Знают все, умна, проворна,
   Ну, а если понесет,
   То Антихриста, бесспорно.
   Все видели, что ходит к ней
   Монах угрюмый каждый день.
   (Согласно Святому писанию, Антихрист — сын жреца.)]
 
   А если быть еще более точным, то следует сказать, что галантный прелат был дядей фаворитки. Может быть, поэтому м-ль де Лафайет относилась к м-м де Сенесе, как к своей тетушке.
   Она рассказала ей о намерениях отца Жозефа и попросила о помощи. Епископ присутствовал при этом разговоре.
   — Чтобы преуспеть в этом деле, — сказал он, — нужно привлечь к нему человека, имеющего самое сильное влияние на короля, иначе говоря, его духовника отца Коссена. Вот об этом-то я и позабочусь.
   Через несколько дней отец Коссен, посвященный в планы заговорщиков (среди них, естественно, была и Анна Австрийская), повторил Людовику XIII все, что ему сказала Луиза. На этот раз монарх забеспокоился. Сначала он стал смотреть на Ришелье холодным и колючим взглядом, потом перестал угощать его своим вареньем. Кардинал встревожился. Заподозрив м-ль де Лафайет в организации нового заговора против него, он «подкупил» старшего камердинера короля, некоего Буазенваля, и поручил ему следить за всеми действиями фаворитки. «Этот камердинер, — пишет Дре дю Радье, — пообещал не только точно сообщать ему все, что будут говорить и делать король и м-ль де Лафайет, но и передавать все письма и записочки, которые они будут через него посылать друг другу».
   Он сдержал слово, и кардинал день за днем мог следить за тем, как разворачивался заговор, направленный на его свержение. Когда ему стали известны имена всех заговорщиков, Ришелье решил разорвать связь короля с м-ль де Лафайет. «Поглощенный этой интригой больше, чем управлением всего государства, — рассказывает в своих „Воспоминаниях“ Витторио Сири, — он проводил целые ночи за фальсификацией писем, которые посылали друг другу влюбленные».
   Заметив, что он не достигает нужного результата, кардинал долго размышлял, пока, наконец, ему в голову не пришла идея, свидетельствовавшая о его политическом гении, вызывающем восхищение: чтобы избавиться от м-ль де Лафайет, он задумал убедить ее в религиозном призвании.
   Пригласив к себе отца Карре, духовника молодой женщины, он попросил его бросить доброе зерно в эту набожную душу.
   — Вы должны заставить понять м-ль де Лафайег, что она призвана Богом и что ей следует бежать от радостен светской жизни.
   А государственных дел у него в ту пору было действительно по горло. Он не только руководил военными операциями против Испании, но и создавал Французскую Академию. Академия, впрочем, обязана своим созданием Жюли Анжен, дочери маркизы де Рамбуйе. Эта юная пуристка, за которой Ришелье тщетно пытался ухаживать, держала очень посещаемый литературный салон. Чтобы отвлечь от нее наиболее значительных литераторов, он дал официальное признание кружку, которым руководил поэт Конрар.
   Успех затеи был ошеломляющим: не прошло и двух месяцев, как фаворитка объявила королю, что намеревается уйти в монастырь.
   Людовик XIII был сражен этой новостью: он ушел к себе в спальню, лег в постель и проплакал всю ночь. Слишком набожный сам, он не мог противиться призванию фаворитки и мог только молча страдать.
   23 мая 1637 года «Газетт де Франс», шестью годами раньше основанная Теофрастом Ренодо, опубликовала следующую заметку:
   «Из Парижа. 19-го числа король покинул Сен-Жер-мен и ночевал в Версале. В тот же день м-ль де Лафайет, одна из фрейлин королевы, стала монахиней в монастыре Пресвятой Девы Марии, чем вызвала глубочайшее сожаление короля, королевы и всего двора».
   Расставание было патетическим. Король пришел попрощаться с Луизой в комнату королевы, и там, в присутствии Анны Австрийской, чрезвычайно взволнованный, не смог сдержать слез.
   После нескольких слов, которые он «скорее пролепетал, чем произнес», король ушел, а фаворитка подбежала к окну, чтобы посмотреть, как он садится в карету. Забыв об этикете, запрещавшем называть Его Величество каким-нибудь местоимением, она воскликнула с рыданиями:
   — Увы! Я никогда больше его не увижу…
   В июне месяце она приняла постриг и стала смиренной сестрой Анжеликой.
   Только после того, как м-ль де Лафайет покинула свет, Ришелье вздохнул с облегчением и принялся сводить счеты с остальными: отец Жозеф заболел и внезапно умер, отец Коссена был отослан в Ренн, м-м де Сенесе была вынуждена покинуть двор и удалиться в свой замок в Рандане, а епископа Лиможского обязали вернуться в свою епархию.
   Людовик XIII, лишившись Луизы, никак не мог утешиться. Время от времени, втайне от кардинала, он отправлялся в монастырь на улице Сеит-Антуан, чтобы навестить маленькую монахиню. Разумеется, Рншелье знал об этом. Полагая, что только женщина сможет заставить короля забыть о своем горе, он вернул в Луар м-ль де Отфор. Но грациозная Мария не имела больше никакой власти над сердцем Людовика XIII. Она быстро это поняла. Он глядел на нее невидящим взором, был молчалив в ее присутствии и постоянно жил в ожидании того момента, когда сможет отправиться на улицу Сент-Антуан. Дважды в неделю, под предлогом поездки на охоту в Венсанский лес, он продолжал посещать монастырь. При каждом его посещении маленькая сестра Анжелика, считавшая себя большой грешницей, читала ему мораль [123] и умоляла сблизиться с Анной Австрийской.
   — Вот уже двадцать два года, как вы женаты, сир, а у вас все еще нет дофина.
   Людовик опускал голову и начинал говорить о чем-нибудь другом. Чтобы иметь ребенка, надо было совершать акты, которые вызывали у него слишком сильное отвращение…
   Как-то в августе он приехал в монастырь бледнее и печальнее обычного.
   — Королева тайно переписывается со своей семьей, — сказал он Луизе. — Господин де Ришелье только что перехватил шифрованное письмо, отправленное ею испанскому послу Мирабелю…
   — Да ведь король Испании ее брат, — ласково успокаивала его Луиза.
   — Это наш враг, — отрезал король. — Франция находится в состоянии войны с ним.
   Так начинало разворачиваться невероятное дело, доставлявшее огромную радость Ришелье, который надеялся на этот раз засадить королеву в темницу по обвинению в государственной измене. Лапорта, камердинера Анны Австрийской, бросили в Бастилию. При нем нашли письмо, предназначавшееся м-м де Шеврез, которая, разумеется, была замешана в новом заговоре [124]. Провели обыск в монастыре в Валь-де-Грас, где у королевы были свои апартаменты. При обыске ничего не нашли, поскольку монахиням хватило сметливости спрятать все компрометирующие бумаги.
   Тогда Ришелье отправился в Сея-Жермен, чтобы прямо там допросить Анну Австрийскую, которая, заболев от страха, видела уже себя арестованной, отвергнутой и отправленной в Испанию
   Кардинал показал ей письмо, адресованное послу Мирабелю.
   — Могу ли я позволить себе, Ваше Величество, попросить у вас объяснений касательно этого письма?
   После длительных тайных маневров оба противника оказались, наконец, лицом к лицу. Их глаза, полные смертельной ненависти, встретились на мгновение, и в эту минуту королева ответила, что никогда не видела этого листка.
   Опустив глаза, Ришелье улыбнулся:
   — Я вам верю, Ваше Величество, но в каждом факте можно усмотреть несколько истин. Могу заверить вас, что если вы скажете все, что вам известно, до последней мелочи, король вас, конечно, простит. В любом случае я буду там, чтобы защитить вас.
   В течение целого часа, продолжая разговор в том же желчном тоне, он мучил королеву и довел ее до полного изнеможения. Рыдая, она призналась, что писала письмо, но поклялась, что не писала других.
   — Вам давно известно, каковы мои чувства к вам, — ласково произнес Ришелье. — Я немедленно пойду к королю и употреблю все мое влияние, чтобы король признал вас невиновной.
   Анна Австрийская в свою очередь поддержала игру:
   — Ах, господин кардинал, — сказала она, — сколько же в вас доброты!
   И она протянула ему руку. Но Ришелье не взял ее, изображая покорность и уважение…
* * *
   Только когда Анна Австрийская села в свою карету, она до конца осознала свое положение и ужаснулась. Надо было во что бы то ни стало сделать так, чтобы Лапорт, которого также подвергнут допросу, отвечал то же, что и она. Но как сообщить ему, что она говорила? Она попросила совета у м-ль де Отфор, с которой подружилась.
   — Напишите письмо, — сказала ей девушка. — Я постараюсь сделать так, чтобы оно попало к Лапорту.
   Наутро, переодевшись в субретку и спрятав большую часть лица с помощью широкополой шляпы, м-ль де Отфор отправилась в Бастилию и заявила, что ей надо увидеться с одним своим другом, шевалье де Жаром, отбывавшим там небольшое наказание.
   — Я — сестра его слуги, — сказала она. Охранники подумали, что перед ними одна из тех девиц легкого поведения, которые частенько заглядывают в Бастилию, пошли за шевалье и оставили его наедине с Марией.
   Кар пришел в изумление, увидев свою приятельницу.
   — Вы?
   Она сделала знак рукой, чтобы он умолк.
   — Вот письмо от королевы, которое необходимо передать Лапорту. Его камера находится двумя этажами ниже вашей, дело это чрезвычайной важности…
   Несколько часов спустя шевалье, просверлив отверстие в полу, передал письмо своему соседу этажом ниже, а тот тем же способом передал письмо Лапорту.
   Когда Ришелье явился, камердинер уже знал, как следует отвечать на вопросы. Анна Австрийская была спасена…
   Не зная, что его провели, кардинал пришел к выводу, что дело выглядит менее интересным, чем показалось ему вначале, и прекратил преследования. Королева пообещала больше не писать писем своим близким, и в начале зимы король смог сообщить Луизе, что он простил свою жену.
   Юная монахиня была счастлива.
   — А теперь помиритесь с ней окончательно, — сказала она, — ведь у Франции все еще нет наследника.
   Ей и в голову не приходило, что король может попытаться обрести отцовство с ее помощью.
   Вот что об этом рассказывает отец Гриффе в своей «Истории правления Людовика XIII»:
   «В начале декабря король покинул Версаль, чтобы провести ночь в Сен-Море, и, проезжая через Париж, он сделал остановку в монастыре Пресвятой Девы Марин на улице Сент-Антуан, чтобы навестить м-ль де Лафанет. Пока они беседовали, в городе разразилась гроза, да такая сильная, что он не мог ни вернуться в Версаль, ни добраться до Сеи-Мора, где ему приготовили комнату и постель и куда прибыли уже офицеры его свиты. Он решил переждать грозу, но, видя, что она все усиливается, а тем временем приближается ночь, он почувствовал замешательство: из Лувра его кровать увезли в Сен-Мор, и теперь он не знал, куда податься.
   Гито, начальник охраны, у которого давно вошло в привычку разговаривать с королем довольно свободно, заметил, что у оставшейся в Лувре королевы он мог бы и поужинать, и провести ночь со всеми удобствами. Но король отверг это предложение, говоря, что надо надеяться на улучшение погоды. Подождали еще, но гроза становилась все сильнее, и Гито снова предложил отправиться в Лувр. Король ответил, что королева и ужинает, и ложится спать слишком поздно для него. Гито заверил его, что королева охотно подстроится под его привычки. Наконец, король принял решение ехать к королеве. Гито на всех парах помчался вперед, чтобы предупредить о времени приезда короля на ужин. Королева распорядилась, чтобы были выполнены все желания короля. Супруги поужинали вместе. Король провел с нею ночь, и через девять месяцев Анна Австрийская родила сына, появление на свет которого вызвало всеобщее ликование в королевстве».
   Правда, одновременно с этим в Париже стали говорить, что гроза была ловко использована королевой, которая, по мнению людей осведомленных, просто крайне нуждалась в срочном появлении короля, поскольку «только что совершила большую неосторожность…».
   Кстати, настойчивость Гито выглядит довольно странно, и многие историки этому удивлялись. «Создается впечатление, — пишет Жюль Персо, — что офицер получил от Анны Австрийской четкое предписание привезти короля в Лувр во что бы то ни стало. В таком случае, действительно, нельзя было упустить подвернувшийся случай легитимировать плод преступной связи…» [125]
   Как бы там ни было, королева после этой ночи повела себя достаточно странно, что только подтверждало все россказни.
   «Не успела она объявить о своей беременности, — пишет Распай, — как тут же уехала в Валь-де-Грас и там, точно в крепости, укрылась от глаз всевидящих аргусов и от подозрений своего господина, к которому она никогда больше не приближалась».
   Поведение, без сомнения, странное в отношении супруга, с которым она только что помирилась…

КТО БЫЛ ОТЦОМ ЛЮДОВИКА XIV?

   Отцовство было всегда — и только — актом доверия.
Эмиль де Жирарден

   Когда 5 сентября 1638 года будущий Людовик XIV родился в Сен-Жермен-ан-Ле, Людовик XIII взглянул на него своим печальным взором, помолчал и удалился, отказавшись поцеловать королеву. Его странное поведение возмутило весь двор, а Анна Австрийская заболела от горя.
   Почему же король, чье желание иметь сына было всем известно, не обнаружил ни малейшей радости при виде младенца, который должен был продолжить род и спасти династию?
   Ответ настолько прост, что немедленно приходит в голову каждому, кто задается этим вопросом: мрачное выражение его лица означало, что он не был отцом новорожденного…
   Множество историков, от Мишле до доктора Кабанеса, следовали на этом пути за народом, интуиция которого часто просто поражает.
   Но прежде, чем я тоже присоединюсь к этим историкам, попробую сначала выяснить, нельзя ли признать отцовство Людовика XIII, потому что сам факт отсутствия темперамента вовсе не означает категорической невозможности производить детей. Нужно поставить только одни вопрос: был ли король импотентом?
   Из близких ему людей на этот вопрос мог ответить один-единственный человек.
   И вот в словаре Морери мы находим следующую заметку, посвященную Анрн де Беренгьену, старшему камердинеру Его Величества:
   «Анри с первых лет своей службы пользовался особым расположением короля. Когда Людовик XIII опасно заболел в Лионе и думал, что не выживет, он доверил Беренгьену тайну и приказал открыть ее только после его смерти. Кардинал, откуда-то прослышавший об этом, пытался уговорить камердинера сказать ему, о чем шла речь, но преданный хозяину слуга отказался. Король выздоровел, и кардинал, вошедший к тому времени в доверие, убедил его уволить Беренгьена и приказал ему никогда не появляться не только при дворе, но и во Франции…».
   Читатель, наверное, помнит, что в Лионе в сентябре 1630 года король мучился от сильного «гнойного воспаления в нижней части живота». Не это ли таинственное заболевание, подробности которого неизвестны, сделало его импотентом? Что ж, вполне возможно. Может, в этом и состояла тайна, которую Людовик XIII доверил своему дорогому Беренгьену…
   Есть еще более убедительный факт. Г-н Вернадо в своем труде «Врач королевы» сообщает, что после смерти Людовика XIII врачи, проводившие вскрытие тела, обнаружили, «что он не мог иметь детей»…
   Разумеется, эта деталь не нашла своего отражения в протоколе вскрытия, но стала предметом секретного отчета, который врач королевы, Парду-Гондине, передал в 1679 году своему зятю Марку де ла Морели. Последний, потрясенный новостью, что Людовик XIV не является сыном Людовика XIII, по какой-то непонятной причине решил отнести попавший ему в руки отчет шефу полиции Ла Рени.
   Полицейский тут же кинулся показать странный документ королю, который приказал засадить Марка де ла Морели в одиночную камеру. И никто никогда больше не слышал об этом неосторожном молодом человеке, который, по мнению некоторых, и был Железной Маской…
 
   Проблемой легитимности Людовика XIV занимались не только историки. Ничуть не меньше она интересовала ученых. Распай, например, в довольно любопытном труде, сопоставляя особенности строения лица, физические и моральные свойства Генриха IV, Людовика XIII и Людовика XIV, постарался доказать, что Король-Солнце абсолютно ничем не напоминал своего отца.
   Исследование этого крупного ученого малоизвестно. Вот почему мне кажется небезынтересным привести его здесь.

СОПОСТАВЛЕНИЕ ВНЕШНИХ ДАННЫХ ЛЮДОВИКА XIII и ЛЮДОВИКА XIV

   «1°. В посадке и величине головы, в выражении, овале и пропорциях лица Людовика XIII я нахожу полное соответствие Генриху IV; Людовик XIII-это почти Генрих IV, но только болезненный и чахлый.
   В совокупности черт Людовика XIV невозможно найти ничего от Людовика XIII.
   2°. Людовик XIV очень напоминал мать своим пристрастием к туалетам с оборками, кружевами, кисеей, лентами, вышивкой гладью, перьями на шляпе, пристрастием, которое Анна Австрийская вынесла из Испании и которое у ее сына проявилось так сильно, что, даже став отцом и дедом, он продолжал появляться разодетым, точно маленькая девочка, наряжаемая любящими родителями. Это не имело ничего общего с баскским вкусом, унаследованным Людовиком XIII от Генриха IV, вкусом к той простоте, при которой элегантность таилась в изящном телосложении. Несмотря на всю его болезненность, Людовик XIII оставлял впечатление мужского достоинства даже в простом охотничьем камзоле. Людовик XIV, весь в перьях, лентах, кружевных жабо, всегда позировал с презрительным высокомерием.
   Людовик XIII был человеком смелым и рисковал собой как солдат, подобно Генриху IV. Людовик XIV отправлялся в карете на спектакль сражения, вез туда своих любовниц, чтобы показать им «из королевской ложи», как люди убивают друг друга по всем правилам искусства.
   3°. Людовик XIII буквально устремлялся на поле сражения; Людовик XIV вставал в позу после самой незначительной из побед.
   4°. Людовик XIII был очень стройным; несмотря на свой маленький рост, он имел хорошее телосложение — узкие бедра и тонкую талию. Людовик XIV был грузным и рослым [126], широкобедрым и пухлым.
   5е. Все это свидетельствует о невозможности кровного родства. Возьмите два портрета, один Людовика XIII, другой Людовика XIV, написанные с натуры в одинаковом возрасте: ни в каком «возрасте вам не удастся обнаружить ни малейшего сходства между якобы отцом и якобы сыном. Ничего общего ни в строении, ни в овале, ни в пропорциях, ни в цвете лица, ни в волосах, ни в выражении.
   Людовик XIII был так похож на трех своих сестер, что художнику стоило только убрать усы и эспаньолку, чтобы получить вместо головы короля голову какой-нибудь из трех принцесс. Я бы сказал, что по сравнению с Людовиком XIV Людовик XIII кажется принадлежащим не то что к иной семье, но даже к иной нации.
   В целом лицо Людовика XIII имеет характерный баскский тип. Людовик XIV, напротив, больше похож на итальянца [127]. Это особенно хорошо просматривается, если расположить соответствующие приметы двух королей в двух колонках».
 
ЛЮДОВИК XIV
   Лицо округлое как в фас, так и в профиль,
   Лоб узкий.
   Брови тонкие и сходящиеся к переносице (признак презрительного отношения).
   Глаза круглые и живые, как у людей сангвинического темперамента и твердой воли.
   Нос хороших пропорций и с горбинкой, как у итальянцев.
   Подбородок короткий и выступающий вперед.
   Верхняя губа короткая и поджатая.
   Нижняя губа приподнята вверх и пропорционального размера.
   Та же линия образует с подбородком почти прямой угол.
   Сильно выступающий затылок, мозг большого объема — избыток мужественности.
   Все черты лица Людовика XIV выдают его черствость, презрение к человеческой породе, доходящее до крайней степени эгоизма и бесчувственности.
   Людовик XIV, считавший государством себя, обращался за советом только к собственной воле.
   Людовик XIV обращался с Францией как с завоеванной страной и презирал французов точно так же, как их презирали Анна Австрийская и Мазарини.
 
ЛЮДОВИК XIII
   Лицо очень вытянутое и сдавленное по бокам.
   Лоб высокий, как у басков.
   Брови отчетливо дугообразные и расположенные на одном горизонтальном уровне (признак доброжелательности).
   Широкий разрез глаз, как у всех болезненных натур.
   Нос, длина и толщина которого находятся в обратной пропорции к уму.
   Подбородок сильно ВЫТЯНУТЫЙ и покатый.
   Верхняя губа вздернута.
   Нижняя губа толстая и немного отвисшая.
   Передняя ветвь нижней челюсти образует с линией подбородка острый угол.
   Затылок скошенный, небольшой по объему мозг — недостаток внешней мужественности.
   На всех портретах Людовика XIII видна печать доброты, граничащей с простодушием.
   По слабости характера Людовик XIII в интересах государства иногда проявляет жестокость.
   Людовик XIII любил Францию как наследие отцов, даже когда различные политические группировки вынуждали его сражаться с врагами внутри страны.
 
   Доктор Кабанес, опубликовавший работу Распая, пишет в заключение: «Все в общем-то сходятся во мнении, что великий король был бастардом; нет общего мнения только относительно имени законного отца».
* * *
   Прежде чем пуститься на поиски этого таинственного отца, я думаю, надо ответить па другой вопрос: изменяла ли королю Анна Австрийская?
   Мы уже видели, что была готова уступить Букингему (и он бы, без сомнения, достиг своей цели, если бы не повел себя так глупо в Амьенском парке), мы также знаем, что она позволяла себе отчаянно кокетничать с придворными дворянами, и, наконец, мы знаем, что она находилась под очень дурным влиянием опытнейшей в альковных делах м-м де Шеврез. Но что мы знаем о ее подлинных — и порочных связях?
   Трудно доказать адюльтер, если он не застигнут на месте преступления, однако, по некоторым свидетельствам, можно предположить, что она была любовницей Гастона Орлеанского, своего деверя, «с которым вела себя очень свободно» [128], а также де Монморанси, который был обезглавлен в 1632 году, и еще нескольких других, чьи имена до нас не дошли.
   Во всяком случае, ее неверность подтверждается тем фактом, что в 1631 году у нее случился выкидыш. К тому времени она уже жила, начиная с 1625 года, раздельно с королем. Жан Гепо сообщает, «что во избежание возмездия за свои адюльтеры она была вынуждена неоднократно прибегать к абортам [129], тем более что ее аптекарь Данс оказался весьма опытным практиком» [130].
   Итак, она была неверна, король был импотентом…
   Иначе говоря, налицо были все условия для того, чтобы Людовик XIV родился бастардом.
   Но все-таки кто же был отцом Короля-Солнца?
   Первый, кого народ удостоил чести быть заподозренным, был Ришелье. Все знали, что, несмотря на свое положение, кардинал был весьма галантным мужчиной и что во время дела Лапорта королева находилась в полной его власти. Отсюда всего один шаг до заключения, что он спал с Анной Австрийской. Обыватели сделали этот шаг очень легко. В Париже тут же стали сочинять и распевать язвительные песенки об этом ну прямо с неба свалившемся дофине.
 
   Его отец, король французов,
   Все дни мечтал лишь об одном,
   Чтоб зачала его супруга,
   И всех святых молил о том.
   Наш кардинал молился тоже,
   И лучше преуспел, похоже…
 
   Что надо думать по поводу такого обвинения? Перенесемся в декабрь 1637 года, время зачатия Людовика XIV. Затворничество королевы в Валь-де-Грас закончилось, и так как ей больше не надо было бояться Ришелье, она перестала скрывать, что ненавидит его и никогда не простит ему того, что он хотел ее арестовать.
   Она вообще перестала с ним разговаривать. Как же после этого можно согласиться, что она впустила его в свою постель?..
   За полгода до этого ситуация была совсем другой. За полгода до этого был июнь. Но Людовик XIV был зачат в декабре 1637 года, так как родился в сентябре 1638. Разве что дата рождения была ложной и дофин на самом деле родился в марте, как предполагают некоторые историки. В этом случае становится понятным, почему у него уже было два зубика, когда его представили публике 5 сентября в Сен-Жермен-ан-Ле.
   Но тут мы погружаемся в фантастический роман, потому что невозможно представить, чтобы королева могла родить и никто бы об этом не знал…
   Если все же Людовик XIV родился подпольно в марте 1638 года, позиция тех, кто считает отцом короля Ришелье, становится более зыбкой: трудно согласиться, что королева, пусть даже растерявшаяся при мысли, что ее сейчас арестуют, могла дать совершить над собой насилие человеку, которого так ненавидела.