимай сапоги, – скомандовал он царевичу, и сам поспешил подать пример.
   Публика осмотрительно от комментариев воздержалась.
   – Ну что, пробуете? – предложил мастер Варас.
   – Пробуем, – вызывающе вздернул подбородок князь.
   – Поехали, – молвил традиционное напутствие воздушных пассажиров Иванущка.
   – Ковер, вверх, – скомандовал Волк. – Медленно и осторожжж... – и земля медленно и осторожно ушла у них из-под ног.
   – Вправо.
   – Влево.
   – Вниз.
   – Хорошо, – со слишком явным облегчением выдохнул Волк, оказавшись снова на твердой поверхности.
   – Орлы! – восхитился Ерминок.
   Вондерландцы разразились аплодисментами.
   – Да ладно, чего там, – скромно потупил очи князь Ярославский. – Ерунда. Раз плюнуть. Загружайся, Иванушка.
   Царевич принял на борт от Мура корзины со снедью, плащи и походный котелок, в последний раз пожав сильную руку бывшего стражника.
   – Держи, Иван, – выступил вперед Шарлемань с тяжелой клеткой. – Вспоминай нас иногда.
   Валькирия растрогано смахнула слезу.
   – Ковер, вверх! – внезапно выкрикнул Иванушка. – До свиданья, Шарль! До свиданья, друзья!!! Мы вернемся со злотогривым конем, и тогда заберем нашу птицу!!! Берегите ее!!! Ждите нас!!!.. Мы обязательно вернемся!.. Счастли...
   Маленькая темная точка быстро исчезла в белых облаках. Немногим дольше доносился до мюхенвальдцев голос царевича, но и тот скоро затих.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

   Скоро только сказка сказывается

 
   – ...Иван, ты дурак! – в который раз за долгий жаркий июньский день разнеслось по ясному небу.
   В ответ раздавалось обиженное молчание.
   – Она же была у тебя в руках! Ну какое тебе дело, кто что когда у них там отвоевал, украл, обменял и так далее! Тебе-то ее абсолютно добровольно давали! Как ты и хотел! А сейчас вместо того, чтобы с чувством глубокого удовлетворения лететь домой, тебя несет в какие-то Дарессалями!
   – Шатт-Аль-Шейхи.
   – Какая разница!..
   – Дарессалями находится на семьсот километров южнее, и климат там...
   – Чево?
   – Климат. Комбинация...
   – Какая комбинация! Ты чего, перегрелся?
   – Но ты же сам спросил, какая разница между Дарессалями и Шатт-Аль-Шейхом, – мстительно заметил царевич.
   Серый отреагировал немедленно:
   – Сам дурак.
   Царевич привычно воздел очи к небу, простонал что-то нечленораздельное, но нашел в себе силы дискуссию продолжить.
   – Сергий! Ну ведь он – мой друг!!! И пусть даже он сам отдавал мне ее, я не мог ее принять, не мог, ну как ты не поймешь!!! Это было бы... Неправильно. Нечестно по отношению к нему. Я ни за что получал все, а он оставался без птицы, без коня и в осажденном городе без надежды прогнать шантоньцев! Это...
   – Это – здравый смысл.
   Иван вздохнул.
   – Ну, хорошо. Попробуем с другой стороны. Послушай, Сергий, я не понимаю, почему ты – бродяга, авантюрист и бретер...
   – Сам такой, – на всякий случай осторожно отозвался Волк.
   – ...почему ТЫ жалуешься, что мы летим не домой, а вперед, навстречу новым приключениям, друзьям, славе, жизни, полной восторга и неизвестности! Отчего ты не хочешь вдохнуть полной грудью хмельной воздух свободы и счастья* Я не знаю, как ты, сорви-голова и рубаха-парень, можешь...
   Сергий вдохнул. Вернее, вздохнул. Он-то знал. Он знал, почему, отчего и как он может. Просто не хотел говорить. Чтобы не обидеть. Чего не сделаешь для друга. И поэтому, хоть и считал в глубине души, что он еще слишком молод, чтобы быть нянькой-телохранителем так долго, пусть даже и для такого чуда, как Иванушка, вслух он только вздохнул. Обреченно.
   – Ну и ... Ну и ладно. Вперед, так вперед.
   Вечерело.
   Задремавший на солнцепеке по-стариковски ковер встрепенулся, пошевелил затекшими кистями и спросил:
   – Садиться куда будем?
   Серый походя свесил голову вниз:
   – Без разницы. Ну, давай, хоть туда, – и он ткнул пальцем в опушку проплывающего под ними леса.
   – Куда ведь скажете... – пробормотал ковер и начал снижение.
   – Смотри, смотри!!!
   Волк едва успел ухватить исчезающие за бортом ноги Иванушки и втянуть их и все остальное обратно.
   Причем все остальное этого даже не заметило.
   – Смотри! Смотри, Сергий!!! Там человек!!! Он ранен!!! Ковер, туда, к нему!!! Скорее!
   – То туда, то сюда... Сами не знают, чего хотят... – проворчало их воздушное судно, но, тем не менее, послушалось и мягко приземлилось среди молодых кленов около неподвижно истекающего кровью незнакомца.
   – Сергий, гляди... Он весь в крови... Похоже, его изодрали дикие звери... Что нам делать?..
   – Перелететь, пока не поздно, на другое место, где нет диких зверей! – в который раз подивился несообразительности друга Волк.
   – Что нам с НИМ делать?..
   Разбойник задумчиво почесал подбородок.
   – Прирезать, чтоб не мучился?
   – Как ты можешь!!!..
   – С большим сожалением, – нехотя признался Серый.
   – СЕРГИЙ!!!
   – Ну, или попробуй его для начала привести в себя и умыть. Может, все не так страшно. Я как раз тут неподалеку видел один ручеек...
   Разбуженный и умытый раненый оказался принцем Соланы Орландо, который и поведал друзьям удивительную историю, похожую на сказку.
   На первый день рождения единственной и долгожданной дочки короля Крисаны – страны, в которой они сейчас находились – были приглашены двенадцать добрых фей, каждая из которых приготовила волшебный подарок-пожелание для малышки – красоту, грацию, умение станцевать любой танец и спеть любую песню в мире, играть на всех музыкальных инструментах, вышивать крестиком, и прочие жизненно-важные для любой принцессы качества, а еще, по исполнении шестнадцати лет, ей было обещано, что самый прекрасный принц в округе влюбится в нее. И все бы было гладко, но откуда ни возьмись, появилась тринадцатая фея – злодейка с сердцем черным, как уголь, и предрекла, что принцесса в день своего шестнадцатилетия уколет палец веретеном и заснет вечным сном. Но бедная девушка была спасена оставшимся пожеланием последней доброй феи, обещающим ее пробуждение от поцелуя доблестного принца. В положенный срок скорбное пророчество сбылось – принцесса заснула, весь замок погрузился в беспробудную дрему вместе с нею, а покой несладким сном уснувших крисанцев стали охранять непроходимые дебри самых колючих трав, кустарников и деревьев, какие только бывают на белом свете – ученые-ботаники из соседних стран немало пополнили свои гербарии, не уставая благословлять добрую фею.
   Конечно, только те, которые возвращались из этих джунглей.
   И вот, не вынеся нечеловеческих страданий, презрев увещевания всех, кто любил его, Орландо решил бросить на весы удачи все, включая свою опостылевшую без любимой жизнь, и с огнем и мечом отправиться в эти богомерзкие джунгли.
   Ему удалось пробиться вглубь метров на пятнадцать. Потом чудовищный лес, как бы вдруг опомнившись, набросился на него и стал терзать шипами и колючками сталь доспехов как беззащитную плоть. До последнего прорываясь только вперед, принц споткнулся обо что-то и упал...
   После этого Орландо ничего вспомнить не сумел. И как оказался он здесь, в тени и прохладе настоящего мирного леса, живой – объяснить не мог...
   А принц действительно был прекрасен, с неожиданной завистью подметил
   Иванушка. Даже глубокие кровоточащие царапины от шипов колдовской флоры не могли испортить совершенной красоты его бледного благородного лица со следами перенесенных физических и нравственных мучений. И он так убивался по этой Оливии! Вот это пророчество! Вот это любовь!.. Как в "Приключениях лукоморских витязей", страницы с 456 по 789, где королевич Елисей...
   Утром, едва встало солнце, кряхтя и охая под тяжестью трех человек, ковер-самолет поднялся в воздух и направился к замку королей Крисаны, который сверху теперь был похож всего-навсего на одну из живописных рощ, в изобилии окружавших его прежде. За год, прошедший со времени печального события, колючки времени зря не теряли.
   – Вон, вон – видите, из кроны этого чудовищного репейника торчит башенка? Там была спальня принцессы Оливии. Садимся на балкон! – уже через десять минут заводил ковер на посадку Орландо.
   – На балкон! – возопил ковер. – Да вы видите этот так называемый балкон?! Его носовым платком прикрыть можно! Куда, по вашему мнению, тут опускаться мне?!
   – Ковер, милый, придумай что-нибудь!!! – взмолился принц. – Я должен попасть туда! Я обязан увидеть ее! Хотя бы раз – обнять прекрасную Оливию – и умереть!.. Жизнь без нее пуста, как высохший колодец, как сердце палача, как...
   Серого передернуло. Еще один поэт! Надо срочно что-то делать.
   – Слушай, ковер, а, может, ты в воздухе повисишь, не опускаясь, пока мы на балкон спрыгнем, и подождешь нас?
   – Подожду. Если кто-то один на мне останется. Иначе не могу. Так устроен. Извиняйте.
   – Ладушки, – согласился Серый. – Тогда я...
   Но поймав на себе умоляющий взгляд Иванушки, закончил:
   – ...останусь. Целуйтесь там без меня.
   – О, Иван, Сергий – я до гроба буду вашим должником – вы возвращаете мне жизнь! – воспрянул Орландо, и надежда с новой силой вспыхнула в его взоре. – Любовь моя, я иду к тебе! Оливия!
   И наследники престолов исчезли в дверях.
   Сергий остался один, растянулся на ковре, подложив под голову мешок с продуктами, закинул ногу на ногу и стал ждать.
   "Минут десять-двадцать... нет, пусть тридцать, у них уйдет на поиски принцессы. Минут пять на целование. Часа полтора – на восторги и объятия по случаю счастливого пробуждения. Надеюсь, что кто-то при этом не забудет отдать приказ вырубить весь это чертополох внизу и начать готовить праздничный пир. А то придется вмешаться. За год скоропортящиеся припасы, скорее всего, уже приказали долго жить, но, принимая во внимание, что птица и всякая прочая живность засыпала вместе со всеми, все равно есть шанс неплохо подкрепиться перед дальней дорогой. С Ивановой кухни ноги протянешь, если прежде не загнешься от его проповедей... Тоже мне... Ум, честь и совесть... Нашелся на мою голову... Принципиальный... А хорошо бы, умей тут готовить расстегаи рыбные... Или гуся с гречневой кашей... Так ведь гречки у них здесь днем с огнем не сыскать. Что поделаешь – дикие люди... А пирожки с капустой и грибами тоже бы сейчас лишними не оказались. Или, например, бананы в шоколаде..." – захлебнулся слюной Волк и полез в мешок за хлебом – утром, едва продрав глаза, спасательная команда вылетела к замку, даже воды не испив – Иван так горел энтузиазмом, что и думать больше не о чем не хотел, а самому Серому стенания безутешного Орландо отбивали весь аппетит, и он уже почти не сомневался, что влюбленный принц не по своей воле покинул родные пенаты, а домочадцы, вылив ему на голову переполнившуюся чашу терпения, выставили его за ворота, заявив, что или они – или эта злополучная принцесса...
   Умяв полбуханки и пожалев, что воды у них оставалось так мало – придет царевич, захочет попить, а ему не хватит – отрок Сергий перевернулся на левый бок и постарался уснуть – ведь предыдущей ночью вздохи соланского принца лишили его не только аппетита, но и сна.
   Но ему не удалось даже задремать.
   – Блямс! – осыпалось где-то совсем рядом стекло.
   И то ли послышалось, то ли почудилось:
   – Сергий...
   То ли шепот, то ли стон...
   Волка как пружиной подбросило:
   – Иван?.. Иван!.. Иван...
   Там, внизу, на балконе, на куче битого стекла, лежал, вздрагивая, Иванушка, и глаза его были закрыты.
   Как он вытащил царевича с балкона, умудрившись не покинуть полностью ковер, Серый так потом понять и не смог, хотя в тихие часы перед сном иногда и пытался восстановить эти события в своей памяти. Сумел он вспомнить только, как крикнул ковру – "Погнали отсюда!", свист солнечного ветра в ушах, да недвижимое тело царевича на руках.
   Картина пронзительной трагичности, если бы не храп.
   – Чтоб тебе пусто было, Иван-царевич! Проснись! Проснись же! А ну, проснись, тебе говорят!!! – Волк изо всех сил мял, тряс и тормошил Ивана, но тот и глазом не моргнул.
   – Ты что, разыгрывать меня вздумал? Да, Иванушка? Ха-ха, я попался. Иван, вставай! Я тебе поверил! Да вставай же!.. Что же это с ним... Что у них там случилось?!.. Иван! Дурацкие твои шутки! Ну, сейчас ты у меня вскочишь... Королевич Елисей – болван, придурок, валенок лукоморский!.. Иван!.. Спит... Ах, чтоб провалился этот Орландо со своей зазнобой... Не хотел ведь я тебя туда пускать... Как чуял ведь...
   – Куда летим-то, достопочтенный? – не выдержал ковер. – Определитесь сразу, а то потом ведь порешите, что не туда летели, а кому в такую даль везти вас обратно, а? Мне ведь уже не триста лет, не половичок уж поди.
   – Чево? – недопонял Серый, некстати отвлеченный от своих горестных мыслей.
   – Садиться где будем, говорю!
   – Там, – раздраженно ткнул пальцем себе под ноги Волк. – Хоть где. Найди ровное место и сядь. Привязался на мою голову!
   – Ах, привязался... Ну, хорошо, – пробормотал ковер и сделал все, как ему было сказано – быстро нашел превосходно ровную поляну и сел.
   Не остановило его даже присутствие на месте посадки маленькой избушки.
   Хлоп. Бух. Шмяк.
   – Хррр...
   – Ах ты, тряпкин сын!!!
   Серый вскочил, яростно вращая глазами и потирая отбитый бок.
   С двускатной крыши, откуда они только что двое и скатились, как черкасское седло со спины тощей коровы свисал их ковер. И если бы Серый мог поверить в это, он бы сказал, что тот удовлетворенно ухмылялся.
   – Ну, я тебе еще покажу, одеяло лоскутное! – и, взмахнув многообещающе кулаком и перепрыгнув через поверженную трубу, помчался на храп искать царевича.
   Долго разыскивать того не пришлось – он лежал у противоположной стены домика, под крошечным окошком, на маленькой аккуратненькой клумбочке, аккурат посредине, подложив ладошки под щеку, и чему-то счастливо улыбался во сне.
   Не долго думая, Волк стукнул в стекло.
   – Эй, дома есть кто?
   Молчание было ему ответом.
   – Эй, хозяева! Не бойтесь! Это мы тут нечаянно!
   От второго стука стекло, глухо хрупнув, сломалось.
   – Еще лучше... – мрачно пробурчал Серый, осторожно вынимая осколки из рамы. – Теперь только стену повалить осталось – и... и...
   Пальцы стали липкими.
   Озадаченный разбойник оглядел их со всех сторон – крови, вроде, нет – и, на всякий случай, лизнул.
   Барбарис? Дюшес?
   Мятная!
   Он лизнул еще. На этот раз – стекло.
   Так и есть. Леденец. В мармеладной раме. С карамельным наличником. И стены – из пряников "Белочка" с паклей из сахарной ваты между коврижками. Траля – ляля – ляля. А я сошла с ума. Какая досада.
   Серый изо всех сил зажмурился, потряс головой, снова растопырил глаза – ничего, и даже хуже. Теперь на краю опушки показалась еще и маленькая старушка в черном.
   "Шоколадная, наверно. С апельсиновой начинкой," – истерично хохотнул про себя Волк, последним отчаянным усилием протирая рукавами очи.
   Не помогло.
   – А, вот и гости ко мне пожаловали, как с неба свалились, – улыбнулась старушка, и удивительно легко для ее возраста ступая, уверенно зашагала к путешественникам.
   – Извините, пожалуйста, – беспомощно развел руками Серый. – Мы тут на ваш торт маленько упали...
   – На мое... что?
   "Старческая тугоухость", – мгновенно поставил диагноз Волк и проорал:
   – МЫ ТУТ НА ВАШ ТОРТИК ПРИЗЕМЛИЛИСЬ НЕЧАЯННО!
   – И незачем так кричать, молодой человек, – обиженно заявила бабулька. – Во-первых, я не глухая, а во-вторых, это не мой тортик...
   – А чей?
   – ЭТО НЕ МОЙ ТОРТИК, ЭТО МОЙ ДОМ, К ВАШЕМУ СВЕДЕНИЮ!
   – Ну все равно, по-моему, ничего серьезного тут не сломано, чего нельзя было бы поправить за месяц-два ремонта, – вежливо выразил надежду отрок Сергий.
   – А что это такое там на крыше? Очень веселенькая расцветочка, конечно, но...
   – Не волнуйтесь, сейчас все исправим! – засуетился Серый и дернул ковер за свисающие почти до окошка кисти.
   Раздалось шершавое "Ой!", и ковер с грохотом и остатком трубы обрушился на землю, прикрыв собой Ивана.
   – Ой, – повторил за ковром Волк и развел руками. – Но не волнуйтесь, сейчас все исправим!..
   – Не надо! – испуганно пискнула старушка. – Не надо. Я сама. Потом. Когда вас провожу.
   – Уже уходим, – поспешил ее успокоить Серый. – Ну, Иванушка, раз-два-взяли! – и он, подхватив царевича под мышки, поволок его с клумбы, сея среди цукатных фиалок и желатиновой травы смерть и разрушение.
   – Мои цветы! – отчаянно всплеснула руками бабулька. – Мои узамбарские фиалки! Из самого Узамбара!.. А что это с вашим другом, молодой человек? Он умер?
   – Умер?! – Серый в панике заглянул Иванушке в лицо. – Да нет же... Почему вы так решили?
   – Да потому, что с больными и ранеными так не обращаются, а спящий... спящий...
   – Что – "спящий"? – впился глазами в лицо старушки Волк. – Что – "спящий"? Что вы хотели сказать? Вы что-то знаете?
   – Извините, что я вмешиваюсь, конечно, молодой человек, но ваш друг, случайно, не принц?
   – Ну, вроде того... Он царевич. А что?
   – Тогда все понятно. Он хотел поцеловать принцессу Оливию, не так ли?
   Мысль о том, чтобы Иван захотел кого-либо поцеловать, кроме своего коня, Волка изрядно развеселила.
   – Нет. Он не хотел ее поцеловать. Точнее, это не он хотел ее поцеловать. Он про нее только вчера вечером первый раз услышал.
   – Значит, это вы хотели? – не прекращала расспросы хозяйка.
   – Не было печали! – сплюнул Серый.
   – Молодой человек, в обществе незнакомых пожилых дам воспитанные молодые люди не должны плеваться, – осуждающе покачала головой старушка.
   – Так в чем же дело! Давайте познакомимся! – встрепенулся Волк. – Меня зовут Сергий, прозвание мое Волк, а призвание – бродяга. Но друзья называют меня просто сэр Вульф. А это – царевич Иван Лукоморский, и этим все сказано, – и он сделал что-то среднее между реверансом и книксеном в лучших традициях мюхенвальдского двора.
   Старушка то ли неодобрительно поджала губы, то ли попыталась скрыть улыбку.
   – Меня зовут мадам Баунти, друзья называют меня тетушкой, а по призванию я – фея.
   В мозгу Серого при этом слове тут же звякнул тревожный колокольчик, и разбойник подозрительно покосился на новую знакомую.
   – Это какая фея? Одна из тех, поди, еще?
   – Одна из каких? – так же подозрительно прищурила левый глаз тетушка Баунти.
   – Из тех. Которые эти. Да, поди, еще, та, – пояснил Волк.
   – Из тех, которые эти, какие те? – уточнила фея.
   – Не те, которые те, а те, которые эти, – любезно разъяснил Сергий.
   – Те, которые эти, не могут быть этими, особенно из тех.
   – Из тех эти как раз те.
   – Как вы могли такое подумать!
   – А что? – смутился Волк. – Когда тут такое рассказывают...
   – От кого вы вообще услышали эту историю?
   – От пострадавшего, конечно. От принца Орландо.
   – Орландо?.. Бедняжка... Я надеюсь, ему уже лучше.
   – По-моему, ему уже никак.
   – То есть как – никак? – снова недопоняла фея.
   – То есть никак никак. Последний раз я его видел, когда он пытался добраться до своей принцессы.
   – Ну, после этого я его вынесла из заколдованного леса живого, хотя и не совсем здорового – никогда бы не подумала, что он зайдет так далеко. Очень настойчивый молодой человек, этот Орландо.
   – Из леса? Как он там оказался? Они же с Иваном залезли на самый верхний балкон самой высокой башни. Что он делал в лесу-то?
   – С Иваном? Балкон? Башня? Юноша, что вы говорите – какой Иван, какой балкон – это было вчера – у меня не склероз еще – и он был один и полез в заколдованный лес, чтобы попасть в замок, а не наоборот!
   – Бабушка...
   – Тетушка, с вашего позволения, молодой человек.
   – Да, тетушка. Я помню. Ну, так вот, бабушка. Не далее, как вчера мы нашли его в лесу. В простом. И не далее, как сегодня утром они с Иваном-царевичем с ковра-самолета спустились на балкон спальни принцессы. Вернулся один Иван, который с тех пор не может проснуться. Орланду я больше не видел. И если вы к этому...
   – Он был внутри?! – подпрыгнула тетушка Баунти как ужаленная. – Скорее в дом!
   Быстрей! Если еще не поздно!!!
   Иванушке снилось, что пахло ванилью и корицей. Что лежал он на матрасе из бисквита с прослойкой из вишневого варенья и укрывался огромными блинами, а над головой его, под низким потолком из горчичных сухарей, висела большая груша, которую почему-то нельзя было скушать, а вокруг нее вились изюмрудные козявки. Над ним то и дело склонялась старушка из черного и белого шоколада с апельсиновой начинкой и поила и обрызгивала его чем-то, что по вкусу и запаху напоминало Ивану глубокое детство, осеннюю ярмарку и заморских гостей с их сладкими улыбками, речами и яствами, название каждого из которых – сказка странствий... При этом шоколадная бабушка приговаривала шепотом, делая певучее ударение на каждом загадочном слове: "Кориндер! Фенугрик! Турмерик! Кумин! Блепепер! Репепер! Бейлиз! Целери! Нутмег! Кловес! Онион! Гингери!.." А потом еще раз... и еще... и еще... и еще... И вот уже царевич невольно повторяет за ней: "Целери! Нутмег! Кловес! Онион! Гингери!.."
   А вот и без Серого тут не обошлось... Интересно, а он в этом сне из чего сделан? Судя по цвету лица – наверное, из халвы... Он как-то непонятно смотрит на Иванушку и сосредоточенно повторяет за смешной старушкой: Гингери...Кориндер...Фенугрек... Финугрик... Фингурик...