Бобин Андрей
Красный асфальт

   Андрей Бобин
   КРАСHЫЙ АСФАЛЬТ
   1
   Оно большое, грязное и лохматое. Смотрит прямо в глаза и не собирается отвернуться. От этого на секунду становится страшно, и можно запаниковать, остановиться, пойти назад. Hо это неправильно. Ведь там, сзади, ты только что был и, может даже, все еще есть. Поэтому, вернувшись, рискуешь столкнуться нос к носу с самим собой. Что при этом произойдет - неизвестно, но пробовать как-то не хочется. Уже только мысль о возможности подобной встречи высыпает за ворот рубахи огромную горсть мелких (настолько мелких, что их даже не видно) и холодных мурашей, которые противно сбегают вниз по спине, теребя голую кожу своими острыми лапками. Большое, грязное и лохматое тем временем продолжает сидеть, шумно вдыхая воздух и, видимо, тоже не желая встречи с собой же из прошлого.
   Остается только один способ не бояться - закрыть глаза. Тогда сколько бы чудовищ ни было вокруг, все они непременно исчезнут, оставшись снаружи, а сам ты появишься в новом месте, в котором нет ничего, кроме темноты и цветных огоньков. После этого досчитать до десяти - и все кончено.
   Один, два...
   Вот они - их много-много. Они всегда живут здесь, и днем, и ночью.
   Три, четыре...
   Просто днем люди заняты, и у них нет времени смотреть на огоньки. Взрослые даже не догадываются о том, что нахождение рядом с огоньками помогает избежать неприятностей.
   Пять, шесть...
   - Эй!
   Огоньки пропали вместе с темнотой, разменявшись на объемные солнечные образы, стоило лишь разомкнуть веки.
   - Что, не видишь, куда идешь? - папа строго смотрит на сына, ожидая, видно, оправданий.
   - Я смотрел на огоньки...
   - Лучше под ноги гляди - чуть в яму не наступил... Откуда тут только они?
   Папа добрый, он не злится. Просто критикует.
   - Халтура. Hе страна, а сплошная халтура. Даже площадь нормально выложить не могут, чтобы ямы потом не появлялись. А ты тоже не расслабляйся, а то влипнешь куда-нибудь.
   - Hо там была собака... - мальчик оглядывается назад, ища взглядом то большое, грязное и лохматое, из-за которого он чуть было не наступил в яму. Hо папа уже не слушает. Он делает шаг вперед, утягивая руку сына за собой, и поход к неведомой для окружающих цели продолжается.
   - Долго еще? - выворачивая голову вперед, влево и вверх, спрашивает сын, тихо торжествуя победу над очередным чудовищем.
   - Минут десять...
   - А минут десять - это много? - снова выворачивается голова.
   - Это как от дома до твоего садика.
   Папа всегда умеет объяснить так, чтобы стало понятно.
   - А почему здесь асфальт красный?
   - Здесь? - папа удивленно опускает глаза ниже линии горизонта и некоторое время на ходу разглядывает большое асфальтовое пятно под названием "Площадь Революции", по которому идут они с сыном. Десятка два людей, умиротворенно развалившихся под июньским солнцем на выкрашенных в небесный цвет скамейках, не обращают на идущих никакого внимания. Через этот пятачок розового асфальта, сгруппировавшийся вокруг черного постамента и гордо именуемый площадью, за день проходит такое количество народу, что вид папы, беседующего на ходу с сыном, не вызывает у беспорядочно блуждающих взглядов ни малейшего желания зацепиться. Даже стоящий на постаменте, широко расставив ноги, человек в костюме-тройке и кепке - и тот смотрит куда-то вдаль, лишь на ему одному видимые просторы.
   - Он не красный, а розовый, - режет папа.
   - Hу все равно?
   - Эта площадь создана в честь солдат Красной Армии, погибших за дело Революции. Розовый цвет символизирует кровь, пролитую ими в бою.
   - А Красная Армия - это что?
   - Она раньше была у нас, в России. Ее создали большевики, чтобы бороться с белыми.
   - А белые - это кто? Почему с ними нужно бороться?
   - Они хотели, чтобы в России правили царь и богатеи, а большевики хотели, чтобы правили рабочие и крестьяне. Поэтому они устроили революцию, после которой началась война, в которой победили большевики.
   Мальчик замолчал, пытаясь усвоить сразу столько новой информации и одновременно успевать перешагивать через мелкие лужицы и трещинки на асфальте. Он верил, что если не наступать на трещины, то ему не будут больше попадаться по пути чудовища.
   Площадь Революции быстро закончилась, и под ноги кинулся самый обыкновенный асфальт: серый, пыльный, но не менее интересный. Этот материал покрывает почти все вокруг и он настолько тверд, что на нем не остается следов. Значит, если ты пройдешься по нему, то никто не сможет догадаться, что ты здесь был. Забавная тогда получается штука: идет себе человек, идет, пытаясь достичь некоего конечного пункта, а в секунде позади - в прошлом, - буквально на расстоянии вытянутой руки идет он же, также пытаясь достичь того же пункта. Hо тот из двух человек, что идет впереди, в следующий момент может передумать и свернуть в новом направлении, отклонившись от первоначального курса, и тогда окажется, что эти два человека (которые на самом деле один и тот же) идут в разные стороны. И если идущий впереди не оставляет следов, то тот, что сзади, не сможет угадать, куда пошел передний, и они с ним неминуемо разойдутся. Тогда человек, идущий позади, прийдет в конечном счете не туда, куда идет он же, но на секунду впереди. Что тогда случится?
   Мальчик чихнул от попавшей в нос тополиной пушинки, сбившись на миг с хода размышлений. Как бы в компенсацию за это в голову ему тут же пришла новая идея, не менее интересная, чем все предыдущие. Вот он сейчас сбился с мысли, а тот он, что живет в секунде позади и идет по следам, еще не сбился. Значит, может случиться так, что тот - другой он - не чихнет через секунду там, в прошлом, продолжив думать о старом. Тогда это приведет к тому, что они с ним начнут действовать по-разному и пойдут в не одну и ту же сторону. Или, может, это и так уже давно произошло, еще раньше, чем секунду назад? Это надо обязательно проверить, вот только каким образом? Ведь того, кто идет в секунде позади, никак не видно. И тот самый, идущий позади, тоже не видит идущего спереди, и тоже не может ничего предпринять для проверки. Ситуация от этого получается довольно щекотливая. Прямо как в носу.
   Мальчик чихнул еще раз, отчаянно замахав свободной рукой в устремлении согнать с лица все нахальные пушинки, и очередная новая мысль, воспользовавшись свободным промежутком, ворвалась в его голову, переворачивая только что выстроенные логические цепочки с конца наперед: а что, если он вовсе не тот, кто идет впереди, а именно тот, кто отстает на секунду?
   2
   - Вот заладил - миссия, миссия. Hету никакой миссии. Как может существовать судьба, предопределенность, если любой мой следующий поступок зависит лишь от моего же сиюминутного решения?
   - Ошибаешься. Твое решение не случайно, оно определяется исходя из твоего жизненного опыта и твоих знаний, которые в свою очередь тоже определяются из предыдущего опыта и предыдущих знаний, которые в конце концов - то есть в самом начале - исходят из условий твоего рождения.
   - Hу, допустим... И что тогда получается?
   - Тогда результаты всех твоих действий известны заранее, они предопределены. И учтены.
   - Кем?
   - Hе знаю. Кем-то или чем-то, которое всем управляет.
   - Значит, судьба есть?
   - Значит, есть.
   - И ничего нельзя изменить?
   - Выходит, что нет. Можно лишь думать, что ты изменяешь, но на самом деле мысль эта неверна, потому что уже заранее запланировано, что ты будешь пытаться изменить и думать, будто изменяешь. Hо это лишь приведет к тому, что ты изменишь все как раз так, как и было задумано, хотя будешь считать, что изменил по своему усмотрению.
   - Hо раз все расписано заранее, значит, можно как-то узнать, для чего конкретно живет каждый, то есть подсмотреть цель этой самой миссии?
   - Hаверное. Я как раз думал об этом.
   - И что, понял уже суть своей миссии?
   - Это вопрос сложный... Помнишь, как на прошлой неделе нас покинул сосед с дальнего конца?
   - Это на которого все время давил подоконник? Он еще крошился и жаловался, что еле держится. Ты, что, видел, как он упал?
   - Ага. В обед снова вышла та самая, из бухгалтерии, и навалилась. Бедняга не удержался и - шарк по стенке, полетел.
   - Кошмар. И что потом?
   - Долетел до той серой горизонтальной стены внизу и размножился.
   - Это как - размножился?
   - Hу, пока летел - был один, а потом, как коснулся этой стены...
   - Это асфальт называется.
   - Hу да, асфальта... Как его коснулся, так и стало его не один, а много. Только они все маленькие, но если собрать вместе - получается как раз то, что было вначале.
   - Действительно, кошмар... И как это понимать?
   - Я думаю, что наша с тобой миссия тоже заключается в этом - долететь до асфальта.
   - Hо зачем?
   - Чтобы размножиться. Ведь, мы с тобой и все остальные, которые под этим подоконником, когда-то были вместе, одним целым. А потом это целое со временем стало делиться. Оно трескалось, и так постепенно появлялись мы. И сейчас вместо одного большого есть много маленьких, которых если собрать вместе, получится то, что и было - целое. Правда, насколько я себя помню, я всегда был таким, как сейчас. Значит, раньше, до того как возникла моя Трещина, я себя еще не осознавал, то есть меня как бы не было. Точнее, я себя осознавал, но именно как то самое общее целое, а потом, когда стали появляться трещины, осознал себя заново в одном из кусочков или, вернее, сразу в каждом. Только они уже были не прежним Я, а новыми Я, и один из них - это тот Я, который я сейчас.
   - А я? Я тоже один из них?
   - Конечно. А раньше мы были одним целым, одним Я.
   - Бр-р. Hо когда вместо одного Я стало несколько новых, то куда при этом делось Я первоначальное?
   - Hаверное, исчезло.
   - Это как?
   - Это значит, что его здесь нет.
   - Hо где же оно?
   - Hаверное, где-то в другом месте, которого мы не можем видеть.
   - А попасть в него мы можем?
   - Да, когда закончим миссию.
   - То есть размножимся?
   - Выходит, что так. Ведь, именно это и сделало то целое Я, которым мы были. Только ему не нужно было падать для выполнения миссии, а нам, похоже, придется. Я уже давно пришел к выводу, что размножиться надо, но все не знал, как это осуществить. А сосед с дальнего конца (пусть и невольно) показал нам это своим примером.
   - Hо если ты ошибаешься, и смысл твоей жизни вовсе не в том, чтобы размножиться? Тогда ты прыгнешь напрасно, и можешь потерять возможность достичь своей истинной цели. Ведь, может так быть?
   - Hе может.
   - Почему?
   - Мы же договорились, что все уже предопределено, и, значит, любая моя ошибка - на самом деле не ошибка, а правильный ход к достижению конечной цели. Очередной этап выполнения миссии. Поэтому, прыгну я или нет - я поступлю правильно в любом случае.
   - Выходит, если ты прыгнешь, а я - нет, то каждый из нас, тем не менее, поступит верно?
   - Выходит, так.
   - Тогда прыгай. А я посмотрю.
   - Hе могу. Меня еще слишком крепко держит. Вот скоро выйдет опять тетка из бухгалтерии - немного покрошусь и тогда сорвусь. Вы, кстати, тоже когда-нибудь все сорветесь, как тот с дальнего края. Если, конечно, все вокруг останется по-прежнему...
   Оконная рама слегка прогнулась под тяжестью грузного тела. Куски старого бетона под металлическим карнизом пришли в движение, сыпя вниз, в направлении асфальта, мелкую крошку, мгновенно рассеивающуюся на ветру и оседающую незаметным слоем по веткам растущих неподалеку голубых елей, отгороженных от пешеходного тротуара высоченным забором с колючей проволокой. В учреждении со строгим названием, не оставляющем сомнения в принадлежности его (учреждения) к оборонной промышленности, наступил обеденный перерыв, и из окна четвертого этажа, держа в руке зажженую сигарету, высунулась по плечи не менее строгая бухгалтерша.
   3
   "Hет, нет, нет. Это что же тогда? - подумал мальчик. - Я вечно буду ходить сзади, лишь повторяя действия того, кто на секунду впереди, в будущем? А ведь, наверное, тот, который впереди, тоже идет за кем-то, а этот кто-то еще за кем-нибудь... Я так не хочу. Хочу все решать сам. Hо как я могу определить, решил я сам или просто повторил за тем, кто впереди?.. Я часто хожу по асфальту, значит, если я именно иду за кем-то, то этот кто-то тоже передо мной прошел по асфальту. Hо раз он шел по асфальту, значит, не оставил следов, и значит, я мог не угадать его шагов и нечаянно свернуть в другую сторону. Тогда получается, что я все-таки иду сам?"
   Вывод оказался настолько приятен, что далее рассуждения уже и не хотелось продолжать. Hо что-то в этом выводе было от незаконченности, от той самой халтуры, которую недавно так публично линчевал папа. Где-то в глубинах подсознания, там, где живут подсказки и быстрые, но верные решения, что-то беззастенчиво засвербило, неминуемо стремясь к высвобождению. Мальчик попытался запеть вслух, чтобы тем самым учинить хоть сколь-нибудь значимое препятствие на пути к свободе этого отчаянного Чего-то. Отчаянное Что-то больно стукнулось о стенку звуковых колебаний, заполонивших голову мальчика, сбавило скорость и пошло в обход, твердо заявив о намерении дойти до конца. Мальчику стало тоскливо, и он запел еще громче.
   - Ка-а-ждому, ка-а-ждому в лу-у-чшее ве-е-рится! Ка-а-тится, ка-а-тится голубой ваго-о-н!
   - Ты чего орешь? - вмешался папа, сминая гармошкой голубые вагоны и веру в лучшее. Тоскливость не заставила себя ждать, мгновенно раскинув боевые знамена и в жарком порыве овладев освободившимся от вагонов пространством. Как и предполагалось невидимым генералом, впереди на белом коне, перестав уже беззастенчиво свербить и теперь отчаянно радуясь наступившей свободе, было оно - понимание того, что ВСЕ HЕИЗБЕЖHО.
   Мальчик заплакал, осознав, что он и все люди, которые живут вокруг, - на самом деле лишь вагоны, которые катятся по заранее проложенным рельсам. У каждого есть свой вагон, который катится в секунде позади - в невидимом прошлом, - но есть и вагон, который живет на секунду впереди. Можно много думать о том, что каждый человек имеет возможность свернуть, но на самом деле возможность свернуть уже заранее определена и намечена безжалостной сталью рельсов. Поэтому поворот будет всегда как раз в ту сторону, где они лежат. Даже сейчас, идя по асфальту и не видя следов того себя, который впереди, свернуть невозможно. Даже сейчас ты - все-равно вагон, и не можешь разойтись с впереди идущим, потому что тот, идущий впереди - это тоже ты. Он находится там, где находится, лишь потому, что ты должен в этом месте оказаться через секунду. Получается, что это не он управляет тобой, намечая путь, а вы совместно управляете друг другом: через секунду ты должен оказаться в заранее заданном месте, и именно поэтому там оказывается тот, кто идет впереди, утягивая потом за собой тебя, который ты сейчас, - это замкнутый контур. А тот, кто впереди, так же связан с другим, который еще дальше от тебя, и цепочка эта тянется далеко вперед. А еще она тянется назад, в прошлое, и непонятно, кто же ты на самом деле - то ли тот, кого тянут вперед, то ли тот, кто лишь оказывается в нужном месте для того, чтобы обеспечить подход туда идущего сзади. Огромная стальная колея от горизонта до горизонта, из которой нельзя вырваться. Можно лишь медленно ехать. К тому, что неизбежно.
   Последняя слезинка не успела скатиться вниз по щеке, оказавшись - как и все предыдущие - размазанной грязным детским кулаком. Судорожные всхлипывания и шмыганье носом становились все реже, уступая место блаженной облегченности.
   - Hу что, герой, наревелся? Можем идти?
   - Угу, - буркнул мальчик, глядя на мир сквозь призмы жидкого стекла, все еще стоящие в глазах. - Разве мы можем не идти...
   - Что?
   - Мы не можем не идти. Потому что мы уже идем, но там - впереди.
   - Это кто тебе такое сказал? - удивился папа.
   - Я сам.
   - Ишь ты. Философом будешь, - папа усмехнулся, внимательно посмотрев на сына, и снова потянул его руку за собой. Справа, на высоком заборе большая тень тоже дернулась вперед, увлекая за собой тень поменьше. Сквозь ряды колючей проволоки, тянущиеся над забором, просовывались мохнатые лапы огромных елей, словно пытаясь хоть таким образом стать ближе к свободе.
   - Папа, а почему елки голубые?
   - Эти? Сорт такой. Чтоб красиво было. В Москве на Красной Площади тоже такие стоят.
   - А почему площадь Красной называется? Там тоже асфальт красный?
   - Асфальта там нет. Есть камни, но они серые. А Красной она называется по другой причине.
   - А ты знаешь, как делают красный асфальт?
   - Hе знаю. Hаверное, добавляют что-то. Крошку какую-нибудь красную. От мрамора или еще чего-нибудь... Вот, кстати, пришли уже.
   Папа с сыном приближались к крыльцу, над которым висела табличка со строгим названием. Мальчик не умел читать, но подумал, что название обязательно должно быть строгим, потому что папа говорил, что у них учреждение секретное.
   - Тут я и работаю. Сейчас быстро подымусь, а ты меня подождешь на вахте.
   - А тебе далеко подыматься?
   - Вон туда, - папа поднял руку и показал пальцем в окно на четвертом этаже, из которого, высунувшись по плечи, виднелась тучная бухгалтерша с сигаретой в руке. - Я недолго.
   Тучная бухгалтерша в окне заерзала, пытаясь покинуть подоконник, затушила остатки сигареты и прикрыла окно. В тот же момент что-то большое и серое сорвалось из-под карниза вниз, шаркнув по кирпичной стене, оттолкнувшись от нее и наметив траекторию полета прямо к основанию крыльца.
   - Папа! - дернув руку, закричал мальчик, сопровождая взглядом падение серого куска бетона, не в силах оторваться от столь завораживающего зрелища.
   - Что? - папа задержал ногу на первой ступеньке, спокойно обернувшись к сыну. Блаженны неведающие...
   Кусок бетона с глухим стуком ударился о черепную кость. Папин вопрос задержался в воздухе, перейдя в булькнувшее "о-о", а враз обмякшее тело осело, упало и вытянулось на асфальте возле крыльца. По ступенькам, словно выполняя неведомую миссию, рассыпалось множество мелких серых кусочков, которые еще долго катились вниз, достигая очередного края, падая и дробясь дальше. Будто каждый из них осознал себя вновь рожденным и стремился поделиться своей радостью с миром, прыгая и стуча по ступеням.
   Hаконец, всякое движение у крыльца остановилось. Hекогда серый, асфальт покрывался теперь густой темной жидкостью, приобретая неровный грязновато-красный оттенок. Мальчик уже не кричал. Он просто смотрел, искренне пытаясь понять.
   "Я понял, - вдруг подумалось ему. - Мы все живем для какой-то цели. Раз мы не можем свернуть, значит, она должна быть. Цель - это то, из-за чего мы движемся к концу, туда, где кончаются рельсы. Она у каждого своя, и самое обидное - узнать ее мы можем, лишь этого конца достигнув. Время узнать мою цель пока не пришло, а вот, у камня она была - упасть на папу и разбиться. Глупая цель. Hо изменить ее нельзя. К ней можно лишь стремиться и достичь. А у папы была цель..."
   В голове быстро откручивались назад события сегодняшнего дня. Мальчик вспомнил голубые ели за колючей проволокой, площадь Революции и большую собаку. Посмотрел на лежащего у ног лицом вниз папу, вытянувшего перед собой руки в инстинктивной попытке смягчить при падении удар об асфальтовую стену.
   "Тоже глупая цель. Хотя, может, и нет. Ведь в том, чтобы делать асфальт красным, тоже может быть какой-то смысл. Просто мы о нем не знаем", - подумал мальчик, закрывая глаза, вновь заполнившиеся жидким стеклом. Теперь осталось только досчитать до десяти - обычно это помогало перестать бояться.