Какие в доме перемены,
   Кого сам Бог к жене занес,
   Благословляя на измены.
   А все ж сильнее счастья нет,
   Чем почтальона стук в оконце.
   С волненьем надорвешь конверт 
   И на душе - весна и солнце.
   Будь я доктором в местечке
   И умея тела вскрывать 
   Я б хотел в руках сердечко
   Как галчонка подержать.
   Чтоб почувствовать, как бьется,
   Крылышками трепеща,
   То, что нежностью зовется,
   Иль - любовью, сгоряча.
   Всех хирургов став смелее,
   Я б сердца переменил 
   Чтоб тебя никто сильнее,
   Чем я сам не полюбил.
   16 сентября.
   Перемен нет. Газетный корпус то убавляется, то расширяется. Короли отдали концы. Улетел Эренбург, Гроссман, полковник Хитров, Женя Кригер и мелкие подразделения, сегодня уехал и наш Первомайский. Зато сегодня неожиданно зашел ко мне единственный на всем фронте человек в морской форме - корр. "Красного Флота" капитан Вл. Рудный, а следом прилетел из Москвы фотограф ТАСС Дм. Чернов.
   Рудный рассказал подробности гибели Ерохина. Он подорвался с катером на мине в Новороссийской бухте. Там же погиб и корр. "Красного Флота" ст. лейтенант Мирошниченко и еще кто-то ( на берегу с десантом). Что-то опять пошел мор на газетчиков! Вчера стало известно, что под Брянском убит, подорвавшись на мине, редактор газеты "На разгром врага" полковник Воловец и тяжело ранен его ответственный секретарь, жена секретаря убита. На центральном фронте немцы разбомбили поезд фронтовой газеты "Красная Армия", погибли при том Марьясов и еще кто-то. Вспоминаю, как в прошлом году, вернувшись из армии в Валуйки, мы застали дымящийся вагон этого поезда, как раз перед нами его разбомбили.
   Вообще возможностей - много. Позавчера Первомайский сказал мне, показывая на спецкора "Кр. Звезды" майора Константина Ивановича Буковского:
   - Посмотрите на этого чудака, он сегодня был на Трухановом острове.
   - Хорошо, что сегодня, а не вчера, - рассмеялся Костя.  - Вчера немцы устроили вылазку из Киева на остров двухсот автоматчиков. Высадились ночью, пробыли до полудня, побили много народа, перестреляли жителей, забрали пленных и угнали скот. Сейчас ничего. Жарко конечно. Все под огнем: артиллерия, минометы, пулеметы, да и винтовки достают. Местные жители? Конечно есть - прячутся в ямах в лозняке. Зато вид на Киев каков!
   Молодец Костя! Помню, с Центрального фронта он полетел в Чернигов. Это было примерно 20 сентября. 21 сентября наши передовые части вышли там к Днепру. 22 сентября мы получили от него телеграмму: "передал о Чернигове, был на Днепре, передал очерк".
   Вчера немцы предприняли диверсию севернее Киева: ударили 5 дивизиями во фланг корпусу Кравченко. В дивизии, принявшей на себя удар, были корреспонденты "Кр. Звезды". Молодцы, просидели до конца, не драпанули.
   Грызем день и ночь семечки. Пасмурно. Обстрел. Где-то рядом бомбежка.
   17 октября.
   Глубокая ночь. Только что закончил подвал об артиллерийском наступлении - "Со всего плеча". В хате все спят, душно, угар от керосиново-бензинового фонаря.
   Нежданно-негаданно я остался один на этом фронте. Так сказать, из тяжелой артиллерии РГК превратился в полевую пушку. Я приехал сюда на помощь Первомайскому и Лидову. Но Первомайский ныл и напирал на редакцию, и ему разрешили выезд в Москву. Вчера он уехал. Я позавчера дал телеграмму о том, что дело тут затягивается и прошу разрешить выехать с материалами в Москву. Сегодня утром получил нежданно-негаданно предложение немедленно командировать в Москву Лидова (там получены немецкие снимки о Тане Космодемьянской, о которой он писал первым, еще в 1941 г.), а мне предложено пока задержаться. Днем Лидов выехал на машине в Москву, взяв с собой и моего сожителя Непомнящего. В итоге - я один. В гневе написал с Лидовым резкое письмо Ильичеву и одновременно дал телеграмму Лазареву, в которой указал, что мне необходимо по неотложным делам выехать на Центральный фронт и я прошу перебросить сюда Коробова (с Центрального) или Росткова (со Степного).
   Погода испортилась в дым. Вообще осень стояла на редкость сухая и ясная. В последние дни начало сильно подмораживать, но светило солнце. Вчера все затянуло облаками, а сегодня весь день и сейчас всю ночь льет и льет. Это очень ни к чему. Так тут можно застрять до морозов. Вот уж ни к месту!
   От скуки можно описать деревушку и хату. Деревушка грязная и, по сравнению с другими селами Украины, бедная. От немцев она почти не пострадала, так, пощипали жителей немного, но не палили, скот сохранился, птица тоже, посевы. Настроения, однако, явно наши. Это проявляется во всем, вплоть до того, что говорят "наши", а не "красные" или "русские".
   Живу я маленькой чистой хате старика Федота Гавриловича Зозули. Ему 69 лет, бодрый, много работает, интересуется политикой и ходом войны, разбирается в событиях. Жена его - Софья Симоновна, маленькая старушка, хлопотливая и заботливая. Три сына - на войне. Но больше всех работает и печется о нас их сноха -жена младшего сына Саши, мобилизованного уже нашими войсками после освобождения села ("трофейного солдата"). Он сейчас уже дерется где-то под Киевом. Зовут ее Маруся, ей 24 года, она беременна, но очень бодра. Недавно она ходила проведывать мужа и сделала пешком за сутки 80 верст.
   Мы получаем продукты на руки, отдаем им и они кормят нас. Продуктов, конечно, не хватает и они много докладывают своего. Каждый день варят нам борщ - неизменное здешнее кушанье, на второе - кашу или картошку. Утром, в обед и вечером к нашим услугам молоко, а для меня - кислое молоко.
   Мне уступили кровать с продырявленным пружинным матрацем, Непомнящий спал в каморке (сейчас его место занял мой шофер Саша), а хозяева размещаются на лежанке за печкой и на печке.
   Хозяйство состоит из коровы, нескольких кур и кошки. Одну курицу нам гостеприимно сварили, сейчас их осталось штук пять, не больше. Большой огород дал уйму картошки и овощей. Кроме того, много картошки собрано с огорода в поле.
   Не в пример некоторым другим местам, где мы бывали раньше, здесь охотно и аккуратно выходят на колхозные работы. В частности, Маруся почти через день ходит то на уборку артельной картошки, то на другие работы.
   Общей страстью всех тут является семечки. Грызем их - и грызут их с утра до ночи. Удивительно прилипчивая штука: никак от них не отделаешься. И куда не придешь - всюду они.
   21 октября.
   Раз за разом получил несколько взаимопротиворечащих телеграмм из редакции. Все как полагается. В первой телеграмме Лазарев пишет, что выезд в Москву разрешен при условии быстрого прилете и отлета. Во второй телеграмме - разрешается выезд на Центральный фронт, как только приедет Брагин. Третья телеграмма предлагает (все получены в один день) в трехдневный срок сделать разворот о героях форсирования Днепра. Это было 19 октября.
   В этот же день, едучи в штаб, встретил по дороге Брагина. Вчера он заехал ко мне и мы вместе колесили по начальствам. Были у Тетешкина, который сказал, что все без изменений. Вышгород, объявленный сегодня, 20.10.43 в сводке, за сутки 9 раз переходил из рук в руки, сейчас, вчера утром, немцы снова ворвались в него. Чем дело кончилось - неизвестно, нет связи.
   Брагин ночевал у меня. Мы долго толковали о литературных делах, о военных. Он, с моих слов, уже увлечен киевской операцией, которая представляется ему чрезвычайно сложной и исключительно интересной.
   - В каждой операции важнее всего определить, что думает противник, какой у него план -и тогда строить свой. Какой у немцев план? Защищать Киев? Отдать его? Когда? Из этого и будет видно, что нужно нам делать. А очень может быть, что у него нет никакого плана: часто он бывает просто дурак и уши холодные. Вот в Брянске у него не было никакого плана.
   Я решил сделать так: собрать материал на Воронежском, взять часть по здешней газете, часть по Центральному фронту и ехать в Москву. Непосредственно по Киевской операции передал достаточно: два подвала - об артнаступлении и "У стен Киева" (позавчера). Брагин пишет "Битву за Киев".
   Последние ночи немецкая авиация буйствует. Над нами летают почти непрерывно. Где-то рядом совсем бомбит. Стекла в хате дребезжат, как игрушечные. Для приманки, видимо, вокруг нас поставлены зенитные пулеметы и они мелко тявкают. Но мы уже привыкли и спим по первое число.
   Сегодня утром выехал на Центральный фронт. Два дня ясно, и дорога просохла. До Чернигова ехали по великолепному Киевском шоссе - одно удовольствие. Дальше - грейдер. Сейчас остановились ночевать по тракту в селе Жавчичи, Черниговской области. Саша пошел промышлять самогон, а хозяйки разжигают печь для ужина.
   Большинство сел по шоссе сожжены. Чернигов - одни развалины, улицы пустынны, редко-редко попадаются жители. И тем не менее, немцы ночами его бомбят. В стороне от шоссе - села целы, скот и куры тоже.
   С позавчерашнего дня Воронежского фронта нет, есть Первый Украинский фронт. Пора!
   23 октября.
   Вчера прибыл на место. Всех застал на лицо. Дела с Гомелем затягиваются, наши войска предпринимают обходной маневр (по западному берегу Днепра). Результаты зависят от быстроты продвижения. пока идет средним темпом.
   Ночевали плохо. Где-то рядом всю ночь клали бомбы. Стекла дребезжали, хата чувствовала. Слышали и свист бомб. Ночь ясная, звездная.
   Сегодня весь день занимался бензином, да еще завтра придется потратить полдня.
   Вечер начался опять с бомбежки. Вчера дал телеграмму о том, что материал весь собран (о героях) и предлагаю выехать с ним в Москву. Сегодня или завтра утром должен быть ответ.
   24 октября.
   Вчера получил ответ от Лазарева. Все, как полагается: Макаренку - в Москву, материалы с ним или самолетом, мне - обратно под Киев. Вчера же дал телеграмму о том, что обработка материалов - долгая песня и вторично прошу разрешения на приезд в Москву, хотя, мол, повторно просить и неприятно. Сегодня получили телеграмму - мне и Макаренко немедленно выехать под Киев, материал о Днепре слать самолетом или проводом. Для вящей убедительности телеграмма подписана не только Лазаревым, но и Поспеловым!
   Цыганская жизнь!
   Хотели ехать сегодня, но у моего шофера острое воспаления глаза, врач запретил ему трогаться с места. Поедем завтра утром.
   Вчера затратили весь день, но зато зарядили машины под завязку. Ура!
   Здесь произошел трагический инцидент. Пьяный шофер одного из отделов ПУ застрелил подполковника Кузнецова из отдела пропаганды и немедля смотался на машине. Удалось узнать, что километрах в 15 на запад он спрашивал у лесника дорогу на Гомель, бросил машину (не нашел переправы через речку) и исчез. Все решили, что он подался к немцам и продает им местожительство. Тревога длилась несколько дней. Всё было поставлено на ноги, но шофера найти не могли. Каждую ночь ждали концентрированной бомбежки. Наконец, вчера получили телеграмму, что шофер нашелся. Он пришел к командиру одной части под Гомелем, сказал, что совершил большое преступление и просит послать его для искупления греха на передовую. У всех отлегло от сердца.
   А завтра я именинник.... опять в дороге!
   За ужином руководитель кинобригады капитан Федор Киселев, только что вернувшийся из Добрыша (под Гомелем) рассказал любопытное. В Добрыше существовала подпольная организация, 57 человек. Руководитель - 23-х летняя Катя, засланная туда. Взорвали гомельскую электростанцию, убили 20 руководящих деятелей при немцах, пустили под откос 127 эшелонов, взорвали 12 мостов. Половина участников служила полицейскими. Сейчас это дело поднимает наш корр. Леша Коробов, и сегодня выехал туда Карл Непомнящий. Он прибежал восторженный, я влили на него ушат холодной воды, и он уехал мокрый.
   После ужина в хате Стора сыграли преферанс: Стор, библиотекарша Лидия Павловна и я. Я выиграл рублей 75, остальные проиграли. Кончили в час ночи.
   Так начались мои именины.
   26 октября.
   Именины продолжались.
   Встали, позавтракали и поехали на двух машинах. Со мной примостился подполковник Малофеев из ГлавПУРККА, молчаливый и малоразговорчивый, с Яшей - корр. "Кр. Звезды" майор Костя Буковский.
   Чтобы не трястись по страшным песчаным ухабам, я избрал другую дорогу по проселку, через лес. Лес - чудесный, местами хвойный, местами смешанный. Березы в осеннем наряде, золотая осина, высоченные, почти строевые сосны. Так километров 20. И все это было местом ожесточенного боя. Весь лес побит осколками снарядов. бомбами, всюду полуснесенные деревья, щепки, раненые стволы ("брызнет кровь зеленая из глубоких ран" - как говорится в одной песне Гуторовича). Окопы, окопчики, воронки, окопы для пулеметов, взорванные мосты. Немые свидетели жарчайшего боя, видимо с партизанами.
   А дальше, километров через 20, мы были свидетелями еще одной партизанской эпопеи. В селе Чуровичи, Городнянского района, Черниговской области мы увидели настоящую крепость. В школе там, большой десятикласске, помещалась немецкая комендатура и полиция. Так вот, вся школа была обнесена настоящей кирпичной стеной. От партизан! Совсем, как раньше мы видели на картинках в учебниках истории деревянные крепости. Правильный четырехугольник, длиной шагов в 150-200 и почти такой же ширины. Высота -метра 2,5- 3. Толщина бревенчатых стен - около метра. Пространство между бревенчатой обшивкой забито песком. В стене - бойницы (через каждые 5-7 шагов), чтобы в бойницы не простреливалась школа, они сзади, за стрелком, забраны бревнами. Получается индивидуальная ячейка. Бойницы широкие, чтобы можно было поставить пулемет. По углам - башни, на 5 амбразур, закрываются они жалюзями из трех листов стали.
   Строить все это хозяйство немцы согнали деревенских жителей. Несколько сот человек трудились полтора месяца и поставили крепость. Но воспользоваться ей не пришлось: партизаны не напали, а немцы осенью сами удрали. Спустя примерно час мы проехали мимо другого села - Клюсы, Городнянского же района, расположенного по правому берегу реки Снов. Его судьба поистине трагична. Немцы объявили его в 1942 году партизанским и насплошь спалили. Жители сначала ушли в леса, а затем вернулись и стали жить в погребах. С приходом наших войск они начали строиться. Сейчас воздвигнуто уже три-четыре десятка хат. Все - как одна - крошечные коробочки из тонких бревен, узенькие окошечки, крыты соломой. Часть еще строится, часть уже заселена, часть жителей продолжают жить в погребах. И крепость и Клюсы я снял.
   Ночевали в дер. Дубровное, за Городней, в гостеприимной, но очень грязной хате. У хозяйки (Соньки, как она отрекомендовалась, рождения 1903 г.)- муж с первых дней на войне, вестей нет, 5 дочерей - старшей 19 лет, младшей - 5 лет. Две младших - Маша и Нина - больны, лежат на печи, тихие, присмиревшие.
   - Вы бы позвали врача, - сказал я.
   - Зачем? Может помрут - все легче будет, - просто ответила она.
   Страшно!
   Костя Буковский вез с собой литр самогона. Мой шофер Саша достал еще поллитра первачу, который был изготовлен "для себя" (на поминание). Хозяйка сварила картошки, затем выменяли на бензин миску кислого молока и сели за именинный стол. Первый тост подняли за мои 38, затем я предложил два тоста: за тех, кто в пути и за тех, кто ждет.
   На том и самогон и именины кончились.
   27 октября.
   Снова проехали через Чернигов. На этот раз он показался еще более разрушенным и мрачным. В центре - одни руины. Жителей, как и тогда, мало.
   Вечером прибыли на место. Остановились в той же хате - у Софьи Симоновны.
   28 октября.
   Сегодня рано утром Саша уехал на машине в Харьков. Я отпустил его повидаться с семьей, за одно он там отремонтирует машину.
   Газетчиков здесь стало много меньше. Говорят, где-то едет Кригер и Гурарий. "Последние известия по радио" прислали Льва Кассиля и Васю Ардаматского - они томятся и рвутся в Москву.
   Здесь узнали, что приехали напрасно. Тут отдан приказ: перейти к обороне. Вот до чего наши не информированы!
   Стоит ясная, но очень холодная погода. Ночами - около нуля и щиплет за уши.
   Кругом бомбят, видны зарева.
   29 октября.
   С утра очень сильно стреляли из пушек. Днем отчетливо донеслись крупнокалиберные пулеметы. Жизнь идет, самолеты летают.
   На нашем фронте - тиховато. Утром на южном участке немцы предприняли контратаки, силами до полка. Хорошо идут дела наших южных соседей. Они уже практически решили судьбу Крыма и Кривого Рога. Вновь началось наступление на Витебском направлении. За день боев "местного значения" (по сообщениям СИБ) занято 80 населенных пунктов.
   Любопытна газетная братия. Сидим у Полтарацкого. Яша просит у него почитать дома "Комсомолку".
   - Дай газету!
   - На, - и протягивает "Известия".
   - Да нет, "Комсомолку".
   - Ну так бы и сказал сразу. А о просит газету.
   Шли мы по улице с нашим Шаровым, поэтом Ильей Френкелем и корр. "Посл. известий по радио" майором Зиновием Островским (его все здесь зовут "седым майором"). Шаров вспомнил:
   - В Ростове Зиновий нашел женщину, у которой немцы изнасиловали трех дочерей, а ее избили до потери сознания. Зиновий решил записать ее рассказ на пленку. Она начала и заплакала и так, плача, продолжала рассказ. Зиновий был в восторге. Он бегал вокруг нее и кричал:
   - Очень хорошо! Плачьте, плачьте! У вас еще три минуты. Да куда вы плачете? Не туда, сюда плачьте!
   Обильна и своеобразна газетная кухня. Порой дело доходит до желтых анекдотов. Коршунов рассказывает, что фотограф Трахман возил с собой в полуторке трупы двух замороженных фрицев и когда надо "оживлял" ими пейзаж. Другие возят немецкие каски, шинели, мелкие трофеи. Так в мирное время эти дельцы возили с собой вышитые скатерти и чайные сервизы и устраивали "культурную" жизнь колхозников.
   Рюмкин рассказывает, что Фридлянд и еще кто-то уехали на озеро под Прилуки и "организовали" там переплаву через Днепр на подручных средствах: на бревнах, плащ-палатках, лодчонках и проч.
   Вот мерзость!
   31 октября.
   Як. Рюмин отколол блестящий номер. Он получил несколько телеграмм из редакции, требующих больше снимков. И за грустил: все снято, а требуют еще. Недели полторы назад, перед моим отъездом на Центральный, он пришел ко мне:
   - Лазарь Константинович, я хочу пролететь над Киевом на штурмовике.
   - Нет. Риск не оправдывает цели.
   - Да это совсем безопасно.
   - Нет.
   Он долго уговаривал меня и под конец я согласился при обязательном условии надежного прикрытия истребителями.
   По возвращении сюда ищу Рюмкина - нету. Где? Улетел снимать Киев. Уехал в часть Витрука. Обещал на пути к Киеву низко пройти над нашей деревней. Этот самолет видели (видел и я, не подозревая, в чем дело), а обратно пролета не было. Волновались два дня. Вчера заявился. Довольный, рожа сияет.
   - Пролетел. Сначала говорил с летчиками - категорический отказ, говорят - безумие. Тогда я пошел к командующему, снял его, сказал. Он приказал. И сразу все сделали. Пошли со мной два ястребка. И очень хорошо. Сразу же у Киеве приняли бой. Шли мы низко, вдоль берега. Немцы лупили по нам из минометов, так в Днепр и сыпались. Снял несколько кадров. Вот только жаль, что кое-что смазалось - скорость большая.
   Такова цена кадра. Сегодня вечером он сидел и рассказывал о работе под Сталинградом. Как-то поехал снимать волжскую флотилию. Подъехал к берегу. Немцы увидели и накрыли. Рюмкин и шофер Кахеладзе успели выскочить и плюхнулись в ямочку. И лежали в ней, не поднимая головы, с 12 часов дня до 8 ч. вечера (до темна)!.
   Вчера вечером сидели у Полторацкого. Он рассказывал историю своего выхода из Киевского окружения. Шел как раз этими местами. Трагическая жизненная правда.
   Особенно потрясающ один эпизод. Шел он вместе с отрядом пограничников под командой ст. лейтенанта Соколова. Ночевали как-то в хате вдвоем (под Яготином). Хозяин роскошно угостил их, в том числе сахаром, чаем, печеньем и на вопрос - откуда все это? - ответил, что он драпанул с повозкой из-под Киева - надоело ему воевать и надоело отступать, вот он и дезертировал с армейской едой.
   - Чуть брезжит, будит меня Соколов, пойдем. Я оделся, около сапог лужица. Вот, думаю, натекло с обуви. Обуваясь, намочил руки, вытер о штаны. Пошли. Рассвело. Смотрю - на штанах кровь. Где это, говорю, вымазался? А Соколов спокойно отвечает: это я хозяина, суку, зарезал ножом, вот ты и вымазался.
   Спокойным, меланхоличным голосом Виктор рассказывал, как ходил в разведку, как зарос и все его "папашей", как был комиссаром в атаке, как убивали его на глазах друзей, как голыми руками задавил немца, как остался в трагический момент дожидаться грузовика с водкой и ветчиной, как принял команду над 2-м взводом и тот разбежался. Вот повесть!
   А вот еще сюжет для повести. Были сегодня с Яшей в одной деревне. Встретили там Костенко - корр. газеты "Советская Украина". Раньше он был военным корр. РАТАУ на Южном фронте вместе с Макаренко. Молодой парень лет 28-30.
   - Где твоя семья? - спросил Яша.
   - На Урале. Но у меня трагедия.
   - Какая?
   - Жена вышла замуж. От меня долго не было писем. Она на заводе, там ее друг. Приезжаю недавно в отпуск, а она замужем. Вот как бывает иногда.
   На нашем участке пока все тихо. Погода стоит пасмурная, но дождя нет. Холодно. Были сегодня на базаре: масло 400-500 р./кг, яйца 60р. десяток, самогон  - 300 р. литр.
   1 ноября.
   Вот и ноябрь. Двухнедельная (по словам Поспелова) командировка дотягивает уже четвертый месяц.
   Сегодня утром чуть свет отправились с Яшей в баню, в госпиталь. Баня паршивая, грязная, тесная, но с каким удовольствием мы мылись!
   Вечером я писал корреспонденцию в "Правдист" ("То, о чем не пишут") и там указал, что народ стремится в Москву не только потому, что там семья и друзья, но там ванна, чистая постель, свежее белье, табак и хорошая бумага, книги, журналы, театр, настоящий чай, электрический свет.
   Как надоела коптилка! Она портит все настроение. Днем ходишь, а вечером надо писать, но прямо руки опускаются, как вспомню про нее.
   Вернувшись из бани нашел записку корр. ТАСС майора Крылова с просьбой срочно зайти к нему. Зашел. Оказывается, утром нач. ПУ генерал Шатилов срочно собрал всех корреспондентов центральных газет и предложил им немедленно ехать на южный участок к Жмаченко ("через два часа нам начнется представление")
   Мы посовещались, поудивлялись и решили, что туда поедет Яша Макаренко и Яша Рюмкин. Они и отбыли. Остальные газеты также послали вторых работников. Первые корр-ты остались здесь ожидать развития событий.
   Днем, у Олендера, начали вспоминать различные розыгрыши. Я рассказал, как после освобождения Конотопа туда послали с Центрального фронта фотографа Копыт (корр. ТАСС) снимать разрушенный немцами памятник Хулио Хуренито. Полторацкий вспомнил, как в Ивановском "Рабочем Крае" посылали фотографа Дм. Чернова (нынче военфотокор ТАСС) снимать приезд Шота Руставели.
   Только что вернулся из общей части - отправлял пакеты в редакцию. Ночь облачная, непроглядная. Идти километра два. И вот поймал себя на том, что с напряжением всматриваешься во всякий отблеск света на горизонте, пытаешься догадаться - свет ли это фар, пожар ли, отсвет ли бомбежки. И столь же чутко прислушиваешься ко всем звукам ночи: не летят ли?
   Между прочим, хоть и чернильная мгла, а "У-2" летают всю ночь. Вот летучие мыши! Недаром немцы их так боятся.
   3 ноября.
   Макаренко вчера вернулся с Южного участка. Ничего серьезного там не было. Состоялась артподготовка, на которую немцы ответили сильнейшим огнем, к концу дня наша пехота продвинулась на 100 метров.
   Вчера виделись с некоторыми командирами. У них твердая уверенность, что 5-го будем в хуторе, а "к празднику наверняка".
   Погода вчера разгулялась и стала великолепной. Сразу начала летать авиация. Над селом, где мы находились, разыгрался воздушный бой.
   Сегодня весь день гремит артиллерия. Видимо, началось. Особенно интенсивно стреляли часов с 14. Весь день воздух гудит от моторов буквально ни секунды перерыва.
   Дал телеграмму в редакцию с предложением быть наготове Заславскому.
   К вечеру Олендер и Полторацкий поехали к танкистам и артиллеристам. Там подтвердили, что артиллерийский концерт состоялся, а после была очень сильная наша бомбежка. Танки до 4 часов дня не вступали еще в игру.
   В 3 часа дня газетчиков принял Тетешкин и сказал, что в 8 ч. утра началась артподготовка и наступление развивается успешно.
   Все ребята сидят и строчат. Пришлось сесть и мне. Сидел с 8-ми вечера до 4 ч. утра. Написал 4 колонки "Путь к Киеву" (обзорная статья).
   Вечером летала "рама". Сбросила шесть бомб, три сравнительно далеко, а три совсем рядом, аж стекла ходуном пошли. Ночью над нами опять ходили немцы.
   Сейчас с удовлетворением отметил, что небо затянулось облаками.
   Хочется есть - пожевал галет.
   4 ноября.
   Погода - мразь и смердь. Днем было просто пасмурно, низкая облачность и плохая видимость. К вечеру - мелкий, страшно противный дождь. Дороги раскисли. Меж прочим, узнали, что в Москве - снег, нелетная погода. Все наши пакеты о героях Днепра, посланные еще 30-го, до сих пор лежат в Прилуках на аэродроме. Впредь редакции наука - соглашаться на вызов с такими материалами (разворот целый!!) в Москву. Давно бы отписались и были здесь. Жаль только затраченного труда.
   Сегодня весь день артиллерийской канонады не было слышно. Мы терялись в догадках. Не было и самолетов, но это объяснялось плохой погодой. Днем поехали на рандеву в оперативный отдел. Нас принял полковник Гречкосия заместитель Тетешкина, типичный русак, статный, дородный. Он сообщил, что наступление развивается успешно. Севернее Киева его ведут два хозяйства Москаленко и Черняховского, входит и Пуховское. Вчера они продвинулись на 7-12 км. Сегодня (к 13 часам) на 3-5 км.