- Я рад.
   Они переглянулись с Викки, и Дэвид добавил:
   - Но я не уверен, счастлива ли она от того, что все идет хорошо, или от того, что не все так плохо.
   - Что? - не понял я его мысли.
   Он ответил:
   - У нее появился друг. Она то проводит с ним слишком много времени, то вдруг тормозит, как будто не хочет торопиться.
   - Ну, думаю, это...
   - Думаю, ей нравится его дразнить, - доверительно шепнула мне Викки.
   Я решил не темнить.
   - Знаешь, какое это доставляет удовольствие, Викки?
   Она по достоинству оценила мой ответ. Мы рассмеялись.
   - У меня имеется кое-какой опыт на этот счет, - сказала она, потрепав Дэвида по плечу.
   Он подмигнул ей.
   - У меня тоже.
   "Черт", - подумал я. - Мне начинает нравиться это женщина".
   Дэвид, похоже, был солидарен в этом со мною. Удивительно, как все устроилось без моей помощи!
   В день выборов я отправился на службу, но не сидел в кабинете. Я неторопливо прошелся по этажам старого и нового зданий, заглядывал в залы суда, вспоминал прошлое. Здесь я провел свое первое дело. Это мой старый офис. Под эту лестницу я зашвырнул свой дипломат после самого горького поражения. Человек оставляет свои следы повсюду, но и сам получат отметины, я буду помнить эти стены, даже если покину их. Крах для меня состоял в том, что меня хотят изгнать из привычного мира, законы которого я знал лучше других. И делают это безмозглые чужаки.
   В шесть часов я покинул свой кабинет и направился в гостиницу "Менсер", что в нескольких кварталах от Дворца правосудия. Там меня ждал Тим Шойлесс со взятым напрокат костюмом. Заодно, в надежде на победу, он арендовал и зал для моих сторонников.
   На лестнице меня не слишком дружно приветствовали организаторы выборов, что вовсе не способствовало улучшению настроения. Я не стал заходить к Тиму.
   К семи часам все завершилось, и мы узнали первые результаты. Выборы не стали значительным событием, тем более в год президентской гонки. На экране высветились цифры. За меня было отдано пятьдесят три процента голосов, сорок семь процентов проголосовали "против".
   Все молчали, пришлось мне открыть рот.
   - Маловато.
   Шла первая стадия голосования, окончательных результатов приходилось ждать. Консервативная северная часть Сан-Антонио, в поддержке которой я был уверен, по традиции голосует вначале. Судя по предыдущим баталиям, я набирал голоса в первой части, которые потом терял при поступлении окончательной информации. Преимущество в шесть процентов было ничтожным.
   Час спустя я закрылся в комнате, чтобы никто меня не беспокоил.
   Странно, но мои мысли занимали не выборы, а Остин Пейли. Я избегаю похорон. Я всегда боялся, что человек, которого я хорошо знал, запечатлится в моей памяти только на смертном одре. Я думал об Остине, перебирал в памяти последние несколько недель, когда он был обвиняемым, а я прокурором. Но нас с Остином объединяло общее прошлое в течение двадцати лет. Мы не были близкими друзьями, судя по всему, что я узнал, таковых у него и вовсе не было. Но он обладал замечательной чертой, он притягивал людей, обращал в свою веру. Не я один поддался его очарованию. Я вспомнил эпизод десяти- или двенадцатилетней давности. Остин защищал обвиняемого. Я стал свидетелем его переговоров с прокурором - докой в своем деле. Прокурор настаивал на тюремном заключении для его подзащитного, и тут начался торг. Хотя это слово грешит против истины в случае с Остином. Он был виртуозом переговоров. Остин непринужденно принялся перечислять содержимое бара в доме его подзащитного. Солидное собрание, но и его не хватит скрасить долгие ночи в тюрьме. Вдобавок он шепнул на ухо прокурору:
   - Скажу вам по секрету, я тоже был на той попойке. Хорошо, что меня не арестовали.
   Прокурор улыбнулся его шутке. В считанные секунды Остин перетянул грозного противника на свою сторону. В дальнейшем преступление уже рассматриваюсь как заурядное событие. Угроза тюремного заключения отпала. Заметив мой пристальный взгляд, он подмигнул за спиной прокурора, включив меня в заговор. Вся жизнь Остина строилась на недомолвках и тайнах, которые впоследствии оказывались блефом. Или нет. Он был сложным человеком. Мне не понравилось, каким простаком его изобразили в некрологе.
   За моей спиной открылась дверь. Я не сомневался, кого сейчас увижу.
   - Привет, Элиот, - кинул я через плечо.
   - Если бы я знал, что ты телепат, - сказал он, - я бы не крался на цыпочках.
   Я указал на окно.
   - Я видел твое отражение.
   Он усмехнулся, как будто соглашаясь, что тупеет с годами. Он выглядел неважно.
   Лоб и щека были обклеены пластырем, другие порезы затянулись.
   - Я пришел, чтобы пожелать тебе удачи.
   - Спасибо.
   Элиот наверняка видел первые результаты и понял, что они означали, поэтому я оценил его появление. Он не собирался уходить. Помолчав, я добавил:
   - Я наблюдал за ним, Элиот. Он не терял присутствия духа. Он знал, на что идет. Он был уверен, что его встретят снайперы. Он намеренно поднял пистолет.
   Элиот молчал какое-то время, как будто все еще прикрывал Остина. Затем он сказал:
   - Я знаю, что у него не было никаких планов относительно мальчика. Он просто заманил тебя туда. И он знал, что ты придешь не один.
   - Ты хочешь сказать...
   - Да, так он избежал тюрьмы. Он не мог позволить, чтобы это случилось.
   Мне показалось, что в нашу компанию затесался Остин Пейли, который хитро улыбался, пока мы разбирали его намерения.
   - Но ведь он имел хорошие шансы на условный срок, - выдавил из себя я.
   - С оглашением обвинительного акта для него все было решено, - ответил Элиот. - Весь город стал свидетелем его жизненного краха. Былого не вернуть. Он не мог этого перенести.
   - Как и его друг Крис Девис, - сказал я.
   Губы Элиота сжались в тонкую полоску, он все еще пытался хранить секрет.
   - Крис сам вызвался помочь? - спросил я и долго ждал, когда Элиот ответит.
   - Да. Потому что он любил Остина. Да и какое значение имеет, где ты проведешь свои последние дни. - Элиот взглянул на меня.
   - Ты понял, Крис умирал?
   - Я догадывался. Он таял на глазах.
   Элиот добавил.
   - Он не вынес процесса. И не знаю, смог бы Остин подвергнуть его этому. Он любил Криса, знаешь. Он любил...
   Элиот запнулся. Ему было больно еще поминать Остина.
   - Марк. - В дверях возник Джесс, один из помощников, молодой республиканец. - Не мог бы ты на минутку выйти к нам?
   Я последовал за ним в ярко освещенный зал. Тим Шойлесс призывно махал мне рукой, стоя рядом с тремя телевизорами.
   - Быстрей, быстрей, - торопил он меня. - По пятому каналу уже прошло. Сейчас по четвертому повторят.
   Я понял, что он имеет в виду. Раскладка голосов.
   Неужели мой рейтинг упал ниже пятидесяти процентов? Должно быть, Лео Мендоза прикинул, что перепрыгивает меня, раз начал с более низких показателей.
   - А на выборах окружного прокурора округа Бексер, - отбарабанил диктор и, дождавшись появления на экране цифр, добавил, - согласно последним сведениям, ведет Марк Блэквелл с пятьюдесятью пятью процентами.
   - Пятьдесят пять? - переспросил я.
   - Именно, - заверил меня Тим, - То же самое только что объявили по другому каналу.
   Мои показатели росли, а не падали.
   - Ковбойское правосудие! - пробормотал я.
   Все в комнате аплодировали.
   Я взглянул на Элиота, он стоял в дверях и слабо улыбался. Интересно, о чем он думал? В таком омерзительном деле, где жертва - ребенок, общественность жаждет крови. Я действовал без основательной поддержки, влиятельные люди оказывали на меня давление. Я не просто провел обвинение против монстра, я убил его. Избирателям пришлась по душе такая работа.
   Весь вечер мой рейтинг шел вверх. С новой системой электронного подсчета голосов не приходится ждать весь вечер, чтобы узнать, кто победил. В половине десятого я имел в кармане пятьдесят семь процентов. Поползли слухи, что Лео Мендозе уже не подняться. Стало ясно, что я выиграл, когда в отель потянулись общественные деятели и зал внизу стал потихоньку заполняться. Тим радостно сообщил мне, что на стоянке машин яблоку негде упасть. Завтра все будут моими искренними сторонниками. Я радовался вместе с ним. Пусть все залезают на борт.
   Меня проводили в заднюю комнату, чтобы я привел себя в порядок и приготовился сказать несколько фраз, чего я совсем не ожидал. Джесс попытался вывести из комнаты человека, который уютно устроился в кресле и блаженствовал в одиночестве.
   - Пожалуйста, сэр, окружному прокурору нужно побыть одному.
   - Не надо, Джесс, - сказал я.
   Он вопросительно посмотрел на меня, так и не узнав моего непрошеного гостя, но тут же покинул нас.
   Я был рад обществу Элиота. Несмотря ни на что, он оставался одним из тех, кому я все еще доверял.
   Он подошел ко мне и похлопал по руке, как отец, поздравляющий сына.
   - Я сейчас уйду, наслаждайся успехом, - сказал он. - Я только хотел поделиться с тобой одним жизненным наблюдением. Ты победитель, каждый рвется в твою команду. Но помни о тех, кто был с тобой, когда тебе нужна была помощь.
   Я в замешательстве молчал.
   - Знаю, Элиот. Я...
   - С тобой рядом не было никого, - твердо ответил Элиот. - Никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь тебе. Все были против тебя. Наступит критический момент, и все в точности повторится. Тому, кто подойдет и пожмет тебе руку, можно доверять меньше всего. Пока... - Он смерил меня взглядом. Что ты намерен делать с тем, что рассказал тебе Остин? Насчет пожара в общественном центре и трупа в подвале?
   - Заведу дело, - ответил я. - Найду могилу, начну расследование. Ухвачусь за ниточку и вытяну клубок. Посмотрим, что у меня получится. Виновные должны понести наказание.
   Я говорил то, что думал. Но по выражению лица Элиота трудно было определить, этого ли ответа он от меня ждал.
   - Остин мертв, - напомнил он мне о том, чего я не забывал. - Теперь ты хранишь секрет. Это надежнее, чем деньги в банке.
   Я не ожидал услышать это от Элиота. Я решил, что он меня прощупывает. Я промолчал. Элиот с грустью посмотрел на меня.
   - Мне нечего тебе сказать, - ответил он. - И главное - нечего посоветовать, но в твоей ситуации тебе не поможет никто. Я не знаю, что это за люди. Но они существуют. Они ненавидят таких, как ты: одиночка, которого поддерживает народ. Оглядывайся, чтобы не получить удар ножом в спину.
   Он не хотел испортить моего праздника и ушел. Я с минуту поразмышлял над его словами, пока не ворвалась толпа и не увлекла меня вниз, к моим новоявленным друзьям. Я радушно улыбался, отвечал на пожатия. Ко мне подходили люди, увидеть которых я никак не ожидал. Я прикидывал, что сказать: "Я не ожидал победить, но победил. Мне просто повезло. И кое-кто очень пожалеет об этом".
   Под одобрительные возгласы я выскочил на сцену, множество микрофонов готовы были донести до тысяч собравшихся мои слова. Я повременил и произнес:
   - Ну, ребята, мы победили.
   Зал взорвался. Когда шум стих, я сделал глубокомысленное лицо.
   - Мы отстояли свою позицию, и людям это пришлось по душе. Они поняли, что наша команда служит одному Богу: правде. Они услышали...
   Глупая речь. Не стоит повторять ее снова. Я говорил нудно и долго.
   Утром меня посетила безо всякого предупреждения та, которую я больше всего на свете желал увидеть. Я не мечтал о таком счастье, особенно после разговора в зале суда!
   Дженет пришла сама, без звонка, что меня обнадежило. Я был рад ее видеть, особенно после почти бессонной ночи. Она тронула меня за руки.
   - Мне надо было прийти вчера вечером, - сказала она.
   - Не стоило. Это бы меня огорчило.
   Празднование политической победы такая же неприятность, как и судебный процесс.
   - Я видела тебя в новостях с Томми. - Дженет пристально посмотрела мне в глаза, как будто хотела понять, сколько в моих действиях было истинного беспокойства о жизни ребенка и сколько стремления держаться героем перед выборами.
   Я ничего не ответил. Я был уверен, что она уже составила себе мнение, а мне ее не переубедить.
   - Ты был единственным человеком, который мог спасти его, - сказала Дженет.
   Она заметила рану на моем лбу и побледнела, она еле удержалась от желания провести ладонью по ней.
   - Ты был ранен?
   - Со мной все в порядке.
   Она опустила голову.
   - Марк, давай, договоримся больше никогда не видеться, - сказала она, волнуясь, - по работе.
   У меня отлегло от сердца.
   - Согласен, - серьезно ответил я. - Позволь тебе заметить, с тобой работать одно расстройство.
   Я добился своего. Она округлила глаза, приоткрыла рот, и краска залила ее лицо.
   - Ты тут соблазняла меня в нашу первую встречу, - продолжал я. - Как школьница флиртовала со мной, стреляла глазами и сверкала коленками...
   Она сделала большие глаза.
   - У тебя богатая фантазия.
   - О, ты имеешь в виду, что все это было бессознательно? Ты знаешь, что бы сказал по этому поводу Фрейд?
   - Нет, и ты не знаешь, - отрезала она. - К тому же он, по-моему, ошибался.
   - Придется немного покопаться в учебниках, но я найду. Можно воспользоваться твоей профессиональной библиотекой?
   Мы стояли друг против друга. Дженет серьезно спросила:
   - Скажи, пожалуйста, ты виделся с Томми?
   Я услышал вызов в ее голосе.
   - Я пытался дозвониться до него несколько раз, но...
   - Хорошо. Не ищи с ним встречи. Оставь его на время в покое, может быть, навсегда. Нельзя вторгаться в жизнь Олгренов. Они пытаются вновь обрести друг друга. Ты будешь им вечным укором и напоминанием об их несчастии. Именно сейчас, когда Джеймс Олгрен пытается стать настоящим отцом.
   - Правда? Я рад. Жаль, что...
   Я осекся. Я чуть было не произнес, что жалею, что нам с Дэвидом не пришлось пережить такой трагедии, которая должна была встряхнуть меня и заставить задуматься, что важно для меня, работа или сын.
   Дженет улыбнулась. Деловая часть завершилась.
   - И если ты решился последовать моему совету, то я подскажу, куда девать свободное время.
   Мне казалось, что она озвучивает мои мысли. Она шагнула мне навстречу, и я обнял ее. Впервые за несколько последних дней я расслабился. Нет, за несколько последних недель.
   Она слишком скоро ушла. Человек занятой, она должна была спасать и другие жизни.
   Я подошел к столу и взял в руки какое-то заявление. На бланке прокуратуры два сдержанных предложения после формального обращения.
   - Пэтти, - позвал я. - Бекки Ширтхарт в приемной?
   - Ее здесь нет.
   - Найди ее и попроси зайти, хорошо?
   Странно было сидеть за своим рабочим столом и не паковать вещи и документы. Я не мог дождаться начала работы, меня одолевала жажда деятельности.
   Бекки стремительно влетела в мой кабинет, как будто я оторвал ее от чего-то важного. Она была не в пример обычному уверена в себе. Она подошла к столу и вопросительно посмотрела на меня. Она ждала, что я заговорю первым.
   - У меня была трудная ночь, - признался я.
   - У тебя была прекрасная ночь.
   - Я тебя там не видел.
   - Меня там и не было, - сказала она, глядя мне прямо в глаза.
   - Рад это слышать, - вздохнул я. - Это подтверждает мое мнение о тебе.
   Она удивленно подняла бровь, но я переменил тему. Я протянул ей прошение об отставке.
   - Мне бы хотелось, чтобы, ты забрала это и уничтожила или припрятала для других времен.
   - Мне кажется, сейчас самое время, - медленно проговорила она.
   - Нашла хорошую работу?
   - Пока нет. - Она нахмурилась, не желая распространяться дальше. Затем решила все объяснить. - После того что произошло между нами, - она запнулась, - или, вернее, того, что не произошло, мне очень неловко продолжать здесь работать. Нам обоим будет неловко.
   - Ошибаешься.
   Она не дала себя сбить.
   - Мне кажется, ты думаешь, что я прилагала усилия, чтобы достичь преимущества, когда у меня была возможность.
   Я покачал головой.
   - Я так не думаю. - Я кивнул на ее заявление. - Доказательство - твоя просьба об отставке.
   Бекки хотела что-то добавить, но сдержалась.
   - Может, я такая хитрая.
   - Если это так, я хочу, чтобы ты была на моей стороне. Бекки, моя победа на выборах - первый выстрел в этой войне. Все может обернуться непредсказуемо. Мне следует быть осторожным и окружить себя людьми, которым я полностью доверяю.
   Она вскинула брови.
   - И это я?
   - Это ты.
   Подумав, она решительно взяла бумагу, прочла ее и разорвала надвое. Она взглянула на меня и потупила взгляд. Она была счастлива и не хотела, чтобы я видел это, или, возможно, не позволяла себе радоваться.
   - Сентиментальная дура, - заключила она.