Валерий Барабашов
А смерть подождет

ОБ АВТОРЕ

   Валерий БАРАБАШОВ — известный воронежский писатель, автор более 30 книг прозы. Общий тираж его книг превышает 1,5 миллиона экземпляров. Популярность писателю принесли такие произведения, как «ЗОЛОТОЙ КИЛЛЕР», «БЕЛЫЙ КАЙФ», «ЧЕЧЕНСКИЙ БУМЕРАНГ», «МЁРТВАЯ ПЕТЛЯ», «СТРЕЛЫ МЕСТИ», «Операция «ШАКАЛ», «ДОНСКАЯ ВЕНДЕТТА», «ШПИОНСКИЙ ГАМБИТ» и другие, посвященные сотрудникам правоохранительных органов. Книги эти издавались в Москве, Свердловске, Новосибирске, Воронеже, в Канаде и Китае. По повести «МАГИСТРАЛЬ» в 1983 году на «Ленфильме» снят цветной художественный фильм с одноименным названием. В 1984 году на этой же киностудии вышел фильм «ДУБЛЁР НАЧИНАЕТ ДЕЙСТВОВАТЬ», в котором В. Барабашов снимался в одной из ролей. Книги писателя отмечены литературными премиями КГБ СССР, МВД России, Министерства путей сообщения и Союза писателей СССР.
   Литературной основой повести «А смерть подождёт» послужила история жизни Владислава Штейнера, майора милиции, участника боевых действий в Чечне, кинолога, награждённого Орденом Мужества за верность профессии и стойкость духа.
Автор

 

СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ

    С большим вниманием и интересом читаю книги Валерия Барабашова — талантливого нашего земляка-писателя. Даже не столько потому, что они написаны на близкую мне тему — о сотрудниках правоохранительных органов. Книги — о наших днях, о современниках автора. А это, как известно, непростое дело: передать в литературном произведении время, создать запоминающиеся образы, завладеть вниманием читателя. Тем более, написать привлекательные характеры, показать личности неординарные, сильные.
    У В. Барабашова многое в этом плане получается.
    Доказательством тому служит и эта новая повесть писателя — «А СМЕРТЬ ПОДОЖДЁТ». Читал её, что называется, на одном дыхании — и сам сюжет, и характеры героев захватывают. И вроде бы особой интриги в повести нет, идет детальный, в подробностях, рассказ о судьбе человека, тяжело раненого в Чечне офицера милиции, и вроде бы мы знаем уже много таких историй, но, оказывается, знаем поверхностно, из телепередач или из газетных репортажей, в которых на первом месте — сенсация, стремление шокировать, потрясти читателя или зрителя чем-нибудь «жареным», чего не успели ещё сообщить конкуренты. А В. Барабашов проверяет главное в человеке — его духовные и душевные силы, способность сопротивляться окружающей среде, которая и формирует личность любого человека.
    Думаю, писатель точно назвал свою книгу, это название о многом говорит. В конце концов, у каждого из нас есть неотложные дела и заботы на земле, жизнь человеку дается один раз, и надо успеть многое сделать. А главное, побороться за неё, противопоставить «старухе с косой» свою волю и упорство, своё жизнелюбие и стойкость духа. А эта самая, «с косой», подождёт.
    Герой книги — сотрудник уголовного розыска, кинолог Олег Александров, несколько раз смотревший смерти в глаза, проявил настоящее мужество, вернувшись всего через год к нормальной трудовой жизни, не оставил милицейскую службу. Уже сам по себе этот факт вызывает уважение к человеку — молодому, не спасовавшему перед трудностями и ударами судьбы, говорит о его сильной личности.
    Безусловно, история жизни кинолога О. Александрова будет служить ярким примером подражания не только для сотрудников милиции. Любой из нас может попасть в экстремальную ситуацию, а вот выбраться из нее, победив жизненные, бытовые обстоятельства, удаётся далеко не всем.
    В этом смысле книга «А смерть подождёт» будет служить настольным пособием для многих, прежде всего молодых людей, задумывающихся о том, с кого же брать пример, на кого равняться в такой сложной нынешней жизни.
    Эта повесть — широкий, по-граждански заинтересованный взгляд писателя на нашу действительность, на политические и нравственные проблемы, на человека, оказавшегося в гуще этих проблем, которого жизнь, что называется, бьет по голове, постоянно испытывает его на прочность.
    Герой повести «А смерть подождёт» практически из всех жизненных испытаний выходит победителем. Это очень важно для нас, читателей, психологически важно, ибо О. Александров остаётся человеком, не ожесточается, не смотрит на мир через чёрные очки или прицел автомата «Калашникова». Характерен в этом плане заключительный эпизод повести, где уже майор Александров встречается с бывшим чеченским боевиком — оба калеки, оба жертвы безжалостной бойни… И очень важно то, о чём они говорят, спустя десять лет после памятной для обоих встречи в Гудермесе, как расстаются.
    Блестяще, на мой взгляд, написан автором ещё один персонаж повести — служебная собака по кличке Линда. Некоторые сцены с участием Линды вызывают сильные эмоции, трогают душу. Понятно, что это — литературный прием, что писатель глазами собаки, её восприятием стремится показать нам, читателям, людей, их взаимоотношения, и делает это с большим, зрелым мастерством.
    Думаю, за повесть «А смерть подождёт» Валерию Михайловичу Барабашову будут благодарны не только милиционеры и кинологи, но и все читатели. В наше время очень нужны герои, которым бы хотелось подражать, на которых нужно равняться, которые, сами будучи сильными людьми, помогают жить и другим, вселяют в них надежду. Человек — сильнее обстоятельств, вот, может быть, главный лейтмотив повести. Обстоятельства нужно преодолевать, бороться с ними. И — побеждать.
    Таким — волевым, не пасующим перед трудностями жизни человеком — и предстаёт на страницах повести герой нашего времени, офицер милиции Олег Александров.
    Юрий Савенков,
    начальник управления
    уголовного розыска
    ГУВД Воронежской области,
    полковник милиции.

Глава первая

   Война в дом Александровых явилась грубо и просто: Олег привел с собой Линду и принес автомат с патронами. И в тесноватой их двухкомнатной квартире сразу же пахнуло чем-то чужим, ненужным — походной амуницией, железом, ружейным маслом и тревогой.
   — Завтра уезжаем, — сказал он буднично, словно речь шла о поездке на дачу или к родственникам. И улыбнулся — такой знакомой, простецкой улыбкой, какую она, мать, знала с детства, и какой Олег всегда обезоруживал её.
   Нина Алексеевна, не чуя под собою ног, опустилась на диван. Растерянно и немо смотрела то на сына, который в этот момент ставил автомат в угол комнаты-зала, за шкаф, то на радостно виляющую хвостом собаку. Линда, постукивая когтями по паркету, носилась по квартире, с явным удовольствием вспоминая свое щенячье прошлое — милицейская её, служебная жизнь начиналась тут, на восьмом этаже громадного каменного дома, в этих комнатах, окнами выходящими на север, отчего в квартире днём был полумрак. Но, Линда, не в пример, хозяевам, мало этим тяготилась: ей здесь было и светло, и тепло, и уютно на коврике у входной двери, в прихожей, где она спала, положив голову на вытянутые лапы, или свернувшись калачом, а когда просыпалась раньше всех, то спокойно лежала, терпеливо ожидая побудки хозяев, в первую очередь Олега, которому она тотчас несла домашние тапочки. Олег одобрительно гладил её по голове и ласково, заглядывал в глаза, и оба довольные и счастливые они принимались за утренние дела. Сначала шли на улицу, и Линда, отбежав за редкие у их домов кустики, стыдливо («Хозяин, не смотри») пряталась в них. Нужное она старалась делать быстро и незаметно, так, чтобы с близлежащих балконов им не кричали что-нибудь оскорбительное и даже угрожающее: мол, к себе под окно иди со своей псиной, а то сейчас милицию вызовем.
   Олег, когда слышал такие слова, невольно усмехался — они с Линдой и были той самой милицией, какой их стращали, он, хозяин, имел уже офицерское звание, младший лейтенант, а ей, Линде, на роду написано ходить всю жизнь в рядовых, чем взрослеющая угольно-чёрная девочка нисколько не тяготилась — погоны и звания ей ни к чему. Ей надлежало знать как искать и находить оружие и взрывчатку, чему Линда охотно и довольно успешно училась. И надо сказать, что в свои четыре года весьма преуспела в нелёгкой этой собачьей профессии (благодаря, конечно, хозяину).
   Олег хотел, чтобы они с Линдой ночевали сегодня дома, потому и привёл собаку с собой. Может быть, он хотел, чтобы и она перед поездкой вспомнила свои детство и юность.
   Он стал перед матерью — высокий, широкоплечий, налитой молодой мощной силой, с большими ловкими руками, которым всё в доме было подвластно — и краны на кухне, и телеаппаратура, и рубанок на небольшом верстачке на балконе. По настоянию их, родителей, Олег стал было учиться в политехническом институте по специальности «Радиотехника», и поучился некоторое время этому вполне достойному и в недалеком будущем хлебному делу, но вдруг бросил институт и отправился работать простым зоотехником в областной клуб служебного собаководства… А год спустя перевёлся в питомник служебно-розыскного собаководства УВД Придонской области на самую низшую должность — вожатым служебных собак. И срочную потом, в армии, служил в Центральной школе военного собаководства, но уже в должности дрессировщика. А после армии — опять в УВД, кинологом…
   Всю жизнь ему эта книжка воронежского писателя Троепольского про белого Бима с черным ухом перевернула. Прочитал и — заболел, другого и слова-то не подберёшь. Ещё в школе собаку себе завел, колли (Дик так всю жизнь и прожил у Александровых, а когда его не стало Линда появилась). Они, родители, не мешали Олегу в его увлечении, хотя отец, Михаил Яковлевич, горевал, что парень бросил политехнический. Стал бы Олег радиотехником, телемастером — как было бы хорошо, надёжно! Вон сколько сейчас разной аппаратуры! А собака… ну, собаку любой может иметь — содержи её, раз душа просит.
   Нет, кинологом буду, профессионалом. Интересно в милиции. Уехал учиться в Ростов, в школу служебно-розыскного собаководства — сначала проходил обучение по общерозыскному профилю, а потом по поиску взрывчатых веществ специализировался, оружия и боеприпасов. И Линду свою так обучил, что они не раз потом поощрялись руководством УВД, а позже и министерством. Олега и к нагрудному знаку «За отличную службу в МВД» представили…
   И вот теперь они с Линдой в Чечню собрались. Боже мой! Там же война идет, стреляют скоро как год!!!
   Олег сел рядом с Ниной Алексеевной, взял её руки в свои.
   — Ну что ты, мам!? — сказал он ровно. — Не надо так переживать. Всего сорок пять суток, полтора месяца. Это недолго. Почти все наши кинологи уже ездили. Пять смен прошло, я в шестой. Все вернулись живыми и здоровыми, и собаки не пострадали. Нам ведь не нужно в боевых действиях участвовать, а только искать оружие спрятанное, боеприпасы… Ну, и взрывчатку, конечно.
   — Она же взрывается, Олежек! — ранено воскликнула мама. — Ты же сам рассказывал. И минируют эти… как их?… Схроны, да, чтобы вы с Линдой ничего не нашли. Я же смотрю телевизор, там показывают! Фугасы эти проклятые, мины на обочинах дорог, в домах, в горах, на тропинках, с проволокой, которую не видно!… Идет солдатик и вдруг — бах!… Хорошо, если хоть живой… Показывали как одного паренька в машину грузили — у него обеих ног нет, Олежек! Это так страшно! У меня сердце чуть не разорвалось, когда я это смотрела. А его матери каково!? Ты только представь меня на её месте!
   — Ну ладно, мам, ну чего ты, успокойся! — Олег не знал что говорить. — Это же единичный случай!
   — Какой «единичный», что ты говоришь, Олежек?! — слёзы ручьями текли по щекам Нины Алексеевны, — Я же слышала, у нас на работе говорили: на прошлой неделе тридцать солдат и офицеров в наш госпиталь привезли. И все тяжелораненые, калеки… Господи, да кто же эту войну развязал?! Кому она нужна?!
   Олег снова поднялся, стал ходить по комнате, ища занятие рукам — переставлял что-то в книжном шкафу, прикрыл плотнее дверцы. Порывисто, рывком, встала и Нина Алексеевна, ходила за сыном, как привязанная, и всё говорила тихим сырым голосом, убеждала его в правоте своих слов — не нужно было принимать такое решение поспешно, надо было сначала посоветоваться с ними, родителями, — ведь он у них один-единственный, и если что случится…
   — Да что может случиться, мама?! — Олег занервничал. — Будем при комендатуре, или где там, — при штабе. Ну, вызовут нас с Линдой проверить что-нибудь подозрительное — проверим. Наше с ней дело найти, а остальное сапёры сделают, спецы. А если схрон попадётся… Укажем место и вся забота.
   — Ты сознательно всё упрощаешь, Олежек, я понимаю. Ты хочешь меня успокоить… Но это самая настоящая война, как ты этого не понимаешь!? Ты вспомни, что было в Новогоднюю ночь в Грозном! Сотни трупов, я видела по телевизору своими глазами! Никто их не убирает, собаки грызут!…
   Нина Алексеевна — невысокого роста, русоволосая, в скромных продолговатых очках, со сцепленными перед грудью руками и молящими глазами всё старалась заглянуть сыну в лицо, поймать его взгляд, передать ему свою материнскую тревогу и предчувствие беды, с каждой минутой всё больше убеждаясь в том, что слова её бесполезны, что сын уедет, и она ничего не сможет теперь сделать, изменить. А ведь можно было, можно!
   Олег, в свою очередь, упорно отводил глаза, хотя и стоял перед мамой, гладил её плечи — она такая маленькая в сравнении с ним, беззащитная. И что же он, воин и защитник Отечества, дрогнет теперь, спрячется за этими худенькими плечами, откажется от командировки в самый последний момент?! Да и как это можно сделать? Сказаться вдруг больным?! А, Линда?
   Линда, лёжа на полу, грустно следила за ними своими карими выразительными глазами. Не понимая всех слов, она отлично улавливала интонации голосов: мама хозяина-наставника о чем-то его просила, а он не соглашался, не мог согласиться. И Линда была сейчас на его стороне. Ну как же так? Они уже собрались в дорогу, хозяин взял оружие, автомат, Линда знает, что это такое, она видела автоматы не раз, на стрельбище, где её учили не бояться выстрелов и работать под огнём. И она работала, выполняла команды наставника, не обращая внимания на стрельбу и визг пуль. Были там и другие собаки, её коллеги, не все выдержали испытание, и теперь их нет в питомнике, их отчислили со службы. А её, Линду, оставили — наставник, Олег, многому её научил, в том числе и смелости, трусливой собаке не место в милиции. И она, Линда, по-собачьи, незаметно, гордилась своим хозяином — терпеливом и заботливом, чутко улавливающем её настроение, желание или нежелание работать, выполнять его команды. Она, ведь, тоже живое существо, молодая собака, иногда ей и побаловать хочется, подурить, показать всем своим видом, будто она не понимает, чего от неё хотят. И тогда хозяин, Олег, менял голос, трепал её за шёлковые уши и деланно-строго приказывал: «Линда, не дури. Накажу».
   Она понимала и бралась за работу по-настоящему. С хозяином и поиграть, конечно, можно, он в игре и обучал её, ибо дело всегда у них было на первом месте.
   Совсем недавно Олег сказал:
   — Скоро поедем в Чечню, Линда. Чеч-ня. Запоминай. Там война.
   И ещё несколько раз повторял: «Чеч-ня…»
   Она запомнила это слово. Хотя и не понимала пока что это такое.
   Да и люди тогда, в девяносто пятом, не все понимали.
   Со словом «Чечня» в сознании Линды чётко теперь, укладывалось: напряженные разговоры хозяев собак, кинологов, нервозность на питомнике, автоматы, пахнущие смазкой, жёлтые остренькие патроны, новая, со склада, одежда и обувь, консервы, сахар и печенье — всё это связывалось с ещё двумя новыми словами: «сухпаёк» и «командировка».
   Слова эти то и дело повторялись и на занятиях, и просто в разговорах наставников, когда они, устав от беготни со своими питомцами, давали себе и собакам передышку и толковали всё о той же Чечне.
   Линда поняла, что слова эти какие-то особенные, люди их и произносили как-то непривычно — кто с опаской, зябко поводя плечами, а кто бесшабашно, смеясь. Олег говорил спокойно, с тихой улыбкой, спорить ни с кем не спорил, а только трепал легонько загривок Линды, как бы подбадривал её — не слушай, мол, собачка, тут много лишнего говорится.
   Примерно так же вела себя и Марина, наставник красавца-овчарки Гарсона, какой при каждом удобном случае норовил игриво куснуть Линду, намекнуть ей о своём расположении и симпатии. Но Линда была лабрадором, собакой другой породы, а кровосмешение на питомнике не допускалось, за этим следили здесь строго, наиболее активных мальчиков наказывали, или давали им соответствующее питьё, снижающее порывы страсти. Гарсон же с Линдой хорошо помнили: «Нельзя!» И слушались своих хозяев. Ослушаться запрета для служивой собаки — нет худшей провинности!
   И всё же Гарсон был настойчивым парнем, при каждом удобном случае подбегал к Линде, демонстрировал свою готовность к любви и продолжению славного собачьего рода, но люди были начеку, оберегали своих питомцев, и всяческие вольности со стороны Гарсона тут же пресекались. Немецкий кобель-овчарка не должен был любить англичанку-лабрадора и всё тут! К тому же, Линде нужно было работать, а не бездельничать с тяжёлым животом, а потом возиться со своими щенками…
   Да и вообще — надо собираться в Чечню, готовиться к серьёзной и, конечно же, опасной работе.
   Мама Олега отлично это понимала. А сам Олег лукавил, успокаивал её.
* * *
   Пришел отец, Михаил Яковлевич.
   Линда услышала его шаги на лестничной площадке, едва заскрипела дверь лифта, тотчас подхватилась, и уже стояла с тапочками в зубах. Отец Олега, тоже невысокого, как и мама, роста, чернявый, с серебром на висках, неторопливый в движениях и рассудительный, умеющий держать себя в руках, наклонившись к Линде, погладил её, сказал нежно:»Ах ты, моя хорошая! Встречаешь. Спасибо, спасибо…»
   Переобулся, снял плащ и только теперь увидел расстроенное, заплаканное лицо жены, спросил:
   — Ты что, Нина? Что случилось?
   — Вон, видишь? — Нина Алексеевна кивнула на автомат за шкафом — ствол его хорошо был виден.
   — Олег принес?
   — Кто же ещё! — и Нина Алексеевна снова тихонько заплакала.
   Олег вышел как раз из ванны — с мокрыми волосами, гладко выбритый, спокойный. Пахло от него молодостью, здоровьем, хорошим одеколоном.
   — Привет, Яковлевич! — кивнул он отцу. Тот уже привык к такому обращению, не обижался. Подростком ещё, в классе седьмом или восьмом, младший Александров вдруг застеснялся, или блажь какая нашла, от сверстников ли заразился — короче, стал он отца с матерью по отчествам называть. Нина Алексеевна сразу же запротестовала: «Какая я тебе «Алексеевна?» Я мать твоя, так и зови…» А Михаил Яковлевич лишь рукой махнул — да пусть подурит, пройдет это, перерастёт.
   Не перерос. А дурости в поведении сына и не было никакой. Просто повзрослел, мужиком стал, ровней, значит, с отцом. А мужик мужику такую вольность в обращении может простить. Лишь бы уважал да понимал что к чему.
   Олег понимал.
   — Привет, сынок, привет! — в некотором недоумении и растерянности проговорил Михаил Яковлевич, спешно решая как дальше вести разговор с сыном: вид автомата несколько шокировал его и на какое-то время лишил красноречия. А Олег, как ни в чём не бывало, уселся перед телевизором, взялся нажимать кнопки каналов.
   Мама решительно щёлкнула клавишей, потушила экран.
   — Какие могут быть песни, Олежек?! — сказала она больным голосом. — Давайте поговорим… Отец же может… Ну, не всем надо ездить в эту Чечню!… Миша! Что ты молчишь?!
   — Да я пока и не знаю ничего! — пожал тот плечами. — Командировка, да? Ты не отказался, Олег?
   Олег кивнул — спокойно, невозмутимо. Смотрел на родителей слегка насмешливыми глазами — ну что вы, в самом деле, чего всполошились?! Обычное же теперь дело — командировка в Чечню. Пять смен, пять сводных милицейских отрядов из Придонска в Чечне побывали, пришла пора шестому…
   Мама сходу взяла быка за рога, напустилась на мужа:
   — Миша, ты можешь позвонить? Звони сейчас же — Анатолию Григорьевичу, или Петренко. Лившицу звони! Пусть хоть раз нашей семье помогут!… А Гликлих, забыл? Тоже не последний человек в городе.
   — Петренко чего зря беспокоить!? — отвечал Михаил Яковлевич. — Это военная епархия, не милиция. Об Олеге надо было с генералом говорить, с Тропининым. Мы бы нашли к нему подход. Но кто знал, Ниночка, кто? Почему вы молчали по сей день?
   — Да я знала не больше твоего, Миша! Он же как этот… — Нина Алексеевна показала кивком в сторону Олега. — Молчит, дела свои делает. А потом — нате вам, папа-мама, подарочек: в Чечню еду. Спасибо, сыночек! Вот обрадовал! Когда политехнический бросил… ну ладно, мы это пережили. Собаки так собаки. Работай, раз не можешь без них. Но тут — Чечня! Господи! Да вразуми ты его!
   — Вот с Лившицем поговорить — думал вслух Михаил Яковлевич. — Он бы помог. Я, правда, никогда к нему не обращался, не было нужды… Гликлих — тот на пенсии уже, потерял влияние и связи. А у него медицина в руках, он бы мог помочь. Это реально. Надо думать… надо думать…
   Старший Александров шевельнулся, поискал глазами портфель, сказал:
   — Линда, принеси.
   Линда вскочила, притащила в зубах тяжелый жёлтый портфель, легла рядом с Олегом. Весь её вид говорил: я с хозяином заодно. Снова услышала слово «Чечня», насторожилась.
   — Сынок, в Чечню ты всегда успеешь, — говорил Михаил Яковлевич, расстегивая портфель и доставая из него записную книжку с номерами телефонов. — Или в какую другую «горячую точку». Раз уж тебе так не терпится мужское своё самолюбие проверить. Но Чечня — это не Отечественная война, пойми. «Вставай, страна огромная…» это, знаешь, из прошлого. Если бы на нас напали извне, как в сорок первом, я бы первый в добровольцы пошёл записываться, как твой дед, царствие ему небесное! И тебе бы сказал: иди, сын, защищай свою Родину, нас с матерью. А тут — криминальная же разборка, сынок! Пойми! Ельцин с Дудаевым не поделили власть, нас, всю страну, в кровавую бойню втянули…
   — Нам нельзя Кавказ терять, Яковлевич, ты же хорошо это понимаешь. Союз распался, теперь за Россию взялись. Порубят на куски, не успеем оглянуться, дух перевести — здесь, у нас, на Дону будут!
   — Ну, это ты хватил, сынуля, хватил! С перебором. — Михаил Яковлевич листал странички записной узкой книжечки. — До нашего Придонска чеченам этим вовек не добраться, не дадут, да они этого и не собираются делать, так я думаю. Им независимость нужна, Ичкерия, нефть, которая в Чечне под ногами хлюпает — ведрами черпай! Вот они за что бьются. Нефть — это большие деньги, влияние, политика! Ну и пусть бы они эту нефть хлебали, у нас своей хватит.
   Нина Алексеевна в сильном волнении тискала руки.
   — Миша, хватит тебе о политике, не нашего это ума дело. Звони. Скажи Анатолию Григорьевичу, что у Олега случился сердечный приступ, или жуткий гипертонический криз, давление за двести… Он поймет, даст команду в «скорую». Олега увезут в больницу, а завтра видно будет. Два-три дня полежит, ситуация изменится, отряд уедет… Нам важно выиграть время, пойми!… А кинолога… да заменят, другого найдут! — повысила она голос, заметив, как Олег изменился в лице и готов яро возражать. И собак там у вас, в питомнике, полно, и кинологов. Пусть кто-нибудь другой съездит, а там видно будет. Ты же говорил, Олежек, что Марина, Проскурина, в Чечню со своим Гарсоном рвётся. Вот и пускай съездит…
   Олег вскочил.
   — Что ты говоришь, мама?! Как я буду в глаза своим товарищам смотреть!? И не забывай, что Марина — женщина, что она… Ну, ты же знаешь всё!
   — Да знаю, знаю, сынуля, прости! Это у меня с языка сорвалось… Я сама уже не понимаю, что говорю.
   Нина Алексеевна ушла в спальню, прикрыла за собой дверь — глухо доносились её рыдания.
   Линда снова подняла голову: «Марина!» Хозяйку Гарсона она хорошо, разумеется, знала, она ей нравилась и при случае ластилась — Марина её баловала, время от времени угощала их с Гарсоном чем-нибудь вкусненьким, колбаской или белым хлебом.
   Отыскав нужную страничку, Михаил Яковлевич решительно встал и пошел в прихожую, к телефону.
   Встал и Олег, не менее решительно и строго сказал отцу: — Яковлевич, успокойся. Я поеду в Чечню. Не надо никому звонить, не позорьте меня!
* * *
   Прощание их вышло торопливым и каким-то бестолковым, скомканным. Гремел оркестр, раздавались команды, у двух хвостовых вагонов скорого поезда суетилось множество людей в милицейской форме, в тамбуры все ещё затаскивали необходимую в командировке поклажу и оружие, кого-то громко ругали, за нерасторопность и забывчивость.
   Потом, в наступившей тишине, стал говорить начальник УВД, генерал Тропинин; он стоял перед строем высокий, в форменной куртке и фуражке, на которой красовался двуглавый орёл, слегка жестикулировал в речи правой рукой, голос его был хорошо слышен — настоящий генеральский голос, твёрдый и зычный.
   Слова Тропинина ложилось одно к одному:
   — Наши товарищи, побывавшие в Чечне, зарекомендовали себя дисциплинированными, хорошо подготовленными профессионалами. Со стороны министерства к области нет претензий. Отлично поработали наши коллеги в Ачхой-Мартане, на блок-постах, на железной дороге… Уверен, что и ваш отряд проявит высокую подготовку, успешно выполнит поставленные задачи. А главная из них — сохранение целостности России, как государства, борьба со всякого рода бандитскими формированиями. Придётся поработать и с криминальным элементом, принять участие в наведении общественного порядка… Конкретные задачи будут поставлены там, на местах…