Щелк.
   И полено разлетается на две части.
   Щелк.
   Еще одно. И еще.
   Щелк.
   Один за другим демоны покидают сознание Карта. Чудовища заметили новую жертву. Они спешат покинуть обреченного человека, пока еще есть время и возможность.
   Щелк.
   Уже на ходу Лам вырывает с мясом из ладони окровавленную стрелу. Ослепленный ненавистью, он по-настоящему страшен. Для любого, только не для Карта.
   Юноша улыбается приближающемуся имуру как старому доброму другу, пришедшему на помощь. И успевает выстрелить еще дважды в мертвого Динкса, прежде чем Лам подходит на расстояние вытянутой руки.
   – Это…
   Имур не желает ничего слышать и знать. Все, что он хочет, – навсегда стереть улыбку с ненавистного лица. Короткий безжалостный удар – и стрела, войдя в шею с правой стороны, пробивает ее насквозь, выйдя с левой.
   Карт не падает, а оседает на землю, так, будто устал после долгой дороги, и, лишившись сил, решил отдохнуть на первом попавшемся камне.
   Дело сделано. Лам, потеряв к человеку всякий интерес, собирается уйти.
   «Теперь эти демоны твои».
   Невозможно разговаривать с прошитым стрелой горлом. Телохранитель поворачивается к умирающему и видит спокойные ясные глаза.
   Лам осознает, что слова звучат у него в голове, являясь скорее отголосками чужих мыслей, чем настоящими звуками. Но он не может понять, о каких демонах идет речь.
   Телохранитель наклоняется к человеку, ломает стрелу, пробившую горло, и вгоняет острый обломок в сердце.
   «Твои навсегда…»
   Все кончено.
   Не обращая ни на кого внимания, Лам доходит до утыканного стрелами тела, опускается на колени и смотрит на мертвого господина. Смерть бывает разной. Динкс умер легко. Без боли и страданий. И это хорошо.
   Существует поверье, что душа мага подобна птице. Если это так, то настало время прощального полета. Надвигающиеся деревья в любом случае раздавят неподвижное тело. Поэтому лучшее, что можно сделать, – сложить крылья и спикировав вниз.
   Короткие, скупые, четко выверенные движения. Имур подходит к краю пропасти и стоит несколько секунд с закрытыми глазами. Он прощается с тем, кто однажды спас его семью. Несмотря на то что потерял намного больше, чем приобрел.
   Что значит верность телохранителя, не способного защитить своего господина, по сравнению с лишением почестей и привилегий, положенных от рождения?
   Ничего…
   Руки безвольно опускаются, и утыканное стрелами тело летит вниз.
   Птица обретает свободу в прощальном полете.
   «Теперь эти демоны твои. Навсегда…»
   Только сейчас, стоя на краю пропасти с закрытыми глазами и с незаживающей раной в сердце, Лам понимает, почему человек улыбался.
   Карт умер достойно, в битве, как настоящий мужчина. Но прежде чем погибнуть, жестоко отомстил, отдав врагу своих демонов. Он расправился с одним имуром, а второму подарил жизнь.
   Жизнь как насмешку. И как проклятие…

Глава 30

   Обломок стрелы лег в колчан, осталось только разжать руку. Но я медлил. И не потому, что испугался, нет. В моем положении уже нечего бояться. А оттого, что услышал нарастающий звук колокола и захотел еще раз увидеть странное место и удивительную девочку.
 
    «Я лежал посреди бескрайнего поля, усеянного цветами. Наверное, в этом состоянии не было бы ничего удивительного, если бы мир, окружавший меня, не оказался начисто лишенным каких бы то ни было красок. Здесь господствовали только два цвета – серый и белый. Это было так странно, что на какое-то время я даже забыл обо всем остальном.
    – Тебе очень больно?
    Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что я невольно вздрогнул, ища взглядом обладателя голоса.
    Рядом стояла девочка, держащая в руках большую охапку полевых цветов. На вид ей было не больше десяти лет.
    – Что? – ошеломленно переспросил я.
    Я прижал раскрытые ладони к ушам и, когда опустил руки вниз, действительно увидел на них кровь. Но не красную, а, как и все вокруг, серую.
    – Нет, не больно, – совершенно искренне ответил я, все еще не понимая, как оказался в этом загадочном месте.
    – Тогда почему же ты плачешь?
    Я в очередной раз поднес руки к лицу и почувствовал на щеках следы влажных полос.
    – Мне тяжело, – устало вздохнул я, не найдя более подходящего ответа на этот чересчур трудный вопрос». (Книга первая. «Цвет крови – серый».)
 
   Глоток свежего воздуха напоследок. Прощальный взгляд в небо. Можно назвать это как угодно, но умереть никогда не поздно.
   Я дважды переживал нечто подобное. Оба раза – балансируя на тонкой грани между жизнью и смертью.
   Вначале появлялся гул колокола, с каждым новым ударом набирающий силу. Он звучал все громче, так что в определенный момент казалось – голова не выдержит этих чудовищных звуков и развалится на части.
   Колокол ударил настолько громко, что голова едва не взорвалась изнутри, после чего, захлебываясь собственным криком, я проваливался в бездонный колодец. На дне колодца было огромное серое небо с неестественно белыми облаками, которые из-за контраста казались совершенно нереальными.
   А еще там было бескрайнее поле, усеянное цветами, и маленькая девочка, с интересом рассматривающая странного мужчину, неизвестно откуда свалившегося на ее голову.
   – Пришел. – Казалось, она ничуть не удивилась моему очередному появлению, приняв его как нечто само собой разумеющееся.
   – Да.
   – Проститься?
   Когда где-то в другом, далеком и страшном мире собираешься броситься в пропасть, лучше попрощаться со всеми. Даже с маленькой незнакомкой. Конечно, можно было ответить что-нибудь бодрое, но обманывать ребенка не очень красиво. Тем более такую не по годам умную и рассудительную девочку.
   – Да. Пришел проститься.
   – Это хорошо.
   – Что хорошо? Что пришел или что видимся в последний раз?
   – Что пришел. – Она испытующе посмотрела мне в глаза, словно пытаясь прочитать мысли. – Взрослые порой бывают таким странными.
   – А дети?
   – Странных детей не бывает.
   – Почему?
   Она тяжело вздохнула, устав от моей непонятливости, и все же ответила:
   – Взрослым становишься, когда уходят иллюзии детства. Пока этого не произошло, остаешься ребенком. Возраст значения не имеет.
   – А если тебе сто лет?
   – Хоть тысяча – безразлично.
   – Ну а ты?
   – Что – я?
   – Ты выглядишь как маленькая девочка, а рассуждаешь как взрослая. Выходит, для тебя детские иллюзии остались в прошлом.
   – Да.
   – И каково это – быть взрослой? – Я не смог удержаться от широкой улыбки.
   Приятно сидеть, болтая о всяких пустяках с забавной девчушкой. В моем мире не осталось ничего, кроме боли, крови и серого неба. В этом месте краски тоже отсутствовали, зато во всех остальных отношениях это была чуть ли не идиллия. Тихо и спокойно.
   – Не понравилось.
   – Почему?
   – Не слишком приятно и к тому же ужасно больно.
   – В каком смысле? – Я был искренне удивлен.
   – В прямом.
   Она отложила в сторону огромный букет полевых цветов, лежащий на коленях, и я увидел то, что оставалось до сих пор незамеченным, – ее левый бок теперь представлял собой сплошное кровавое месиво.
   Я закрыл глаза, решив, что это мне померещилось. Но когда я снова открыл их, страшная рана осталась на месте.
   – Не нравится? – В ее голосе звучала смесь детской обиды и злости.
   Оказывается, этот мир ничем не отличался от моего.
   – Кто это сделал? – Я оставил без внимания последний вопрос.
   – Фея Ми.
   – Разве феи бывают злыми?
   – Так же как и люди, феи бывают разными. Иногда они принимают облик лучших друзей, а затем в самый ответственный момент предают.
   – Где она?
   Взрослые могут убивать друг друга сколько им заблагорассудится, но использовать оружие против ребенка…
   Такое невозможно простить, тем более – оставить безнаказанным.
   – Где же ей еще быть? – Девочка недобро усмехнулась. – В аду, конечно.
   Идти никуда не пришлось. Ми, выходит, уже получила по заслугам – и я выкинул из головы мерзкую фею.
   – Тебе очень больно?
   – А тебе?
   – Мне?
   – Ты весь в крови.
   – Нет. – Только сейчас я понял, что не чувствую боли.
   – Мне тоже – нет. Но это не важно. Главное, мы встретились. Когда мир превращается в огромный мыльный пузырь, с виду красивый, а внутри пустой и бессмысленный, хочется найти хотя бы одного человека, с которым можно поговорить. Понимаешь, о чем я?
   – Пытаюсь. Хотя не очень-то получается. У тебя же наверняка есть родители. По крайней мере, в прошлый раз мне так показалось.
   – С тех пор многое изменилось. А я повзрослела.
   – И?..
   – Никого вокруг не осталось.
   – Совсем никого?
   – Только мыльный пузырь и ты.
   – А при чем здесь я?
   – Не знаю. Может, и ни при чем. Знаю только, что мы в последний раз встречаемся здесь.
   – Разве это не твой дом?
   – С чего ты взял? – Мое предположение показалось ей ужасно забавным.
   – Не знаю. Просто подумал, что…
   – Может, когда-то это и правда был мой мир. Волшебное место, где сказка становится явью, родители живы, а вокруг лучшие друзья. Но со временем все меняется. Близкие уходят. Друзья отдаляются, постепенно становясь приятелями, а затем и вовсе пропадают из виду. И остаешься один на один с пустотой.
   – С момента последней встречи ты и вправду повзрослела.
   – Да. И потому решила взойти на пик Мироздания. Алагон ждет своих героев.
   – Разве ты можешь идти с такой раной?
   – Скорее всего, нет.
   – Тогда как же ты доберешься туда?
   – Поползу. До тех пор, пока человек жив и способен двигаться, нужно стремиться вперед.
   – А если не сможешь?
   – Силы есть всегда. Пока бьется сердце, нельзя останавливаться.
   В ее ответе не было ни капли притворства. Этот взрослый ребенок свято верил в сказанное.
   – Ну а ты? – Она опять как-то странно посмотрела на меня.
   – Я?
   – Выглядишь тоже неважно, но какие-то планы есть? Ведь не все так плохо, как кажется на первый взгляд?
   Я представил, как истекающая кровью девочка упорно ползет по земле, в то время как адская боль калеными щипцами вырывает внутренности. И мне стало ужасно стыдно. Взрослый сильный мужчина исцарапал ноги, пал духом и сдался, предпочтя борьбе смерть.
   – Да, планы есть. Собрался на Мефисто – остров, куда невозможно долететь. Это, конечно, не пик Мироздания и тем не менее…
   – Он от тебя никуда не уйдет.
   – Кто, остров?
   – Алагон.
   – С чего ты взяла?
   – Ну, мы же здесь встретились.
   – И?..
   Она опять стала маленькой умной девочкой, объясняющей глупому взрослому прописные истины.
   – Это что-то наподобие остановки в пути. Раз появились здесь, значит, до цели рукой подать. Понимаешь?
   – Нет.
   – Ладно, забудь. Чувствую, мне пора возвращаться.
   – Жаль. И все равно спасибо.
   – За что?
   – За разговор. И за то, что указала мне путь.
   – К Алагону?
   – И к нему тоже.
   – Не за что. Прощай.
   – До встречи. Береги себя.
   – Не получится. Беречь уже нечего.
   Она показала пальцем на страшную рану, как бы говоря: «Сам понимаешь, с такой дырой долго не протянуть».
   Я не знал, что сказать, и потому ограничился нейтральным:
   – А ты все-таки постарайся.
   – Непременно! – Она улыбнулась. – Ты тоже старайся!
   – Договорились.
   – Прощай.
   Легкий взмах руки – и девочка пропала.
   Если бы не букет, я мог бы подумать, что все привиделось, но сорванные цветы по-прежнему…
   Букет!
   Только сейчас я увидел, что на одном из цветков алеет капля крови. Окружающий мир по-прежнему оставался бесцветно-серым, а эта капля была красной. Я не знаю, как и почему это случилось. Хотя, по большому счету, это уже не имело значения. Умирающий ребенок не только указал мне путь, но и подарил надежду. Бесцветный мир можно раскрасить. Главное – очень сильно захотеть и никогда не останавливаться.
   Остановился. Сломался. Умер.
   До тех пор, пока человек жив и способен двигаться, нужно стремиться вперед. Чего бы это ни стоило.
   Как только я пришел к подобному выводу, сразу услышал отголоски далекого колокольного звона. Звук стремительно нарастал. Это означало, что время моего пребывания в странном месте подходило к концу. Но прежде чем вернуться назад, я успел взять цветок, обагренный кровью. В последний раз посмотрел на красную каплю, а затем бережно положил цветок во внутренний карман куртки.
   Может, происшедшее – бред воспаленного воображения. Пусть так. Но я видел девочку и видел каплю крови, сорвавшуюся с ее пальцев. И отныне буду носить рядом с сердцем этот волшебный цветок.
   Он может даже не существовать. Это не так важно. Главное, я верю, что он есть.
   Очередной удар колокола прозвучал так громко, что мне показалось: голова прямо сейчас взорвется.
   На какое-то мгновение я потерял сознание, а когда снова открыл глаза, то опять лежал на покрывале из сломанных стрел.
 
   – Ты слышишь меня?!
   Все это время Свен безуспешно пытался привести меня в чувство.
   – Не надо кричать, я не глухой.
   – Тогда почему не отвечал? – Он опять помимо воли сорвался на крик.
   – Хотел напугать. – Я рассмеялся легко и свободно, как человек, сбросивший тяжкий камень с души.
   – Что?!
   – Говорю – напугать хотел.
   – Ты серьезно? – Он не мог поверить своим ушам.
   – Конечно нет. Шучу. На самом деле я отдыхал, набираясь сил. Сейчас встанем и пойдем дальше.
   За две минуты изможденный, истекающий кровью человек не может превратиться в жизнерадостного весельчака. Это невозможно.
   – С тобой все в порядке?
   Ничего умнее в голову Свена не пришло.
   – Уже да. Приготовься, сейчас я начну вставать, так что держись за плечи, а не за горло.
   – Ты же не…
   – Я все могу. Если понадобится доползти до Мефисто, сделаю и это. Как-нибудь при случае расскажу тебе о маленькой девочке с распоротым животом. А точнее, о том, как она из последних сил ползла навстречу мечте.
   – И ты ей не помог?
   – Я не мог. А вот она мне помогла… Перед глазами возник образ ребенка и…
   – Как помогла?
   – Потом. Все потом. Сейчас я встаю.
   – Подожди!
   – Нет.
   Во внутреннем кармане, рядом с сердцем, лежал цветок, из которого я черпал силы. Не откуда-то со стороны. В самом себе. Можно добиться многого, если продолжаешь бороться даже тогда, когда нет ни единого шанса. Мое положение было плохим, но не безнадежным.
   И главное – я понял, чего добивалась стрела. Ей не нужна кровь. Это было бы слишком просто. Она хочет меня сломать. Превратить в тень. В жалкое дрожащее существо, потерявшее веру в себя. Может, сломив человека, она сможет возродиться – кто знает? Природа древних артефактов никому не известна.
   Вот только в случае со мной она явно ошиблась.
   – Пойдем, Свен. – Хоть и с трудом, я все же поднялся. – Нам нужно спешить. Да, кстати. Выкинь из головы глупые мысли о прыжке. Ты мне нужен на Мефисто. Закончим с делами, потом хоть запрыгайся. Договорились?
   – Да.
   – Вот и славно. Вместе у нас все получится.
   – Надеюсь.
   – И правильно делаешь…
 
   Людям свойственно заблуждаться. Выдавать желаемое за действительное. Переоценивать возможности, думая о себе лучше, чем они есть на самом деле.
   Сама по себе прогулка по обломкам не была серьезным испытанием, оказавшись всего лишь предварительной пробой сил. Основной удар проклятая стрела нанесла там, где этого меньше всего можно было ожидать. И он был настолько сильным, что я не выдержал и надломился.

Глава 31

   Внешняя, видимая оболочка имеет значение, только когда речь заходит о неодушевленных предметах. Смертных характеризует в первую очередь богатство внутреннего мира.
   Самый простой и наглядный пример – театр теней. Одна и та же фигура может быть воистину огромной или до смешного малой. Внешние проявления размера и формы могут меняться, а кукла останется прежней. Ее истинная сущность не изменится, в какие бы одежды она ни рядилась, кем бы ни пыталась казаться.
   Чтобы убедиться в этом, нужно всего лишь заглянуть за ширму и посмотреть, что находится по ту сторону белой простыни. Простое и ясное решение нетрудной задачи.
   Беда в том, что люди в подавляющем большинстве не видят разницы между видимой формой и внутренним содержанием. Глупцы не понимают: в мире нет ничего очевидного. У любой вещи или явления есть скрытая сторона, которую можно заметить, если постараться.
   У сновидений свои правила, но они не слишком отличаются от реальности. Это был его сон. Поэтому Спящий лицезрел внешнюю и внутреннюю суть вещей и живых существ. Причем ему не нужно было для этого как-то особенно напрягаться или заходить за ширму. Вполне хватало одного беглого взгляда.
   Вот и сейчас, настигнув беглеца, Спящий обнаружил, что тот сменил оболочку. В этом не было ничего удивительного. Тень способна принимать любую форму. Самое же интересное заключалось в том, что кроме внешних изменений были и внутренние – марионетка лишилась сердца.
   В театре теней существуют определенные правила, одно из которых гласит: реквизит с изъяном без промедления отправляется на свалку истории. Никогда прежде не случалось исключений. Правда, все когда-нибудь происходит впервые. В странных снах порой случаются и более удивительные вещи. А то, что этот сон не такой, как другие, Спящий почувствовал с самого начала. Редко умираешь в мире собственных сновидений и еще реже возвращаешься обратно, чтобы отомстить.
 
    «Но все-таки это был его сон. Пускай смазанный, вышедший из-под контроля, и все-таки именно он, Спящий, был творцом и художником этого полотна.
    Они решили убить его? И даже почти преуспели в этом? Что ж… Да будет так! Даже сильнейшие иногда проигрывают, потому что не могут выигрывать вечно, – иначе в этих победах не было бы никакого смысла. И если прямо сейчас не остается иного выхода, он умрет – провалится на некоторое время в беспросветную тьму. Переход между снами, длящийся секунду или же вечность, – разницы нет… А затем он вернется сюда же, чтобы заплатить по счетам». (Книга первая. «Цвет крови – серый».)
 
   Спящий не сомневался – враги никуда не денутся. Когда придет время, он сполна рассчитается с убийцами. А сейчас есть дела поважнее. Нужно сделать то, ради чего пришел, – уничтожить испорченную куклу.
   Хотя…
   Тем, кто сидит перед ширмой, не важно, как выглядят истинные фигуры марионеток. Они привыкли иметь дело с тенями. Уберите белую простыню – и вместо волнующего представления перед глазами изысканной публики предстанет жизнь – такая, какова она на самом деле. Без прикрас.
   Спящий был не только убийцей, но и художником – истинным ценителем прекрасного. Он свято верил, что каждый спектакль скрывает некую тайну. То, без чего представление теряет свое истинное очарование. А так как сон – это тоже своего рода спектакль, которым при желании можно не только управлять, но и наслаждаться, то…
   Кошка удобно свернулась калачиком рядом с фигурой, больше похожей на древнюю корягу, чем на живое существо.
   Уничтожить куклу, ради которой он здесь появился, – значит сдернуть простыню, громогласно объявив, что никакой тайны нет и в помине. Все просто и банально. И кроме того, сам он не тот, за кого себя выдает, а всего лишь грубая рабочая сила. Не способная ни на что большее, чем бездумно ломать и крушить все подряд.
   И пускай это всего лишь сон, не более. Но даже во сне Спящий хотел сохранить лицо, оставшись самим собой. Поэтому он медлил, откладывая принятие окончательного решения на потом.
   Длинная ночь подходила к завершению, а вместе с ней постепенно сходил на нет и отчаянный натиск атакующих. Охотников становилось все меньше, новые появлялись все реже. Всполохи энергетических вспышек уже не так ярко освещали поле сражения. Казалось, сами звезды, устав соперничать с бушевавшей внизу вакханалией света, стали бледнеть.
   Приближался рассвет, а ничего не подозревающая жертва и терзаемый сомнениями убийца находились так близко, что при желании могли прикоснуться друг к другу.
   И произошло то, что должно было случиться.
   Сменив позу, сидящий Этан отвел руку назад – и наткнулся на что-то мягкое. Теплый пушистый зверек лежал, свернувшись калачиком, и ничуть не испугался незнакомца, потревожившего его покой.
   Кукла сразу поняла, кто перед ней. И, как ни странно, не испугалась, а разозлилась. Ее взбесило даже не то, что пришел убийца, – к этому она оказалась готова. А то, что незваный пришелец собрался прервать спектакль, не представившись и не объяснив своих истинных побуждений.
   Хотя как можно объяснить сон? Причудливый полет мотылька в летнюю ночь? Вспышку падающей звезды, оставившей след на ночном небосводе? Неожиданно нахлынувшие чувства?
   Никак…
   Можно постараться, и все равно ничего не получится.
   – КТО ТЫ?! – Не в силах сдерживать ярость Этан закричал.
   «Не важно, кто я. Главное, мне известно, кто ты, и этого вполне достаточно», – мог бы ответить Спящий, но не стал.
   Ведь он не просто зритель, а еще и один из главных действующих лиц постановки. И сейчас настала пора выхода на сцену. В столь ответственный момент было бы в высшей степени неразумно тратить время на пустые разговоры.
   Кошка сладко потянулась, почесала за ухом и…
   Пропала.
   Исчезла, как будто ее и не было вовсе. Этан мог бы решить, что ему все привиделось, но в отличие от простых смертных бывший бог не был подвержен психическим расстройствам или неожиданным галлюцинациям. Он был уверен: несмотря на смену оболочки, странная кошка прекрасно знает, кто он такой. И для нее не составило бы труда убить его, но…
   Почему-то она передумала.
   Обмануть судьбу не удалось. Тем не менее для Этана все закончилось наилучшим образом.
   Не важно, какими путями и средствами добиться победы. Прав тот, кто остался в живых.
   Кошка исчезла.
   Он выиграл.
   Крэмс проиграл.
   Мальтиса не ошиблась.
   Тот, кто носит лицо-маску бывшего бога, не доживет до рассвета.
 
   Крэмс не мог проиграть этот бой по той простой причине, что все охотники были на порядок слабее. Битва – это противостояние равных противников. Сейчас ни о какой битве речи не шло. Некромант выступал в роли мясника, забивающего безропотный глупый скот, добровольно идущий на заклание.
   Сначала он наслаждался ощущением безграничной силы, для которой нет ничего невозможного. Затем просто выполнял монотонную работу, а под конец ему надоело и это. В течение трех часов уничтожать надоедливых комаров – занятие не из приятных. Последнюю волну нападавших он уже не убивал, а калечил. Изуродовал их так, что те, кто увидит некогда гордых и сильных охотников, придут в ужас от столь изощренной жестокости.
   Страх – вот основа его будущей власти. Вялые, апатичные боги обречены. Их неизбежный конец – всего лишь вопрос времени. Однажды в подлунном мире утвердится один властелин, которого будут исступленно боготворить и неистово бояться. А пока этого не произошло, Крэмс продолжит работать не покладая рук.
   Фундамент его успеха заложен давно. И связан с грязной лужей, которой предстояло пройти долгий путь, прежде чем она стала настоящим болотом.
   Сегодня некромант не только победил, но и заложил очередной камень в основание будущего замка. Со временем это величественное сооружение пронзит небеса острыми шпилями. И тогда…
   Необычность очередного охотника заключалась в том, что он «выпрыгнул» почти вплотную к Крэмсу. И в отличие от всех остальных был очень маленьким – с виду он ничем не отличался от обычной домашней кошки. Создавалось такое впечатление, что зверек, нагоняющий страх на мышей, решил сразиться с непобедимым магом.
   – Какая гадость!
   То, что вначале представлялось великой битвой, в конечном итоге превратилось в дешевый фарс.
   Легкое движение руки – и, даже не потрудившись взглянуть на результат атаки, Крэмс повернулся в другую сторону.
   Он уничтожил еще двух охотников, прежде чем снова обернулся туда, где лежащая в расслабленной позе кошка с интересом наблюдала за происходящим.
   Его первым чувством было удивление.
   Это было невозможно. Невероятно, немыслимо. Охотник даже не потрудился ударить в спину. Он был настолько уверен в собственных силах.
   Настолько…
   Крэмс сконцентрировался и обрушил на самоуверенную тварь ревущий водопад чистой, всесокрушающей энергии. Такому напору противостоять невозможно. Во всем мире не нашлось бы существа, способного вынести этот удар.
   Но вместо того чтобы погибнуть, кошка лишь слегка привстала, лениво потянулась и снова легла.
   Первый раз Спящий погиб из-за того, что расслабился, недооценив силу противников. Сейчас он не собирался повторять былую ошибку. Дважды умереть в одном и том же сне слишком глупо…
   Некоторое время Крэмс оторопело стоял, пытаясь понять, что это может значить. Привычная картина мира рушилась прямо на глазах, превращаясь в бессмысленные осколки, беспорядочно разбросанные по земле. При всем желании их уже не собрать в единое целое. А значит, невозможно понять, как может некто совершить то, что не под силу богам. Разумеется, всплеск энергии не уничтожил бы Фасу или Алта, но, по крайней мере, проделал бы брешь в их защите. А кошка выглядела так безмятежно спокойно, словно лежала на солнышке, расслабленно ожидая, когда мышь устанет жалобно попискивать и выберется из норы на воздух.