Балязин Вольдемар
Значительные аккорды царствования Екатерины (Браки Романовых)
Вольдемар Балязин
Браки Романовых с немецкими династиями в XVIII - начале XX вв.
Значительные аккорды царствования Екатерины
Теперь же возвратимся к новой самодержице - Екатерине I. Она все чаще стала болеть, и сразу после вступления на престол почти совсем отошла от государственных дел, целиком передав их Меншикову, сама же с головой окунулась в устройство своих собственных, семейных и любовных дел.
Ее первым галантом оказался молодой красавец Рейнгольд-Густав Левенвольде, происходивший из древнего, аристократического немецкого рода, осевшего в Ливонии еще в XIII веке. Левенвольде сначала был камер-юнкером Екатерины, а при ее восшествии на трон стал камергером. Кроме того, как мы уже знаем, он был и резидентом курляндской герцогини. Однако, в силу особого статуса Курляндии его нельзя было равнять с другими иноземными резидентами.
24 октября 1726 года Рейнгольд-Густав Левенвольде и его брат Карл-Густав получили титул российских графов. Вслед за тем Рейнгольд стал кавалером российского ордена Александра Невского и, кроме того, получил осыпанный бриллиантами портрет Екатерины для ношения на шее.
* * *
Между тем, как Екатерина совершенно устранилась от государственных дел, сила и влияние Меншикова продолжали расти. Он становился уже не "полудержавным властелином", как при Петре, а, пожалуй, почти самодержцем. Это заставило "верховников" опасаться того, что Светлейший скоро превратит их не более чем в марионеток.
Врагами Меншикова оказались Толстой и Голицын, а вне среды "верховников" все еще очень влиятельный де Виейра.
Случилось так, что в апреле 1727 года Екатерина I тяжело заболела, и Меншиков нашел повод показать своим более серьезным и сильным противникам, чем де Виейра, что шутки с ним по-прежнему плохи, и что всех его недоброжелателей ждет печальный конец. К тому же Меншиков был злопамятен, а надобно знать, что всесильный временщик не простил своему непрошенному шурину брака с его сестрой, состоявшегося вопреки его воле, по приказу самого Петра I.
И когда в апреле 1727 года Екатерина заболела, де Виейра, по приказу Меншикова, был арестован и обвинен в том, что во время болезни императрицы якобы "не только не был в печали, но и веселился, и плачущую Софью Карлусовну (Скавронскую, - В. Б.), - родную сестру Екатерины - вертел вместо танцев и говорил ей: "Не надобно плакать". В другой палате сам сел на кровать... говорил ее высочеству цесаревне Анне Петровне: "О чем печалишься? Выпей рюмку вина".
Допросы и пытки привели к тому, что в последний день своей жизни - 6 мая 1727 года - больная Екатерина, следуя настоятельному совету Меншикова, подписала приговор, по которому три "заговорщика" были биты кнутом и отправлены в Сибирь, а еще четыре удалены от двора.
Приговор де Виейре и его соучастникам, хотя и был одним из последних актов, подписанных Екатериной, но все же не самым последним. А последним, и гораздо более важным документом, было составленное и должным образом оформленное завещание, по которому наследником трона объявлялся Петр Алексеевич - двенадцатилетний внук Петра I. Завещание гласило: "Великий князь Петр Алексеевич имеет быть сукцессором" (то есть самодержцем). Однако регентом при нем не назначался Меншиков, как можно было бы ожидать, а "обе цесаревны, герцоги и прочие члены Верховного Совета, который обще из девяти персон состоять имеет".
Как только Екатерина скончалась, Рейнгольд-Густав Левенвольде тут же уехал в свои ливонские поместья, а в Петербурге остался его брат Карл-Густав. Вскоре, уважаемый читатель, Вы узнаете, что братья Левенвольде сыграют важную роль в истории.
Начало царствования Петра II
Когда Екатерина умерла, Великому князю Петру Алексеевичу шел тринадцатый год. Он был мягок душой, красив, достаточно развит и весьма неглуп для своих лет, напоминая покойную мать - Софью-Шарлотту Вольфенбюттельскую. С самого начала своего неожиданного воцарения двенадцатилетний мальчик попал в очень непростую ситуацию, ибо кроме него претенденткой на трон могла оказаться и восемнадцатилетняя дочь Петра I и Екатерины I Елизавета Петровна - его родная тетка.
Сторонники Елизаветы стали прочить ей в мужья уже знакомого Вам, уважаемый читатель, Морица Саксонского. Сторонники же Петра II сватали ребенка-императора за дочь Меншикова - Марию.
Желание двора примирить две партии, при дворе возник фантастический проект женитьбы Петра Алексеевича и Елизаветы Петровны - племянника и тетки, но ему не удалось осуществиться: Меншиков увез Петра к себе во дворец и там сосватал его со своей дочерью, - несостоявшейся супругой Петра Сапеги.
12 мая, когда тело Екатерины еще не было погребено, Петр II возвел Меншикова в звание генералиссимуса, дав ему очевидное преимущество перед пятью жившими и действовавшими в ту пору фельдмаршалами.
16 мая Екатерину похоронили, а уже 24-го во дворце Меншикова на Васильевском острове, была необычайно пышно отпразднована помолвка Петра II и Марии. Меншикову эта великая удача не вскружила голову, и он демонстративно протянул руку примирения и дружбы ненавидевшим его Голицыным и Долгоруковым. После этого враждебными ему осталась лишь Анна Петровна и ее муж - Голштинский герцог Карл-Фридрих. Но и от них вскоре избавился умный и ловкий генералиссимус: пообещав супругам миллион флоринов, и выдав им для начала всего 140 тысяч, он отправил Анну и Карла в Голштинию. Им была обещана ежегодная пенсия в сто тысяч флоринов и поддержка России в деле присоединения к Голштинии соседнего Шлезвига. 25 июля 1727 года герцогская чета отплыла из Петербурга в Киль, сопровождаемая небольшой группой придворных, среди которых были и люди, близкие к российской императорской фамилии, что объяснялось вполне понятным интересом к новой супружеской паре, которая является неотъемлемой частью дома Романовых. И история подтвердила это - отныне династия Романовых стала называться "Династией Романовых, Гольштейн-Готторпов". И хотя обиходно российскую императорскую династию продолжали называть "Романовы", но специалисты генеалоги и серьезные историки именовали ее полным именем "Романовы-Гольштейн-Готторпы".
Жизнь и смерть Анны Петровны в Киле
Среди русских и придворных, сопровождавших в Голштинию Анну Петровну, прежде всего следует отметить девятнадцатилетнюю Мавру Егоровну Шепелеву, особенно доверенную "конфидентку" Елизаветы Петровны. Ее дядя - Дмитрий Андреевич Шепелев был женат на родственнице пастора Эрнста Глюка, который подобрал в Мариенбурге девочку-сиротку Марту Скавронскую и воспитал и вырастил ее, как собственную дочь. Вы, конечно же, помните, уважаемый читатель, что так звали вначале ее жизни, императрицу Екатерину I. Когда пастор поселился в Москве, то и Петр и Екатерина были очень расположены и к нему, и ко всем его родственникам, а сам пастор, и ставший его родственником Дмитрий Андреевич Шепелев, близким человеком в семье Петра и Екатерины. Сохранил он свое положение и во все последующие царствования, особенно возвысившись при Анне Ивановне. Его-то родственница - Мавра Егоровна и отправилась в Голштинию, выполняя двоякую роль - и фрейлины Анны Петровны и сердечной подружки Елизаветы Петровны. Находясь в Киле, она сообщала Елизавете Петровне обо всем, происходящем во дворце и городе. Образчиками ее писем могут служить, например, такие:
"Сестрица ваша ездила в санях по Килю, и все люди дивовались русским саням". Или: "Еще ж доношу, что у нас балы были - через день, а последний был бал у графа Бассевича, и танцевали мы там до десятого часу утра, и не удоволились в комнатах танцевать, так стали польской танцевать в поварне и в погребе. И все дамы кильские также танцевали, а графиня Кастель, старая, лет пятьдесят, охотница великая танцевать, и перетанцевала всех дам, и молодых перетанцевала". В этом же письме Шепелева просила "поздравить с кавалериею", то есть с награждением орденом одного из первых любовников Елизаветы Александра Борисовича Бутурлина.
А письмами от 12 и 19 февраля 1728 года Шепелева сообщала о рождении у Анны Петровны сына Карла-Петра-Ульриха - будущего российского императора Петра III. (Чуть ниже мы еще встретимся и с Маврой Егоровной и с ее любовником Эрнстом Бироном, и с мужем Мавры Егоровны графом Шуваловым.)
Шепелева писала, что, как только Анна Петровна родила сына, то трижды палили из пушек, а потом пошли солдаты, играя на трубах и литаврах, извещая тем самым, что у герцогской четы родился сын. Вслед затем во дворец пришли кавалеры и дамы, поздравляя мать и отца с новорожденным. Шепелева обещала, что как только произойдут крестины, то она тут же оповестит Елизавету Петровну о том, как все происходило.
19 февраля Мавра Егоровна написала, что церемония крестин происходила так: сперва шли камер-юнкеры, затем - гоф-юнкеры, а вслед за ними четыре камергера несли балдахин. Под балдахином на подушке лежал младенец, рядом с ним, на той же подушке лежала корона, усыпанная алмазами, а эту подушку - с принцем и короной - несли два тайных советника.
На крестинах была и Анна Петровна. Она, - по словам Шепелевой, лежала под другим балдахином, в богатом наряде и, судя по всему, пока еще никакой тревоги у Мавры Егоровны не вызывала.
Однако, не успели письма Шепелевой дойти до Петербурга, как случилось неожиданное несчастье: скоропостижно умерла двенадцатилетняя мать новорожденного - Анна Петровна. Произошло это из-за того, что в Киле, по случаю рождения принца Карла-Петра-Ульриха были устроены великие празднества, завершившиеся грандиозным фейерверком. Анна Петровна после родов еще недомогала и потому лежала у себя в опочивальне, не принимая участия в торжествах. Но когда она увидела за окнами своей спальни всполохи огней и россыпи звезд фейерверка, то, не удержавшись от соблазна полюбоваться всем этим, встала с постели и настежь распахнула одно из окон. Сильный холодный ветер ворвался в комнату - за окном стоял февраль, - и герцогиня простудилась. На следующий день она заболела воспалением легких и через десять дней умерла.
Торжества и в Киле, и в Петербурге сменились глубоким трауром, особенно же скорбел овдовевший Карл-Фридрих, ибо со смертью жены сильно уменьшались его собственные шансы возвращения в большую европейскую политику, так как петербургский двор становился для него почти недосягаем, по крайней мере, до совершеннолетия его сына-младенца.
Браки Романовых с немецкими династиями в XVIII - начале XX вв.
Значительные аккорды царствования Екатерины
Теперь же возвратимся к новой самодержице - Екатерине I. Она все чаще стала болеть, и сразу после вступления на престол почти совсем отошла от государственных дел, целиком передав их Меншикову, сама же с головой окунулась в устройство своих собственных, семейных и любовных дел.
Ее первым галантом оказался молодой красавец Рейнгольд-Густав Левенвольде, происходивший из древнего, аристократического немецкого рода, осевшего в Ливонии еще в XIII веке. Левенвольде сначала был камер-юнкером Екатерины, а при ее восшествии на трон стал камергером. Кроме того, как мы уже знаем, он был и резидентом курляндской герцогини. Однако, в силу особого статуса Курляндии его нельзя было равнять с другими иноземными резидентами.
24 октября 1726 года Рейнгольд-Густав Левенвольде и его брат Карл-Густав получили титул российских графов. Вслед за тем Рейнгольд стал кавалером российского ордена Александра Невского и, кроме того, получил осыпанный бриллиантами портрет Екатерины для ношения на шее.
* * *
Между тем, как Екатерина совершенно устранилась от государственных дел, сила и влияние Меншикова продолжали расти. Он становился уже не "полудержавным властелином", как при Петре, а, пожалуй, почти самодержцем. Это заставило "верховников" опасаться того, что Светлейший скоро превратит их не более чем в марионеток.
Врагами Меншикова оказались Толстой и Голицын, а вне среды "верховников" все еще очень влиятельный де Виейра.
Случилось так, что в апреле 1727 года Екатерина I тяжело заболела, и Меншиков нашел повод показать своим более серьезным и сильным противникам, чем де Виейра, что шутки с ним по-прежнему плохи, и что всех его недоброжелателей ждет печальный конец. К тому же Меншиков был злопамятен, а надобно знать, что всесильный временщик не простил своему непрошенному шурину брака с его сестрой, состоявшегося вопреки его воле, по приказу самого Петра I.
И когда в апреле 1727 года Екатерина заболела, де Виейра, по приказу Меншикова, был арестован и обвинен в том, что во время болезни императрицы якобы "не только не был в печали, но и веселился, и плачущую Софью Карлусовну (Скавронскую, - В. Б.), - родную сестру Екатерины - вертел вместо танцев и говорил ей: "Не надобно плакать". В другой палате сам сел на кровать... говорил ее высочеству цесаревне Анне Петровне: "О чем печалишься? Выпей рюмку вина".
Допросы и пытки привели к тому, что в последний день своей жизни - 6 мая 1727 года - больная Екатерина, следуя настоятельному совету Меншикова, подписала приговор, по которому три "заговорщика" были биты кнутом и отправлены в Сибирь, а еще четыре удалены от двора.
Приговор де Виейре и его соучастникам, хотя и был одним из последних актов, подписанных Екатериной, но все же не самым последним. А последним, и гораздо более важным документом, было составленное и должным образом оформленное завещание, по которому наследником трона объявлялся Петр Алексеевич - двенадцатилетний внук Петра I. Завещание гласило: "Великий князь Петр Алексеевич имеет быть сукцессором" (то есть самодержцем). Однако регентом при нем не назначался Меншиков, как можно было бы ожидать, а "обе цесаревны, герцоги и прочие члены Верховного Совета, который обще из девяти персон состоять имеет".
Как только Екатерина скончалась, Рейнгольд-Густав Левенвольде тут же уехал в свои ливонские поместья, а в Петербурге остался его брат Карл-Густав. Вскоре, уважаемый читатель, Вы узнаете, что братья Левенвольде сыграют важную роль в истории.
Начало царствования Петра II
Когда Екатерина умерла, Великому князю Петру Алексеевичу шел тринадцатый год. Он был мягок душой, красив, достаточно развит и весьма неглуп для своих лет, напоминая покойную мать - Софью-Шарлотту Вольфенбюттельскую. С самого начала своего неожиданного воцарения двенадцатилетний мальчик попал в очень непростую ситуацию, ибо кроме него претенденткой на трон могла оказаться и восемнадцатилетняя дочь Петра I и Екатерины I Елизавета Петровна - его родная тетка.
Сторонники Елизаветы стали прочить ей в мужья уже знакомого Вам, уважаемый читатель, Морица Саксонского. Сторонники же Петра II сватали ребенка-императора за дочь Меншикова - Марию.
Желание двора примирить две партии, при дворе возник фантастический проект женитьбы Петра Алексеевича и Елизаветы Петровны - племянника и тетки, но ему не удалось осуществиться: Меншиков увез Петра к себе во дворец и там сосватал его со своей дочерью, - несостоявшейся супругой Петра Сапеги.
12 мая, когда тело Екатерины еще не было погребено, Петр II возвел Меншикова в звание генералиссимуса, дав ему очевидное преимущество перед пятью жившими и действовавшими в ту пору фельдмаршалами.
16 мая Екатерину похоронили, а уже 24-го во дворце Меншикова на Васильевском острове, была необычайно пышно отпразднована помолвка Петра II и Марии. Меншикову эта великая удача не вскружила голову, и он демонстративно протянул руку примирения и дружбы ненавидевшим его Голицыным и Долгоруковым. После этого враждебными ему осталась лишь Анна Петровна и ее муж - Голштинский герцог Карл-Фридрих. Но и от них вскоре избавился умный и ловкий генералиссимус: пообещав супругам миллион флоринов, и выдав им для начала всего 140 тысяч, он отправил Анну и Карла в Голштинию. Им была обещана ежегодная пенсия в сто тысяч флоринов и поддержка России в деле присоединения к Голштинии соседнего Шлезвига. 25 июля 1727 года герцогская чета отплыла из Петербурга в Киль, сопровождаемая небольшой группой придворных, среди которых были и люди, близкие к российской императорской фамилии, что объяснялось вполне понятным интересом к новой супружеской паре, которая является неотъемлемой частью дома Романовых. И история подтвердила это - отныне династия Романовых стала называться "Династией Романовых, Гольштейн-Готторпов". И хотя обиходно российскую императорскую династию продолжали называть "Романовы", но специалисты генеалоги и серьезные историки именовали ее полным именем "Романовы-Гольштейн-Готторпы".
Жизнь и смерть Анны Петровны в Киле
Среди русских и придворных, сопровождавших в Голштинию Анну Петровну, прежде всего следует отметить девятнадцатилетнюю Мавру Егоровну Шепелеву, особенно доверенную "конфидентку" Елизаветы Петровны. Ее дядя - Дмитрий Андреевич Шепелев был женат на родственнице пастора Эрнста Глюка, который подобрал в Мариенбурге девочку-сиротку Марту Скавронскую и воспитал и вырастил ее, как собственную дочь. Вы, конечно же, помните, уважаемый читатель, что так звали вначале ее жизни, императрицу Екатерину I. Когда пастор поселился в Москве, то и Петр и Екатерина были очень расположены и к нему, и ко всем его родственникам, а сам пастор, и ставший его родственником Дмитрий Андреевич Шепелев, близким человеком в семье Петра и Екатерины. Сохранил он свое положение и во все последующие царствования, особенно возвысившись при Анне Ивановне. Его-то родственница - Мавра Егоровна и отправилась в Голштинию, выполняя двоякую роль - и фрейлины Анны Петровны и сердечной подружки Елизаветы Петровны. Находясь в Киле, она сообщала Елизавете Петровне обо всем, происходящем во дворце и городе. Образчиками ее писем могут служить, например, такие:
"Сестрица ваша ездила в санях по Килю, и все люди дивовались русским саням". Или: "Еще ж доношу, что у нас балы были - через день, а последний был бал у графа Бассевича, и танцевали мы там до десятого часу утра, и не удоволились в комнатах танцевать, так стали польской танцевать в поварне и в погребе. И все дамы кильские также танцевали, а графиня Кастель, старая, лет пятьдесят, охотница великая танцевать, и перетанцевала всех дам, и молодых перетанцевала". В этом же письме Шепелева просила "поздравить с кавалериею", то есть с награждением орденом одного из первых любовников Елизаветы Александра Борисовича Бутурлина.
А письмами от 12 и 19 февраля 1728 года Шепелева сообщала о рождении у Анны Петровны сына Карла-Петра-Ульриха - будущего российского императора Петра III. (Чуть ниже мы еще встретимся и с Маврой Егоровной и с ее любовником Эрнстом Бироном, и с мужем Мавры Егоровны графом Шуваловым.)
Шепелева писала, что, как только Анна Петровна родила сына, то трижды палили из пушек, а потом пошли солдаты, играя на трубах и литаврах, извещая тем самым, что у герцогской четы родился сын. Вслед затем во дворец пришли кавалеры и дамы, поздравляя мать и отца с новорожденным. Шепелева обещала, что как только произойдут крестины, то она тут же оповестит Елизавету Петровну о том, как все происходило.
19 февраля Мавра Егоровна написала, что церемония крестин происходила так: сперва шли камер-юнкеры, затем - гоф-юнкеры, а вслед за ними четыре камергера несли балдахин. Под балдахином на подушке лежал младенец, рядом с ним, на той же подушке лежала корона, усыпанная алмазами, а эту подушку - с принцем и короной - несли два тайных советника.
На крестинах была и Анна Петровна. Она, - по словам Шепелевой, лежала под другим балдахином, в богатом наряде и, судя по всему, пока еще никакой тревоги у Мавры Егоровны не вызывала.
Однако, не успели письма Шепелевой дойти до Петербурга, как случилось неожиданное несчастье: скоропостижно умерла двенадцатилетняя мать новорожденного - Анна Петровна. Произошло это из-за того, что в Киле, по случаю рождения принца Карла-Петра-Ульриха были устроены великие празднества, завершившиеся грандиозным фейерверком. Анна Петровна после родов еще недомогала и потому лежала у себя в опочивальне, не принимая участия в торжествах. Но когда она увидела за окнами своей спальни всполохи огней и россыпи звезд фейерверка, то, не удержавшись от соблазна полюбоваться всем этим, встала с постели и настежь распахнула одно из окон. Сильный холодный ветер ворвался в комнату - за окном стоял февраль, - и герцогиня простудилась. На следующий день она заболела воспалением легких и через десять дней умерла.
Торжества и в Киле, и в Петербурге сменились глубоким трауром, особенно же скорбел овдовевший Карл-Фридрих, ибо со смертью жены сильно уменьшались его собственные шансы возвращения в большую европейскую политику, так как петербургский двор становился для него почти недосягаем, по крайней мере, до совершеннолетия его сына-младенца.