---------------------------------------------------------------
Б. Клюева, перевод
Текст из 1999 Электронной библиотеки Алексея Снежинского
---------------------------------------------------------------
В то утро, когда разразился этот большой пожар, никто из домашних не
смог потушить его. Вся в огне окаґзалась Марианна, мамина племянница,
оставленная на житье у нас на время, пока ее родители были в Европе. Так что
никому не удалось разбить маленькое окошко в красном ящике в углу, повернуть
задвижку, чтобы вытащить шланг и вызвать пожарных в касках. Горя ярким
пламенем, словно воспламенившийся целлофан, Марианна спустилась к завтґраку,
с громким рыданием или стоном плюхнулась за стол и едва ли проглотила хотя
бы крошку.
В комнате стало слишком жарко, и отец с матерью вышли из-за стола.
-- Доброе утро, Марианна.
-- Что? -- недоуменно посмотрела на всех присутствоґвавших Марианна и
пробормотала: -- О, доброе утро.
-- Хорошо ли ты спала сегодня, Марианна?
Но им было известно, что она не спала совсем. Мама передала стакан воды
Марианне, чтобы она выпила, но все боялись, что вода испарится в ее руке. Со
своего председаґтельского места за столом бабушка вглядывалась в
воспаґленные глаза Марианны.
-- Ты больна, но это не инфекция, -- сказала она. -- Ни в какой
микроскоп никто не обнаружит никаких микробов у тебя.
-- Что? -- отозвалась Марианна.
-- Любовь -- крестная мать глупости, -- беспристрастно заявил отец.
-- Она еще придет в себя, -- сказала мама. -- Девушки, когда они
влюблены, только кажутся глупыми, потому что они ничего в это время не
слышат.
-- Нарушаются окружные каналы в среднем ухе, -- скаґзал отец. -- От
этого многие девушки падают в объятия парней. Уж я-то знаю. Меня однажды
чуть не до смерти придавила одна такая падающая женщина, и позвольте мне
сказать...
-- Помолчи, -- нахмурилась мама, глядя на Марианну.
-- Да она не слышит, о чем мы тут говорим, она сейчас в столбняке.
-- Сегодня утром он заедет за ней и заберет с собой, -- прошептала мать
отцу, будто Марианны и не было вовсе в комнате. -- Они собираются покататься
на его развалюхе.
Отец вытер салфеткой рот.
-- А наша дочь была такой же, мама? -- поинтересовался он. -- Она вышла
замуж и уехала так давно, что я все забыл уже. Но насколько помню, она не
была такой дурой. Никогда не узнаешь, как это девчонка в какой-то миг
станоґвится вдруг рысью. На этом мужчина и попадается. Он говорит себе: "О,
какая прелестная глупышка, она любит меня, женюсь-ка я на ней". И он женится
на ней, но однажды утром просыпается и -- куда девалась ее мечтательность, а
умишко вернулось к ней, голенькое, и уже развесило свое нижнее белье по
всему дому. Мужчина то и дело попадает в их тенета. Он начинает чувствовать
себя будто на небольґшом, пустынном острове, один в своей небольшой комнате,
в центре Вселенной, где медовые соты неожиданно превраґтились в медвежью
западню, где вместо бывшей бабочки поселилась оса. У него мгновенно
появляется хобби -- колґлекционирование марок, встречи с друзьями или...
-- Ты все говоришь и говоришь, -- закричала на него мать. -- Марианна,
расскажи нам об этом молодом челоґвеке. Как его зовут, например? Это был
Исак Ван Пелт?
-- Что? О... да, Исак.
Марианна всю ночь ворочалась с боку на бок в своей постели, то хватаясь
за томик стихов и прочитывая безумґные строки, то лежа пластом на спине, то
переворачиваясь на живот и любуясь дремлющим в лунном свете ландґшафтом. Всю
ночь аромат жасмина наполнял комнату, и необычная для ранней весны жара
(термометр показывал пятьдесят пять градусов по Фаренгейту) не давала ей
уснуть. Если бы кто-нибудь заглянул к ней сквозь замочную скваґжину, то
решил бы, что она похожа на умирающего моґтылька.
В то утро перед зеркалом она кое-как пригладила волосы и спустилась к
завтраку, не забыв, как ни странно, надеть на себя платье.
Бабушка в течение всего завтрака тихо посмеивалась про себя. В конце
концов она сказала:
-- Дитя мое, ты должна поесть, слышишь?
Марианна побаловалась с тостом и отложила в сторону половину его.
Именно в это время на улице раздался длинґный гудок клаксона. Это был Исак!
На его развалюхе!
-- Ура! -- закричала Марианна и быстро устремилась наверх.
Юного Исака Ван Пелта ввели в дом и представили всем присутствовавшим.
Когда Марианна наконец уехала, отец сел и вытер лоб.
-- Не знаю... Но по мне, это уж чересчур.
-- Так ты же первый предложил ей начать выезжать, -- сказала мать.
-- И очень сожалею, что предложил это, -- ответил он. -- Но она гостит
у нас уже шесть месяцев и еще шесть месяцев пробудет у нас. Я думал, что
если ей встретится приличный молодой человек...
-- Они поженятся, -- тихо прошелестел голос бабушки, -- и Марианна тут
же съедет от нас -- так что ли?
-- Ну... -- сказал отец.
-- Ну, -- сказала бабушка.
-- Но ведь теперь стало хуже, чем было прежде, -- сказал отец. -- Она
порхает вокруг, распевая без конца с закрыґтыми глазами, проигрывая эти
адские любовные пластинки и разговаривая сама с собой. Кому по силам
выдержать такое! К тому же она без конца смеется. Мало ли
восемнаґдцатилетних девиц попадались в дурацкие сети?
-- Он мне кажется вполне приличным молодым человеґком, -- сказала мать.
-- Да, нам остается только постоянно молить Бога об этом, -- сказал
отец, выпивая небольшой бокал вина. -- За ранние браки!
На следующее утро, первой заслышав гудок рожка автоґмобиля, Марианна,
подобно метеору, выскочила из дома. У молодого человека не осталось времени
даже на то, чтобы дойти до двери дома. Только бабушка из окна гостиной
видела, как они вместе укатили вдаль.
-- Она чуть не сбила меня с ног, -- пожаловался отец, приглаживая усы.
-- А этот что? Болван неотесанный? Ладно.
В тот же день, вернувшись домой, Марианна прямо проґследовала к своим
граммофонным пластинкам. Шипение патефонной иглы наполнило дом. Она
поставила "Древнюю черную магию" двадцать один раз и, плавая по комнате с
закрытыми глазами, подпевала: "Ля-ля-ля".
-- Я боюсь войти в свою собственную гостиную, -- заґявил отец. -- Я
ушел с работы ради того, чтобы наслажґдаться сигарами и жизнью, а вовсе не
для того, чтобы в моей гостиной, под моей люстрой, вокруг меня жужжала эта
вертихвостка-родственница.
-- Тише, -- сказала мать.
-- В моей жизни наступил кризис, -- заявил отец. -- В конце концов, она
всего лишь гостья...
-- Ты знаешь ведь, как чувствуют себя гостящие девицы. Уехав из дома,
они считают, что оказались в Париже, во Франции. Она покинет нас в октябре.
И это не так уж плохо.
-- А ну, посмотрим, -- медленно принялся считать отец. -- Как раз к
тому времени, примерно через сто тридцать дней, меня похоронят на кладбище
Грин Лоун. -- Он встал, броґсил свою газету на пол. -- Ей-Богу, я сейчас же
поговорю с ней.
Он подошел и встал в дверях в гостиную, вперив взгляд в вальсирующую
Марианну. "Ля", -- подпевала она звучаґщей мелодии.
Откашлявшись, он вошел в комнату.
-- Марианна, -- сказал он.
-- "Эта древняя черная магия..." -- напевала Марианґна. -- Да?
Он смотрел, как извиваются в воздухе ее руки. Танцуя, она вдруг бросила
на него горящий взгляд.
-- Мне надо поговорить с тобой. Он подтянул галстук на шее.
-- Да-ди-дум-дум-да-ди-дум-дум-дум, -- напевала она.
-- Ты слышишь меня? -- вскричал он.
-- Он такой симпатичный, -- сказала она.
-- Вероятно.
-- Знаете, он кланяется и открывает передо мной двери, как настоящий
дворецкий, и играет на трубе, как Гарри Джеймс, и сегодня утром он принес
мне маргаритки.
-- Не сомневаюсь.
-- У него такие голубые глаза! -- и она возвела очи к потолку.
Ничего достойного внимания он не смог узреть на поґтолке.
Продолжая танцевать, она не спускала глаз с потолка, он подошел, встал
рядом с ней и тоже стал глядеть на потолок, но на нем не было ни пятен от
дождя, ни трещины, и он вздохнул:
-- Марианна.
-- И мы ели омаров в кафе на реке.
-- Омаров... Понятно, но все-таки нам не хотелось бы, чтобы ты ослабла,
свалилась. Завтра, хотя бы на один день, ты останешься дома и поможешь своей
тете Мэт вырезать салфетки...
-- Да, сэр.
И, распустив крылышки, она закружилась по комнате.
-- Ты слышала, что я тебе сказал? -- спросил он.
-- Да, -- прошептала она. -- Да. -- Глаза у нее были заґкрыты. -- О да,
да, да. -- Юбка взметнулась вокруг ее ног. -- Дядя... -- сказала она,
склонив голову, покачиваясь.
-- Так ты поможешь своей тете с салфетками? -- вскриґчал он.
-- Ее салфетками... -- пробормотала она.
-- Ну вот! -- сказал он, усаживаясь на кухне с газетой в руках. -- Вот
я и поговорил с нею!
Но на следующее утро он, едва поднявшись с постели, услышал рык
глушителя гоночного автомобиля и шаги сбеґгавшей по лестнице Марианны; на
несколько секунд она задержалась в столовой, чтобы перехватить что-то вместо
завтрака, затем остановилась перед зеркалом в ванной только для того, чтобы
убедиться, что не бледна, и тут же внизу хлопнула входная дверь, послышался
грохот удаляющейся машины и голоса громко распевающей парочки.
Отец схватился обеими руками за голову.
-- Салфетки!.. -- простонал он.
-- Что? -- спросила мать.
-- Сальери, -- сказал отец. -- Сегодня утром мы посеґтим Сальери.
-- Но Сальери открываются лишь после десяти.
-- Я подожду, -- решительно заявил отец, закрыв глаза.
В течение той ночи и еще семи безумных ночей качели у веранды, мерно
поскрипывая, напевали: "назад-вперед, назад-вперед". Отец, притаившийся в
гостиной, явно исґпытывал необыкновенное облегчение, когда потягивал свою
десятицентовую сигару и черри, хотя свет от сигары освеґщал скорее
трагическую маску, нежели лицо. Скрипнули качели. Он замер в ожидании
следующего раза. До него доносились мягкие, как крылья бабочки, звуки,
легкий смех и что-то очень нежное для маленьких девичьих ушек.
-- Моя веранда, -- шептал отец. -- Мои качели, -- жаґлобно обращался он
к своей сигаре, глядя на нее. -- Мой дом. -- И он снова прислушивался в
ожидании того, что опять раздастся скрип. -- О Боже! -- заключал он.
Он направился к своему рабочему столу и появился на веранде с масленкой
в руках.
-- Нет-нет, не вставайте. Не беспокойтесь. Я смажу вот здесь и тут.
И он смазал машинным маслом соединения в качелях. Было темно, и он не
мог разглядеть Марианну, он ощущал только ее аромат. От запаха ее духов он
чуть не свалился в розовый куст. Не видел он и ее дружка.
-- Спокойной ночи, -- пожелал он.
Он вернулся в дом, сел и уже больше не слышал скрипа качелей. Теперь до
его слуха доносилось лишь легкое, как порхание мотылька, биение сердца
Марианны.
-- Он, должно быть, очень славный, -- предположила, стоя в проеме
кухонной двери, мама, вытиравшая обеденґную посуду.
-- Надеюсь, -- буркнул отец. -- Только благодаря этому я позволяю им
каждую ночь качаться у нас на качелях!
-- Уже столько дней они вместе, -- заметила мама. -- Если бы у этого
молодого человека не было серьезных намерений, юная девушка не встречалась
бы с ним так часто.
-- Может, он сегодня вечером сделает ей предложение! -- радостно
предположил отец.
-- Едва ли так скоро. Да и она еще слишком молода.
-- Однако, -- раздумывал он вслух, -- все может случитьґся... Нет, это
должно, черт его подери, случиться!
Бабушка хихикнула, тихо сидя в своем кресле в углу комнаты. По звучанию
это похоже было на то, как если бы кто-то перевернул страницу в очень
древней книге.
-- Что тут смешного? -- спросил отец.
-- Подожди и увидишь, -- ответила бабушка. -- Завтра. Отец уставился на
нее, но она не произнесла больше ни слова.
-- Так, так, -- сказал за завтраком отец, внимательно, отечески
разглядывая яйца. -- Да, черт возьми, вчера вечером на веранде шепоту было
еще больше. Как его зовут? Исак? Ну что ж, если я хоть немного смыслю в
людях, по-моему, он вчера вечером сделал Марианне предложение -- я даже
уверен в этом!
-- Это было бы прекрасно, -- вздохнула мама. -- Свадьба весной! Но так
скоропалительно...
-- Однако, -- напыщенно заявил отец, -- Марианна из тех девушек,
которые выходят замуж молодыми и быстро. Не станем же мы мешать ей, а?
-- На этот раз ты, пожалуй, прав, -- согласилась мать. -- Свадьба будет
на славу. Будут весенние цветы, а Марианна в свадебном наряде, который я
присмотрела у Хейдекеров на прошлой неделе, будет прекрасна.
И они в нетерпении стали глядеть на лестницу, ожидая появления
Марианны.
-- Простите, -- проскрипела со своего места бабушка, разглядывая
лежавший перед нею тост, -- но я на вашем месте не торопилась бы таким
образом избавиться от Мариґанны.
-- Это почему же?
-- Потому.
-- Почему -- потому?
-- Я не люблю разрушать ваши планы, -- прошелестела, посмеиваясь и
покачивая своей крошечной головкой, баґбушка. -- Пока вы, драгоценные мои,
беспокоились о том, как бы выдать Марианну замуж, я следила за ней. Вот уже
семь дней я наблюдала, как ежедневно этот молодой человек подъезжал на своей
машине и гудел в клаксон. Он скорее всего артист, или артист, умеющий
мгновенно менять свою внешность, или что-то в этом роде.
-- Что? -- воскликнул отец.
-- Вот именно, -- сказала бабушка. -- Потому что снаґчала он был юным
блондином, а на следующий день -- высоким брюнетом, во вторник это был
парень с каштаґновыми усами, а в среду -- рыжий красавчик, в пятницу он стал
ниже ростом и вместо "форда" остановился под окном в "шевролете".
Мать и отец сидели какое-то время, будто кто-то ударил их молотком по
левому уху. В конце концов отец, весь вспыхнув, закричал:
-- Ты соображаешь, что говоришь? Ты говоришь, что все эти парни и ты...
-- Ты всегда прятался, -- обрезала его бабушка. -- Чтобы никому не
помешать. Стоило тебе выйти в открытую, и ты увидел бы то же, что видела я.
Я помалкивала. Она остынет. Это ее время, время жить. У каждой женщины
наступает такая пора. Это тяжело, но пережить можно. Каждый новый мужчина
ежедневно творит чудеса в девичьей душе.
-- Ты, ты, ты, ты! -- и отец едва не задохнулся, с выґпученными
глазами, хватаясь за горло, которому узок стал воротничок. Он в изнеможении
откинулся на спинку стула. Мать сидела оглушенная.
-- Доброе утро всем!
Марианна сбежала по ступенькам вниз. Отец воззрился на нее.
-- Это все ты, ты, ты! -- продолжал он обвинять во всем бабушку.
"Сейчас я с криками выбегу на улицу, -- думал отец, -- и разобью стекло
на сигнале пожарной тревоги, и нажму на кнопку, и вызову пожарные машины с
брандспойтами. А может, разразится поздняя снежная буря, и я выставлю на
улицу, на мороз Марианну..."
Он не предпринял ничего. Поскольку в комнате для такого времени года
было слишком жарко, все вышли на прохладную веранду, а Марианна, уставившись
на стакан с апельсиновым соком, осталась одна за столом.
2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
Б. Клюева, перевод
Текст из 1999 Электронной библиотеки Алексея Снежинского
---------------------------------------------------------------
В то утро, когда разразился этот большой пожар, никто из домашних не
смог потушить его. Вся в огне окаґзалась Марианна, мамина племянница,
оставленная на житье у нас на время, пока ее родители были в Европе. Так что
никому не удалось разбить маленькое окошко в красном ящике в углу, повернуть
задвижку, чтобы вытащить шланг и вызвать пожарных в касках. Горя ярким
пламенем, словно воспламенившийся целлофан, Марианна спустилась к завтґраку,
с громким рыданием или стоном плюхнулась за стол и едва ли проглотила хотя
бы крошку.
В комнате стало слишком жарко, и отец с матерью вышли из-за стола.
-- Доброе утро, Марианна.
-- Что? -- недоуменно посмотрела на всех присутствоґвавших Марианна и
пробормотала: -- О, доброе утро.
-- Хорошо ли ты спала сегодня, Марианна?
Но им было известно, что она не спала совсем. Мама передала стакан воды
Марианне, чтобы она выпила, но все боялись, что вода испарится в ее руке. Со
своего председаґтельского места за столом бабушка вглядывалась в
воспаґленные глаза Марианны.
-- Ты больна, но это не инфекция, -- сказала она. -- Ни в какой
микроскоп никто не обнаружит никаких микробов у тебя.
-- Что? -- отозвалась Марианна.
-- Любовь -- крестная мать глупости, -- беспристрастно заявил отец.
-- Она еще придет в себя, -- сказала мама. -- Девушки, когда они
влюблены, только кажутся глупыми, потому что они ничего в это время не
слышат.
-- Нарушаются окружные каналы в среднем ухе, -- скаґзал отец. -- От
этого многие девушки падают в объятия парней. Уж я-то знаю. Меня однажды
чуть не до смерти придавила одна такая падающая женщина, и позвольте мне
сказать...
-- Помолчи, -- нахмурилась мама, глядя на Марианну.
-- Да она не слышит, о чем мы тут говорим, она сейчас в столбняке.
-- Сегодня утром он заедет за ней и заберет с собой, -- прошептала мать
отцу, будто Марианны и не было вовсе в комнате. -- Они собираются покататься
на его развалюхе.
Отец вытер салфеткой рот.
-- А наша дочь была такой же, мама? -- поинтересовался он. -- Она вышла
замуж и уехала так давно, что я все забыл уже. Но насколько помню, она не
была такой дурой. Никогда не узнаешь, как это девчонка в какой-то миг
станоґвится вдруг рысью. На этом мужчина и попадается. Он говорит себе: "О,
какая прелестная глупышка, она любит меня, женюсь-ка я на ней". И он женится
на ней, но однажды утром просыпается и -- куда девалась ее мечтательность, а
умишко вернулось к ней, голенькое, и уже развесило свое нижнее белье по
всему дому. Мужчина то и дело попадает в их тенета. Он начинает чувствовать
себя будто на небольґшом, пустынном острове, один в своей небольшой комнате,
в центре Вселенной, где медовые соты неожиданно превраґтились в медвежью
западню, где вместо бывшей бабочки поселилась оса. У него мгновенно
появляется хобби -- колґлекционирование марок, встречи с друзьями или...
-- Ты все говоришь и говоришь, -- закричала на него мать. -- Марианна,
расскажи нам об этом молодом челоґвеке. Как его зовут, например? Это был
Исак Ван Пелт?
-- Что? О... да, Исак.
Марианна всю ночь ворочалась с боку на бок в своей постели, то хватаясь
за томик стихов и прочитывая безумґные строки, то лежа пластом на спине, то
переворачиваясь на живот и любуясь дремлющим в лунном свете ландґшафтом. Всю
ночь аромат жасмина наполнял комнату, и необычная для ранней весны жара
(термометр показывал пятьдесят пять градусов по Фаренгейту) не давала ей
уснуть. Если бы кто-нибудь заглянул к ней сквозь замочную скваґжину, то
решил бы, что она похожа на умирающего моґтылька.
В то утро перед зеркалом она кое-как пригладила волосы и спустилась к
завтраку, не забыв, как ни странно, надеть на себя платье.
Бабушка в течение всего завтрака тихо посмеивалась про себя. В конце
концов она сказала:
-- Дитя мое, ты должна поесть, слышишь?
Марианна побаловалась с тостом и отложила в сторону половину его.
Именно в это время на улице раздался длинґный гудок клаксона. Это был Исак!
На его развалюхе!
-- Ура! -- закричала Марианна и быстро устремилась наверх.
Юного Исака Ван Пелта ввели в дом и представили всем присутствовавшим.
Когда Марианна наконец уехала, отец сел и вытер лоб.
-- Не знаю... Но по мне, это уж чересчур.
-- Так ты же первый предложил ей начать выезжать, -- сказала мать.
-- И очень сожалею, что предложил это, -- ответил он. -- Но она гостит
у нас уже шесть месяцев и еще шесть месяцев пробудет у нас. Я думал, что
если ей встретится приличный молодой человек...
-- Они поженятся, -- тихо прошелестел голос бабушки, -- и Марианна тут
же съедет от нас -- так что ли?
-- Ну... -- сказал отец.
-- Ну, -- сказала бабушка.
-- Но ведь теперь стало хуже, чем было прежде, -- сказал отец. -- Она
порхает вокруг, распевая без конца с закрыґтыми глазами, проигрывая эти
адские любовные пластинки и разговаривая сама с собой. Кому по силам
выдержать такое! К тому же она без конца смеется. Мало ли
восемнаґдцатилетних девиц попадались в дурацкие сети?
-- Он мне кажется вполне приличным молодым человеґком, -- сказала мать.
-- Да, нам остается только постоянно молить Бога об этом, -- сказал
отец, выпивая небольшой бокал вина. -- За ранние браки!
На следующее утро, первой заслышав гудок рожка автоґмобиля, Марианна,
подобно метеору, выскочила из дома. У молодого человека не осталось времени
даже на то, чтобы дойти до двери дома. Только бабушка из окна гостиной
видела, как они вместе укатили вдаль.
-- Она чуть не сбила меня с ног, -- пожаловался отец, приглаживая усы.
-- А этот что? Болван неотесанный? Ладно.
В тот же день, вернувшись домой, Марианна прямо проґследовала к своим
граммофонным пластинкам. Шипение патефонной иглы наполнило дом. Она
поставила "Древнюю черную магию" двадцать один раз и, плавая по комнате с
закрытыми глазами, подпевала: "Ля-ля-ля".
-- Я боюсь войти в свою собственную гостиную, -- заґявил отец. -- Я
ушел с работы ради того, чтобы наслажґдаться сигарами и жизнью, а вовсе не
для того, чтобы в моей гостиной, под моей люстрой, вокруг меня жужжала эта
вертихвостка-родственница.
-- Тише, -- сказала мать.
-- В моей жизни наступил кризис, -- заявил отец. -- В конце концов, она
всего лишь гостья...
-- Ты знаешь ведь, как чувствуют себя гостящие девицы. Уехав из дома,
они считают, что оказались в Париже, во Франции. Она покинет нас в октябре.
И это не так уж плохо.
-- А ну, посмотрим, -- медленно принялся считать отец. -- Как раз к
тому времени, примерно через сто тридцать дней, меня похоронят на кладбище
Грин Лоун. -- Он встал, броґсил свою газету на пол. -- Ей-Богу, я сейчас же
поговорю с ней.
Он подошел и встал в дверях в гостиную, вперив взгляд в вальсирующую
Марианну. "Ля", -- подпевала она звучаґщей мелодии.
Откашлявшись, он вошел в комнату.
-- Марианна, -- сказал он.
-- "Эта древняя черная магия..." -- напевала Марианґна. -- Да?
Он смотрел, как извиваются в воздухе ее руки. Танцуя, она вдруг бросила
на него горящий взгляд.
-- Мне надо поговорить с тобой. Он подтянул галстук на шее.
-- Да-ди-дум-дум-да-ди-дум-дум-дум, -- напевала она.
-- Ты слышишь меня? -- вскричал он.
-- Он такой симпатичный, -- сказала она.
-- Вероятно.
-- Знаете, он кланяется и открывает передо мной двери, как настоящий
дворецкий, и играет на трубе, как Гарри Джеймс, и сегодня утром он принес
мне маргаритки.
-- Не сомневаюсь.
-- У него такие голубые глаза! -- и она возвела очи к потолку.
Ничего достойного внимания он не смог узреть на поґтолке.
Продолжая танцевать, она не спускала глаз с потолка, он подошел, встал
рядом с ней и тоже стал глядеть на потолок, но на нем не было ни пятен от
дождя, ни трещины, и он вздохнул:
-- Марианна.
-- И мы ели омаров в кафе на реке.
-- Омаров... Понятно, но все-таки нам не хотелось бы, чтобы ты ослабла,
свалилась. Завтра, хотя бы на один день, ты останешься дома и поможешь своей
тете Мэт вырезать салфетки...
-- Да, сэр.
И, распустив крылышки, она закружилась по комнате.
-- Ты слышала, что я тебе сказал? -- спросил он.
-- Да, -- прошептала она. -- Да. -- Глаза у нее были заґкрыты. -- О да,
да, да. -- Юбка взметнулась вокруг ее ног. -- Дядя... -- сказала она,
склонив голову, покачиваясь.
-- Так ты поможешь своей тете с салфетками? -- вскриґчал он.
-- Ее салфетками... -- пробормотала она.
-- Ну вот! -- сказал он, усаживаясь на кухне с газетой в руках. -- Вот
я и поговорил с нею!
Но на следующее утро он, едва поднявшись с постели, услышал рык
глушителя гоночного автомобиля и шаги сбеґгавшей по лестнице Марианны; на
несколько секунд она задержалась в столовой, чтобы перехватить что-то вместо
завтрака, затем остановилась перед зеркалом в ванной только для того, чтобы
убедиться, что не бледна, и тут же внизу хлопнула входная дверь, послышался
грохот удаляющейся машины и голоса громко распевающей парочки.
Отец схватился обеими руками за голову.
-- Салфетки!.. -- простонал он.
-- Что? -- спросила мать.
-- Сальери, -- сказал отец. -- Сегодня утром мы посеґтим Сальери.
-- Но Сальери открываются лишь после десяти.
-- Я подожду, -- решительно заявил отец, закрыв глаза.
В течение той ночи и еще семи безумных ночей качели у веранды, мерно
поскрипывая, напевали: "назад-вперед, назад-вперед". Отец, притаившийся в
гостиной, явно исґпытывал необыкновенное облегчение, когда потягивал свою
десятицентовую сигару и черри, хотя свет от сигары освеґщал скорее
трагическую маску, нежели лицо. Скрипнули качели. Он замер в ожидании
следующего раза. До него доносились мягкие, как крылья бабочки, звуки,
легкий смех и что-то очень нежное для маленьких девичьих ушек.
-- Моя веранда, -- шептал отец. -- Мои качели, -- жаґлобно обращался он
к своей сигаре, глядя на нее. -- Мой дом. -- И он снова прислушивался в
ожидании того, что опять раздастся скрип. -- О Боже! -- заключал он.
Он направился к своему рабочему столу и появился на веранде с масленкой
в руках.
-- Нет-нет, не вставайте. Не беспокойтесь. Я смажу вот здесь и тут.
И он смазал машинным маслом соединения в качелях. Было темно, и он не
мог разглядеть Марианну, он ощущал только ее аромат. От запаха ее духов он
чуть не свалился в розовый куст. Не видел он и ее дружка.
-- Спокойной ночи, -- пожелал он.
Он вернулся в дом, сел и уже больше не слышал скрипа качелей. Теперь до
его слуха доносилось лишь легкое, как порхание мотылька, биение сердца
Марианны.
-- Он, должно быть, очень славный, -- предположила, стоя в проеме
кухонной двери, мама, вытиравшая обеденґную посуду.
-- Надеюсь, -- буркнул отец. -- Только благодаря этому я позволяю им
каждую ночь качаться у нас на качелях!
-- Уже столько дней они вместе, -- заметила мама. -- Если бы у этого
молодого человека не было серьезных намерений, юная девушка не встречалась
бы с ним так часто.
-- Может, он сегодня вечером сделает ей предложение! -- радостно
предположил отец.
-- Едва ли так скоро. Да и она еще слишком молода.
-- Однако, -- раздумывал он вслух, -- все может случитьґся... Нет, это
должно, черт его подери, случиться!
Бабушка хихикнула, тихо сидя в своем кресле в углу комнаты. По звучанию
это похоже было на то, как если бы кто-то перевернул страницу в очень
древней книге.
-- Что тут смешного? -- спросил отец.
-- Подожди и увидишь, -- ответила бабушка. -- Завтра. Отец уставился на
нее, но она не произнесла больше ни слова.
-- Так, так, -- сказал за завтраком отец, внимательно, отечески
разглядывая яйца. -- Да, черт возьми, вчера вечером на веранде шепоту было
еще больше. Как его зовут? Исак? Ну что ж, если я хоть немного смыслю в
людях, по-моему, он вчера вечером сделал Марианне предложение -- я даже
уверен в этом!
-- Это было бы прекрасно, -- вздохнула мама. -- Свадьба весной! Но так
скоропалительно...
-- Однако, -- напыщенно заявил отец, -- Марианна из тех девушек,
которые выходят замуж молодыми и быстро. Не станем же мы мешать ей, а?
-- На этот раз ты, пожалуй, прав, -- согласилась мать. -- Свадьба будет
на славу. Будут весенние цветы, а Марианна в свадебном наряде, который я
присмотрела у Хейдекеров на прошлой неделе, будет прекрасна.
И они в нетерпении стали глядеть на лестницу, ожидая появления
Марианны.
-- Простите, -- проскрипела со своего места бабушка, разглядывая
лежавший перед нею тост, -- но я на вашем месте не торопилась бы таким
образом избавиться от Мариґанны.
-- Это почему же?
-- Потому.
-- Почему -- потому?
-- Я не люблю разрушать ваши планы, -- прошелестела, посмеиваясь и
покачивая своей крошечной головкой, баґбушка. -- Пока вы, драгоценные мои,
беспокоились о том, как бы выдать Марианну замуж, я следила за ней. Вот уже
семь дней я наблюдала, как ежедневно этот молодой человек подъезжал на своей
машине и гудел в клаксон. Он скорее всего артист, или артист, умеющий
мгновенно менять свою внешность, или что-то в этом роде.
-- Что? -- воскликнул отец.
-- Вот именно, -- сказала бабушка. -- Потому что снаґчала он был юным
блондином, а на следующий день -- высоким брюнетом, во вторник это был
парень с каштаґновыми усами, а в среду -- рыжий красавчик, в пятницу он стал
ниже ростом и вместо "форда" остановился под окном в "шевролете".
Мать и отец сидели какое-то время, будто кто-то ударил их молотком по
левому уху. В конце концов отец, весь вспыхнув, закричал:
-- Ты соображаешь, что говоришь? Ты говоришь, что все эти парни и ты...
-- Ты всегда прятался, -- обрезала его бабушка. -- Чтобы никому не
помешать. Стоило тебе выйти в открытую, и ты увидел бы то же, что видела я.
Я помалкивала. Она остынет. Это ее время, время жить. У каждой женщины
наступает такая пора. Это тяжело, но пережить можно. Каждый новый мужчина
ежедневно творит чудеса в девичьей душе.
-- Ты, ты, ты, ты! -- и отец едва не задохнулся, с выґпученными
глазами, хватаясь за горло, которому узок стал воротничок. Он в изнеможении
откинулся на спинку стула. Мать сидела оглушенная.
-- Доброе утро всем!
Марианна сбежала по ступенькам вниз. Отец воззрился на нее.
-- Это все ты, ты, ты! -- продолжал он обвинять во всем бабушку.
"Сейчас я с криками выбегу на улицу, -- думал отец, -- и разобью стекло
на сигнале пожарной тревоги, и нажму на кнопку, и вызову пожарные машины с
брандспойтами. А может, разразится поздняя снежная буря, и я выставлю на
улицу, на мороз Марианну..."
Он не предпринял ничего. Поскольку в комнате для такого времени года
было слишком жарко, все вышли на прохладную веранду, а Марианна, уставившись
на стакан с апельсиновым соком, осталась одна за столом.
2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского