Страница:
Для достижения намеченной в этой операции цели войска генерала И. Д. Черняховского должны были разгромить тильзитско-инстербургскую группировку и в дальнейшем развить наступление в направлении на Кенигсберг.
Маршал А. М. Василевский попросил меня иметь в виду, что с переходом в наступление Белорусских фронтов войска 1-го Прибалтийского должны быть готовы частью своих сил, в том числе и авиацией, оказать необходимую помощь генералу И. Д. Черняховскому.
…В конце первой декады января в большом поселке, где были расположены части береговой обороны флота и одна морская истребительная авиационная дивизия, по взаимной договоренности я встретился с командующим Краснознаменным Балтийским флотом адмиралом В. Ф. Трибуцем. На меня адмирал произвел самое хорошее впечатление. Он прекрасно знал обстановку на всем Прибалтийском театре военных действий, понимал переживаемые нами трудности и по возможности старался помочь их преодолеть. Мы особенно дружно решали общую задачу — не выпустить из Курлдидии группу армий «Север». Командующий флотом охотно предложил мне в случае необходимости использовать для обороны побережья как его истребительную авиационную дивизию, так и тяжелые железнодорожные артиллерийские дивизионы. Это предложение устраивало нас: ведь артиллерия могла вести огодь не только по морским, ни и по сухопутным целям. Bместе с адмиралом Трибуцем, мы побывали на готовящемся месте базирования торпедных катеров, где работали около тысячи саперов нашего фронта, потом осмотрели огневые позиции артиллерийских железнодорожных дивизионов.
После озлакомления с положением дел в этом районе и увязки некоторых вопросов я вылетел в Кальварию и доложил маршалу А. М. Василевскому о проделанной работе. Александр Михайлович одобрил согласованные нами меры по улучшению взаимодействия войск фронта и флота.
Едва успел я вернуться от Василевского к себе в штаб, как генерал А. П. Белобородов по телефону ВЧ доложил мне:
— В пятнадцать двадцать десятого января крупные силы пехоты при поддержке шестидесяти танков атаковали части генерала Ибянского из района Клайпеды на Кретингу… Принимаю меры по отражению наступления.
Генерал Курасов, присутствовавший при этом разговоре, возмутился:
— Вот нахалы, неужели они надеются соединиться с курляндской группировкой?
— Если ваше предположение, Владимир Васильевич, верно, — заметил я, — то следует ожидать и встречный удар в полосе обороны армии Крейзера.
Поручив генералу Курасову выяснить обстановку в полосе 51-й армии, я приказал Н. Ф. Папивину нацелить против группировки, начавшей наступление, не менее двух дивизий штурмовиков, а по клайпедскому порту нанести мощный бомбовый удар. Вскоре Владимир Васильевич Курасов доложил, что у генерала Крейзера все в порядке, его войска отразили попытки противника нанести встречиий удар. А от Белобородова поступило известие, что главный удар пришелся по частям 179-й стрелковой дивизии генерал-майора М. М. Шкурина. Командир корпуса двинул ей на помощь полк 156-й стррелковой дивизии и 40-ю танковую бригаду. Командарм перебрасывает к участку прорыва 31-ю истребительно-противотанковую артиллерийскую бригаду и 91-ю стрелковую дивизию. Словом, необходимые меры принимаются. Оснований для тревоги не было. Но тут позвонил адмирал Трибуц, и с волнением сказал:
— Иван Христофорович, не оставь на погибель нашу артиллерию и аэродромные части.
Ему, как выясиилось, только что доложили о том, что противник особенно активно атакует участок вдоль железной дороги Мемель — Кретинга, а там как раз расположились два тяжелых артиллерийских дивизиона. Им угрожает опасность. Я заверил адмирала, что сделаем все, чтобы спасти эти дивизионы, что на помощь уже вылетают штурмовики, а генерал Белобородов спешно подтягивает туда подкрепления. Командующий флотом со своей стороны обещал немедленно послать штурмовики флотской авиации. Но, как оказалось, артиллеристы и сами не дали себя в обиду. Они ударили прямой наводкой из 130- и 152-миллиметровых орудии по прорвавшимся фашистским танкам и порядочное количество их уничтожили. Однако тяжелые орудия были недостаточно маневренны, и скоро танки проскочили в мертвую зону, то есть туда, где орудия уже не могли их достать. Тогда навстречу им вышли краснофлотцы, вооруженные противотанковыми гранатами, Первыми подбили два танка моряки из группы лейтенанта Родионова. Уже несколько машин было уничтожено, когда сверху по танкам ударили штурмовики из авиационной дивизии полковника Манжосова. Метким пушечным огнем и бомбовыми ударами они разметали их. Вскоре сюда подоспели и другие эскадрильи ффлотской авиации и 3-й воздушной армии.
На следующий дань наступающее фашистское части были повсюду остановлены, а 12 января решительными контратаками соединений 92-го стрелкового корпуса генерала Н. Б. Ибянского отброшены назад. Эта наглая вылазка блокированной в Клайпеде группировки фашистских войск вынудила нас задуматься: а не пора ли всерьез заняться этими недобитками? Начавшееся 13 января наступление войск 2-го и 3-го Белорусских фронтов в Восточной Пруссии благоприятствовало тому, чтобы покончить с ними. Мы в связи с этим поручили генералу А. П. Болобородову подсчитать силы и средства, необходимые для проведения штурма Клайпеды, и продумать замысел операции. Осуществить ее было решено после окончания очередного наступления против курляндской группировки, которому мы продолжали уделять главное внимание.
В это время мы снова попытались получить достоверные данные о том, что творится в расположении вражеских войск, стремились как можно точнее и любым способом определить их намерения. В частности, было налажено четкое взаимодействие с партизанами и подпольщиками, которые не давали покоя оккупантам в Курляндии. Когда начальник разведки фронта А. А. Хлебов еще в ноябре доложил мне о первых контактах с партизанами, я долго и внимательно изучал крохотные темно-зеленые пятна на карте Курляндского полуострова и никак не мог представить себе, как партизаны смогли уцелеть на этом клочке латышской земли, буквально нашпигованном фашистскими дивизиями. Ведь все города, населенные пункты, рощи и перелески были забиты войсками, штабами, различными карательными органами и подразделениями оккупантов. И все же партизаны и подпольщики действовали все более активно. Без их помощи нашим многочисленным разведывательным группам было бы значительно труднее добывать сведения, а иногда и просто уцелеть в этом змеином гнезде. Наши разведчики рассказывали, что основная масса народных мстителей действует мелкими группами, напасть на след которых фашистам непросто. Однако имеется ряд довольно крупных отрядов, которые смело вступают в бой с карателями и, нанося им чувствительные потери, умело маневрируют, не позволяя загнать себя в ловушку. Когда наши разведчики уходили от преследователей, они, как правило, укрывались в таких партизанских отрядах и вместе с ними успешно отбивали атаки карателей.
С особым восхищением разведчики отзывались о бесстрашных и умелых действиях одного из самых крупных партизанских отрядов, известного под названием «Булта» («Стрела»). Большую помощь партизаны получали от руководства подпольной сети советских патриотов, охватившей почти все населенные пункты вдоль побережья Балтийского моря. Руководил этим подпольем человек, о котором ходили легенды. Но настоящее имя его знали немногие. Оно было неизвестно даже нам. Лишь после войны, вступив в командование войсками Прибалтийского военного округа, я из бесед с первым секретарем ЦК Компартии Латвии Яном Эдуардовичем Калнберзиным узнал много нового об антифашистской борьбе патриотов. От него услышал я и имя этого легендарного руководителя партизан и подпольщиков. Им был представитель ЦК Компартии Латвии А. Мацпан. Узнал я и имена прославленных партизан и героев подпольной борьбы В. Семенова, М. Стрельникова, А. Лаукмана, Я. Туркса, К. Салминя, В. Кащеева, В. Валтсона, В. Барона, А. Страутманиса, Э. Элерта, К. Путкалиса, Л. Фреймане, О. Путкале и многих других мужественных борцов, о подвигах которых уже немало написано, и, будем надеяться, эта волнующая тема будет еще долго вдохновлять историков и писателей Советской Латвии.
После войны я имел возможность убедиться, что высокая оценка деятельности партизан и подпольщиков Курляндии, данная нашей фронтовой разведкой, вполне оправдана. Их активность очень беспокоила командование группы армий «Север». Вот что, например, записали фашистские «летописцы» в журнале боевых действий этой группы 13 декабря 1944 года: «…Обо всех районах Курляндии, занятых бандами, пока трудно говорить. Нападение банд особенно чувствительно в прибрежном районе Павилоста и в районах Виндавы (Вентспилс), в 10 км северо-восточнее Виндавы, Спаре, Ренды, в 20 км восточ-нее Голдингена, в Голдингене…»
Фашисты до самой своей капитуляции так и не смогли подавить деятельность партизан и подпольщиков. Вот чем, например, кончилась затеянная 5 декабря 1944 года гитлеровцами очередная карательная операция против партизан, скрывавшихся в Абавских лесах. Блокировав все выходы из массивов, каратели начали их прочесывать. Об этом стало известно в отряде «Стрела». Партизаны устроили засаду — и одним подразделением у карателей стало меньше. А в отряде прибавилось 5 пулеметов, 10 автоматов, несколько десятков винтовок, гранатомет, 2 ящика с фаустпатронами и несколько ящиков с патронами.
Едва мы начали готовить очередное наступление против курляндской группировки, как получили от маршала А. М. Василевского приказ скрытно от противника сосредоточить к северо-западу от Тильзита (Советска) главные силы 43-й армии для овладения этим городом во взаимодействии с 39-й армией, наступавшей на правом крыле 3-го Белорусского фронта. Кроме того, он предупредил меня, что 3-я воздушная армия нашего фронта должна быть готова, вместе с 1-й воздушной армией генерала Т. Т. Хрюкина принять участие в поддержке наступления войск 3-го Белорусского на кенигсбергском направлении. Общее руководство силами обеих армий предполагалось возложить на представителя Ставки маршала авиации Ф. Я. Фалалеева.
Так и не довелось Афанасию Павлантьевичу Белобородову принять участие в штурме Клайпеды. 19 января он заехал ко мне попрощаться и был не в силах скрыть своей радести. И я понимал боевого кемаддарма: ему надоело, как он сам выразился, «ждать у моря погоды». Занятые организацией систематических ударов по блокированной группе армий «Север», мы вынуждены были откладывать штурм Клайпеды, а исключительно деятельный по натуре Белобородов особенно тяжело переживал ожидание. Теперь перед его армией открывались дороги наступления в Восточиой Пруссии. И я искренне пожелал славному командарму новых побед. Высказав и мне самые добрые пожелания, Афанасий Павлантьевич щелкнул каблуками и, лихо козырнув, весело воскликнул:
— До скорой встречи после победы, товарищ командующий!
— До скорой! — в тон ому ответил я, даже и не догадываясь, что наша новая встреча состоится через каких-нибудь три недели.
Обсудив на Военном совете свои возможности, мы решили просить А. М. Василевского разрешить нам после очередного сковывающего удара по блокированным в Курляндаи армиям предпринять штурм Клайпеды. Представитель Ставка одобрил наше намерение и обещал заручиться согласием И. В. Сталина. В связи с убытием 43-й армии эта задача «по наследству» перешла к 4-й ударной, занявшей позиции на подступах к Клайпеде. Генерал П. Ф. Малышев с радостью приступил к разработке замысла предстоящего штурма. Я обещал ему необходимую поддержку авиацией, усиление тяжелой артиллерией и инженерными частями.
Сырым и холодным утром 21 января генералы И. М. Чистяков и Я. Г. Крейзер доложили, что после разведки боем ударные группировка их армий вновь перешли в наступление против курляндскои группировки. И снова начались упорные бои. На каждую атаку советских дивизий фашисты отвечали остервенелыми контратаками. Как только на одном из направлений обозначался наш успех, гитлеровцы со всех сторон бросали туда свои части, выводя их из резерва, изымая с менее угрожаемых участков. А поскольку расстояния были сравнительно короткими, подкрепления прибывали быстро. Продвижение наше было незначительным, зато перемещение вражеских частей к портам погрузки сразу прекратилось, а некоторые из них были снова возвращены на фронт. Цель нашего наступления была достигнута.
К сожалению, на войне каждая операция сопряжена с потерями. Несли потери и мы. Я, как всегда, тяжело переживал каждое донесение о гибели бойцов и командиров, особенно тех, кого знал лично. Глубокую сердечную боль доставила мне весть о смертельном ранении моего земляка, замечательного танкиста генерал-майора Ази Асланова.
Впервые встретились мы в самую трудную пору, когда войска нашего Юго-Западного фронта летом 1941 года отступали к Киеву. Обстановка была очень тяжелой. Даже смелые люди, случалось, теряли голову. И поэтому мне особенно запомнился стремительный и энергичный кавалерист, без колебаний бросившийся со своим небольшим отрядом на выручку арьергарда отступавшей стрелковой дивизии, который попал в беду. Когда фашисты были отброшены, мы познакомились с ним. Кавалерист спешился, и я удивился, какой он был маленький и по-юношески стройный. А каким грозным великаном казался, мчась на коне в атаку!
С озорной улыбкой, поглядывая на меня снизу вверх, он приложил руку к пилотке.
— Майор Асланов! — И, крепко пожав мою руку, добавил: — Из Баку. А вы?
— Из села Чардахлы, что возле Шамхора.
— О! Знаю! — обрадовался кавалерист. — Бывал там. Значит, земляки.
Осенью 1941 года майора Асланова вызвали в Москву для назначения на должность в танковую часть. Он выехал в штаб фронта попрощаться и был, как всегда, жизнерадостен и переполнен энергией. Счастливо улыбаясь, Ази показывал мне только что полученную фотографию жены и сына и весело смеялся, читая вслух письмо от сынишки, в котором тот «наставлял» отца, как бить фашистов.
В Сталинградской битве танковый полк под его командованием особо отличился, и подполковник Асланов стал Героем Советского Союза. Затем новые сражения, новые бои и новые отличия. И вдруг в июле сорок четвертого из доклада генерала Обухова я узнал, что мой земляк уже несколько дней воюет на нашем фронте. Его 35-я гвардейская танковая бригада стремительно продвигалась вперед. Из-за непрерывных боев мы смогли повидаться только в начале сентября, когда готовили наступление на Ригу. Я внезапно нагрянул в бригаду Асланова. И он предстал передо мной все такой же сухощавый и подвижный, как ртуть. Поблескивая карими глазами, он со своим характерным гортанным выговором подчеркнуто официально ответил на мое приветствие:
— Здравия желаю, товарищ командующий!
Я был искренне рад увидеть полюбившегося мне танкиста живым и здоровым и в дальнейшем постоянно следил за его боевыми делами. 35-я гвардейская, танковая бригада действовала всегда блестяще. После упомянутой выше встречи мы виделись еще один раз, да и то мельком, в боевой обстановке. Я обещал пригласить его в гости, как только покончим с курляндской группировкой.
Так и не состоялась наша встреча. В живых Ази Асланова я уже не застал. Но он не умер в моей памяти. Каждый раз, когда мне доводится бывать в Баку, я иду с цветами в один из красивейших уголков столицы Азербайджана к своему фронтовому другу. Ази Асланов смотрит с высоты своего пьедестала, и мне кажется, что вот-вот его бронзовое лицо озарится озорной улыбкой.
Итак, подготовка к штурму Клайпеды, последнего оплота фашистов в Литве, началась. Если читатель помнит, я поручил эту нелегкую задачу командующему 4-й ударной армией генералу П. Ф. Малышеву и его штабу. Помогал им в этом деле мой испытанный заместитель генерал-полковник В. И. Кузнецов.
Гарнизон Клайпеды возглавлял сорокалетний генерал Беккер, награжденный фюрером Рыцарским крестом. Наша разведка установила, что прежний состав гарнизона полностью заменен новыми частями. Солдаты и офицеры, не испытавшие ужасов бегства из Шяуляя, были настроены весьма драчливо. Один из пленных так и заявил: «Нам отступать некуда, будем драться!» Словом, все свидетельствовало о необходимости готовиться к ожесточенным боям.
Мы уже привыкли к тому, что появление на фронте вездесущих и всезнающих корреспондентов фронтовых и центральных газет предвещает начало особо горячих денечков. Вот и сейчас, не успели мы как следует обдумать замысел штурма Клайпеды, как в литовское село Кальвария, где разместился штаб 1-го Прибалтийского, нагрянула целая бригада газетчиков во главе с Н. Г. Михайловским из «Правды». По опыту зная, что от журналистов отбиться не легче, чем от вражеского десанта, я покорно вышел к ним, когда они завладели передней половиной крестьянского дома, в котором меня разместили. Любознательность корреспондентов неистощима. Поэтому мне было нелегко ответить на все их вопросы и в то же время соблюсти требования о сохранении военной тайны. Я дал подробный анализ боевых действий в Восточной Пруссии, стараясь убедить представителей печати, что именно там сейчас происходят важные события. Но мои слушатели, сославшись на то, что в Восточной Пруссии уже «воюют» их коллеги, потребовали, чтобы я посоветовал, где им находиться в ближайшие дни, Я сообщил, что сейчас идут ожесточенные бои на подступах к Лиепае, о которых в сводках Совинформ-бюро не упоминается, хотя наши солдаты и офицеры в этих схватках не щадят своей жизни, чтобы приблизить час нашей победы. Осторожно намекнул я и на то, что в скором времени интересные события могут произойти в районе Клайпеды, и при этом выразил надежду, что корреспонденты могут собственными глазами увидеть этот освобожденный порт. Достаточно утомив друг друга, мы распрощались.
Не успели еще прекратиться бои на лиепайском направлении, как генерал Малышев доложил мне о начавшихся в Клайпеде взрывах. Мы уже по опыту знали, что пожары и взрывы — первые предвестники подготовки фашистов к бегству. Значит, нервы у гитлеровского командования не выдержали. В результате прорыва войск 3-го Белорусского фронта к Кенигсбергу, а 2-го Белорусского фрегата — к Балтийскому морю восточнее Эльбинга основные силы восточно-прусской группировки вермахта тоже оказались отрезанными и прижатыми к морю. Мы поняли, что смертельная угроза, нависшая над группой армий «Центр», [111]вынуждает Гитлера спасать свои войска, блокированные в Клайпеде.
Нам не оставалось ничего другого, как максимально ускорить переход в наступление имевшимися у нас силами. Генерал В. В. Курасов выразил опасение, что два наших стрелковых корпуса, стоявшие на подступах к Клайпеде, вероятно, не смогут быстро сломить сопротивление гитлеровцев, и они не только беспрепятственно ускользнут, но и выведут всю боевую технику. Однако никогда неунывающий Михаил Васильевич Рудаков, новый член Военного совета, утешил его:
— Да успокойтесь, Владимир Васильевич, не так-то просто противнику улизнуть от нас: ведь вывезти морем такое количество войск и техники за несколько дней ему не удасться.
Мне понравилась спокойная уверенность молодого генерала. Действительно, уйти противнику трудно: с фронта мы немедленно атакуем двумя стрелковыми корпусами, а с моря его могут встретить основные силы фронтовой и флотской авиации, а также бригада торпедных катеров. И я тут же поручил Владимиру Васильевичу согласовать этот вопрос со штабом флота. А генералу П. Ф. Малышеву был отдан приказ начать штурм Клайпеды. Выполняя его, командарм решил тремя дивизиями 19-го стрелкового корпуса генерала Д. И. Самарского наступать на город с юго-востока, а силами 92-го стрелкового корпуса генерала Н. Б. Ибянского — с северо-востока. На этом же направлении генерал П. Ф. Малышев собирался ввести и свой резерв — 16-ю Литовскую стрелковую дивизию.
Перед началом наступления главных сил было решено пустить, как всегда, в разведку боем по одному усиленному стрелковому батальону от каждой стрелковой дивизии. В каждом соединении для развития успеха этих батальонов подготовили стрелковый полк второго эшелона. Нелегкая задача по расчистке пути от своих и фашистских мин, как обычно, легла на саперов.
Первыми разведку боем начали в 17 часов подразделения 179-й стрелковой дивизии генерала М. М. Шкурина. Они вклинились в фашистскую оборону, а вслед за ними командир дивизии двинул главные силы полков. К исходу дня генерал Шкурин доложил командарму, что его дивизия проникла в оборону противника на 3 километра, захвачены Каркельбек и Фридрихсганде. Тогда генерал Малышев решил двинуть в наступление главные силы обоих корпусов. Узнав о столь стремительном развитии событий на подступах к Клайпеде, я поспешил туда. П. Ф. Малышев доложил, что принял решение начать ввод стрелковой дивизии второго эшелона в полосе 19-го стрелкового корпуса и резерва армии — 16-й Литовской стрелковой дивизии — в полосе 92-го стрелкового корнуса.
Утром 27 января наступление развернулось по всей линии вражеской обороны вокруг города. Однако наступавшие части сразу «увязли», с трудом преодолевая многочисленные заграждения и сопротивление фашистов, засевших в дотах. Успешнее продвигались части 16-й Литовской дивизии. Ее 156-й и 249-й стрелковый полки настойчиво расчищали себе путь к городу. Подойдя к мощным опорным пунктам врага, они окружили их и овладели ими ударом с тыла.
В 156-м полку успех атаки обеспечили умелые и дерзкие действия стрелковой роты, которой командовал лейтенант Нарбутас. В этом бою он был смертельно ранен. Подразделения 249-го полка, овладев в ходе ожесточенной рукопашной схватки опорным пунктом, по льду форсировали реку Данге и первыми пробились к окраине города.
С ходу ворваться в город части не смогли: враг оказывал сильное огневое сопротивление. В 18 часов оба полка после 10-минутного огневого налета поднялись в атаку, но понесли потери и отошли назад. И снова умелые действия воинов двух батальонов 249-го стрелкового полка обеспечили успех. Они под покровом темноты проникли в промежутки между огневыми точками и завязали бой в тылу. Перепуганные гитлеровцы стали спасаться бегством. Командир 249-го стрелкового полка бросил в преследование 1-й стрелковый батальон, который в 3 часа ночи ворвался в город. Узнав об этом, генерал П. Ф. Малышев приказал продолжать ночной бой всем наступавшим частям. Противник открыл массированный артиллерийский огонь с косы Курише-Нерунг и беспрерывно контратаковал небольшими силами пехоты и танков.
Утром 167-й стрелковый полк 16-й Литовской дивизии под командованием майора И. В. Баранова разгромил группировку фашистов, оборонявшую вокзал, и в 5 часов 30 минут первым вышел к заливу. К тому времени и другие дивизии 19-го и 92-го стрелковых корпусов ворвались в город и к 8 часам 28 января ликвидировали там последние очаги сопротивления. Над Клайпедой взвился алый советский флаг. Находившиеся на командном пункте 4-й ударной армии руководители Коммунистической партии и правительства Советской Литвы вместе со мной и генералом П. Ф. Малышевым направились в освобожденный город.
Часть войск вражеского гарнизона, пытавшаяся спастись морем, попала под удар торпедных катеров и морской авиации. На дно пошло более сотни различных мелких судов и два крупных транспорта, на которых стремились удрать фашисты. Досталось и боевым кораблям, которые их прикрывали. Два миноносца были серьезно повреждены. Словом, моряки-балтийцы снова хорошо помогли нам.
Когда мы доложили А. М. Василевскому о результатах боев за Клайпеду, он сказал:
— С этой группировкой противника, можно считать, покончено. Теперь все усилия надо сосредоточить на Курляндии. Снимайте из района Клайпеды все, что можно, и перебрасывайте на лиепайское направление.
Штаб 4-й ударной армии, подведя итоги операции, долее о том, что в ходе боев за Клайпеду фашисты потеряли только убитыми около 5 тысяч солдат и офицеров, кроме того, они лишились 40 танков, 70 орудий, 188 минометов, более 180 пулеметов, 48 паровозов, свыше 1400 вагонов и платформ и многих других видов техники и военного имущества.
…В первых числах февраля основные соединения 4-й ударной армии приняли участок, занятый ранее войсками 51-й. Таким образом, мы собирались начать очередное наступление уже силами трех армий.
В эти дни мы расстались с А. М. Василевским, которого Ставка отозвала в Москву. Свыше полугода Александр Михайлович делил с нами все трудности фронтовой жизни с ее повседневными опасностями. Он с присущим ему тактом твердо направлял действия трех фронтов к достижению целей, которые Ставка Верховного Главнокомандования ставила перед ними.
Мы уже привыкли, что в трудную минуту можем посоветоваться с человеком, облеченным Ставкой большой властью, и без излишних проволочек добиться одобрения решения, принятие которого диктовалось быстро менявшейся обстановкой. Вот почему мы с особой теплотой и нескрываемым огорчением провожали А. М. Василевского. Его отъезд окончательно убедил меня в том, что Ставка считает дело с блокированными в Курляндии фашистскими армиями в принципе решенным, поэтому держать там начальника Генерального штаба не видит необходимости.
Маршал А. М. Василевский попросил меня иметь в виду, что с переходом в наступление Белорусских фронтов войска 1-го Прибалтийского должны быть готовы частью своих сил, в том числе и авиацией, оказать необходимую помощь генералу И. Д. Черняховскому.
…В конце первой декады января в большом поселке, где были расположены части береговой обороны флота и одна морская истребительная авиационная дивизия, по взаимной договоренности я встретился с командующим Краснознаменным Балтийским флотом адмиралом В. Ф. Трибуцем. На меня адмирал произвел самое хорошее впечатление. Он прекрасно знал обстановку на всем Прибалтийском театре военных действий, понимал переживаемые нами трудности и по возможности старался помочь их преодолеть. Мы особенно дружно решали общую задачу — не выпустить из Курлдидии группу армий «Север». Командующий флотом охотно предложил мне в случае необходимости использовать для обороны побережья как его истребительную авиационную дивизию, так и тяжелые железнодорожные артиллерийские дивизионы. Это предложение устраивало нас: ведь артиллерия могла вести огодь не только по морским, ни и по сухопутным целям. Bместе с адмиралом Трибуцем, мы побывали на готовящемся месте базирования торпедных катеров, где работали около тысячи саперов нашего фронта, потом осмотрели огневые позиции артиллерийских железнодорожных дивизионов.
После озлакомления с положением дел в этом районе и увязки некоторых вопросов я вылетел в Кальварию и доложил маршалу А. М. Василевскому о проделанной работе. Александр Михайлович одобрил согласованные нами меры по улучшению взаимодействия войск фронта и флота.
Едва успел я вернуться от Василевского к себе в штаб, как генерал А. П. Белобородов по телефону ВЧ доложил мне:
— В пятнадцать двадцать десятого января крупные силы пехоты при поддержке шестидесяти танков атаковали части генерала Ибянского из района Клайпеды на Кретингу… Принимаю меры по отражению наступления.
Генерал Курасов, присутствовавший при этом разговоре, возмутился:
— Вот нахалы, неужели они надеются соединиться с курляндской группировкой?
— Если ваше предположение, Владимир Васильевич, верно, — заметил я, — то следует ожидать и встречный удар в полосе обороны армии Крейзера.
Поручив генералу Курасову выяснить обстановку в полосе 51-й армии, я приказал Н. Ф. Папивину нацелить против группировки, начавшей наступление, не менее двух дивизий штурмовиков, а по клайпедскому порту нанести мощный бомбовый удар. Вскоре Владимир Васильевич Курасов доложил, что у генерала Крейзера все в порядке, его войска отразили попытки противника нанести встречиий удар. А от Белобородова поступило известие, что главный удар пришелся по частям 179-й стрелковой дивизии генерал-майора М. М. Шкурина. Командир корпуса двинул ей на помощь полк 156-й стррелковой дивизии и 40-ю танковую бригаду. Командарм перебрасывает к участку прорыва 31-ю истребительно-противотанковую артиллерийскую бригаду и 91-ю стрелковую дивизию. Словом, необходимые меры принимаются. Оснований для тревоги не было. Но тут позвонил адмирал Трибуц, и с волнением сказал:
— Иван Христофорович, не оставь на погибель нашу артиллерию и аэродромные части.
Ему, как выясиилось, только что доложили о том, что противник особенно активно атакует участок вдоль железной дороги Мемель — Кретинга, а там как раз расположились два тяжелых артиллерийских дивизиона. Им угрожает опасность. Я заверил адмирала, что сделаем все, чтобы спасти эти дивизионы, что на помощь уже вылетают штурмовики, а генерал Белобородов спешно подтягивает туда подкрепления. Командующий флотом со своей стороны обещал немедленно послать штурмовики флотской авиации. Но, как оказалось, артиллеристы и сами не дали себя в обиду. Они ударили прямой наводкой из 130- и 152-миллиметровых орудии по прорвавшимся фашистским танкам и порядочное количество их уничтожили. Однако тяжелые орудия были недостаточно маневренны, и скоро танки проскочили в мертвую зону, то есть туда, где орудия уже не могли их достать. Тогда навстречу им вышли краснофлотцы, вооруженные противотанковыми гранатами, Первыми подбили два танка моряки из группы лейтенанта Родионова. Уже несколько машин было уничтожено, когда сверху по танкам ударили штурмовики из авиационной дивизии полковника Манжосова. Метким пушечным огнем и бомбовыми ударами они разметали их. Вскоре сюда подоспели и другие эскадрильи ффлотской авиации и 3-й воздушной армии.
На следующий дань наступающее фашистское части были повсюду остановлены, а 12 января решительными контратаками соединений 92-го стрелкового корпуса генерала Н. Б. Ибянского отброшены назад. Эта наглая вылазка блокированной в Клайпеде группировки фашистских войск вынудила нас задуматься: а не пора ли всерьез заняться этими недобитками? Начавшееся 13 января наступление войск 2-го и 3-го Белорусских фронтов в Восточной Пруссии благоприятствовало тому, чтобы покончить с ними. Мы в связи с этим поручили генералу А. П. Болобородову подсчитать силы и средства, необходимые для проведения штурма Клайпеды, и продумать замысел операции. Осуществить ее было решено после окончания очередного наступления против курляндской группировки, которому мы продолжали уделять главное внимание.
В это время мы снова попытались получить достоверные данные о том, что творится в расположении вражеских войск, стремились как можно точнее и любым способом определить их намерения. В частности, было налажено четкое взаимодействие с партизанами и подпольщиками, которые не давали покоя оккупантам в Курляндии. Когда начальник разведки фронта А. А. Хлебов еще в ноябре доложил мне о первых контактах с партизанами, я долго и внимательно изучал крохотные темно-зеленые пятна на карте Курляндского полуострова и никак не мог представить себе, как партизаны смогли уцелеть на этом клочке латышской земли, буквально нашпигованном фашистскими дивизиями. Ведь все города, населенные пункты, рощи и перелески были забиты войсками, штабами, различными карательными органами и подразделениями оккупантов. И все же партизаны и подпольщики действовали все более активно. Без их помощи нашим многочисленным разведывательным группам было бы значительно труднее добывать сведения, а иногда и просто уцелеть в этом змеином гнезде. Наши разведчики рассказывали, что основная масса народных мстителей действует мелкими группами, напасть на след которых фашистам непросто. Однако имеется ряд довольно крупных отрядов, которые смело вступают в бой с карателями и, нанося им чувствительные потери, умело маневрируют, не позволяя загнать себя в ловушку. Когда наши разведчики уходили от преследователей, они, как правило, укрывались в таких партизанских отрядах и вместе с ними успешно отбивали атаки карателей.
С особым восхищением разведчики отзывались о бесстрашных и умелых действиях одного из самых крупных партизанских отрядов, известного под названием «Булта» («Стрела»). Большую помощь партизаны получали от руководства подпольной сети советских патриотов, охватившей почти все населенные пункты вдоль побережья Балтийского моря. Руководил этим подпольем человек, о котором ходили легенды. Но настоящее имя его знали немногие. Оно было неизвестно даже нам. Лишь после войны, вступив в командование войсками Прибалтийского военного округа, я из бесед с первым секретарем ЦК Компартии Латвии Яном Эдуардовичем Калнберзиным узнал много нового об антифашистской борьбе патриотов. От него услышал я и имя этого легендарного руководителя партизан и подпольщиков. Им был представитель ЦК Компартии Латвии А. Мацпан. Узнал я и имена прославленных партизан и героев подпольной борьбы В. Семенова, М. Стрельникова, А. Лаукмана, Я. Туркса, К. Салминя, В. Кащеева, В. Валтсона, В. Барона, А. Страутманиса, Э. Элерта, К. Путкалиса, Л. Фреймане, О. Путкале и многих других мужественных борцов, о подвигах которых уже немало написано, и, будем надеяться, эта волнующая тема будет еще долго вдохновлять историков и писателей Советской Латвии.
После войны я имел возможность убедиться, что высокая оценка деятельности партизан и подпольщиков Курляндии, данная нашей фронтовой разведкой, вполне оправдана. Их активность очень беспокоила командование группы армий «Север». Вот что, например, записали фашистские «летописцы» в журнале боевых действий этой группы 13 декабря 1944 года: «…Обо всех районах Курляндии, занятых бандами, пока трудно говорить. Нападение банд особенно чувствительно в прибрежном районе Павилоста и в районах Виндавы (Вентспилс), в 10 км северо-восточнее Виндавы, Спаре, Ренды, в 20 км восточ-нее Голдингена, в Голдингене…»
Фашисты до самой своей капитуляции так и не смогли подавить деятельность партизан и подпольщиков. Вот чем, например, кончилась затеянная 5 декабря 1944 года гитлеровцами очередная карательная операция против партизан, скрывавшихся в Абавских лесах. Блокировав все выходы из массивов, каратели начали их прочесывать. Об этом стало известно в отряде «Стрела». Партизаны устроили засаду — и одним подразделением у карателей стало меньше. А в отряде прибавилось 5 пулеметов, 10 автоматов, несколько десятков винтовок, гранатомет, 2 ящика с фаустпатронами и несколько ящиков с патронами.
Едва мы начали готовить очередное наступление против курляндской группировки, как получили от маршала А. М. Василевского приказ скрытно от противника сосредоточить к северо-западу от Тильзита (Советска) главные силы 43-й армии для овладения этим городом во взаимодействии с 39-й армией, наступавшей на правом крыле 3-го Белорусского фронта. Кроме того, он предупредил меня, что 3-я воздушная армия нашего фронта должна быть готова, вместе с 1-й воздушной армией генерала Т. Т. Хрюкина принять участие в поддержке наступления войск 3-го Белорусского на кенигсбергском направлении. Общее руководство силами обеих армий предполагалось возложить на представителя Ставки маршала авиации Ф. Я. Фалалеева.
Так и не довелось Афанасию Павлантьевичу Белобородову принять участие в штурме Клайпеды. 19 января он заехал ко мне попрощаться и был не в силах скрыть своей радести. И я понимал боевого кемаддарма: ему надоело, как он сам выразился, «ждать у моря погоды». Занятые организацией систематических ударов по блокированной группе армий «Север», мы вынуждены были откладывать штурм Клайпеды, а исключительно деятельный по натуре Белобородов особенно тяжело переживал ожидание. Теперь перед его армией открывались дороги наступления в Восточиой Пруссии. И я искренне пожелал славному командарму новых побед. Высказав и мне самые добрые пожелания, Афанасий Павлантьевич щелкнул каблуками и, лихо козырнув, весело воскликнул:
— До скорой встречи после победы, товарищ командующий!
— До скорой! — в тон ому ответил я, даже и не догадываясь, что наша новая встреча состоится через каких-нибудь три недели.
Обсудив на Военном совете свои возможности, мы решили просить А. М. Василевского разрешить нам после очередного сковывающего удара по блокированным в Курляндаи армиям предпринять штурм Клайпеды. Представитель Ставка одобрил наше намерение и обещал заручиться согласием И. В. Сталина. В связи с убытием 43-й армии эта задача «по наследству» перешла к 4-й ударной, занявшей позиции на подступах к Клайпеде. Генерал П. Ф. Малышев с радостью приступил к разработке замысла предстоящего штурма. Я обещал ему необходимую поддержку авиацией, усиление тяжелой артиллерией и инженерными частями.
Сырым и холодным утром 21 января генералы И. М. Чистяков и Я. Г. Крейзер доложили, что после разведки боем ударные группировка их армий вновь перешли в наступление против курляндскои группировки. И снова начались упорные бои. На каждую атаку советских дивизий фашисты отвечали остервенелыми контратаками. Как только на одном из направлений обозначался наш успех, гитлеровцы со всех сторон бросали туда свои части, выводя их из резерва, изымая с менее угрожаемых участков. А поскольку расстояния были сравнительно короткими, подкрепления прибывали быстро. Продвижение наше было незначительным, зато перемещение вражеских частей к портам погрузки сразу прекратилось, а некоторые из них были снова возвращены на фронт. Цель нашего наступления была достигнута.
К сожалению, на войне каждая операция сопряжена с потерями. Несли потери и мы. Я, как всегда, тяжело переживал каждое донесение о гибели бойцов и командиров, особенно тех, кого знал лично. Глубокую сердечную боль доставила мне весть о смертельном ранении моего земляка, замечательного танкиста генерал-майора Ази Асланова.
Впервые встретились мы в самую трудную пору, когда войска нашего Юго-Западного фронта летом 1941 года отступали к Киеву. Обстановка была очень тяжелой. Даже смелые люди, случалось, теряли голову. И поэтому мне особенно запомнился стремительный и энергичный кавалерист, без колебаний бросившийся со своим небольшим отрядом на выручку арьергарда отступавшей стрелковой дивизии, который попал в беду. Когда фашисты были отброшены, мы познакомились с ним. Кавалерист спешился, и я удивился, какой он был маленький и по-юношески стройный. А каким грозным великаном казался, мчась на коне в атаку!
С озорной улыбкой, поглядывая на меня снизу вверх, он приложил руку к пилотке.
— Майор Асланов! — И, крепко пожав мою руку, добавил: — Из Баку. А вы?
— Из села Чардахлы, что возле Шамхора.
— О! Знаю! — обрадовался кавалерист. — Бывал там. Значит, земляки.
Осенью 1941 года майора Асланова вызвали в Москву для назначения на должность в танковую часть. Он выехал в штаб фронта попрощаться и был, как всегда, жизнерадостен и переполнен энергией. Счастливо улыбаясь, Ази показывал мне только что полученную фотографию жены и сына и весело смеялся, читая вслух письмо от сынишки, в котором тот «наставлял» отца, как бить фашистов.
В Сталинградской битве танковый полк под его командованием особо отличился, и подполковник Асланов стал Героем Советского Союза. Затем новые сражения, новые бои и новые отличия. И вдруг в июле сорок четвертого из доклада генерала Обухова я узнал, что мой земляк уже несколько дней воюет на нашем фронте. Его 35-я гвардейская танковая бригада стремительно продвигалась вперед. Из-за непрерывных боев мы смогли повидаться только в начале сентября, когда готовили наступление на Ригу. Я внезапно нагрянул в бригаду Асланова. И он предстал передо мной все такой же сухощавый и подвижный, как ртуть. Поблескивая карими глазами, он со своим характерным гортанным выговором подчеркнуто официально ответил на мое приветствие:
— Здравия желаю, товарищ командующий!
Я был искренне рад увидеть полюбившегося мне танкиста живым и здоровым и в дальнейшем постоянно следил за его боевыми делами. 35-я гвардейская, танковая бригада действовала всегда блестяще. После упомянутой выше встречи мы виделись еще один раз, да и то мельком, в боевой обстановке. Я обещал пригласить его в гости, как только покончим с курляндской группировкой.
Так и не состоялась наша встреча. В живых Ази Асланова я уже не застал. Но он не умер в моей памяти. Каждый раз, когда мне доводится бывать в Баку, я иду с цветами в один из красивейших уголков столицы Азербайджана к своему фронтовому другу. Ази Асланов смотрит с высоты своего пьедестала, и мне кажется, что вот-вот его бронзовое лицо озарится озорной улыбкой.
Итак, подготовка к штурму Клайпеды, последнего оплота фашистов в Литве, началась. Если читатель помнит, я поручил эту нелегкую задачу командующему 4-й ударной армией генералу П. Ф. Малышеву и его штабу. Помогал им в этом деле мой испытанный заместитель генерал-полковник В. И. Кузнецов.
Гарнизон Клайпеды возглавлял сорокалетний генерал Беккер, награжденный фюрером Рыцарским крестом. Наша разведка установила, что прежний состав гарнизона полностью заменен новыми частями. Солдаты и офицеры, не испытавшие ужасов бегства из Шяуляя, были настроены весьма драчливо. Один из пленных так и заявил: «Нам отступать некуда, будем драться!» Словом, все свидетельствовало о необходимости готовиться к ожесточенным боям.
Мы уже привыкли к тому, что появление на фронте вездесущих и всезнающих корреспондентов фронтовых и центральных газет предвещает начало особо горячих денечков. Вот и сейчас, не успели мы как следует обдумать замысел штурма Клайпеды, как в литовское село Кальвария, где разместился штаб 1-го Прибалтийского, нагрянула целая бригада газетчиков во главе с Н. Г. Михайловским из «Правды». По опыту зная, что от журналистов отбиться не легче, чем от вражеского десанта, я покорно вышел к ним, когда они завладели передней половиной крестьянского дома, в котором меня разместили. Любознательность корреспондентов неистощима. Поэтому мне было нелегко ответить на все их вопросы и в то же время соблюсти требования о сохранении военной тайны. Я дал подробный анализ боевых действий в Восточной Пруссии, стараясь убедить представителей печати, что именно там сейчас происходят важные события. Но мои слушатели, сославшись на то, что в Восточной Пруссии уже «воюют» их коллеги, потребовали, чтобы я посоветовал, где им находиться в ближайшие дни, Я сообщил, что сейчас идут ожесточенные бои на подступах к Лиепае, о которых в сводках Совинформ-бюро не упоминается, хотя наши солдаты и офицеры в этих схватках не щадят своей жизни, чтобы приблизить час нашей победы. Осторожно намекнул я и на то, что в скором времени интересные события могут произойти в районе Клайпеды, и при этом выразил надежду, что корреспонденты могут собственными глазами увидеть этот освобожденный порт. Достаточно утомив друг друга, мы распрощались.
Не успели еще прекратиться бои на лиепайском направлении, как генерал Малышев доложил мне о начавшихся в Клайпеде взрывах. Мы уже по опыту знали, что пожары и взрывы — первые предвестники подготовки фашистов к бегству. Значит, нервы у гитлеровского командования не выдержали. В результате прорыва войск 3-го Белорусского фронта к Кенигсбергу, а 2-го Белорусского фрегата — к Балтийскому морю восточнее Эльбинга основные силы восточно-прусской группировки вермахта тоже оказались отрезанными и прижатыми к морю. Мы поняли, что смертельная угроза, нависшая над группой армий «Центр», [111]вынуждает Гитлера спасать свои войска, блокированные в Клайпеде.
Нам не оставалось ничего другого, как максимально ускорить переход в наступление имевшимися у нас силами. Генерал В. В. Курасов выразил опасение, что два наших стрелковых корпуса, стоявшие на подступах к Клайпеде, вероятно, не смогут быстро сломить сопротивление гитлеровцев, и они не только беспрепятственно ускользнут, но и выведут всю боевую технику. Однако никогда неунывающий Михаил Васильевич Рудаков, новый член Военного совета, утешил его:
— Да успокойтесь, Владимир Васильевич, не так-то просто противнику улизнуть от нас: ведь вывезти морем такое количество войск и техники за несколько дней ему не удасться.
Мне понравилась спокойная уверенность молодого генерала. Действительно, уйти противнику трудно: с фронта мы немедленно атакуем двумя стрелковыми корпусами, а с моря его могут встретить основные силы фронтовой и флотской авиации, а также бригада торпедных катеров. И я тут же поручил Владимиру Васильевичу согласовать этот вопрос со штабом флота. А генералу П. Ф. Малышеву был отдан приказ начать штурм Клайпеды. Выполняя его, командарм решил тремя дивизиями 19-го стрелкового корпуса генерала Д. И. Самарского наступать на город с юго-востока, а силами 92-го стрелкового корпуса генерала Н. Б. Ибянского — с северо-востока. На этом же направлении генерал П. Ф. Малышев собирался ввести и свой резерв — 16-ю Литовскую стрелковую дивизию.
Перед началом наступления главных сил было решено пустить, как всегда, в разведку боем по одному усиленному стрелковому батальону от каждой стрелковой дивизии. В каждом соединении для развития успеха этих батальонов подготовили стрелковый полк второго эшелона. Нелегкая задача по расчистке пути от своих и фашистских мин, как обычно, легла на саперов.
Первыми разведку боем начали в 17 часов подразделения 179-й стрелковой дивизии генерала М. М. Шкурина. Они вклинились в фашистскую оборону, а вслед за ними командир дивизии двинул главные силы полков. К исходу дня генерал Шкурин доложил командарму, что его дивизия проникла в оборону противника на 3 километра, захвачены Каркельбек и Фридрихсганде. Тогда генерал Малышев решил двинуть в наступление главные силы обоих корпусов. Узнав о столь стремительном развитии событий на подступах к Клайпеде, я поспешил туда. П. Ф. Малышев доложил, что принял решение начать ввод стрелковой дивизии второго эшелона в полосе 19-го стрелкового корпуса и резерва армии — 16-й Литовской стрелковой дивизии — в полосе 92-го стрелкового корнуса.
Утром 27 января наступление развернулось по всей линии вражеской обороны вокруг города. Однако наступавшие части сразу «увязли», с трудом преодолевая многочисленные заграждения и сопротивление фашистов, засевших в дотах. Успешнее продвигались части 16-й Литовской дивизии. Ее 156-й и 249-й стрелковый полки настойчиво расчищали себе путь к городу. Подойдя к мощным опорным пунктам врага, они окружили их и овладели ими ударом с тыла.
В 156-м полку успех атаки обеспечили умелые и дерзкие действия стрелковой роты, которой командовал лейтенант Нарбутас. В этом бою он был смертельно ранен. Подразделения 249-го полка, овладев в ходе ожесточенной рукопашной схватки опорным пунктом, по льду форсировали реку Данге и первыми пробились к окраине города.
С ходу ворваться в город части не смогли: враг оказывал сильное огневое сопротивление. В 18 часов оба полка после 10-минутного огневого налета поднялись в атаку, но понесли потери и отошли назад. И снова умелые действия воинов двух батальонов 249-го стрелкового полка обеспечили успех. Они под покровом темноты проникли в промежутки между огневыми точками и завязали бой в тылу. Перепуганные гитлеровцы стали спасаться бегством. Командир 249-го стрелкового полка бросил в преследование 1-й стрелковый батальон, который в 3 часа ночи ворвался в город. Узнав об этом, генерал П. Ф. Малышев приказал продолжать ночной бой всем наступавшим частям. Противник открыл массированный артиллерийский огонь с косы Курише-Нерунг и беспрерывно контратаковал небольшими силами пехоты и танков.
Утром 167-й стрелковый полк 16-й Литовской дивизии под командованием майора И. В. Баранова разгромил группировку фашистов, оборонявшую вокзал, и в 5 часов 30 минут первым вышел к заливу. К тому времени и другие дивизии 19-го и 92-го стрелковых корпусов ворвались в город и к 8 часам 28 января ликвидировали там последние очаги сопротивления. Над Клайпедой взвился алый советский флаг. Находившиеся на командном пункте 4-й ударной армии руководители Коммунистической партии и правительства Советской Литвы вместе со мной и генералом П. Ф. Малышевым направились в освобожденный город.
Часть войск вражеского гарнизона, пытавшаяся спастись морем, попала под удар торпедных катеров и морской авиации. На дно пошло более сотни различных мелких судов и два крупных транспорта, на которых стремились удрать фашисты. Досталось и боевым кораблям, которые их прикрывали. Два миноносца были серьезно повреждены. Словом, моряки-балтийцы снова хорошо помогли нам.
Когда мы доложили А. М. Василевскому о результатах боев за Клайпеду, он сказал:
— С этой группировкой противника, можно считать, покончено. Теперь все усилия надо сосредоточить на Курляндии. Снимайте из района Клайпеды все, что можно, и перебрасывайте на лиепайское направление.
Штаб 4-й ударной армии, подведя итоги операции, долее о том, что в ходе боев за Клайпеду фашисты потеряли только убитыми около 5 тысяч солдат и офицеров, кроме того, они лишились 40 танков, 70 орудий, 188 минометов, более 180 пулеметов, 48 паровозов, свыше 1400 вагонов и платформ и многих других видов техники и военного имущества.
…В первых числах февраля основные соединения 4-й ударной армии приняли участок, занятый ранее войсками 51-й. Таким образом, мы собирались начать очередное наступление уже силами трех армий.
В эти дни мы расстались с А. М. Василевским, которого Ставка отозвала в Москву. Свыше полугода Александр Михайлович делил с нами все трудности фронтовой жизни с ее повседневными опасностями. Он с присущим ему тактом твердо направлял действия трех фронтов к достижению целей, которые Ставка Верховного Главнокомандования ставила перед ними.
Мы уже привыкли, что в трудную минуту можем посоветоваться с человеком, облеченным Ставкой большой властью, и без излишних проволочек добиться одобрения решения, принятие которого диктовалось быстро менявшейся обстановкой. Вот почему мы с особой теплотой и нескрываемым огорчением провожали А. М. Василевского. Его отъезд окончательно убедил меня в том, что Ставка считает дело с блокированными в Курляндии фашистскими армиями в принципе решенным, поэтому держать там начальника Генерального штаба не видит необходимости.