Страница:
Шейн Белл
День неприятностей
(История Биба Фортуны)
Байки из дворца Джаббы Хатта-11
(Звездные войны)
* * *
История Биба Фортуны Я сброшу Джаббу с трона в день переворота, думал Биб Фортуна, покидая тронный зал своего хозяина для секретного разговора с монахами Б 'омарр. Мои стражники швырнут его на решетку над пещерой ранкора. Пускай поваляется там-, смотря на бушующего внизу зверя и слушая его рев, пускай знает, что, когда я открою дверцу и он упадет, ранкор сожрет его. И пусть узнает перед смертью, что я унаследую его добро и его преступную организацию и ничто меня не остановит!
Фортуна стал быстро спускаться по засыпанным песком ступенькам, что вели во мрак, в темницы. За этой спиральной лестницей лежит желоб, по которому Джабба съедет в пещеру ранкора, думал он. Джабба будет видеть мою руку над кнопкой управления ловушкой, и знать, что сейчас он умрет. Фортуна усмехнулся и положил руку на каменную стену, представив мысленно расположенный за ней желоб. Он прикинул размеры обрюзгшего тела Джаббы и пришел к выводу, что хатт все же пройдет по желобу, если его полить жиром. Облить его жиром — да, это будет, славное унижение; Фортуна живо представил себе, как повара и поварята выбегают из кухни с кастрюлями горячего жира и радостно выливают его на Джаббу, счастливые, что наконец отомстили за своих сыновей и дочерей, которых хатт использовал в качестве дегустаторов, и за своих коллег, брошенных ранкору за одно-единственное не понравившееся блюдо. Фортуна приказал Пор-селлусу, шефповару, чтобы весь жир сливали в старые кастрюли; для чего именно, повара не знали. Скоро узнают.
Это будет счастливый день.
Фортуна шел мимо темных камер для заключенных. В некоторых было тихо; из других доносились стоны; еще в одной кто-то всхлипывал. Фортуна по-хозяйски вглядывался в каждую клетушку и в каждого пленника. Этого заключенного я освобожу, думал он. Этого казню. Остальных продам 6 рабство. Его приговор будет скорым и окончательным.
Извилистый коридор вел дальше, звуки затихали позади, и вдруг песок на полу кончился. Здесь регулярно подметали — дальше жили монахи. Фортуна остановился, снял сандалии и постучал ими о стену, вытряхивая песок — то был знак почтения по отношению к монахам. Ему не хотелось принести в их жилище грязь, которую развел Джабба, поселившись в их дворце. Как же их, должно быть, огорчает грязь 6 тех частях дворца, откуда их выгнали! Фортуна дал себе зарок, что позволит монахам основательно прибрать во дворце — — прежде чем выгонит их навсегда, пока им не пришло в голову повернуть оружие против него самого. Он снова надел сандалии и двинулся дальше.
Все меньше и меньше свечей тускло мерцало в нишах прохода. Тени сгустились; временами Фортуна шел в полной темноте, но он ни разу не остановился. Он уверенно шагал вперед. Тви'-лекк отлично знал этот коридор: он проходил по нему множество раз, чтобы изучать секреты монахов и плести с ними заговоры. Но на нижних уровнях было холодно, и Фортуна поплотнее завернулся в плащ.
Впереди мелькнула неясная тень. О камень царапнуло что-то металлическое. Фортуна остановился и прощупал окружающую темноту; его инстинкты не обнаружили никакой опасности. Но затем во тьме снова послышался шорох — что-то приближалось к нему. Когда показалась тень гигантского паука ростом с самого Фортуну, тви'лекк достал бластер и прислонился к стене. Вскоре из темноты выполз и сам паук, проковылял мимо. Фортуна слегка расслабился, но прятать оружие не стал. Всего лишь мозгоносец, сказал он себе. Паукообразная машина, несущая мозг просветленного монаха в сосуде, прикрепленном под брюхом. Безобидная. Несмотря на это, он содрогнулся от отвращения. Мозгоносцы выводили его из себя. Он смотрел, как мирно перемигиваются синие и зеленые огоньки на стенках мозгового сосуда, словно то было флуоресцентное украшение на теле тщеславного паука размером с человека. Направляется к Джаббе на ужин? Вполне возможно: мозги зачастую проповедовали с помощью динамиков, бессмысленно пытаясь объяснить гангстеру природу Вселенной и наставить его на путь просветления. Джаббу и его гостей это неизменно забавляло.
Фортуне вспомнилось, как он впервые увидел мозгоносца. Тогда ему было совсем не смешно. Сделавшись управляющим Джаббы, тви'лекк загорелся желанием обследовать все во дворне: его главные коридоры, его потайные ходы и комнаты, его темницы, обитателей и кто чем занимается. Однажды вечером он сопровождал кухонных служащих, разносивших еду заключенным. Не успели они дойти до первой камеры, как навстречу им вышел чудовищный паук, опрокинул кастрюлю с супом и забрызгал одежду Фортуны горячей жидкостью. Фортуна выстрелил из бластера и попал в мозговой сосуд под днищем паука. Сосуд разлетелся на куски, и на песок шлепнулся мозг. Паука замкнуло, из него посыпались искры, внутри раздавались хлопки.
Только тогда Фортуна понял, что паук на самом деле машина.
Никто не произнес ни слова — ни повара, ни охранники, ни заключенные, столпившиеся у дверей своей камеры. Паук и их сбил с толку. Подошли монахи, чтобы забрать мозг, и один из них объяснил, что, когда монах достигает просветления, другие братья, искусные в хирургии, вырезают его мозг и помещают п специальный сосуд с питательным раствором. Там мозг созерцает Вселенную, свободный от прихотей тела.
Фортуну тут же стошнило. Он стремглав бросился в тронный зал Джаббы, даже не сменив запачканную одежду, и посоветовал хозяину немедля уничтожить монахов. Их культ отвратителен, заявил он. В то же время он поражен, что в одном дворце уживаются две столь разные культуры — криминальная организация Джаббы и сии монахи. В течение многих поколений гангстеры занимали помещения монастыря, построенного братией. Они превратили его в свой дворец, заняв лучшие комнаты и захватывая все новое и новое пространство. Настало время забрать себе все.
Но Фортуна вдруг запнулся. Он был зол, что монахи до сих пор здесь живут. А вот что они сами думают о присутствии в своем дворце Джаббы и его приспешников? Ясно, что они не в восторге. Фортуна решил, что их недовольством можно воспользоваться. Следовало вслушиваться в их жалобы, разыгрывать из себя ретивого ученика, науськивать их, что нужно избавиться от Джаббы. В общем, слепить из них новую силу — он сможет воспользоваться ей, когда придет время брать власть в свои руки.
Как же здорово сработал его план! Ныне монахи были достаточно обучены и экипированы, чтобы занять дворец. Сотни братьев в собственных телах и еще сотни в мозгоносцах — — этого хватит, чтобы одолеть ничего не подозревающую стражу. Кроме того, Фортуна многому научился у монахов. Его интерес не был притворным: у них было чему поучиться. Теперь он умел интуитивно чувствовать заговоры, окружающие Джаббу, мелкие кражи, которые замышлялись рядом с ним, и извращенные плотские желания. Монахи рассказали ему, что его судьба предопределена. Фортуна развил их учение еще дальше: звезды сложились так, считал он, что ему суждено получить достаточные власть и богатство, чтобы завоевать Рилот, свою родную планету, и превратить свой народ — тви'лекков — в тех, кою больше всех ценит Империя, то есть в охотников за головами, наемников и шпионов. Он сделает так, что они перестанут быть всего лишь рабами-экзотами, и спасет всех, кого удастся спасти. По удачному стечению обстоятельств под контроль Фортуны попал Нат Секура, последний представитель некогда великого тви'леккского дома. Нат играл жизненно важную роль в его плане: народ пойдет за Натом (а на самом деле за ним, Фортуной), когда наступит время завоевания Рилота. Тви'лекки навсегда запомнят, что для них сделал Фортуна.
Имена его предков снова будут прославлены.
Он тоже будет прославлен.
Но впереди ждало много работы, и нужно -. было приготовиться. Время счастливых мечтаний прошло. Фортуна наглухо закрыл свой разум, спрятав как можно глубже самые черные мысли, и ускорил шаг.
В комнате совета его ждал всего один монах, который почему-то не сидел в медитативной позе, а расхаживал взад-вперед.
— Мастер Фортуна, — сказал монах. — Мы думали, вы не придете. Ваш друг в большой опасности.
— Какой друг? — — спросил Фортуна. У него не было никаких друзей.
— Нат Секура. Джабба собирается скормить его ранкору.
Фортуна пулей вылетел из комнаты и помчался обратно. Джабба терпеть не мог Ната Секуру, потому что тот был уродлив: Нат получил страшные ожоги, когда посланные Джаббой охотники за рабами подожгли город, чтобы загнать его жителей в свои сети. Его лицо и тело были покрыты рубцами; его лекку — головные хвосты, которые тви'лекки широко используют во время разговора, — были практически сожжены. Нат теперь мог общаться только голосом — — ужасное увечье, — но тем не менее он по-прежнему оставался Натом Секурой. Фортуна обнаружил Ната на развалинах города и сразу понял, что это за трофей. Этот трофей стоил дороже жемчуга. Надо же, скормить его ранкору!
Когда Фортуна сбавил ход, привел в порядок костюм, выровнял дыхание и вошел в зал, он увидел следующую картину: Нат, исполосованный бичами и связанный, лежал лицом вниз на решетке. Ранкор внизу ревел и разевал пасть, ловя капающую кровь. Жалкие обрубки лекку Ната неуклюже свешивались на решетку: кто-то сорвал головную повязку, которую Фортуна велел ему носить. Толпа подхалимов и шутов Джаббы громко ржала и издевалась над Натом, поглощая еду. Рука самого Джаббы висела в нескольких сантиметрах от кнопки, открывавшей люк, но завидя Фортуну, хатт раскатисто захохотал и жестом подозвал его к себе.
— Нат такой урод, — сказал Джабба. — Я хочу посмотреть, съест его ранкор или бросит обратно к нам.
Такое могло случиться. Если ранкор находил жертву неаппетитной, он швырял ее о решетку до тех пор, пока тело — не превращалось в бесформенную массу, которую на следующий день убирал смотритель. Решетка почернела от крови тех, кого ранкор не захотел есть.
— В таком случае вы пропустите развлечение, которым вас может порадовать Нат, — сказал Фортуна.
— Какое еще развлечение? — громыхнул Джабба.
Фортуна быстро соображал, пытаясь найти способ выручить Ната.
— Нат — хороший бегун, — сказал он, — и акробат. Он сможет какое-то время ускользать от ранкора.
Джабба обожал смотреть на такую забаву через решетку. Все об этом знали. Хатт положил палец на кнопку.
— Но не сейчас, — быстро сказал Фортуна. — Его слишком сильно избили. Дайте ему пару дней. Пусть очухается, тогда можно будет бросить его в пещеру. Это будет славное развлечение для всех нас.
— Ты предал меня! — крикнул Нат ему в спину. — Мне не следовало тебе доверять. Ты…
Фортуна поднял руку. Нат мгновенно умолк. Фортуна отлично его вымуштровал, и одним из первых уроков было повиновение.
— Хозяин? — спросил Фортуна. Джабба размышлял. Управляющий не мог оторвать глаз от его руки, лежавшей на кнопке.
— Хорошо, два дня, — произнес наконец Джабба и убрал руку. — Жду с нетерпением.
Фортуна подозвал двух стражников-гаморре-анцев; те сняли Ната с решетки и поволокли в темницы. Фортуна пошел за ними. Стражники остановились у первой камеры, в которой было полно народу.
— Нет, не сюда! — сказал Фортуна. — Я не хочу, чтобы Ната убили или покалечили, сорвав развлечение Джаббы. Идите за мной.
Он провел их в самый конец коридора, к самой дальней камере. Она была пуста.
— Сюда его, — велел он.
Стражники швырнули Ната в камеру, захлопнули дверь и закрыли ее на замок, после чего потопали обратно. Фортуна смотрел вниз сквозь решетку на двери. Нат лежал на каменном полу. Сесть прямо, чтобы видеть Фортуну, он не мог или не хотел. Это затрудняло дело, поскольку большую часть того, что хотел сказать Фортуна, стоило передавать при помощи лекку, чтобы никто чужой не понял. Ему не хотелось говорить вслух, потому что могли услышать посторонние уши. В конце концов Фортуна произнес три слова: — Я спасу тебя.
Он повернулся и ушел — но не в тронный зал Джаббы, а дальше по коридору, к монахам. Он знал лишь один способ спасти Ната.
И лишь теперь, шагая по чистому монастырскому коридору, Фортуна задумался: как они узнали, что это случится, а он — нет?
На следующий день, еще перед рассветом, Фортуна привел монахов-хирургов в камеру Ната. Он хотел, чтобы процедура была завершена задолго до того, как Джабба прикажет бросить Ната ранкору.
— Оставьте мозговой ствол, чтобы тело продолжало дышать, — сказал он.
— Нет! — вскрикнул Нат. Он понял, для чего здесь хирурги. — Не дай им забрать мой мозг!
Фортуна не боялся, что Ната услышат другие заключенные. Они постараются игнорировать его крики, если смогут, и будут надеяться, что с ними этот ужас не случится. Но стражник-гаморреанец, который торопливо направился к ним, не стал спрашивать, что делают хирурги.
— Я доложу Джаббе, что ты замучил этого заключенного и сорвал развлечение, — заявил он.
— Тогда я скажу Джаббе, что, раз ты настучал на меня, ты не умеешь хранить секреты м должен быть скормлен ранкору вместе с Натом.
Стражник засопел и отступил. Бот дурак, как же ими легко манипулировать, подумал Фортуна. Джабба ошибся, взяв их к себе 6 охрану.
— Я ничего не скажу, если ты тоже не скажешь, — ответил наконец стражник. — Делай свое дело быстро.
Он ушел. Фортуна переключил бластер на парализующий режим и посмотрел на Ната. Это единственный известный мне способ, спасти тебя, передал он с помощью лекку и выстрелил в Ната через прутья решетки. Нат опрокинулся на пол… но его руки вздрагивали, как будто он, хоть и оглушенный, силился встать, чтобы сражаться за свое тело. Фортуна отомкнул камеру и настежь открыл дверь. Хирурги вошли внутрь, катя перед собой дребезжащую тележку.
Фортуна за ними не пошел. Ему не хотелось на это смотреть. Нет, крови он нисколько не боялся, просто считал, что это будет неуважительно по отношению к Нату — стоять за спинами хирургов и наблюдать, как они копаются в его голове.
Поэтому Фортуна встал перед входом в камеру, нетерпеливо дожидаясь, когда хирурги закончат свою работу. Он вспомнил, как нашел маленького Ната на дымящихся развалинах особняка его семьи на Рилоте. Фортуна забрел туда в поисках жемчуга, но вместо него обнаружил Ната на руках у матери. Она была в сознании, но не могла подняться, чтобы защитить своего ребенка.
— Ты! — закричала она. — Биб Фортуна… Я должна была догадаться, что ты приложил к этому свои грязные руки. Только ты мог привести работорговцев на свою родную планету!
Она произнесла его имя с такой ненавистью, с •гаким презрением, что Фортуна попятился. Он был одним из первых, кто стал продавать за границу наркотический спайс-рилл, и из-за этого Ри-лотом заинтересовалась Империя. Тви'лекки, которых он полагал своими друзьями, судили его и приговорили к смертной казни за то, что приманил к их планете работорговцев, пиратов и негодяев всех сортов. Фортуна бежал. Имущество его семьи было конфисковано, а за его голову назначена награда. Теперь он вернулся, чтобы отомстить.
И он отомстил. Семь городов лежали в руинах, их население было продано в рабство, их богатства вывезены — в основном Джаббой, но некоторая часть тайно попала к Фортуне.
И все же это было не то, чего ему хотелось. Спрос на рилл оказался намного выше, чем он предполагал, этот спрос грозил высосать его планету досуха, уничтожить ее. Фортуна не настолько ненавидел свой народ. Чтобы отвлечь внимание от рилла и Рилота, он пытался развивать торговлю более дешевым, менее эффективным — и менее прибыльным — глиттерстимом с Кесселя. Тщетно. Спрос на спайс любого сорта неминуемо должен был разорвать обе планеты на куски. Фортуна надеялся, что тви'лекки адаптируются к жизни в большой Империи — тви'лекки всегда адаптировались, — но все произошло слишком быстро. Им нужно было указать верный путь. Фортуна понял, что это его долг — показать им этот путь, — в тот момент, когда с ним заговорила мать Ната у развалин своего дома. Он достал бластер и подошел к ней, целясь ей в голову.
— Трус, — молвила она.
Он выстрелил, и она сразу же умерла. Это не трусость, сказал он сам себе. Это акт милосердия. Я спас ее от ужасов рабства.
В это время застонал Нат.
Ребенок был жив. Фортуна не застрелил его и не отдал охотникам, а отнес на свой корабль и оказал первую медицинскую помощь. Позднее он объяснил Джаббе, что, поскольку это последний отпрыск великого тви'леккского семейства, будет забавно какое-то время подержать малого у себя. За все эти годы Фортуна так и не сказал Нату, кто убил его мать. Вдвоем они строили планы, как вызволить Рилот из того ада, в который его превращали торговцы спайсом и Империя…
Дверь камеры отворилась; в коридор торопливо вышел хирург. Он держал в руках сосуд с заключенным внутри мозгом. Все индикаторы на стенках кувшина светились ярко-красным цветом. Плохой знак. Огоньки должны были мигать зеленым и синим.
— Мозг кричит, — произнес другой хирург. — Если он быстро не придет в себя, то сойдет с ума и умрет. Так всегда происходит.
Нат не достиг просветления. Он не был готов отказаться от своего тела. Монахи объяснили это Фортуне, но он все равно велел им делать операцию. Другого способа спасти его не существовало. Именно это и было исполнено.
— Мы сделаем все возможное, чтобы помочь вашему другу, — сказал еще один хирург. Они ушли, катя перед собой свою тележку. Ее дребезжание далеко разносилось по подземелью.
Фортуна вошел в камеру. Тело Ната лежало на полу; Биб присел, чтобы осмотреть его. Хирурги проделали замечательную работу: швы на черепе можно было обнаружить лишь при тщательном осмотре. Ствол мозга был на месте, и легкие продолжали качать воздух. Сердце по-прежнему билось. Сердце самого Фортуны было готово выскочить из груди. Он знал, что умрет, если Джабба узнает об этом до того, как он прикончит хатта. Фортуна расправил одежду Ната и обмотал его изуродованные лекку ярко-красным шарфом. Он перевернул тело на спину и легонько смахнул песок с его лица. Лицо было все в рубцах и таким измученным…
В этот момент Фортуне вдруг стало совершенно ясно, что так распорядилась Вселенная. Нат должен был потерять свое тело. Никто на Рилоте не узнал бы его. Вскоре в распоряжении Фортуны окажутся необъятные богатства Джаббы; он разыщет и наймет к себе на службу тех, кто занимается запрещенным ремеслом клонирования. Ната клонируют, и его мозг будет помещен в новое тело, лишенное изъянов. Когда они вернутся на Рилот, Нат сможет общаться более эффективно… если только он переживет ближайшие несколько дней. Фортуна решил позже зайти к нему, чтобы подкрепить его дух надеждой на клонирование.
Позднее тем же утром, когда Джабба приказал бросить Ната ранкору, Фортуна отрядил за ним двух стражников. Те приволокли тело Ната к плите-ловушке перед троном Джаббы.
— Нат от страха упал в обморок, — тихо сказал им Фортуна. — Но он, конечно, проснется, когда полетит к ранкору.
Стражники поверили. Очень многое зависело от того, что произойдет в следующие несколько минут, и от того, как воспримет все это Джабба.
Стражники швырнули тело Ната на плиту-ловушку, и Джабба нажал на кнопку — — как и надеялся Фортуна. Плита перевернулась, и Нат полетел вниз, в пещеру ранкора. Лизоблюды Джаббы сгрудились над решеткой, предвкушая зрелище поедания ранкором тви'лекка. Джабба, нажав несколько кнопок, пододвинул свой трон ближе к краю, чтобы тоже это видеть.
Нат лежал на песке лицом вниз. Ранкор громко зарычал, но жертва не шелохнулась.
— Нат не убегает! — — воскликнул Джабба. — Почему он не убегает?
Ранкор схватил тело и сожрал его в три присеста. Хлынула кровь и забрызгала руки, одежду и лицо Фортуны, а также всех, кто стоял над решеткой. Ранкор посмотрел наверх, рыгнул и зарычал.
Но в тронном зале царило молчание. Все ждали, что Джабба сейчас разозлится.
— Должно быть, Нат возненавидел тебя, — сказал Фортуна хозяину в наступившей тишине. — Он знал, что, если он побежит, вам это доставит удовольствие. Поэтому он не стал убегать.
Кто-то засмеялся. Сю Снутлис начала напевать песенку. Макс Ребо ударил по клавишам. И Джабба наконец захохотал.
— Он сожрал его — ранкор сожрал его! Фу, как неэстетично.
Хатт отодвинул трон на прежнее место; теперь заиграл уже весь оркестр, и жизнь вернулась в обычное русло.
Джабба поверил в то, что сказал ему Фортуна. Он ничего не заподозрил. Стирая с ладоней капельки крови Ната, Фортуна в задумчивости стал пробираться сквозь толпу галактических негодяев всех рас — негодяев, к числу которых он хотел добавить своих сородичей.
Вечером, улучив момент, Фортуна поспешил к монахам и к мозгу Ната. Первым делом он зашел в Великий Зал Просветленных, где на полках стояли сосуды с мозгами, а внизу терпеливо ждали мозго-носпы. Монах из непросветленных вытирал пыль. — Нат кричит не переставая, пришлось перенести его в отдельную комнату, — сказал монах. — Он мешал просветленным братьям.
Монах провел Фортуну в комнату. Сосуд, содержавший в себе мозг Ната, одиноко стоял на столе. Индикаторы на его стенках светились в темноте яркокрасным сиянием.
Монах зажег две свечи в нишах у двери и молча ушел. Фортуна присел возле стола и положил руки на сосуд. Мозг представлял собой жуткое зрелище: обнаженный, местами белый, плавающий в растворе, который кровь Ната окрасила в красный цвет. Монахи будут ежедневно менять раствор в течение трех дней, пока кровь не закончится и раствор не станет чистым.
Фортуна нажал на кнопку на стенке сосуда, чтобы мозг его «слышал».
— Нат, — сказал он. — Это был единственный известный мне способ тебя спасти. Поверь мне.
Он начал рассказывать о клонировании. Тут ему в голову пришла новая мысль.
— Возможно, мы найдем подходящее тело и поместим туда твой мозг, пока не будет готов клон.
Чем больше Фортуна раздумывал над этой идеей, тем больше она ему нравилась: похитить кого-нибудь подходящей комплекции, вынуть из тела мозг и поместить туда на время мозг Ната. Несомненно, живое, дышащее тело поможет Нату удержаться в здравом уме, а потом его можно будет пересадить в его собственный клон.
Надо будет поговорить об этом с хирургами.
Когда часом позже он покинул комнату Ната, треть огоньков светилась уже не красным, а розовым, даже бледно-розовым.
Фортуна пошел обратно в тронный зал — спать. Там было его спальное место. Параноик Джабба требовал, чтобы вся его свита по ночам спала вокруг него — считалось, что для защиты его от убийц, но на самом деле для того, чтобы стражники могли за всеми следить и не дать никому из них убить Джаббу. Это правило давно превратилось в формальность: стражники дрыхли вместе с остальными. Фортуна даже перестал их за это отчитывать.
Но когда он придет к власти, у него будет совсем другая охрана.
Фортуна никак не мог заснуть. Он чувствовал, что во дворце происходит нечто такое, чего он не мог разгадать или списать на волнения этого дня; в полусонном окружении Джаббы роились сотни возможных событий. Но монахи хорошо обучили его. Скоро все снова прояснится, Фортуна был в этом уверен. Существа со всех концов Галактики постоянно прилетали и улетали, и иногда требовалось несколько дней, чтобы разгадать истинные цели их появления. Кроме того, монахи предупредят его, как предупредили насчет Ната. У Фортуны были союзники, о которых никто догадывался.
Управляющий поднял голову и посмотрел на Джаббу, который покоился совсем близко от его постели. Душный зал провонял его гнусным мускусным потом. Фортуна сморщил нос и приступил к ритуалу, который часто помогал ему успокоиться и заснуть. Одна из неприятностей этого дня, подумал Фортуна. То, что Джабба все еще жив. Это была первая и основная неприятность в каждодневном списке неприятностей.
Но скоро Джабба умрет.
Приготовления Фортуны были практически завершены: он получил последние коды разбросанных по Галактике банковских счетов Джаббы и удостоверился в надежности еще нескольких участников, необходимых ему для свершения переворота. Оставалось немногое. Но помимо собственного заговора Фортуна знал еще о четырнадцати покушениях на жизнь Джаббы — покушениях, которым он на сей раз не станет препятствовать. Всегда полезно иметь план на случай непредвиденных обстоятельств, и эти четырнадцать групп заговорщиков делали это за него. Он будет просто следить за ними и по возможности направлять. Фортуна надеялся, что ему удастся обскакать остальных и самому поиметь удовольствие убить Джаббу, но вообще это было не принципиально при условии, что конкуренты сделают ход примерно в нужное время. Впрочем, когда Джабба сыграет в ящик, у руля окажется он, Фортуна. Все сокровища будут его.
Некоторые заговоры были весьма занятны — например, убийца-анцати, которого наняли госпожа Валариан и Юджин Тальмонт, имперский префект… забавное сочетание клиентов. Был еще Тессек, маленький суетливый куаррен, которого Джабба хотел убить и который сам замышлял убить Джаббу. Простой заговор, который Фортуне нравился больше всего, вынашивал поваренок — он планировал отравить Джаббу ядом за то, что тот бросил его брата ранкору, сочтя приготовленный им соус невкусным. Джаббу ненавидело множество народа, и хатту их ненависть доставляла удовольствие. Одна из его крупных, ошибок, подумал Фортуна. Джабба полагал, что его жестокие поступки заставляют всех бояться его, и думал, что страх его защищает. Но страх, переживаемый в течение многих дней, месяцев, лет, превращается в ненависть. Ненависть рождает планы возмездия. Фортуна исходил совсем из других чувств.
Фортуна стал быстро спускаться по засыпанным песком ступенькам, что вели во мрак, в темницы. За этой спиральной лестницей лежит желоб, по которому Джабба съедет в пещеру ранкора, думал он. Джабба будет видеть мою руку над кнопкой управления ловушкой, и знать, что сейчас он умрет. Фортуна усмехнулся и положил руку на каменную стену, представив мысленно расположенный за ней желоб. Он прикинул размеры обрюзгшего тела Джаббы и пришел к выводу, что хатт все же пройдет по желобу, если его полить жиром. Облить его жиром — да, это будет, славное унижение; Фортуна живо представил себе, как повара и поварята выбегают из кухни с кастрюлями горячего жира и радостно выливают его на Джаббу, счастливые, что наконец отомстили за своих сыновей и дочерей, которых хатт использовал в качестве дегустаторов, и за своих коллег, брошенных ранкору за одно-единственное не понравившееся блюдо. Фортуна приказал Пор-селлусу, шефповару, чтобы весь жир сливали в старые кастрюли; для чего именно, повара не знали. Скоро узнают.
Это будет счастливый день.
Фортуна шел мимо темных камер для заключенных. В некоторых было тихо; из других доносились стоны; еще в одной кто-то всхлипывал. Фортуна по-хозяйски вглядывался в каждую клетушку и в каждого пленника. Этого заключенного я освобожу, думал он. Этого казню. Остальных продам 6 рабство. Его приговор будет скорым и окончательным.
Извилистый коридор вел дальше, звуки затихали позади, и вдруг песок на полу кончился. Здесь регулярно подметали — дальше жили монахи. Фортуна остановился, снял сандалии и постучал ими о стену, вытряхивая песок — то был знак почтения по отношению к монахам. Ему не хотелось принести в их жилище грязь, которую развел Джабба, поселившись в их дворце. Как же их, должно быть, огорчает грязь 6 тех частях дворца, откуда их выгнали! Фортуна дал себе зарок, что позволит монахам основательно прибрать во дворце — — прежде чем выгонит их навсегда, пока им не пришло в голову повернуть оружие против него самого. Он снова надел сандалии и двинулся дальше.
Все меньше и меньше свечей тускло мерцало в нишах прохода. Тени сгустились; временами Фортуна шел в полной темноте, но он ни разу не остановился. Он уверенно шагал вперед. Тви'-лекк отлично знал этот коридор: он проходил по нему множество раз, чтобы изучать секреты монахов и плести с ними заговоры. Но на нижних уровнях было холодно, и Фортуна поплотнее завернулся в плащ.
Впереди мелькнула неясная тень. О камень царапнуло что-то металлическое. Фортуна остановился и прощупал окружающую темноту; его инстинкты не обнаружили никакой опасности. Но затем во тьме снова послышался шорох — что-то приближалось к нему. Когда показалась тень гигантского паука ростом с самого Фортуну, тви'лекк достал бластер и прислонился к стене. Вскоре из темноты выполз и сам паук, проковылял мимо. Фортуна слегка расслабился, но прятать оружие не стал. Всего лишь мозгоносец, сказал он себе. Паукообразная машина, несущая мозг просветленного монаха в сосуде, прикрепленном под брюхом. Безобидная. Несмотря на это, он содрогнулся от отвращения. Мозгоносцы выводили его из себя. Он смотрел, как мирно перемигиваются синие и зеленые огоньки на стенках мозгового сосуда, словно то было флуоресцентное украшение на теле тщеславного паука размером с человека. Направляется к Джаббе на ужин? Вполне возможно: мозги зачастую проповедовали с помощью динамиков, бессмысленно пытаясь объяснить гангстеру природу Вселенной и наставить его на путь просветления. Джаббу и его гостей это неизменно забавляло.
Фортуне вспомнилось, как он впервые увидел мозгоносца. Тогда ему было совсем не смешно. Сделавшись управляющим Джаббы, тви'лекк загорелся желанием обследовать все во дворне: его главные коридоры, его потайные ходы и комнаты, его темницы, обитателей и кто чем занимается. Однажды вечером он сопровождал кухонных служащих, разносивших еду заключенным. Не успели они дойти до первой камеры, как навстречу им вышел чудовищный паук, опрокинул кастрюлю с супом и забрызгал одежду Фортуны горячей жидкостью. Фортуна выстрелил из бластера и попал в мозговой сосуд под днищем паука. Сосуд разлетелся на куски, и на песок шлепнулся мозг. Паука замкнуло, из него посыпались искры, внутри раздавались хлопки.
Только тогда Фортуна понял, что паук на самом деле машина.
Никто не произнес ни слова — ни повара, ни охранники, ни заключенные, столпившиеся у дверей своей камеры. Паук и их сбил с толку. Подошли монахи, чтобы забрать мозг, и один из них объяснил, что, когда монах достигает просветления, другие братья, искусные в хирургии, вырезают его мозг и помещают п специальный сосуд с питательным раствором. Там мозг созерцает Вселенную, свободный от прихотей тела.
Фортуну тут же стошнило. Он стремглав бросился в тронный зал Джаббы, даже не сменив запачканную одежду, и посоветовал хозяину немедля уничтожить монахов. Их культ отвратителен, заявил он. В то же время он поражен, что в одном дворце уживаются две столь разные культуры — криминальная организация Джаббы и сии монахи. В течение многих поколений гангстеры занимали помещения монастыря, построенного братией. Они превратили его в свой дворец, заняв лучшие комнаты и захватывая все новое и новое пространство. Настало время забрать себе все.
Но Фортуна вдруг запнулся. Он был зол, что монахи до сих пор здесь живут. А вот что они сами думают о присутствии в своем дворце Джаббы и его приспешников? Ясно, что они не в восторге. Фортуна решил, что их недовольством можно воспользоваться. Следовало вслушиваться в их жалобы, разыгрывать из себя ретивого ученика, науськивать их, что нужно избавиться от Джаббы. В общем, слепить из них новую силу — он сможет воспользоваться ей, когда придет время брать власть в свои руки.
Как же здорово сработал его план! Ныне монахи были достаточно обучены и экипированы, чтобы занять дворец. Сотни братьев в собственных телах и еще сотни в мозгоносцах — — этого хватит, чтобы одолеть ничего не подозревающую стражу. Кроме того, Фортуна многому научился у монахов. Его интерес не был притворным: у них было чему поучиться. Теперь он умел интуитивно чувствовать заговоры, окружающие Джаббу, мелкие кражи, которые замышлялись рядом с ним, и извращенные плотские желания. Монахи рассказали ему, что его судьба предопределена. Фортуна развил их учение еще дальше: звезды сложились так, считал он, что ему суждено получить достаточные власть и богатство, чтобы завоевать Рилот, свою родную планету, и превратить свой народ — тви'лекков — в тех, кою больше всех ценит Империя, то есть в охотников за головами, наемников и шпионов. Он сделает так, что они перестанут быть всего лишь рабами-экзотами, и спасет всех, кого удастся спасти. По удачному стечению обстоятельств под контроль Фортуны попал Нат Секура, последний представитель некогда великого тви'леккского дома. Нат играл жизненно важную роль в его плане: народ пойдет за Натом (а на самом деле за ним, Фортуной), когда наступит время завоевания Рилота. Тви'лекки навсегда запомнят, что для них сделал Фортуна.
Имена его предков снова будут прославлены.
Он тоже будет прославлен.
Но впереди ждало много работы, и нужно -. было приготовиться. Время счастливых мечтаний прошло. Фортуна наглухо закрыл свой разум, спрятав как можно глубже самые черные мысли, и ускорил шаг.
В комнате совета его ждал всего один монах, который почему-то не сидел в медитативной позе, а расхаживал взад-вперед.
— Мастер Фортуна, — сказал монах. — Мы думали, вы не придете. Ваш друг в большой опасности.
— Какой друг? — — спросил Фортуна. У него не было никаких друзей.
— Нат Секура. Джабба собирается скормить его ранкору.
Фортуна пулей вылетел из комнаты и помчался обратно. Джабба терпеть не мог Ната Секуру, потому что тот был уродлив: Нат получил страшные ожоги, когда посланные Джаббой охотники за рабами подожгли город, чтобы загнать его жителей в свои сети. Его лицо и тело были покрыты рубцами; его лекку — головные хвосты, которые тви'лекки широко используют во время разговора, — были практически сожжены. Нат теперь мог общаться только голосом — — ужасное увечье, — но тем не менее он по-прежнему оставался Натом Секурой. Фортуна обнаружил Ната на развалинах города и сразу понял, что это за трофей. Этот трофей стоил дороже жемчуга. Надо же, скормить его ранкору!
Когда Фортуна сбавил ход, привел в порядок костюм, выровнял дыхание и вошел в зал, он увидел следующую картину: Нат, исполосованный бичами и связанный, лежал лицом вниз на решетке. Ранкор внизу ревел и разевал пасть, ловя капающую кровь. Жалкие обрубки лекку Ната неуклюже свешивались на решетку: кто-то сорвал головную повязку, которую Фортуна велел ему носить. Толпа подхалимов и шутов Джаббы громко ржала и издевалась над Натом, поглощая еду. Рука самого Джаббы висела в нескольких сантиметрах от кнопки, открывавшей люк, но завидя Фортуну, хатт раскатисто захохотал и жестом подозвал его к себе.
— Нат такой урод, — сказал Джабба. — Я хочу посмотреть, съест его ранкор или бросит обратно к нам.
Такое могло случиться. Если ранкор находил жертву неаппетитной, он швырял ее о решетку до тех пор, пока тело — не превращалось в бесформенную массу, которую на следующий день убирал смотритель. Решетка почернела от крови тех, кого ранкор не захотел есть.
— В таком случае вы пропустите развлечение, которым вас может порадовать Нат, — сказал Фортуна.
— Какое еще развлечение? — громыхнул Джабба.
Фортуна быстро соображал, пытаясь найти способ выручить Ната.
— Нат — хороший бегун, — сказал он, — и акробат. Он сможет какое-то время ускользать от ранкора.
Джабба обожал смотреть на такую забаву через решетку. Все об этом знали. Хатт положил палец на кнопку.
— Но не сейчас, — быстро сказал Фортуна. — Его слишком сильно избили. Дайте ему пару дней. Пусть очухается, тогда можно будет бросить его в пещеру. Это будет славное развлечение для всех нас.
— Ты предал меня! — крикнул Нат ему в спину. — Мне не следовало тебе доверять. Ты…
Фортуна поднял руку. Нат мгновенно умолк. Фортуна отлично его вымуштровал, и одним из первых уроков было повиновение.
— Хозяин? — спросил Фортуна. Джабба размышлял. Управляющий не мог оторвать глаз от его руки, лежавшей на кнопке.
— Хорошо, два дня, — произнес наконец Джабба и убрал руку. — Жду с нетерпением.
Фортуна подозвал двух стражников-гаморре-анцев; те сняли Ната с решетки и поволокли в темницы. Фортуна пошел за ними. Стражники остановились у первой камеры, в которой было полно народу.
— Нет, не сюда! — сказал Фортуна. — Я не хочу, чтобы Ната убили или покалечили, сорвав развлечение Джаббы. Идите за мной.
Он провел их в самый конец коридора, к самой дальней камере. Она была пуста.
— Сюда его, — велел он.
Стражники швырнули Ната в камеру, захлопнули дверь и закрыли ее на замок, после чего потопали обратно. Фортуна смотрел вниз сквозь решетку на двери. Нат лежал на каменном полу. Сесть прямо, чтобы видеть Фортуну, он не мог или не хотел. Это затрудняло дело, поскольку большую часть того, что хотел сказать Фортуна, стоило передавать при помощи лекку, чтобы никто чужой не понял. Ему не хотелось говорить вслух, потому что могли услышать посторонние уши. В конце концов Фортуна произнес три слова: — Я спасу тебя.
Он повернулся и ушел — но не в тронный зал Джаббы, а дальше по коридору, к монахам. Он знал лишь один способ спасти Ната.
И лишь теперь, шагая по чистому монастырскому коридору, Фортуна задумался: как они узнали, что это случится, а он — нет?
На следующий день, еще перед рассветом, Фортуна привел монахов-хирургов в камеру Ната. Он хотел, чтобы процедура была завершена задолго до того, как Джабба прикажет бросить Ната ранкору.
— Оставьте мозговой ствол, чтобы тело продолжало дышать, — сказал он.
— Нет! — вскрикнул Нат. Он понял, для чего здесь хирурги. — Не дай им забрать мой мозг!
Фортуна не боялся, что Ната услышат другие заключенные. Они постараются игнорировать его крики, если смогут, и будут надеяться, что с ними этот ужас не случится. Но стражник-гаморреанец, который торопливо направился к ним, не стал спрашивать, что делают хирурги.
— Я доложу Джаббе, что ты замучил этого заключенного и сорвал развлечение, — заявил он.
— Тогда я скажу Джаббе, что, раз ты настучал на меня, ты не умеешь хранить секреты м должен быть скормлен ранкору вместе с Натом.
Стражник засопел и отступил. Бот дурак, как же ими легко манипулировать, подумал Фортуна. Джабба ошибся, взяв их к себе 6 охрану.
— Я ничего не скажу, если ты тоже не скажешь, — ответил наконец стражник. — Делай свое дело быстро.
Он ушел. Фортуна переключил бластер на парализующий режим и посмотрел на Ната. Это единственный известный мне способ, спасти тебя, передал он с помощью лекку и выстрелил в Ната через прутья решетки. Нат опрокинулся на пол… но его руки вздрагивали, как будто он, хоть и оглушенный, силился встать, чтобы сражаться за свое тело. Фортуна отомкнул камеру и настежь открыл дверь. Хирурги вошли внутрь, катя перед собой дребезжащую тележку.
Фортуна за ними не пошел. Ему не хотелось на это смотреть. Нет, крови он нисколько не боялся, просто считал, что это будет неуважительно по отношению к Нату — стоять за спинами хирургов и наблюдать, как они копаются в его голове.
Поэтому Фортуна встал перед входом в камеру, нетерпеливо дожидаясь, когда хирурги закончат свою работу. Он вспомнил, как нашел маленького Ната на дымящихся развалинах особняка его семьи на Рилоте. Фортуна забрел туда в поисках жемчуга, но вместо него обнаружил Ната на руках у матери. Она была в сознании, но не могла подняться, чтобы защитить своего ребенка.
— Ты! — закричала она. — Биб Фортуна… Я должна была догадаться, что ты приложил к этому свои грязные руки. Только ты мог привести работорговцев на свою родную планету!
Она произнесла его имя с такой ненавистью, с •гаким презрением, что Фортуна попятился. Он был одним из первых, кто стал продавать за границу наркотический спайс-рилл, и из-за этого Ри-лотом заинтересовалась Империя. Тви'лекки, которых он полагал своими друзьями, судили его и приговорили к смертной казни за то, что приманил к их планете работорговцев, пиратов и негодяев всех сортов. Фортуна бежал. Имущество его семьи было конфисковано, а за его голову назначена награда. Теперь он вернулся, чтобы отомстить.
И он отомстил. Семь городов лежали в руинах, их население было продано в рабство, их богатства вывезены — в основном Джаббой, но некоторая часть тайно попала к Фортуне.
И все же это было не то, чего ему хотелось. Спрос на рилл оказался намного выше, чем он предполагал, этот спрос грозил высосать его планету досуха, уничтожить ее. Фортуна не настолько ненавидел свой народ. Чтобы отвлечь внимание от рилла и Рилота, он пытался развивать торговлю более дешевым, менее эффективным — и менее прибыльным — глиттерстимом с Кесселя. Тщетно. Спрос на спайс любого сорта неминуемо должен был разорвать обе планеты на куски. Фортуна надеялся, что тви'лекки адаптируются к жизни в большой Империи — тви'лекки всегда адаптировались, — но все произошло слишком быстро. Им нужно было указать верный путь. Фортуна понял, что это его долг — показать им этот путь, — в тот момент, когда с ним заговорила мать Ната у развалин своего дома. Он достал бластер и подошел к ней, целясь ей в голову.
— Трус, — молвила она.
Он выстрелил, и она сразу же умерла. Это не трусость, сказал он сам себе. Это акт милосердия. Я спас ее от ужасов рабства.
В это время застонал Нат.
Ребенок был жив. Фортуна не застрелил его и не отдал охотникам, а отнес на свой корабль и оказал первую медицинскую помощь. Позднее он объяснил Джаббе, что, поскольку это последний отпрыск великого тви'леккского семейства, будет забавно какое-то время подержать малого у себя. За все эти годы Фортуна так и не сказал Нату, кто убил его мать. Вдвоем они строили планы, как вызволить Рилот из того ада, в который его превращали торговцы спайсом и Империя…
Дверь камеры отворилась; в коридор торопливо вышел хирург. Он держал в руках сосуд с заключенным внутри мозгом. Все индикаторы на стенках кувшина светились ярко-красным цветом. Плохой знак. Огоньки должны были мигать зеленым и синим.
— Мозг кричит, — произнес другой хирург. — Если он быстро не придет в себя, то сойдет с ума и умрет. Так всегда происходит.
Нат не достиг просветления. Он не был готов отказаться от своего тела. Монахи объяснили это Фортуне, но он все равно велел им делать операцию. Другого способа спасти его не существовало. Именно это и было исполнено.
— Мы сделаем все возможное, чтобы помочь вашему другу, — сказал еще один хирург. Они ушли, катя перед собой свою тележку. Ее дребезжание далеко разносилось по подземелью.
Фортуна вошел в камеру. Тело Ната лежало на полу; Биб присел, чтобы осмотреть его. Хирурги проделали замечательную работу: швы на черепе можно было обнаружить лишь при тщательном осмотре. Ствол мозга был на месте, и легкие продолжали качать воздух. Сердце по-прежнему билось. Сердце самого Фортуны было готово выскочить из груди. Он знал, что умрет, если Джабба узнает об этом до того, как он прикончит хатта. Фортуна расправил одежду Ната и обмотал его изуродованные лекку ярко-красным шарфом. Он перевернул тело на спину и легонько смахнул песок с его лица. Лицо было все в рубцах и таким измученным…
В этот момент Фортуне вдруг стало совершенно ясно, что так распорядилась Вселенная. Нат должен был потерять свое тело. Никто на Рилоте не узнал бы его. Вскоре в распоряжении Фортуны окажутся необъятные богатства Джаббы; он разыщет и наймет к себе на службу тех, кто занимается запрещенным ремеслом клонирования. Ната клонируют, и его мозг будет помещен в новое тело, лишенное изъянов. Когда они вернутся на Рилот, Нат сможет общаться более эффективно… если только он переживет ближайшие несколько дней. Фортуна решил позже зайти к нему, чтобы подкрепить его дух надеждой на клонирование.
Позднее тем же утром, когда Джабба приказал бросить Ната ранкору, Фортуна отрядил за ним двух стражников. Те приволокли тело Ната к плите-ловушке перед троном Джаббы.
— Нат от страха упал в обморок, — тихо сказал им Фортуна. — Но он, конечно, проснется, когда полетит к ранкору.
Стражники поверили. Очень многое зависело от того, что произойдет в следующие несколько минут, и от того, как воспримет все это Джабба.
Стражники швырнули тело Ната на плиту-ловушку, и Джабба нажал на кнопку — — как и надеялся Фортуна. Плита перевернулась, и Нат полетел вниз, в пещеру ранкора. Лизоблюды Джаббы сгрудились над решеткой, предвкушая зрелище поедания ранкором тви'лекка. Джабба, нажав несколько кнопок, пододвинул свой трон ближе к краю, чтобы тоже это видеть.
Нат лежал на песке лицом вниз. Ранкор громко зарычал, но жертва не шелохнулась.
— Нат не убегает! — — воскликнул Джабба. — Почему он не убегает?
Ранкор схватил тело и сожрал его в три присеста. Хлынула кровь и забрызгала руки, одежду и лицо Фортуны, а также всех, кто стоял над решеткой. Ранкор посмотрел наверх, рыгнул и зарычал.
Но в тронном зале царило молчание. Все ждали, что Джабба сейчас разозлится.
— Должно быть, Нат возненавидел тебя, — сказал Фортуна хозяину в наступившей тишине. — Он знал, что, если он побежит, вам это доставит удовольствие. Поэтому он не стал убегать.
Кто-то засмеялся. Сю Снутлис начала напевать песенку. Макс Ребо ударил по клавишам. И Джабба наконец захохотал.
— Он сожрал его — ранкор сожрал его! Фу, как неэстетично.
Хатт отодвинул трон на прежнее место; теперь заиграл уже весь оркестр, и жизнь вернулась в обычное русло.
Джабба поверил в то, что сказал ему Фортуна. Он ничего не заподозрил. Стирая с ладоней капельки крови Ната, Фортуна в задумчивости стал пробираться сквозь толпу галактических негодяев всех рас — негодяев, к числу которых он хотел добавить своих сородичей.
Вечером, улучив момент, Фортуна поспешил к монахам и к мозгу Ната. Первым делом он зашел в Великий Зал Просветленных, где на полках стояли сосуды с мозгами, а внизу терпеливо ждали мозго-носпы. Монах из непросветленных вытирал пыль. — Нат кричит не переставая, пришлось перенести его в отдельную комнату, — сказал монах. — Он мешал просветленным братьям.
Монах провел Фортуну в комнату. Сосуд, содержавший в себе мозг Ната, одиноко стоял на столе. Индикаторы на его стенках светились в темноте яркокрасным сиянием.
Монах зажег две свечи в нишах у двери и молча ушел. Фортуна присел возле стола и положил руки на сосуд. Мозг представлял собой жуткое зрелище: обнаженный, местами белый, плавающий в растворе, который кровь Ната окрасила в красный цвет. Монахи будут ежедневно менять раствор в течение трех дней, пока кровь не закончится и раствор не станет чистым.
Фортуна нажал на кнопку на стенке сосуда, чтобы мозг его «слышал».
— Нат, — сказал он. — Это был единственный известный мне способ тебя спасти. Поверь мне.
Он начал рассказывать о клонировании. Тут ему в голову пришла новая мысль.
— Возможно, мы найдем подходящее тело и поместим туда твой мозг, пока не будет готов клон.
Чем больше Фортуна раздумывал над этой идеей, тем больше она ему нравилась: похитить кого-нибудь подходящей комплекции, вынуть из тела мозг и поместить туда на время мозг Ната. Несомненно, живое, дышащее тело поможет Нату удержаться в здравом уме, а потом его можно будет пересадить в его собственный клон.
Надо будет поговорить об этом с хирургами.
Когда часом позже он покинул комнату Ната, треть огоньков светилась уже не красным, а розовым, даже бледно-розовым.
Фортуна пошел обратно в тронный зал — спать. Там было его спальное место. Параноик Джабба требовал, чтобы вся его свита по ночам спала вокруг него — считалось, что для защиты его от убийц, но на самом деле для того, чтобы стражники могли за всеми следить и не дать никому из них убить Джаббу. Это правило давно превратилось в формальность: стражники дрыхли вместе с остальными. Фортуна даже перестал их за это отчитывать.
Но когда он придет к власти, у него будет совсем другая охрана.
Фортуна никак не мог заснуть. Он чувствовал, что во дворце происходит нечто такое, чего он не мог разгадать или списать на волнения этого дня; в полусонном окружении Джаббы роились сотни возможных событий. Но монахи хорошо обучили его. Скоро все снова прояснится, Фортуна был в этом уверен. Существа со всех концов Галактики постоянно прилетали и улетали, и иногда требовалось несколько дней, чтобы разгадать истинные цели их появления. Кроме того, монахи предупредят его, как предупредили насчет Ната. У Фортуны были союзники, о которых никто догадывался.
Управляющий поднял голову и посмотрел на Джаббу, который покоился совсем близко от его постели. Душный зал провонял его гнусным мускусным потом. Фортуна сморщил нос и приступил к ритуалу, который часто помогал ему успокоиться и заснуть. Одна из неприятностей этого дня, подумал Фортуна. То, что Джабба все еще жив. Это была первая и основная неприятность в каждодневном списке неприятностей.
Но скоро Джабба умрет.
Приготовления Фортуны были практически завершены: он получил последние коды разбросанных по Галактике банковских счетов Джаббы и удостоверился в надежности еще нескольких участников, необходимых ему для свершения переворота. Оставалось немногое. Но помимо собственного заговора Фортуна знал еще о четырнадцати покушениях на жизнь Джаббы — покушениях, которым он на сей раз не станет препятствовать. Всегда полезно иметь план на случай непредвиденных обстоятельств, и эти четырнадцать групп заговорщиков делали это за него. Он будет просто следить за ними и по возможности направлять. Фортуна надеялся, что ему удастся обскакать остальных и самому поиметь удовольствие убить Джаббу, но вообще это было не принципиально при условии, что конкуренты сделают ход примерно в нужное время. Впрочем, когда Джабба сыграет в ящик, у руля окажется он, Фортуна. Все сокровища будут его.
Некоторые заговоры были весьма занятны — например, убийца-анцати, которого наняли госпожа Валариан и Юджин Тальмонт, имперский префект… забавное сочетание клиентов. Был еще Тессек, маленький суетливый куаррен, которого Джабба хотел убить и который сам замышлял убить Джаббу. Простой заговор, который Фортуне нравился больше всего, вынашивал поваренок — он планировал отравить Джаббу ядом за то, что тот бросил его брата ранкору, сочтя приготовленный им соус невкусным. Джаббу ненавидело множество народа, и хатту их ненависть доставляла удовольствие. Одна из его крупных, ошибок, подумал Фортуна. Джабба полагал, что его жестокие поступки заставляют всех бояться его, и думал, что страх его защищает. Но страх, переживаемый в течение многих дней, месяцев, лет, превращается в ненависть. Ненависть рождает планы возмездия. Фортуна исходил совсем из других чувств.