– Как было бы интересно посмотреть на них! А где они водятся? А хвосты у них есть? А копыта? А там что за толпа такая? Смотри, Ликандр, там просто столпотворение какой-то!..
   – А-а, это базар, наверно...
   – Базар!.. Скорее туда!.. Гляди, вон ларьки с одеждой... А вон еще... А там, похоже, только ткани продают... А тут – украшения и амулеты!.. А здесь посуда из глины... А за ней – мебель!.. И не лень же это продавцу тащить сюда все эти мраморные столы, скамьи, фонтаны...
   – Это забегаловка, она все время тут, – снисходительно прояснил вопрос Серый, и тут же предложил:
   – Давай, пожуем чего-нибудь?
   – Дав... Ай!.. Что там?!..
   – Где?
   – Там! Смотри! Я вижу акробатов! И жонглеров! И человек пляшет на натянутой веревке!.. Я узнала!!! Это бродячие артисты!!! Пойдем, скорее пойдем посмотрим!..
   – А гляди – вон еще осел ученый!
   – И обезьянка!
   – Ха, вот умора!
   – Вот дают!
   – Вот это да!..
   – Браво!
   – Молодцы!
   – Ликандр, погляди! Артистам все деньги кидают!.. А у нас, случайно, нет ничего?..
   – Ну, как это нет, – возмущенно отозвался Волк, вынимая из широких штанин только что стыренный кошель и отсыпая в дрожащую от возбуждения ладошку Мими несколько медяков.
   – Браво!!!
   – Еще!!!
   – Мими, пойдем, нам еще на оракул посмотреть надо успеть до вечера, – потянул он за край туники Медузу.
   – Ой, конечно пойдем!.. А пожевать?..
   Пожевать продавали тут же, разносчики с лотков, и если бы страшный зверь гигиена забрел бы сюда и съел хотя бы одну сосиску, то, скорее всего, скончался бы, не задумываясь, в страшных мучениях. Но, поскольку кроме баранов из животного мира поблизости никого не было (а недавно была отпразднована знаменательная дата – две тысячи лет до открытия микроорганизмов), то пожевать наши туристы смогли вполне спокойно и безопасно.
   И, в случае Серого (в уникальном случае!), без аппетита.
   Как рассказать Медузе про оракул и предсказание – это был его большой больной вопрос, который, надеялся Серый поначалу, по ходу дела прояснится, рассосется и решится сам. Но сейчас до визита к безумным пророчицам и их горгононенавистническим жрецам оставалось не больше часа, а деликатная проблема разрешаться отнюдь не собиралась, а, скорее, наоборот, все усложнялась и запутывалась, делая правду невозможной, а ложь – бессмысленной.
   И Волку оставалось только одно – ждать и тянуть до самого последнего, и верить в то, что его печальная фигура из гранита или керамики не начнет новую коллекцию удивленных сифий.
   – Мими, эй, Мими, да иди же ты сюда! – вытащил он за руку восторженную Медузу из очередной палатки с туниками, гиматиями, плащами и прочим трикотажем, названия которому он не мог и предположить.
   – Что? – крайне неохотно позволила она извлечь себя из самого сердца женского рая.
   – Я говорю, если ты хочешь посмотреть оракул, мы должны торопиться – там всегда толпа народу, и, кроме того, нам надо еще украс... купить жертвенного барана.
   – Конечно хочу! – встрепенулась горгона. – Что же ты молчал! Пошли быстрее!
   – Идем вон туда, к навесам направо – жертвенной скотиной торгуют только там.
   Скученность искателей предсказаний вокруг оракула превзошла все ожидания Волка. Если бы он не был здесь раньше, он не сумел бы найти даже ворота в ограде.
   – Мими, держись, потеряешься! – предупредил он горгону и заработал локтями изо всех сил. – Пропустите! Пропустите, говорю! Позвольте пройти, дедуля!.. Дамочка, осторожней – у вас кошелек упал вон там!.. Пропустите женщину с ребенком!.. Как где – посмотрите на нас! Какая разница, кто из нас кто!.. Какое место – ваше? Ничего, сейчас мы пройдем дальше и освободим ваше место, ничего с ним не случится!.. Пропустите!.. Да подвиньтесь же вы, бараны!.. Причем тут вы, я вон им говорю... Но вы тоже подвиньтесь. О, Господи! Да откуда же вас тут столько набежало-то!.. Праздник у вас тут какой, что ли?!..
   – Лучше! – обернулось к нему простодушное загорелое лицо стеллийской национальности со щербатой улыбкой. – Сегодня весь народ собрался поглядеть, как молодой царь Пасифия...
   – Едет!!!..
   – Едут!!!..
   – Посторонись!.. – завопили откуда-то сзади, и вся толпа колыхнулась как тяжелая океанская волна, пытаясь одновременно не попасть под колеса парадной колесницы черного и красного дерева и рассмотреть как можно ближе того, кого они ждали здесь чуть не самого утра.
   – Ура!!!..
   – Да здравствует!!!..
   – Будет славен!!!..
   – А-а-а-а!!!..
   – Ой-й-й!!!..
   – Поберегись!!!..
   – Славься!!!..
   – С дороги!!!..
   – Помогите!..
   Серый закрутил головой, стараясь засечь, откуда исходит угроза быть перееханым, и, на всякий случай, покрепче схватил горгону за запястье.
   – Баран!.. Ликандр!.. Они задавят бедного барашка!!!..
   – А-а, да чтоб его мухи съели!.. – раздраженный Волк быстро намотал веревку на кулак и ухватил свободной рукой барана за шкворник.
   Слева от него прошло какое-то движение. Зеваки, стиснутые как беломорины в коробке, тем не менее ломанулись направо и налево, роняя и давя менее поворотливых, спеша дать дорогу царскому кортежу.
   Медуза бросилась направо.
   Баран – налево.
   И Серый вдруг понял, что стоит нарастопырку прямо посредине очистившейся дороги и как раз перед монаршей колесницей.
   – С дороги!!! – заорал на него возница, и лошади встали на дыбы. – Зашибу!!!..
   – Щаз!.. – печально констатировал факт Волк.
   – Ликандр!!! – осознав, что с ее приятелем происходит что-то неладное, бросилась к нему Медуза.
   – Что это вы себе позволяете?! – гневно подбоченясь, обратилась она к вознице, и узамбарские косички на ее голове слегка зашевелились. – Вы что – не видите, что тут люди ходят?!..
   – Вон, быдло! Заткнись! – и ретивый возница махнул на горгону кнутом.
   Он так и не понял, что в последние мгновения своего существования в виде белкового тела человеку лучше всего было бы найти более смиренное занятие.
   Толпа ахнула.
   Им было глубоко все равно, что таким образом на их глазах создавались бессмертные произведения искусства, по которым о них будут судить и восхищаться бесчисленные поколения потомков.
   Им стало страшно здесь и сейчас.
   – Что происходит?! – перекрывая разбегающуюся кругами по людскому морю панику прозвучал сильный мужской голос. – Эй, кто там стоит на пути?
   – Нет, это ты скажи, кто тут народ лошадьми давит! – внахалку попер на седока Волк, чувствуя за собой каменную стену поддержки Мими. – А, ну-ка, иди сюда!.. Царь тут нашелся!.. Вырядился!..
   Если бы не баран, все еще привязанный к левой руке Серого, его атака выглядела бы весьма эффектно.
   – Это что еще за наглец? – выглянула из-за плеча юного монарха в золотом плаще суровая женщина.
   – Ликандр!..
   – Что?..
   – Ликандр!!! Ты меня не узнаешь?!.. – царь всплеснул руками.
   – Нет?..
   – Мы же с тобой вместе были у оракула!.. Ты наступил мне тогда на ногу! Помнишь? Это же я, Язон!!!..
   – Язон?.. Язон... Язон!!!..
   Не дожидаясь, пока царь слезет вниз брататься, Волк, стряхнув, наконец, злополучного барана, заскочил в колесницу, и давние знакомые радостно облапили друг друга.
   – Язон!.. Я вижу, ты успел с тех пор жениться!
   – Да, – широчайшая улыбка расплылась по всему лицу царя, и даже залезла слегка на уши. – Это моя любимая жена Паллитра. Я привез ее из нашего похода за золотым руном! И она сама стоит своего веса в золоте! Но если бы ты знал, какие испытания мы пережили, прежде чем я смог попросить ее стать моей царицей!.. Если бы не наш златоуст Ион, на ее острове сложили бы головы все герои Стеллы!.. В гневе она страшна!..
   – Наверное, только люди с крайнего севера знают, что женщин надо убеждать не мечом, а лаской, – игриво улыбнулась мужу Паллитра.
   – А кто эта девушка с тобою рядом, Ликандр? Неужели и ты тоже...
   – Нет! – не дал ему договорить Серый. – Это моя приятельница Мими. Мы вместе путешествуем. Знакомьтесь.
   – А, кстати, что случилось с нашим возницей и лошадьми? – осознал вдруг Язон.
   – А что случилось с толпой? – отсутствие движения и звука вокруг при присутствии нескольких перепуганных тысяч человек обратило на себя внимание Серого.
   Женщины поймали взгляд друг друга, брат по оружию признал брата, несмотря на то, что оба они оказались сестрами, и идентичные лукавые улыбки скользнули по их губам.
   – Ступор после несчастного случая, – ответила за себя и за горгону молодая волшебница. – С полной последующей потерей памяти.
   – Я уверена, что с лошадьми не случилось ничего необратимого, – добавила от себя Мими.
   Озадаченный Язон постучал согнутым пальцем по спине изваяния.
   – Хм-м... Когда его товарищи сегодня утром сказали, что у него каменное сердце, я не думал, что это распространится по всему организму так быстро... Как горгона над ним пролетела...
   Медуза захотела было что-то сказать, но Серый быстро подал ей тайный знак молчания (наступил ей на ногу и исподтишка показал кулак).
   – А, кстати, Ликандр, смотри, как забавно – еще месяц назад я никогда не слыхал такого имени, как твое, а сегодня знаю уже о двух людях с таким именем!
   – Да? – вежливо поинтересовался Волк.
   – Да. Это, во-первых, ты, а во-вторых, наш чудесный царевич Ион, который согласно полученному от одной колдуньи предсказанию уплыл сейчас с друзьями на осаду Трилиона, ищет человека с таким именем!
   – ИОН?!
   – Ну, да. А...
   – Такой мечтательный, культурный, с большим старинным серебряным кольцом с нефритом на правой руке?
   – Ну, да. А откуда ты его знаешь?
   – ГДЕ НАХОДИТСЯ ЭТОТ МИЛЛИОН?
 
* * *
 
   – Корабли приближаются! Корабли приближаются!
   – Видим, не слепые.
   – Сколько их?
   – Пять... Шесть... Шесть!
   – Клянусь Дифенбахием, это наши доски!
   – Да уж пора бы! Чем раньше начнем, тем теплее будет зимой!
   – Десятый год подряд в палатках на ветру продуваться! Дудки!
   – А ты доспехи не снимай!
   – Умный какой нашелся! Сам не снимай! Даром что всего пятый год тут воюешь – а уже в доспехах, небось, только малину собирать ходишь!
   – Да сам-то!.. Сам-то!..
   – Ну, хватит вам! Приготовились разгружать!
   – ... да и где она, малина-то... Три года назад последнюю вытоптали... Хоть какое-то развлечение было... А сейчас одна радость – если Семафор с Одесситом подерутся – ставки делать...
   – Трилионцы ведут себя нечестно!
   – Если ты украл чужую жену – поступай как порядочный человек! Защищайся! Делай вылазки, карательные экспедиции, назначай сражения, поливай осаждающих кипятком, бросай в них гнезда диких пчел, горящие бочки со смолой!.. Делай же что-нибудь!..
   – Правильно! Они нас ни во что не ставят! – Три тысячи человек ожидают их уже десять лет – а им хоть бы что!..
   – Пользуются тем, что мы не можем достать их там!..
   – Трусы! Спрятались за стенами – и думают, что им это сойдет с рук!
   – Так сходит ведь...
   – Но есть справедливые боги! Рано или поздно наша все равно возьмет!
   – Возьмет, возьмет... Возьмет и уйдет... Посидев тут еще лет сорок...
   – Брюзга!
   – Дурак!
   – Сам дурак!
   – От дурака слышу!
   – Эх, досочки наши хорошенькие!.. Такие дома отгрохаем – хоть еще десять лет под этим треклятым Трилионом сиди, хоть пятьдесят!..
   – Типун тебе на язык!..
   – Дома!.. Бабские нежности!
   – Никогда бы не поверил, что чтобы отрубить голову одной неверной жене надо десять лет времени и три тысячи войска!
   – И еще не все...
   – И еще не все. Если уж ему так приспичило – Меганемнон мог бы уже тридцать раз жениться, обзавестись рогами и тридцать раз спокойно избавиться от изменщиц! А тут сидит, одну столько времени караулит...
   – Любовь... Что поделаешь...
   – Кончай трепаться! Как бабы!.. Цепочкой строй-ся!
   – Эй, на судне! Давай концы!
   – Отдашь тут концы...
   – Хлорософ, в ухо получишь!
   – Молчу, молчу...
   – Ребята, не зевай!..
   Набежала и отступила тяжелая волна, оставив на широкой полосе прибрежной гальки тяжелые туши шести сухогрузов. Солдаты, сразу бросив пререкаться, хрустя сандалиями по камешкам, не спеша, потрусили помогать выгружать долгожданный стройматериал.
   Если уж упрямству их предводителей не было никакого разумного предела, и они желали, во что бы то ни стало, продолжать осаду Триллиона до победного конца, то второй десяток лет рядовые воины хоть разменяют в удобных деревянных казармах. А через год, глядишь, еще один бунт – и им разрешат привезти их жен, детей, собак, коз; разведут виноградники, посадят пшеницу и оливковые деревья взамен сожженных сгоряча в первый день осады десять лет назад... Жены потребуют построить библиотеку, театр, стадион, бани, ипподром... Будут приезжать на гастроли самые известные трагики Стеллы. Проводить чемпионаты Мирра. Да мало ли еще чего!.. И отчего бы тогда не поосаждать в таких условиях?.. И вот тогда эти трилионцы сами попросят разрешения открыть ворота и выйти к ним, да только кому они тогда будут интересны!.. Ну, разве только обманутому Мегамемнону...
   Командир сотни Криофил Твердолобый решительно направил свои стопы к самому большому кораблю, на носу которого стояли и, судя по всему, готовились к высадке какие-то люди.
   – Эй, вы, там, на корабле!.. Кто такие? Чего тут надо? Здесь идет война, и посторонним тут не место!..
   Но, не обращая ни малейшего внимания на грозную тираду Криофила, на камни мягко спрыгнул плечистый молодой воин. На руках у него, нервно ухватившись за кряжистую шею, примостился маленький старичок.
   Шагнув на сухую гальку, воин бережно опустил свою тщедушную ношу.
   – А, Термостат, рад видеть тебя, бродяга, рад видеть! Ты не забыл, что только ради тебя я проделал весь этот путь в душной каюте на двоих с самой страшной морской болезнью, когда-либо испытываемой простым смертным!.. Дай-ка я обниму тебя, мальчик мой... Как ты вырос... Как изменился... Твой прадед гордился бы тобой сейчас, клянусь Меркаптаном!
   И дедок, украдкой смахнув набежавшую слезу в взъерошенную бороду, нежно обхватил Криофила в районе бронированной талии.
   Праздный наблюдатель, каковых поблизости было в изобилии, мог бы лицезреть в этот момент на лице сержанта целый калейдоскоп самого обширного ассортимента чувств с тех пор, как человеческие чувства вообще были изобретены.
   Отвращение, высокомерие, гнев, непонимание, изумление, озарение, восторг, восхищение, благоговение, смущение, раскаяние, стыд... Пожалуй, список можно было бы продолжать и продолжать, и закончить как раз к предполагаемому завершению осады, лет, эдак, через ...цать, или даже ...сят, но тут вмешался Хлорософ.
   Он подбежал, брызжа мелкими камушками и осколками ракушек, и со всего размаху, не заботясь о тормозном пути, хлопнулся на колени перед старичком.
   – Демофон! О, милостивые боги Мирра!!! Это же сам Демофон!!! Этого не может быть!!! Ребята, бросайте все – скорее сюда!!! К нам приехал Демофон!!!.. Великий Демофон!!! Непревзойденный Демофон!!! Сюда!!! Бегом!!! Смотрите!!!..
   Как железные опилки к магниту на листе бумаги в известном опыте, со всех сторон, куда долетал трубный глас Хлорософа, к месту высадки странного пассажира устремился стеллийский народ. Солдаты спешили и толкались, стремясь увидеть самого живого Демофона, если останемся сами живыми, то есть, осада закончится раньше, чем истечет человеческий век, будет что рассказать дома родне и что вспоминать всю жизнь...
   Самые горячие головы стали стрелять в воздух.
   Стрелы падали на другие горячие головы, после чего им приходилось немного охладиться в холодке и прийти в сознание. Но никто не жаловался.
   Сойди сейчас, кажется, на землю Дифенбахий – никто бы на него и не отвлекся, даже если бы тот поразил все войско своими огненными стрелами-молниями, солдата за солдатом...
   В случившейся толчее и суматохе никто не обратил внимания, как с того же корабля, подальше от возбужденных почитателей Демофона, в самые волны, спрыгнули еще два человека, и их встретил тот самый воин, высадивший знаменитого старика на трилионскую землю.
   Вода захлестнула сапоги Иванушки, и внутри сразу что-то плотоядно причмокнуло и аппетитно захлюпало, но царевич даже не среагировал.
   Как завороженный, наблюдал он за феерическим зрелищем встречи.
   – Кто это? – отчего-то шепотом спросил он у Трисея.
   – Это – Демофон.
   – Кто такой Демофон? – не унимался озадаченный Иван.
   – Демофон – это наше все, – торжественно объявил тот.
   – Демофон... Демофон... – наморщив лоб, забормотал Иванушка. – Демофон...
   И встрепенулся, сконфуженно переводя взгляд с Ирака на Трисея и обратно.
   – Уж не хотите ли вы сказать, что это тот самый Демофон, который...
   – Именно тот самый.
   – Не может быть!!!..
   – Может.
   – Но он же... Ему же... Его же...
   – Да.
   – И вы всю дорогу молчали об этом!!! То есть, я все это время находился на одном корабле с самим Демофоном, и вы говорите мне об этом только сейчас?!..
   – Н-ну...
   – О, милостивые боги Мирра!!! Это же сам Демофон!!! Великий Демофон!!!
   И Иванушка, сунув переметную суму в руки Трисею, не разбирая дороги, очертя голову кинулся в гущу солдат. С каждым его шагом истерично хлюпали полузатопленные волшебные сапоги, извергая изо всех своих отверстий яростные разноцветные фонтаны и фонтанчики соленой воды.
   – Ион, постой, куда ты!.. – растерянно взмахнув руками, последовал за ним Ирак.
   Трисей проводил удаляющуюся фигуру взглядом. "Ну, и педилы..." – тихо покачал он головой.
   – ...извините, многоуважаемый Демофон, но я вовсе не Термостат, – виновато оправдывался Твердолобый, когда Иванушка все-таки смог пробиться сквозь армию любителей стеллийской литературы. – Вы меня не за того принимаете...
   – Ох, прости старика! – энергично взмахнул тоненькой иссушенной ручкой, похожей на куричью лапку, Демофон и, напряженно сощурившись, обратился к лукоморцу:
   – Термостат!.. Ну как же я не признал тебя сразу!.. Ну, веди же меня, веди, я так и горю от нетерпения наконец увидеть...
   – Извините, многоуважаемый Демофон, но я тоже не Термостат, – смущенно проговорил Иван.
   – Не Термостат?.. – знаменитый поэт озадаченно перевел взгляд близоруких бесцветных глаз с одного человека на другого, нахмурил кустистые брови и вдруг тоненько засмеялся, грозя обоим пальцем-прутиком:
   – Не Термостат!.. Ха-ха-ха!.. Ах, вы, шалуны! Как были мальчишками, так и остались!.. А ведь по шестьдесят лет уже обоим!.. А похожи друг на друга по-прежнему – как две оливки в салате!
   Белобрысый долговязый царевич и коренастый чернобородый сержант непроизвольно, на всякий случай, быстро оглядели друг друга, потом себя, потом выжидательно посмотрели на Демофона.
   – Ну, Гидролит, а теперь расскажи мне, кто все эти хорошенькие девушки. Они, наверное, собрались специально в честь этого торжественного события? Ты меня с ними познакомишь? – обвел широким жестом собравшихся вокруг старичок.
   Толпа закованной в броню солдатни охнула и слегка откачнулась назад. Кто-то растерянно хихикнул. Большинство сочувственно закачало головами и понимающе вздохнуло.
   Иван решил, что настал черед того, ради чего он пожертвовал парой золотых пряжек, куском туники и плащом, протискиваясь сквозь строй неуступчивых и вооруженных до зубов читателей.
   – Уважаемый Демофон! – трепетно взял он за худенькую ручку литератора. – Я так счастлив видеть вас воочию! Я – самый восторженный поклонник вашего уникального таланта и прочел по много раз все ваши книги, какие только у нас издавались! Не будете ли вы так любезны не отказать мне в любезности... Могу ли я попросить у вас автограф?..
   – Проси! – великодушно разрешил уважаемый Демофон.
   – Прошу! Вы – практически живой классик! Ваши произведения переживут века!
   – Ага, ты читал их! – встрепенулся старичок. – А как тебе понравилась моя последняя поэма – "Покорение Гликозиды?" – Я ее как раз недавно купил и читаю! Это настоящий эпический шедевр!.. Подпишите мне ее, пожалуйста!
   И Иванушка выудил из-за пазухи томик размером с три силикатных кирпича, ловко распахнув его на форзаце, а из кармана – перо и походную чернильницу, и услужливо подсунул их Демофону.
   Старик вытянул шею, захлопал глазками и, наконец, дрожащая ручка неуклюже ухватила перо, попытки с пятой обмакнула его в несмываемые чернила – последнее вондерландское изобретение – и он стал старательно что-то выводить на чистом участке пергамента.
   Все следили за движением пера, затаив дыхание.
   Наконец надпись была завершена, и, горделиво улыбаясь в редкую бороду, поэт вернул книгу царевичу.
   Тот благоговейно повернул ее к себе и посмотрел на текст.
   Потом еще раз посмотрел.
   Потом еще раз повернул и снова посмотрел.
   Потом повернул ее боком.
   И снова посмотрел.
   Надпись от этого ничуть не изменилась.
   Четыре полных строчки корявых крестиков и еще три креста, побольше и покорявее, внизу, справа, рядом с чернильным отпечатком большого пальца.
   – Что... Что здесь написано?.. – нерешительно потыкал пальцем в крестики Иванушка, не оставляя самостоятельных попыток постичь смысл сих знаков.
   – Дорогому внучатому племяннику по сестре первой жены, да будет земля ей пухом, блаженной памяти Миопии, Термостату на долгую память и развлечение, и пусть светлые боги Мирра покровительствуют тебе во всех твоих свершениях.
   – А большие крестики внизу?
   – Мои имя, фамилия и ученая степень.
   И тут солдат как прорвало.
   – Мне!..
   – Мне!..
   – Подпиши автограф мне, великий Демофон!..
   – Вся наша рота тебя обожает!
   – Напиши мне в стихах, пожалуйста!
   – И мне!..
   – Нет, я первый попросил!..
   – Хлорософ, в ухо получишь!
   – Молчу, молчу...
   И абсолютно счастливый от фейерверка народного признания, великий Демофон, пыхтя и помогая себе высунутым от усердия языком, выводил крестики на туниках, плащах, щитах, ремнях и просто голых спинах, вслух читая написанное:
   – ...на долгую память... ...с пожеланиями успехов... ...счастливых лет жизни... ...почаще мыться...
   И тут откуда-то из-за стены почитателей таланта живого классика раздались и стали быстро приближаться сердитые крики:
   – Расступись!.. Расступись!.. Почему никто не работает?..
   Сержант!.. Что за базар?.. Доски ваши разгружать я буду, или позовем Меганемнона?.. Разойдись, бездельники!.. А ну, пошли отсюда, пошли!.. А это что тут еще за... Великий Демофон!!!.. Милостивые боги Мирра!.. Сам непревзойденный Демофон почтил своим присутствием ваш сброд!.. И хоть бы кто-нибудь догадался сообщить мне или Меганемнону!.. Или принести патриарху стул и навес от солнца!.. Дикари!.. Истинные дикари!.. Мне стыдно за вас, о несообразительные сыны Стеллы!..
   Даже не повинуясь, а, предугадывая, нетерпеливый жест руки, воины отпрянули назад, освобождая пространство вокруг гордого гения стеллийской письменности.
   – Сержант Криофил! Бегом в лагерь – приготовьте отдельную, самую лучшую палатку для патриарха, и поставьте ее рядом с нашими с царем!
   – Слушаюсь!!!
   – Остальные – прочь работать! Бездельники, ротозеи, а не войско!..
   Отвлеченный столь громким вторжением, старичок с трудом разогнул костлявую спину, вытер пот со лба, оставив по всему лицу широкие чернильные полосы и, напряженно прищурившись, стал вглядываться в гостя.
   – А, Термостат! Вот ты куда подевался! А где моя поэма, которую я тебе только что подписал? И, кажется, ты что-то говорил про стул и навес?..
   – Термостат?.. – начальственный вид вновь прибывшего сменился растерянным. – Извините, многоуважаемый Демофон, но я вовсе не Термостат...
   – А, я так и знал... Значит, ты все-таки Гидролит! Ну, веди же меня к своему брату – ведь я проделал весь этот долгий путь – а ведь мне уже не сто лет! – только ради него! На какой день у вас намечено открытие статуи? Только не говори мне, что я опоздал!..
   – Открытие какой статуи? – только и смог вымолвить пришелец.
   – А сколько их у вас тут? Гидролит, малыш, к чему эта игра в загадки! Твой брат...
   – Но у меня нет брата!..
   – ...сообщил мне, что он спроектировал и соорудил самую высокую в мире статую и пригласил меня на открытие, чтобы я описал ее в своей новой поэме и донес его деяние до восхищенных потомков! Но, по-моему, между нами говоря, не так уж она и велика – когда мы подплывали к Колоссу, я все глаза проглядел, и не смог увидеть даже намека на какое бы то ни было изваяние вообще, не говоре уже о его Родосе!
   – К Колоссу?..
   – Кстати, как сейчас помню, в детстве у него был ручной хомячок, и звали его, кажется, тоже Родос, и он...
   И только теперь военачальник стеллиандров, проделав, по-видимости, гораздо более дальний путь, чем живая легенда Стеллы, сумел, наконец-то, прийти в себя.
   – Но уважаемый Демофон! – смуглые мускулистые ручищи осторожно обхватили птичьи лапки поэта, и тот на мгновение примолк.
   – УВАЖАЕМЫЙ ДЕМОФОН! ЭТО НЕ КОЛОСС! ЭТО ЗЕМЛИ ТРИЛИОНА! И МЫ ТУТ ОСАЖДАЕМ ГОРОД, А НЕ ОТКРЫВАЕМ СТАТУИ! СУДЯ ПО ВСЕМУ, ВЫ ОШИБЛИСЬ КОРАБЛЕМ ПРИ ПОСАДКЕ! И Я НЕ ТЕРМОСТАТ – Я ОДЕССИТ!
   Старичок озабоченно наморщил лоб, обдумывая услышанное, но вскоре, просветлев, ласково похлопал Одессита по руке, оставляя в изобилии с каждым прикосновением смазанные чернильные отпечатки.
   – Очень хорошо, любезный Одиссей! Приятно с тобой познакомиться! А теперь проводи меня к Термостату – мальчик, наверное, уже заждался! Он тебе даст хорошие чаевые... Да, и все хотел сказать – какие тут у вас, на Колоссе, кудрявые девчонки! – и он проникновенно ущипнул за пятую точку Хлорософа.