Борис Павлович Голдовский
История белорусского театра кукол. Опыт конспекта

   Моему отцу — Павлу Боруховичу Голдовскому, замечательному авиаинженеру-конструктору, уроженцу города Речица Гомельской области посвящаю.
Автор

Неожиданный подарок

   Так исторически сложилось, что в белорусском театроведении приоритетное внимание всегда уделялось вопросам зарождения, становления и развития национального драматического театра. Проблемы же театра кукол отходили на второй план. Отдельных исследовательских работ по вопросам развития этого древнего и уникального вида сценического искусства в белорусской науке о театре крайне мало, хотя они есть и играют определенную роль в создании широкой панорамы национальной культуры белорусов на различных этапах исторического развития.
   Поэтому появление книги Б. Голдовского является приятным и очень полезным «сюрпризом» не только для современного театроведения, но и для более широкого круга научной и культурной общественности Беларуси и России. Полагаю, что эта работа будет интересной и для исследователей Украины, Польши, Литвы и других европейских стран по одной, но принципиально важной причине — искусство театра кукол пользуется в новом XXI столетии большой популярностью и востребованностью.
   Особенность и актуальность рецензируемой работы заключается в том, что в ней с позиций сегодняшних знаний и современных методологий анализируются и обобщаются сложные пути исторического развития театра кукол в Беларуси в неотрывном взаимодействии с русской, польской, украинской и другими европейскими культурами.
   Много нового и поучительного будущий читатель книги обнаружит в главах, посвященных современному белорусскому театру кукол, его выдающимся деятелям — режиссерам, художникам, актерам, драматургам.
   В целом книга Б. Голдовского явно выходит за рамки «опыта конспекта» и представляет собой достаточно законченное (хотя и краткое) исследование по истории становления и развития белорусского театра кукол от истоков до наших дней.
   Полагаю, что эта научная работа будет хорошим подспорьем не только для театроведов, но и практиков сценического искусства, а также интересной и полезной для пытливых студентов, магистрантов и аспирантов творческих вузов Беларуси и России, других европейских стран.
 
   Р.Б. Смольский,
   доктор искусствоведения,
   профессор Белорусской государственной
   академии искусств,
   председатель Белорусского союза
   литературно-художественных критиков

От автора

   Более пятнадцати лет прошло с тех пор, как эта книга вчерне была написана, а ее текст разослан в помощь друзьям и коллегам. Судя по тому, что он в разных вариантах всё чаще встречается на бескрайних просторах Интернета, можно судить о ее востребованности.
   Однако дать этой книге название «История белорусского театра кукол» кажется мне слишком обязывающим. Такому заглавию приличествует более полный анализ истории возникновения, формирования, становления и развития многогранного искусства театра кукол в Беларуси. Подобная работа больше под силу белорусским коллегам — плеяде замечательных историков и теоретиков театра, воспитанной выдающимися белорусскими исследователями: В.И. Нефёдом, М.А. Колодинским, А.В. Соболевским, Г.И. Барышевым, Р.Б. Смольским, Т.Д. Орловой и другими.
   Именно поэтому возник подзаголовок «Опыт конспекта», который дает читателю понять, что перед ним лишь абрис истории, ее конспект, требующий дальнейшего вдумчивого исследования, уточнения и расширения. Тем более что белорусское театроведение в настоящее время располагает значительным количеством различных статей, рецензий, исследований, написанных Т.Д. Орловой, Г.В. Алисейчик, Т. Ратобыльской, Л. Громыко, Ж. Лашкевич и многими другими историками, теоретиками, театральными критиками республики, способными проследить феномен профессионального театра кукол в Беларуси с момента его зарождения до настоящего времени.
   В ряду этих работ необходимо особо отметить книгу Г.В. Алисейчик «Мистерии древних славян и генезис театра» (Минск, 2010), в которой автор рассматривает различные элементы театрализации в культуре древних славян и выявляет отчетливые закономерности процесса генезиса ранних театральных форм в календарных древнеславянских обрядах, ритуалах и праздничных мистериях.
   Это подробное и аргументированное исследование дает мне возможность исключить из «Опыта конспекта» главу об истоках белорусского театра кукол и обратиться непосредственно к искусству играющих кукол.
   Благодарю за помощь в создании этой книги польского историка театра профессора М. Вашкеля, профессора Санкт-Петербургской театральной академии А.П. Кулиша, известных белорусских режиссеров А.А. Лелявского, О.О. Жюгжду и руководителя УНИМА Республики Беларусь М.А. Шавеля.
 
   Б.П. Голдовский,
   доктор искусствоведения
   президент Центра С.В. Образцова

Миры батлейки

 
   Прежде чем начать повествование о батлейке, отдадим дань исследователям прошлого, которые записали, изучили и прославили этот вид народного театра, справедливо увидев в нём не только популярную кукольную забаву, но и мощный пласт самобытной белорусской культуры.
   Если бы не труды таких выдающихся ученых, как П. Бессонов, 3. Бядуля, Н. Виноградов, В. Гусев, И. Еремич, Е. Карский, М. Колодинский, В. Краснянский, Е. Марковский, В. Перетц, Е. Романов, О. Санников, Д. Стельмах, П. Шпилевский, П. Шейн и др., белорусская батлейка не стала бы одним из самых исследованных видов европейского народного театра кукол.
   Среди этих ученых заметное место занимает и мой старый товарищ — профессор Гурий Илларионович Барышев, который одним из первых в советское время обратился к исследованию белорусского народного театра кукол.
 
   Барышев Гурий Илларионович (30.04.1928, Ташкент — 14.06.2001, Минск) — белорусский историк и теоретик театра, искусствовед, педагог, член-корреспондент Академии образования Республики Беларусь (1999), доктор искусствоведения, профессор (1990). Театральное образование получил в Ташкентском театральном институте (1950). С 1955 г. работал в Институте искусствознания, этнографии и фольклора АН БССР. С 1979 по 2004 г. преподавал в Институте культуры (Минск). Автор фундаментальных работ по истории белорусского театра XVII–XIX ее.: «Театральная культура Белоруссии XVIII века», «Школьный театр Белоруссии XVIII века», «Белорусский народный театр батлейка» (совместно с О. Санниковым) — и многих других.
 
   «Батлейка! — писал он. — В самом звучании слова есть что-то магическое…Она и нечто современное, и нечто столь далекое, что его не воспринимаешь иначе, как только в древнем нимбе, в романтическом флере… Это целый пласт культуры. Его погубило время, но он возродился, как птица Феникс — из пепла. В батлеечной культуре по-своему сконцентрировались и менталитет белорусской нации, и история народов, искони населявших земли былого Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского. Но при более пристальном взгляде батлейка — это просто кукольный театр с героями на палочках (“шпенях”), а также живые актеры — “батлеи”, разыгрывающие в лицах многослойную, разнообразную по языку, очаровательную в своей наивности кукольную драматургию, с ее христианско-языческим восприятием мира, трагикомической оценкой жизни, каноническими сюжетами из Ветхого и Нового Завета, которые были апокрифично переработаны народом и приспособлены к коллизиям быта. И что удивительно! Когда в светлый праздник Рождества Христова батлеечник — крестьянин или мещанин — возил на “каламацы” из вески в вёску на коляды сияющую звезду и ящик с куклами, он и не догадывался, что сопровождал ни больше ни меньше, как средневековую модель мира, демонстрировал зрителю маленький макет западноевропейских мистерий… Другими словами, в батлейке можно было увидеть всё и всех, поплакать и посмеяться вместе с куклами, негодовать или радоваться вместе с батлеечником, который уже сам по себе был настоящим театром. В неказистом на вид панорамном ящике можно было узреть рай и преисподнюю, светлое небо с ангелами — и грешную землю с её обитателями»[1]
   Батлейка — живое воплощение общности культур, традиций, верований славянских народов. Несмотря на разность названий: «батлейка»[2], «вертеп»[3], «шопка»[4], «жлоб»[5], «ясэлки» и др.[6], — этот вид народного театра, получивший у каждого из народов собственные имена и отличительные черты, связанные с особенностями языков, быта, истории и культур, имеет значительно больше сходств, чем различий.
   В батлейке отчетливо прослеживается ее связь как с дохристианской (языческой), так и с христианской религиями. Она отразила, смоделировала идеи мироустройства разных эпох, объединила обрядовый, магический, мистериальный театр — и карнавальный театр народного игрища, театр религиозный — и театр светский, театр проповедующий — и театр, отвергающий любые проповеди, театр литературный — и театр импровизационный.
   Здесь встретились и слились два основных течения театрального искусства, образовав при этом причудливое, казалось бы, несовместимое, невероятное единство. В то же время батлейка никогда не была исключительно только явлением культуры или искусства. Это социокультурный феномен, относящийся и к быту, и к философии, традициям, верованиям…
   Ее возникновение и развитие в первую очередь связано с религией: сначала — язычеством, позже — христианством. Известно, что начало рождественскому обряду, а затем и его театрализации положила булла римского папы Либерия, в которой в 354 г. было предложено всему христианскому миру праздновать Рождение Спасителя «в день нарождения нового солнца» (25 декабря). Много позже в средневековой Европе укоренился обычай ставить на Рождество внутри церкви кормушку для скота — «ясли», куда на сено клали фигурку младенца, а рядом ставили кукол, изображавших Св. Марию и Св. Иосифа. Отцы церкви разумно рассудили, что к сердцам простых людей, не знающих ни древнееврейский, ни древнегреческий, ни латынь, есть прямой и доступный ход — иллюстрация библейских сюжетов с помощью кукол.
 
   В V веке, во времена папы Сикста III, эта традиция окончательно укоренилась. В средневековой Европе театр кукол действует в условиях новой историко-культурной парадигмы, сформированной в соответствии с положениями христианского вероучения. Христианская церковь в первые века своего бытования отвергала всё языческое искусство как греховное, однако театр кукол избежал гонений. Климент Александрийский и Тертуллиан (рубеж II–III вв. н. э.), порицая живых актеров, к куклам относились терпимо[7]. Позже (в XIII веке) Фома Аквинский и Бонавентура одобряли кукольные представления, считая их безопасным увеселением для благочестивых душ. Фома Аквинский даже писал о некоем гистрионе, товарище святого Панкратия, который играл спектакли с куклами в раю перед праведниками. Созерцание кукол казалось отцам церкви менее греховным, чем созерцание живой плоти актеров, поскольку плоть могла разжигать в зрителях похоть, а марионетки придавали тем же самым действиям пародийное звучание, вызывая лишь смех.
   Во Франции, Германии и Италии и других странах священники часто и сами играли роли библейских персонажей — Иосифа, волхвов и пастухов, которые появлялись с козами и овечками, порой настоящими, иногда кукольными. Но самыми ранними, вероятно, были всё же статичные батлейки — «ясэлки», представлявшие собой многофигурную неподвижную композицию кукол, помещенных в декорации, изображавшие Вифлеемскую пещеру, где находились ясли с младенцем Иисусом. Над яслями склонялись бык и осёл, рядом — спящая Богоматерь и Иосиф. Тема эта была не единственной в церковных панорамах — изображались также «История Адама и Евы», «Избиение младенцев царем Иродом», «Распятие» и другие.
   Подобные ясэлки в Европе известны со времен раннего Средневековья. К примеру, в 1223 г. основатель ордена нищенствующих монахов Франциск Ассизский устроил панораму «Рождение Христа». Такие скульптурные иллюстрации разносились и по домам прихожан. «Передняя стенка этого ящика, — писал академик В.Н. Перетц, — снимается, открывая ландшафт с пастухами, охотниками и тремя церквями. В глубине этой маленькой сцены вертеп, в котором Дева Мария держит на руках новорожденного Христа, над вертепом — звезда и ангелы. Мальчики поют: “Вот Христос пришел, грехи с нас снял, от дьявола избавил детей и весь народ”. Сторож объясняет всё, что видно в ящике, затем мальчики поют снова: “Пастухи с поля идут поклониться нашему Христу. Три волхва принесли злато, Ливан и миро нашему Христу”. Этим и заканчивается представление»[8].
   Аналогичные рождественские панорамы встречались в начале XV в. в Любеке (1437 г.), а также в ряде городов Франции, где проповедники францисканского ордена объезжали окраины страны с куклами, изображавшими Рождество. Подобным образом, вероятно, ясэлки проникли и в Польшу[9], а затем — на территории Белоруссии, Украины и России.
   Неподвижные кукольные ясэлки, дав жизнь батлейке, не исчезли, а остались в культуре белорусского и других народов. «Культуры не исчезают бесследно, — писал академик Н.И. Конрад, — они возрождаются преображенными и соединяются с массой нового, создаваемого современностью»[10]. Одно зрелище, породив другое, не исчезало — напротив, как это и заведено в искусстве и культуре, оно оставалось существовать, прочно заняв собственную нишу.
   Ясэлки — неподвижные рождественские кукольные мистерии — в Европе известны начиная с раннего Средневековья (retablo[11]). Здесь они формировались и трансформировались, создавая разновидности, в том числе «игровые» и «механические» рождественские представления, отличающиеся драматургией, архитектоникой сцены и способом управления куклами.
   Появление в эпоху раннего Средневековья переносных алтарных шкафчиков, ставших прототипами батлейки, связано с церковными рождественскими службами, в рамках которых у алтарей ставились retablo — шкафы с барельефными иконами из слоновой кости, металла или дерева с изображениями жизни Христа и его учеников. Эта информационно-пропагандистская форма приветствовалась церковью. Так, в 1310 г. Святой Синод обязал духовенство подобными средствами информировать верующих о том, кому из святых на этот раз посвящен алтарь.
   С помощью retablo любой верующий мог «прочесть» по иконам библейскую историю. Профессор X. Юрковский писал: «Retablo состояло из ряда икон, связанных между собой тематически и расположенных в хронологической последовательности. В этом сказывался широко распространенный в Средние века принцип одновременного изображения многих мест событий и развития событий. Средневековая живопись и резьба были подчинены фабуле, которая раскрывалась через последовательный ряд икон, что напоминает современные историйки в картинках. Алтарные резные украшения, фризы раннеготических храмов, саркофаги, ковчежцы с мощами, двери наиболее важных святынь покрыты иконами, которые рассказывают верующим о главных религиозных событиях. Например, двери собора в Гнезно состоят из 18 икон, которые изображают деяния Св. Войцека, закончившиеся его мученической смертью»[12].
 
   Юрковский Хенрик (Jurkowski Henryk) (род. 1927) — польский историк и теоретик театра кукол, педагог, доктор филологии, профессор Варшавской театральной академии, почетный президент Международного союза кукольников UNIMA, драматург. Преподает в театральных школах Польши, Великобритании, Франции, Германии, Чехии, Болгарии, США, России. В 1952–1972 гг. работал в Министерстве культуры Польши, в 1973–1979 гг. — профессор и руководитель театральных школ в Кракове, Варшаве, Белостоке. Автор ряда крупных концептуальных исследований в области мирового кукольного искусства, книг, статей, посвященных мировому театру кукол («История театра кукол от античности до середины XX века», «Метаморфозы театра кукол в XX веке» и мн. др.).
 
   Такие приалтарные шкафы с иконами и стали прообразом польской шопки, украинского и русского вертепов и белорусской батлейки.
   Со временем вместо икон в «шкафах» появились резные скульптуры, которые, в свою очередь, стали приводиться в движение при помощи простого механизма — колеса или ленты, на которые крепились сами фигурки.
   Традиции подобных многофигурных композиций, а впоследствии и движущихся фигур из Франции и Италии, в XVI в. укоренились в Испании и Португалии. Здесь «деревянные куклы при помощи часового механизма чудесно представляли, да так, что в одной части retablo мы видели рождение Христа, а в другой — события Страстей, и столь натуральные, что они напоминали бывшие на самом деле»[13].
   В XVII в. рядом с retablo религиозного содержания возникло и retablo светское — об этом свидетельствует «раёк маэсе Педро», описанный М. Сервантесом в «Дон Кихоте». В XVI веке подобные зрелища из Италии, Испании, Франции и Германии пришли на территории Белоруссии и Польши. В Гданьске, например, с механическим театром выступал некто Генрих Янсон из Утрехта, который показывал куклы, «движимые часовым механизмом».
   Подобное механическое мистериальное представление 23 февраля 1306 года демонстрировалось принцу Сигизмунду в Кракове неким «магистром всех святых» (magister de omnibus sanctis). За свои труды «магистр», который также декламировал текст представления, получил из королевской казны три флорина. Механические retablo мог обслуживать один кукольник, который запускал механизм, а затем объяснял публике происходящие по сюжету события.
   Версия о возникновении батлейки от подобных механических retablo весьма вероятна. Если проследить эволюцию батлеечного ящика с куклами от неподвижной многофигурной панорамы до панорамы движущейся и озвученной актером-кукольником, то связующим звеном между этими двумя зрелищами может стать именно «механический театр».
   Наблюдая представление батлейки (равно как и шопки, вертепа и др.), невольно приходишь к мысли, что если бы не присутствие кукольника, который водит фигурки за стержни[14] по прорезям сцены и, меняя голос, «озвучивает» их, этот театр легко можно принять за механическую панораму с движущимися куклами-скульптурами. Батлейка, возможно, так и осталась полумеханическим театром движущихся скульптур, где вместо механизма — сам кукольник.
   Таким образом, retablo стало прототипом славянских рождественских кукольных представлений, в которых игрались как библейские сюжеты, так и бытовые сцены с комическими персонажами, подобными персонажам commedia dell’arte.
   Процессы формирования и распространения батлейки прямо связаны и с расколом христианской церкви, и с ее борьбой за паству. Особенно явственно они проявились во второй половине XVI — начале XVII в., когда в противовес католическим школам открываются «православные братские школы».
   Батлейки, шопки, вертепы участвовали в происходившей в то время межконфессиональной дискуссии, став как бы ее наглядными пособиями, мобильными театрализованными иллюстрациями. Не случайно первые упоминания о вертепах и батлейках зафиксированы именно в этот период[15]. Тогда, после Люблинской унии 1569 г., католические ордены стали открывать на территории нынешней Беларуси храмы, создавать коллегиумы и разыгрывать на школьных сценах поучительные диалоги (моралите).
   Сценарии и тексты для этих диалогов писали учителя риторики и поэтики, а ученики разыгрывали их в куклах или в лицах. С этими представлениями они ходили по городам, местечкам и селам Беларуси, чтобы в простой и доходчивой форме рассказать пастве о празднике Рождества, а заодно и заработать на пропитание.
   Исследователь П. Арапов в книге «Летопись русского театра» (1861 г.) писал, что в первой половине XVII в. в Литве[16] существовали вертепы. На коляды ученики коллегиумов ходили с небольшими переносными панорамными ящиками — «скрынями» и с более сложными сооружениями с подвижными куклами — переносными театрами, внешне напоминавшими трехэтажные храмы с куполами.
   Время хождения с батлейкой в различных регионах Беларуси несколько отличалось. Так, по свидетельству Е. Романова, в Витебской и Могилевской губерниях кукольное рождественское представление показывалось в первые рождественские дни и на Новый год. В Минске же, как отмечал П. Шейн, эту кукольную комедию играли с Рождества до Сретения.
   Сама архитектура батлейки представляет собой теологическую модель мира, состоящую из верха («рая»), низа («ада») и среднего этажа («земли»). В этой модели мира сначала студенты-кукольники, а затем ремесленники и крестьяне разыгрывали мистерии об Иисусе, об Адаме и Еве, о Ное и потопе, сдабривая их сочным народным юмором.
   Ящик белорусской батлейки, как правило, представляет собой двух-или трехъярусный ящик-домик, похожий на шкаф, увенчанный одним-тремя шатрами с крестами. В центре наверху ящика устроен мезонин, на котором вырезана Вифлеемская звезда. Перед началом представления кукольник зажигал свечу. Зажженная таким образом батлеечная звезда освещала персонажей представления.
   Такие батлейки в форме трехглавой (или одноглавой) православной церкви были широко распространены в Велиже, Витебске, Ельне, Сураже. Для восточной части (Могилевщина) характерны статичные retablo, в которых применялись даже подлинные иконы.
   Традиционные батлеечные куклы вырезались из дерева и раскрашивались, а в XIX веке — одевались в костюмы и платья из материи. Судя по содержанию батлеечной драмы, где зафиксировано более 30 сцен, в представлении могло быть задействовано до 80 кукол, но чаще — от 20 до 40.
   Батлеечник играл свое представление, как актер комедии импровизации: в зависимости от состава публики он менял сцены, тексты, на ходу придумывал новые актуальные шутки. Едиными оставались сюжет, состав основных действующих лиц и ключевые мизансцены.
   Кукольник был пружиной кукольного представления. От его таланта зависел успех. Он подпевал традиционному батлеечному хору «троистой музыки» (бубен, цимбалы, скрипка), выступал соло, рассказывал анекдоты, пел, плясал и, конечно же, мастерски водил кукол. Если же кукольник выступал не с батлейкой, а со жлобом, то (согласно тому, как описывал Е. Романов велижский жлоб) он садился позади театра, зажигал свечи и рассказывал зрителям волшебную историю о Рождестве.
 
   Романов Евдоким Романович (11.09.1855—20.01.1922) — белорусский этнограф, фольклорист, археолог, исследователь народного театра. Член Русского географического общества (1886), Московского археологического общества (1890) и др. Подробно записал и опубликовал в «Могилевских губернских ведомостях» (1898) батлеечные представления на Витебщине (в том же году опубликовано отдельным изданием в Могилеве). В этой работе описал не только героев-кукол, текст «Царя Ирода», но и комическую часть кукольного спектакля, где действовали Александр Македонский, Старый Рыгор, Цыган, Цыганка, Казак, Еврей, Доктор, Барыня, Щеголь, Иродиада и др. Е.Р. Романов также подробно описал и Могилевские батлейки («Белорусский сборник», 1912), где среди сцен были изгнание из рая Адама и Евы, «Царь Ирод», танцы Антона с Антонихой и козой и др.