Страница:
Мы улыбнулись.
Все было как в недавние времена.
Марш «Прощание славянки» навевал острые ностальгические чувства.
Новой была лишь полковая церковь, куда батюшка пригласил Родионова на молебен.
Мы поставили свечи за упокой души наших погибших воинов.
Я слушал молебен с закрытыми глазами и мне казалось, что русская полковая церковь на таджикской земле есть что-то высокое и символическое, что освящает наше военное присутствие здесь…
Чтобы упрочить свои военные позиции в Таджикистане, Москва предложила Душанбе подписать Договор о придании 201-й дивизии статуса российской военной базы. Но против этого резко выступил президент Узбекистана Каримов. Он заявил:
— Наличие базы спровоцирует ответную реакцию со стороны Афганистана.
Каримов явно лукавил: уже долгое время занятому внутренней войной Кабулу вряд ли было принципиально важно, какой статус имеет наша 201-я дивизия — главное, что она была. А укрепление ее положения было невыгодно прежде всего таджикской оппозиции и афганским наркобаронам. А негативная реакция Каримова, скорее всего, объяснялась его ревностным отношением к упрочению российского военного присутствия на территории соседнего государства.
Критическая позиция узбекского руководства на некоторое время породила растерянность в Кремле — Ельцин не решился подписать с Рахмоновым договор (для дополнительной проработки документа в Душанбе был командирован маршал Сергеев). Но даже после визита Рахмонова в Россию летом 1999 года Договор о статусе и условиях пребывания нашей базы на территории РТ не был подписан…
Украинский фронт
Черноморская саркома
Все было как в недавние времена.
Марш «Прощание славянки» навевал острые ностальгические чувства.
Новой была лишь полковая церковь, куда батюшка пригласил Родионова на молебен.
Мы поставили свечи за упокой души наших погибших воинов.
Я слушал молебен с закрытыми глазами и мне казалось, что русская полковая церковь на таджикской земле есть что-то высокое и символическое, что освящает наше военное присутствие здесь…
Чтобы упрочить свои военные позиции в Таджикистане, Москва предложила Душанбе подписать Договор о придании 201-й дивизии статуса российской военной базы. Но против этого резко выступил президент Узбекистана Каримов. Он заявил:
— Наличие базы спровоцирует ответную реакцию со стороны Афганистана.
Каримов явно лукавил: уже долгое время занятому внутренней войной Кабулу вряд ли было принципиально важно, какой статус имеет наша 201-я дивизия — главное, что она была. А укрепление ее положения было невыгодно прежде всего таджикской оппозиции и афганским наркобаронам. А негативная реакция Каримова, скорее всего, объяснялась его ревностным отношением к упрочению российского военного присутствия на территории соседнего государства.
Критическая позиция узбекского руководства на некоторое время породила растерянность в Кремле — Ельцин не решился подписать с Рахмоновым договор (для дополнительной проработки документа в Душанбе был командирован маршал Сергеев). Но даже после визита Рахмонова в Россию летом 1999 года Договор о статусе и условиях пребывания нашей базы на территории РТ не был подписан…
Украинский фронт
Еще с осени 1991 года Украина, в отличие от других республик бывшего Союза, с бешеной скоростью торопилась закрепить суверенитет по всему «фронту» — в том числе и в области обороны. Несмотря на яростные призывы маршала Шапошникова не спешить с этим, украинские власти уже 3 января 1992 года начали формирование собственной армии.
Во время визита в Киев в начале 1992 года Шапошников не скрывал, что его удручает такая позиция украинцев. И потому в беседе с депутатами Верховного Совета он в лоб спросил их:
— Зачем вам своя армия?
Вопрос вызвал удивление:
— Как зачем? А какое же это государство без армии?
В то время по всем военным округам и флотам бывшей Советской Армии уже гулял громкий клич Киева, обращенный к военнослужащим-украинцам, — бросать службу «москалям» и «вэртатыся до нэнькы». А тем, кто уже служил на Украине, но был другой национальности, открыто советовали «вйобуваты гэть».
На совещании у президента обсуждался вопрос о министре обороны Украины. Накануне Кравчук пригласил к себе на беседу командующего войсками Киевского военного округа генерал-полковника Виктора Чечеватова и предложил ему этот пост. Чечеватов поблагодарил Леонида Макаровича за такое доверие и попросил время подумать над предложением, чем вызвал не только удивление, но и недовольство президента.
Было несколько причин, которые заставляли Чечеватова не спешить принимать «царский подарок». Он понимал, что должность военного министра для него, русского генерала, будет кратковременной — слишком сильно кадровая политика в руководстве украинской армии ориентировалась на «лиц коренной национальности». Но сильнее всего его заставляло колебаться другое: министр обороны был обязан принести присягу на верность президенту и народу Украины. И это значило бы, что той клятве, которую рядовой Советской Армии Чечеватов дал почти три десятка лет назад, он изменял.
Чечеватов позвонил в Москву Ельцину и попросил его помочь перевестись служить в Россию. Ельцин отнесся к его просьбе с пониманием, обещал помочь, но сказал, что надо подождать — пока нет подходящей вакантной должности. Через некоторое время Б.Н. предложил генералу должность командующего войсками Дальневосточного военного округа. Чечеватов согласился.
Многим известным в армии военачальникам приходилось в то время делать свой выбор. Но при этом одни руководствовались принципами офицерской чести, другие — меркантильными соображениями, третьи — «зовом предков».
Некоторые генералы-украинцы, служившие в то время на территории России, дружно рванули в Киев, надеясь отхватить там престижные должности в минобороны Украины, хотя и в Москве занимали не слабые. Генерал-лейтенант Иван Бежан, например, был у нас первым заместителем начальника Генштаба. А в Киеве был выдвинут с ходу на пост замминистра обороны. Часто наблюдая за ним на российско-украинских военных переговорах, я дивился тому, с какой страстью Иван Васильевич «воевал» со вчерашними российскими сослуживцами, отстаивая интересы своего государства.
Но такое было время — политика разводила нас по национальным углам.
Не только генералы, но и многие старшие офицеры, с которыми я был знаком с курсантских лет, были выдвинуты на высокие должности: полковник Александр Нездоля, например, стал начальником службы безопасности президента Украины, а полковник Григорий Кривошея — начальником управления в украинском МО.
Вечером на пресс-конференции один из журналистов спросил президента Украины Леонида Кравчука:
— Что такое СНГ?
Он ответил:
— СНГ — фикция!
Украинские генералы и офицеры не один раз игнорировали совещания, на которые их приглашали по линии Главкомата ОВС СНГ. Случалось, что даже министр обороны Украины Константин Морозов пропускал мимо ушей указания своего президента и Верховного Главнокомандующего в обязательном порядке прибыть на совещание глав военных ведомств Содружества (даже в качестве наблюдателя). Был случай, когда Морозов только после личного обращения маршала Шапошникова убыл с подчиненными в российскую столицу.
Офицеры «неукраинской национальности», которые по разным причинам (чаще всего — из-за жилья) вынуждены были остаться служить на Украине, во время приездов в Москву рассказывали грустно-комичные истории: один никак не мог сдать тест на знание украинского языка, другой засыпался на экзамене потому, что не знал биографий Петлюры и Бендеры, третий с треском провалился на детекторе «украинского национального самосознания»…
— 176 межконтинентальных баллистических ракет (СС-19, СС-24);
— 1280 ядерных боеголовок;
— 43 тяжелых стратегических бомбардировщика Ту-95 и Ту-160 с 600 крылатыми ракетами воздушного базирования;
— 20 мотострелковых и танковых дивизий;
— 4013 танков Т-64 и Т-72, 5050 бронированных машин БМП-1 и БМП-2, БТР-70, БТР-80;
— 3 воздушно-десантных соединения;
— 3 артиллерийские дивизии (всего 4040 артиллерий-ских систем);
— 4 воздушные армии (230 истребителей, 620 штурмовиков);
— армия ПВО;
— 6 вертолетных полков (330 машин);
— 300 боевых и вспомогательных кораблей Черноморского флота.
Шапошников настаивал, чтобы этот контроль (оперативный и административный) безраздельно принадлежал Центру, но Киев с этим не соглашался. И хотя украинское руководство официально объявило, что республика будет придерживаться безъядерного статуса, в его рядах образовалась группа политиков, которая явно не спешила идти к этой цели (ее поддерживали и некоторые высшие генералы украинского МО).
Более того, наша разведка вскоре стала располагать сенсационными сведениями о том, что в Киеве пытаются расшифровать ядерные коды и полетные задания ракет, расположенных на Украине. Это явно свидетельствовало о намерении вторгнуться в систему управления ядерным оружием.
А специалистов по этой части в Киеве, Днепропетровске и Харькове хватало. К тому же большая группа генералов, ранее служивших у нас в Минобороны и Генштабе, перешла в МО Украины.
Не успела Москва урегулировать эту проблему (хотя Киев яростно отрицал свое намерение расшифровать коды) — возникла новая, не менее опасная. Украинцы стали срывать сроки вывоза ядерных боеголовок на территорию России. Мир мгновенно заговорил о том, что Украина намеревается получить статус ядерной державы. Тем более тогда, когда даже президент Леонид Кучма проговорился, что его стране желательно попридержать у себя 46 межконтинентальных ядерных ракет СС-24.
Но тут шла совсем другая игра.
Украинцы намеревались продать оружейный уран, имеющийся в ядерных боеголовках, напрямую в США, без участия России, где осуществлялась разборка боеприпасов. Некоторые видные украинские политики посчитали, что 175 миллионов долларов, которые Киев должен был получить в качестве компенсации за ракеты, — цена смехотворная. И стали настаивать на 2 миллиардах долларов, когда узнали о контракте между Москвой и Вашингтоном, в соответствии с которым Россия намеревалась продать США 500 тонн оружейного урана.
И опять разгорелся конфликт между Москвой и Киевом.
Однажды дело дошло до того, что Морозов и Шапошников в письменном виде стали выяснять друг у друга «кто и куда» их ведет. Вволю поупражнявшись в эпистолярном жанре, полководцы тихо спрятались за широкие спины своих президентов…
После громких препирательств конфликт был улажен. Тем более, что украинцев страшно напугал инцидент, случившийся в ядерном арсенале в Первомайске: там была допущена шестикратная перегрузка ядерных боеголовок в хранилище, из-за чего произошел их разогрев (такие ЧП случались позже и в России, но их в Минобороны и Генштабе хранили в строжайшей тайне).
Закончилась украинская ракетная эпопея тем, что был устроен «образцово-показательный» подрыв ракетных шахт. На торжества по этому поводу прибыли министры обороны России Павел Грачев и США — Уильям Перри.
Я был поражен, когда узнал, что ракетные «колодцы» украинцы доверили взрывать американским специалистам. В украинской армии было и есть много отличных профессионалов по этой части. Они могли стереть в пыль любую шахтно-пусковую установку (ШПУ). Доверять подрыв забугорным саперам было делом унизительным. Но здесь опять-таки существовала своя «подлянка» — унижали больше всех нас.
Американские подрывники твердили, что украинцы не владеют технологиями таких работ, хотя на самом деле тут было совсем другое — штатовцы добивались, чтобы ШПУ нельзя было восстановить. Украинцы, мне показалось, не чувствовали угрызений совести. У них была своя выгода — не надо было тратиться на пластит…
Украинские генералы отлично понимали, что небо их государства очень тесно для «тукачей», которые к тому же нуждались в серьезном ремонте. Но поначалу украинское МО категорически отказывалось даже на приемлемых бартерных условиях передать самолеты России. Затем нам стали предлагать выкупить самолеты, но цену заломили сумасшедшую. В конце концов, после шести лет бесплодных переговоров и споров Киев понял, что вместо стратегических бомбардировщиков у него может остаться поржавевшая рухлядь. Несколько самолетов уже пустили под гильотину…
Летом 1999 года, когда до наших генштабовских начальников после войны НАТО в Югославии дошло, что надо пересматривать доктрину и взгляды на роль стратегической авиации, в Киев спешно убыла группа генералов МО и ГШ. Украинцы предложили нам выкупать бомбардировщики…
Во время визита в Киев в начале 1992 года Шапошников не скрывал, что его удручает такая позиция украинцев. И потому в беседе с депутатами Верховного Совета он в лоб спросил их:
— Зачем вам своя армия?
Вопрос вызвал удивление:
— Как зачем? А какое же это государство без армии?
В то время по всем военным округам и флотам бывшей Советской Армии уже гулял громкий клич Киева, обращенный к военнослужащим-украинцам, — бросать службу «москалям» и «вэртатыся до нэнькы». А тем, кто уже служил на Украине, но был другой национальности, открыто советовали «вйобуваты гэть».
На совещании у президента обсуждался вопрос о министре обороны Украины. Накануне Кравчук пригласил к себе на беседу командующего войсками Киевского военного округа генерал-полковника Виктора Чечеватова и предложил ему этот пост. Чечеватов поблагодарил Леонида Макаровича за такое доверие и попросил время подумать над предложением, чем вызвал не только удивление, но и недовольство президента.
Было несколько причин, которые заставляли Чечеватова не спешить принимать «царский подарок». Он понимал, что должность военного министра для него, русского генерала, будет кратковременной — слишком сильно кадровая политика в руководстве украинской армии ориентировалась на «лиц коренной национальности». Но сильнее всего его заставляло колебаться другое: министр обороны был обязан принести присягу на верность президенту и народу Украины. И это значило бы, что той клятве, которую рядовой Советской Армии Чечеватов дал почти три десятка лет назад, он изменял.
Чечеватов позвонил в Москву Ельцину и попросил его помочь перевестись служить в Россию. Ельцин отнесся к его просьбе с пониманием, обещал помочь, но сказал, что надо подождать — пока нет подходящей вакантной должности. Через некоторое время Б.Н. предложил генералу должность командующего войсками Дальневосточного военного округа. Чечеватов согласился.
Многим известным в армии военачальникам приходилось в то время делать свой выбор. Но при этом одни руководствовались принципами офицерской чести, другие — меркантильными соображениями, третьи — «зовом предков».
Некоторые генералы-украинцы, служившие в то время на территории России, дружно рванули в Киев, надеясь отхватить там престижные должности в минобороны Украины, хотя и в Москве занимали не слабые. Генерал-лейтенант Иван Бежан, например, был у нас первым заместителем начальника Генштаба. А в Киеве был выдвинут с ходу на пост замминистра обороны. Часто наблюдая за ним на российско-украинских военных переговорах, я дивился тому, с какой страстью Иван Васильевич «воевал» со вчерашними российскими сослуживцами, отстаивая интересы своего государства.
Но такое было время — политика разводила нас по национальным углам.
Не только генералы, но и многие старшие офицеры, с которыми я был знаком с курсантских лет, были выдвинуты на высокие должности: полковник Александр Нездоля, например, стал начальником службы безопасности президента Украины, а полковник Григорий Кривошея — начальником управления в украинском МО.
* * *
В марте 1992 года состоялась очередная встреча глав государств СНГ в Киеве. Огромные толпы митингующих встречали гостей-президентов и сопровождающих их лиц лозунгами «СНГ — гэть з Киева!».Вечером на пресс-конференции один из журналистов спросил президента Украины Леонида Кравчука:
— Что такое СНГ?
Он ответил:
— СНГ — фикция!
Украинские генералы и офицеры не один раз игнорировали совещания, на которые их приглашали по линии Главкомата ОВС СНГ. Случалось, что даже министр обороны Украины Константин Морозов пропускал мимо ушей указания своего президента и Верховного Главнокомандующего в обязательном порядке прибыть на совещание глав военных ведомств Содружества (даже в качестве наблюдателя). Был случай, когда Морозов только после личного обращения маршала Шапошникова убыл с подчиненными в российскую столицу.
Офицеры «неукраинской национальности», которые по разным причинам (чаще всего — из-за жилья) вынуждены были остаться служить на Украине, во время приездов в Москву рассказывали грустно-комичные истории: один никак не мог сдать тест на знание украинского языка, другой засыпался на экзамене потому, что не знал биографий Петлюры и Бендеры, третий с треском провалился на детекторе «украинского национального самосознания»…
* * *
Когда пришла пора «развода» с Украиной, в нашем Генштабе скрупулезно подсчитали, что досталось этой республике от общего скарба Советской Армии. Список был внушительным. Ни одна другая бывшая республика СССР не получила такого жирного военного наследства. К Украине отошли Киевский, Одесский, Прикарпатский военные округа вместе со всем, что было на их территории. Только основной список «приватизированного» Киевом (без стратегических запасов продовольствия и военного имущества, учебных центров и полигонов) включал в себя:— 176 межконтинентальных баллистических ракет (СС-19, СС-24);
— 1280 ядерных боеголовок;
— 43 тяжелых стратегических бомбардировщика Ту-95 и Ту-160 с 600 крылатыми ракетами воздушного базирования;
— 20 мотострелковых и танковых дивизий;
— 4013 танков Т-64 и Т-72, 5050 бронированных машин БМП-1 и БМП-2, БТР-70, БТР-80;
— 3 воздушно-десантных соединения;
— 3 артиллерийские дивизии (всего 4040 артиллерий-ских систем);
— 4 воздушные армии (230 истребителей, 620 штурмовиков);
— армия ПВО;
— 6 вертолетных полков (330 машин);
— 300 боевых и вспомогательных кораблей Черноморского флота.
* * *
Очень серьезные споры между Москвой и Киевом поначалу вспыхнули из-за самого грозного оружия — стратегических ядерных ракет. Между Евгением Шапошниковым и министром обороны Украины Константином Морозовым возникла острая перепалка по поводу системы контроля над Стратегическими ядерными силами, дислоцирующимися на Украине.Шапошников настаивал, чтобы этот контроль (оперативный и административный) безраздельно принадлежал Центру, но Киев с этим не соглашался. И хотя украинское руководство официально объявило, что республика будет придерживаться безъядерного статуса, в его рядах образовалась группа политиков, которая явно не спешила идти к этой цели (ее поддерживали и некоторые высшие генералы украинского МО).
Более того, наша разведка вскоре стала располагать сенсационными сведениями о том, что в Киеве пытаются расшифровать ядерные коды и полетные задания ракет, расположенных на Украине. Это явно свидетельствовало о намерении вторгнуться в систему управления ядерным оружием.
А специалистов по этой части в Киеве, Днепропетровске и Харькове хватало. К тому же большая группа генералов, ранее служивших у нас в Минобороны и Генштабе, перешла в МО Украины.
Не успела Москва урегулировать эту проблему (хотя Киев яростно отрицал свое намерение расшифровать коды) — возникла новая, не менее опасная. Украинцы стали срывать сроки вывоза ядерных боеголовок на территорию России. Мир мгновенно заговорил о том, что Украина намеревается получить статус ядерной державы. Тем более тогда, когда даже президент Леонид Кучма проговорился, что его стране желательно попридержать у себя 46 межконтинентальных ядерных ракет СС-24.
Но тут шла совсем другая игра.
Украинцы намеревались продать оружейный уран, имеющийся в ядерных боеголовках, напрямую в США, без участия России, где осуществлялась разборка боеприпасов. Некоторые видные украинские политики посчитали, что 175 миллионов долларов, которые Киев должен был получить в качестве компенсации за ракеты, — цена смехотворная. И стали настаивать на 2 миллиардах долларов, когда узнали о контракте между Москвой и Вашингтоном, в соответствии с которым Россия намеревалась продать США 500 тонн оружейного урана.
И опять разгорелся конфликт между Москвой и Киевом.
Однажды дело дошло до того, что Морозов и Шапошников в письменном виде стали выяснять друг у друга «кто и куда» их ведет. Вволю поупражнявшись в эпистолярном жанре, полководцы тихо спрятались за широкие спины своих президентов…
После громких препирательств конфликт был улажен. Тем более, что украинцев страшно напугал инцидент, случившийся в ядерном арсенале в Первомайске: там была допущена шестикратная перегрузка ядерных боеголовок в хранилище, из-за чего произошел их разогрев (такие ЧП случались позже и в России, но их в Минобороны и Генштабе хранили в строжайшей тайне).
Закончилась украинская ракетная эпопея тем, что был устроен «образцово-показательный» подрыв ракетных шахт. На торжества по этому поводу прибыли министры обороны России Павел Грачев и США — Уильям Перри.
Я был поражен, когда узнал, что ракетные «колодцы» украинцы доверили взрывать американским специалистам. В украинской армии было и есть много отличных профессионалов по этой части. Они могли стереть в пыль любую шахтно-пусковую установку (ШПУ). Доверять подрыв забугорным саперам было делом унизительным. Но здесь опять-таки существовала своя «подлянка» — унижали больше всех нас.
Американские подрывники твердили, что украинцы не владеют технологиями таких работ, хотя на самом деле тут было совсем другое — штатовцы добивались, чтобы ШПУ нельзя было восстановить. Украинцы, мне показалось, не чувствовали угрызений совести. У них была своя выгода — не надо было тратиться на пластит…
* * *
Есть известный анекдот про украинца, которого спросили, сможет ли он съесть вагон яблок. «Нет, — ответил он, — зъисты не зможу, но зато хоть понадгрызаю…» Я не раз вспоминал его, когда украинские власти отвечали категорическим отказом на упорные просьбы Москвы отдать ей четыре десятка стратегических бомбардировщиков, которые достались Киеву во время «приватизации» частей бывшей Советской Армии.Украинские генералы отлично понимали, что небо их государства очень тесно для «тукачей», которые к тому же нуждались в серьезном ремонте. Но поначалу украинское МО категорически отказывалось даже на приемлемых бартерных условиях передать самолеты России. Затем нам стали предлагать выкупить самолеты, но цену заломили сумасшедшую. В конце концов, после шести лет бесплодных переговоров и споров Киев понял, что вместо стратегических бомбардировщиков у него может остаться поржавевшая рухлядь. Несколько самолетов уже пустили под гильотину…
Летом 1999 года, когда до наших генштабовских начальников после войны НАТО в Югославии дошло, что надо пересматривать доктрину и взгляды на роль стратегической авиации, в Киев спешно убыла группа генералов МО и ГШ. Украинцы предложили нам выкупать бомбардировщики…
Черноморская саркома
Уже который год не прекращается грызня России и Украины из-за Черноморского флота. Она войдет в историю как одна из самых позорных страниц российско-украинских отношений конца ХХ века, как кость раздора, которую мы не можем поделить до сих пор.
Еще в начале 1992 года Кравчук в беседе с маршалом Шапошниковым настаивал на том, что Украине нужен свой Черноморский флот, но в каком составе и под какие задачи — сформулировать не мог. И высказывался странно: «Весь флот, как и его половина, Украине не нужен».
В то же время министр обороны республики и другие члены правительства считали, что Украина должна получить 50 процентов флота. Однажды, пытаясь выяснить окончательную позицию украинского руководства, маршал Шапошников обратил внимание министров на серьезное расхождение их взглядов с президентом республики. Один из них, когда остался с глазу на глаз с маршалом, сказал ему ошеломляющую фразу: «Кравчук может сказать вам одно, а нам — другое».
Непоследовательность, шарахание из стороны в сторону наблюдались и в позиции российского президента. Часто делалось это с подачи военных. Весной 1992 года Шапошников убедил Ельцина подписать указ о том, что весь Черноморский флот является составной частью Вооруженных сил России. Ельцин указ подписал. В ответ Киев поднял такой громкий шум, что российский президент пошел на попятную и отменил свой указ.
Тогда Шапошников предложил новую формулу выхода из положения — не делить флот, а оставить его в подчинении Главного командования ОВС СНГ. Но и этот вариант украинцы отвергли. Тогда маршал пошел в атаку с третьей стороны: подал идею разделить ЧФ между всеми республиками СНГ, поскольку все они в той или иной мере были причастны к его созданию.
Однако при внешней справедливости такого варианта, по сути он был смешным: для чего нужны подводные лодки и крейсера Туркмении, Узбекистану или Таджикистану? Когда и эта идея была отвергнута, предложили ее усовершенствованный вариант: во имя сохранения единства Черноморского флота Россия соглашалась отдать каждой республике причитающуюся за него долю в виде танков, самолетов, пушек, запчастей. И снова кто-то соглашался, кто-то нет. Казалось, нет в мире мудреца, который мог бы положить конец этой бесконечной скандальной дележке…
Точно так же и украинцы были хорошо осведомлены почти обо всех конфиденциальных замыслах России. Объяснялось это просто: на высоких должностях в российском военном ведомстве много украинцев, а в украинском — русских. И были среди них такие, для которых интересы СВОЕЙ Родины стояли выше клятвенных обещаний беречь военную и государственную тайну страны, на службе которой человек оказался.
Забегая вперед, скажу, что в Москве и Киеве некоторое время делали вид, что не обращают внимания на этот «фактор конвергенции». Однако с годами подход стал меняться. Мне пришлось убедиться в этом на собственном опыте. Когда я стал пресс-секретарем министра обороны РФ, в комиссии по высшим воинским званиям и должностям при Президенте России должен был решаться вопрос о присвоении мне генеральского звания. Однако его даже не довели до стадии обсуждения, сообщив мне, что «необходимо по новым требованиям послужить год в новой должности» (хотя при этом некоторые полковники получали генеральские звания, не прослужив в должности и трех месяцев).
Лишь позже «свои люди» в Кремле сообщили мне по большому секрету, что некоторые члены комиссии засомневались: «Может ли украинец быть пресс-секретарем министра обороны России?» Хотя для Игоря Николаевича Родионова такой проблемы не существовало.
Но вернемся к Черноморскому флоту.
…В конце весны 1992 года наши источники в министерстве обороны Украины передали в Главный штаб ВМФ России информацию о том, что в ходе очередного российско-украинского раунда переговоров по ЧФ в Севастополе киевляне собираются осуществить план молниеносного присвоения флота «на законных основаниях». Весьма возможно, что если бы наши осведомители в украинском военном ведомстве не сработали заблаговременно, то дележ флота мог бы принять еще более трагичный характер.
Вспоминает бывший Главком ВМФ РФ адмирал флота Владимир Чернавин:
— Стало известно, что в Севастополь приезжает большая комиссия, которую возглавляет Дурдинец, первый заместитель председателя Верховного Совета Украины. С ним министры обороны, внутренних дел и так далее. Узнаю, что они везут указ президента Украины о приватизации Черноморского флота. Я вышел на Шапошникова, доложил ему обо всем. Шапошников спрашивает: «Ну, что делать?»
Я ему предложил, что нужно немедленно издать указ нашего президента о том, что Черноморский флот переходит под юрисдикцию России. Всю ночь переговаривались с Шапошниковым, и в конце концов он связался с Ельциным.
Ельцин отнесся к такой идее положительно. Но те уже приезжают, а у нас еще ничего нет. Фактически проект указа был подготовлен непосредственно в Севастополе, и я передал наши предложения министру обороны.
Начались переговоры, на которых украинская сторона сразу заняла наступательную позицию. Возглавляя нашу делегацию, я чувствовал, что они вот-вот доберутся до указа своего президента. Опять наступила бессонная ночь, опять переговоры с Шапошниковым. Наконец Шапошников говорит: «Президент сказал, что утром подпишет указ».
Утро. Уже 10 часов, а указа еще нет. Начинаю уклоняться от переговоров, потому, что знаю: когда они зачитают свой указ, а мы будем с пустыми руками — дело будет сделано. В конце концов с опозданием на час с лишним прибываю к месту переговоров, чем вызываю страшный всплеск раздражения. Но я приехал уже с указом президента в кармане, он по телефону был мне зачитан. Тут встает Дурдинец и говорит, что так как мы не можем найти путей соприкосновения интересов, он сейчас официально зачитает указ президента Украины Леонида Кравчука. И читает с пафосом указ. Но мы были уже к этому готовы. И когда он произносит: «И мы приехали сюда, чтобы этот указ исполнить, здесь все люди, которые правомочны это сделать» — я встаю и зачитываю указ президента Ельцина. Это было похоже на взрыв бомбы!
Украинская делегация в замешательстве: что же делать? Указ на указ. И долго все сидели и мрачно молчали. Потом начали между собой переговариваться. И вот Дурдинец заявляет мне: «Владимир Николаевич, мы не можем не выполнить указ нашего президента». Говорю ему в ответ: «А мы не можем не выполнить указ нашего президента. Учитывая же, что Черноморский флот сегодня в моем подчинении, мы также не дадим выполнить указ вашего президента».
Переговоры с этого момента стали бесполезными, все должно было решаться уже на другом уровне.
С того времени они стали рассматривать Чернавина в виде «камня, который лежит на дороге», ведущей якобы к успеху в решении проблемы дележки флота. Под этим соусом фигура Чернавина стала подаваться украинцами в ходе последующих раундов переговоров по ЧФ. И самое досадное, что российские власти клюнули на эту удочку (тут стоит заметить, что таким же образом Киев действовал и тогда, когда его не устраивали командующие флотом — мы к этому еще вернемся). Неуступчивость Чернавина стала не устраивать уже не только Кравчука, но и Ельцина. «Камень» (а точнее — бастион) с дороги вскоре убрали.
Адмирал флота Владимир Чернавин — один из первых российских флотоводцев, которые были «казнены» режимом за то, что яростно сопротивлялись не только уступчивости Кремля и МИДа на Черном море, но и развалу всего бывшего Великого Российского Флота.
Вслед за Чернавиным пришла очередь командующего ЧФ адмирала Игоря Касатонова, которого тоже по тайной просьбе Киева сместили с поста. Его назначили в Главкомат ВМФ.
Хорошо помню какая возня шла в наших политических и военных верхах вокруг адмирала Касатонова, когда он восстал против растаскивания ЧФ. Но спалить его вообще в Кремле побоялись — адмирал пользовался большой поддержкой личного состава флота. В то время мне довелось видеть документ, подготовленный аналитической кремлевской службой. В нем звучали откровенные намеки на то, что в случае «неаккуратного обращения» с командующим ЧФ, он может встать чуть ли не во главе бунта. Был тут и еще один немаловажный фактор, сдерживающий Кремль от расправы с адмиралом: Касатонов принадлежит к славной династии российских флотоводцев и сметать его с должности в лоб было очень рискованно.
Однажды дело дошло до того, что министр обороны Украины генерал Виталий Радецкий чуть не сорвал переговоры с Павлом Грачевым из-за того, что бирка на двери комнаты его российского коллеги оказалась на два сантиметра больше. А когда Грачев вместе со своей свитой покинул переговоры, Радецкий «отомстил»: задержал взлет самолета с российской делегацией, из-за чего люди были вынуждены целый час мерзнуть на холодном аэродромном ветру.
9 июня 1995 года Борис Ельцин и Леонид Кучма подписали соглашение о разделе плавсредств и вооружений Черноморского флота (по формуле 50х50), затем эксперты правительств Украины и РФ определили перечень военных кораблей и судов, военной техники и средств обеспечения береговой обороны и морской авиации наземного базирования ЧФ, которые после раздела флота должны были перейти в подчинение российскому и украинскому командованиям флота.
Оставалось технически осуществить раздел до 1 января 1996 года, как это и предусматривалось в соглашении. Но гладко было на бумаге…
Российское и украинское военно-морское начальство снова (в который раз!) встряло в многомесячную свару, предъявляя новые обвинения друг другу. Она продлилась до самой зимы. В чем же была суть нового конфликта?
4 января 1996 года председатель комиссии по разделу ЧФ первый заместитель командующего флотом адмирал Геннадий Сучков заявил, что украинская сторона экономически не готова к приему передаваемых ей объектов: «К настоящему времени из 117 предусмотренных к передаче ВМС Украины военных городков принято лишь 42».
В ответ на это украинцы раздраженно заворчали: «Полуразграбленные городки принимать не собираемся».
Братья-славяне продолжали яростно грызться на теплых берегах Черного моря. Иногда эта грызня обретала форму лютой вражды и доходила до того, что древние родственнички начинали хвататься за стволы.
Наблюдая за всем этим позорищем, я с грустью думал о том, что нет в мире более эффективного способа превращения братьев в лютых врагов, чем дать им возможность делить родительское наследство.
Как это не раз бывало и раньше, иногда теряя чувство реальности, когда надо объективно оценить результаты сделанного им, наш министр объявил, что результаты переговоров «коренным образом изменят военно-политический климат в отношениях Украины и России» (у нас в Москве все визиты и переговоры почему-то всегда оцениваются не меньше, чем «исторические»).
Еще в начале 1992 года Кравчук в беседе с маршалом Шапошниковым настаивал на том, что Украине нужен свой Черноморский флот, но в каком составе и под какие задачи — сформулировать не мог. И высказывался странно: «Весь флот, как и его половина, Украине не нужен».
В то же время министр обороны республики и другие члены правительства считали, что Украина должна получить 50 процентов флота. Однажды, пытаясь выяснить окончательную позицию украинского руководства, маршал Шапошников обратил внимание министров на серьезное расхождение их взглядов с президентом республики. Один из них, когда остался с глазу на глаз с маршалом, сказал ему ошеломляющую фразу: «Кравчук может сказать вам одно, а нам — другое».
Непоследовательность, шарахание из стороны в сторону наблюдались и в позиции российского президента. Часто делалось это с подачи военных. Весной 1992 года Шапошников убедил Ельцина подписать указ о том, что весь Черноморский флот является составной частью Вооруженных сил России. Ельцин указ подписал. В ответ Киев поднял такой громкий шум, что российский президент пошел на попятную и отменил свой указ.
Тогда Шапошников предложил новую формулу выхода из положения — не делить флот, а оставить его в подчинении Главного командования ОВС СНГ. Но и этот вариант украинцы отвергли. Тогда маршал пошел в атаку с третьей стороны: подал идею разделить ЧФ между всеми республиками СНГ, поскольку все они в той или иной мере были причастны к его созданию.
Однако при внешней справедливости такого варианта, по сути он был смешным: для чего нужны подводные лодки и крейсера Туркмении, Узбекистану или Таджикистану? Когда и эта идея была отвергнута, предложили ее усовершенствованный вариант: во имя сохранения единства Черноморского флота Россия соглашалась отдать каждой республике причитающуюся за него долю в виде танков, самолетов, пушек, запчастей. И снова кто-то соглашался, кто-то нет. Казалось, нет в мире мудреца, который мог бы положить конец этой бесконечной скандальной дележке…
* * *
После первых лобовых атак друг на друга в попытках к своей выгоде решить проблему флота Украина и Россия стали менять тактику. В недрах правительств и военных ведомств обеих республик начали разрабатываться секретные планы «обходов и внезапных ударов». Но обо всех этих намерениях и тайных замыслах «противника» у нас в Минобороны и Генеральном штабе частенько становилось известно в тот же день, а порой через час.Точно так же и украинцы были хорошо осведомлены почти обо всех конфиденциальных замыслах России. Объяснялось это просто: на высоких должностях в российском военном ведомстве много украинцев, а в украинском — русских. И были среди них такие, для которых интересы СВОЕЙ Родины стояли выше клятвенных обещаний беречь военную и государственную тайну страны, на службе которой человек оказался.
Забегая вперед, скажу, что в Москве и Киеве некоторое время делали вид, что не обращают внимания на этот «фактор конвергенции». Однако с годами подход стал меняться. Мне пришлось убедиться в этом на собственном опыте. Когда я стал пресс-секретарем министра обороны РФ, в комиссии по высшим воинским званиям и должностям при Президенте России должен был решаться вопрос о присвоении мне генеральского звания. Однако его даже не довели до стадии обсуждения, сообщив мне, что «необходимо по новым требованиям послужить год в новой должности» (хотя при этом некоторые полковники получали генеральские звания, не прослужив в должности и трех месяцев).
Лишь позже «свои люди» в Кремле сообщили мне по большому секрету, что некоторые члены комиссии засомневались: «Может ли украинец быть пресс-секретарем министра обороны России?» Хотя для Игоря Николаевича Родионова такой проблемы не существовало.
Но вернемся к Черноморскому флоту.
…В конце весны 1992 года наши источники в министерстве обороны Украины передали в Главный штаб ВМФ России информацию о том, что в ходе очередного российско-украинского раунда переговоров по ЧФ в Севастополе киевляне собираются осуществить план молниеносного присвоения флота «на законных основаниях». Весьма возможно, что если бы наши осведомители в украинском военном ведомстве не сработали заблаговременно, то дележ флота мог бы принять еще более трагичный характер.
Вспоминает бывший Главком ВМФ РФ адмирал флота Владимир Чернавин:
— Стало известно, что в Севастополь приезжает большая комиссия, которую возглавляет Дурдинец, первый заместитель председателя Верховного Совета Украины. С ним министры обороны, внутренних дел и так далее. Узнаю, что они везут указ президента Украины о приватизации Черноморского флота. Я вышел на Шапошникова, доложил ему обо всем. Шапошников спрашивает: «Ну, что делать?»
Я ему предложил, что нужно немедленно издать указ нашего президента о том, что Черноморский флот переходит под юрисдикцию России. Всю ночь переговаривались с Шапошниковым, и в конце концов он связался с Ельциным.
Ельцин отнесся к такой идее положительно. Но те уже приезжают, а у нас еще ничего нет. Фактически проект указа был подготовлен непосредственно в Севастополе, и я передал наши предложения министру обороны.
Начались переговоры, на которых украинская сторона сразу заняла наступательную позицию. Возглавляя нашу делегацию, я чувствовал, что они вот-вот доберутся до указа своего президента. Опять наступила бессонная ночь, опять переговоры с Шапошниковым. Наконец Шапошников говорит: «Президент сказал, что утром подпишет указ».
Утро. Уже 10 часов, а указа еще нет. Начинаю уклоняться от переговоров, потому, что знаю: когда они зачитают свой указ, а мы будем с пустыми руками — дело будет сделано. В конце концов с опозданием на час с лишним прибываю к месту переговоров, чем вызываю страшный всплеск раздражения. Но я приехал уже с указом президента в кармане, он по телефону был мне зачитан. Тут встает Дурдинец и говорит, что так как мы не можем найти путей соприкосновения интересов, он сейчас официально зачитает указ президента Украины Леонида Кравчука. И читает с пафосом указ. Но мы были уже к этому готовы. И когда он произносит: «И мы приехали сюда, чтобы этот указ исполнить, здесь все люди, которые правомочны это сделать» — я встаю и зачитываю указ президента Ельцина. Это было похоже на взрыв бомбы!
Украинская делегация в замешательстве: что же делать? Указ на указ. И долго все сидели и мрачно молчали. Потом начали между собой переговариваться. И вот Дурдинец заявляет мне: «Владимир Николаевич, мы не можем не выполнить указ нашего президента». Говорю ему в ответ: «А мы не можем не выполнить указ нашего президента. Учитывая же, что Черноморский флот сегодня в моем подчинении, мы также не дадим выполнить указ вашего президента».
Переговоры с этого момента стали бесполезными, все должно было решаться уже на другом уровне.
* * *
О, знал бы тогда адмирал флота Чернавин, какими экспрессивными эпитетами награждал его украинский президент Кравчук в телефонном разговоре с Ельциным! С того момента Владимир Николаевич, по мнению Леонида Макаровича, превратился в главного виновника новой тупиковой ситуации на российско-украинских переговорах. Срыв «блиц-приватизации» ЧФ, которую с такой тщательностью готовили в Киеве, надеясь на полный успех, был очень болезненной пощечиной украинским руководителям.С того времени они стали рассматривать Чернавина в виде «камня, который лежит на дороге», ведущей якобы к успеху в решении проблемы дележки флота. Под этим соусом фигура Чернавина стала подаваться украинцами в ходе последующих раундов переговоров по ЧФ. И самое досадное, что российские власти клюнули на эту удочку (тут стоит заметить, что таким же образом Киев действовал и тогда, когда его не устраивали командующие флотом — мы к этому еще вернемся). Неуступчивость Чернавина стала не устраивать уже не только Кравчука, но и Ельцина. «Камень» (а точнее — бастион) с дороги вскоре убрали.
Адмирал флота Владимир Чернавин — один из первых российских флотоводцев, которые были «казнены» режимом за то, что яростно сопротивлялись не только уступчивости Кремля и МИДа на Черном море, но и развалу всего бывшего Великого Российского Флота.
Вслед за Чернавиным пришла очередь командующего ЧФ адмирала Игоря Касатонова, которого тоже по тайной просьбе Киева сместили с поста. Его назначили в Главкомат ВМФ.
Хорошо помню какая возня шла в наших политических и военных верхах вокруг адмирала Касатонова, когда он восстал против растаскивания ЧФ. Но спалить его вообще в Кремле побоялись — адмирал пользовался большой поддержкой личного состава флота. В то время мне довелось видеть документ, подготовленный аналитической кремлевской службой. В нем звучали откровенные намеки на то, что в случае «неаккуратного обращения» с командующим ЧФ, он может встать чуть ли не во главе бунта. Был тут и еще один немаловажный фактор, сдерживающий Кремль от расправы с адмиралом: Касатонов принадлежит к славной династии российских флотоводцев и сметать его с должности в лоб было очень рискованно.
* * *
Брошенный президентом на прорыв, Павел Грачев по возвращению из Севастополя провел в МО пресс-конференцию. И справедливо сетовал на ней, что за несколько лет переговоров по ЧФ стороны не сумели договориться даже до того, какой смысл вкладывать в те или иные термины, используемые в документах.Однажды дело дошло до того, что министр обороны Украины генерал Виталий Радецкий чуть не сорвал переговоры с Павлом Грачевым из-за того, что бирка на двери комнаты его российского коллеги оказалась на два сантиметра больше. А когда Грачев вместе со своей свитой покинул переговоры, Радецкий «отомстил»: задержал взлет самолета с российской делегацией, из-за чего люди были вынуждены целый час мерзнуть на холодном аэродромном ветру.
* * *
После очередного раунда переговоров по флоту летом 1995 года Ельцин и президент Украины Леонид Кучма дружно и радостно объявили о том, что «над этой проблемой поставлена точка» (хотя о такой «точке» заявлялось еще в период президентства Кравчука). Генералы и офицеры МО и Генштаба, Главного штаба ВМФ РФ, непосредственно занимавшиеся этой проблемой, отлично знали, что мажорные президентские утверждения не соответствовали действительности. А если говорить прямо, то был очередной политический блеф: военно-политических завалов на пути решения проблемы ЧФ оставалось еще очень много…9 июня 1995 года Борис Ельцин и Леонид Кучма подписали соглашение о разделе плавсредств и вооружений Черноморского флота (по формуле 50х50), затем эксперты правительств Украины и РФ определили перечень военных кораблей и судов, военной техники и средств обеспечения береговой обороны и морской авиации наземного базирования ЧФ, которые после раздела флота должны были перейти в подчинение российскому и украинскому командованиям флота.
Оставалось технически осуществить раздел до 1 января 1996 года, как это и предусматривалось в соглашении. Но гладко было на бумаге…
Российское и украинское военно-морское начальство снова (в который раз!) встряло в многомесячную свару, предъявляя новые обвинения друг другу. Она продлилась до самой зимы. В чем же была суть нового конфликта?
4 января 1996 года председатель комиссии по разделу ЧФ первый заместитель командующего флотом адмирал Геннадий Сучков заявил, что украинская сторона экономически не готова к приему передаваемых ей объектов: «К настоящему времени из 117 предусмотренных к передаче ВМС Украины военных городков принято лишь 42».
В ответ на это украинцы раздраженно заворчали: «Полуразграбленные городки принимать не собираемся».
Братья-славяне продолжали яростно грызться на теплых берегах Черного моря. Иногда эта грызня обретала форму лютой вражды и доходила до того, что древние родственнички начинали хвататься за стволы.
Наблюдая за всем этим позорищем, я с грустью думал о том, что нет в мире более эффективного способа превращения братьев в лютых врагов, чем дать им возможность делить родительское наследство.
* * *
В конце ноября 1995 года Москва попыталась в очередной раз сделать прорыв в российско-украинских военных отношениях. Министр обороны Грачев, взявший с собой в Сочи беспрецедентно большую группу высшего генералитета, представляющего все виды войск (за исключением Сухопутных), явно намеревался выжать максимум пользы из этого визита.Как это не раз бывало и раньше, иногда теряя чувство реальности, когда надо объективно оценить результаты сделанного им, наш министр объявил, что результаты переговоров «коренным образом изменят военно-политический климат в отношениях Украины и России» (у нас в Москве все визиты и переговоры почему-то всегда оцениваются не меньше, чем «исторические»).