- Обнимаю тебя за заботу. Это для меня лучшее лечение. Вообще, чувствую себя хорошо, о припадках забыл. Скоро смогу сидеть за столиком с врачом и пить кисленькое винцо не как с доктором, а как с приятелем.
   - Желаю тебе долечиться до возможности пить водку!
   - Спасибо. Я ее не пью с 1938 года. И не буду.
   Я сообщил ему, что, судя по сообщениям ТАСС, его книга "На льдине" пользуется большим успехом за границей.
   - Очень рад. Я сейчас строчу новую вещь. И есть один план. Вот выйду из санатория - все расскажу тебе. Похлеще Северного полюса. Буду говорить со Ждановым и т. Сталиным. И обязательно твое участие - только не корреспондентом, это -говно, а парторгом. Пойдешь? Ну передавай обязательно привет женушке и ребяткам, обними их за меня.
   Позвонил Юре Орлову. У него в конце войны стряслась беда. Летел из Германии домой на "Дугласе" пассажиром, загорелся в воздухе, остальные сгорели, а он обжег всю левую половину. Долго лежал по госпиталям. Вылечился, назначили его командиром московского отряда Полярной Авиации. И вот с полгода назад - паралич, отнялась левая (или правая) половина, лицо не двигается и застыло в гримасе, один глаз не видит.
   - Сейчас почти прошло, - говорит он, - только нижняя губа еще не двигается, да легкий перекос лица. Продолжаю ежедневно лечиться в институте физических методов лечения на Петровке: массаж, УВЧ, высокая частота. Помогает.
   - А потом?
   - Снова летчиком на север. Командиром больше не буду - это не по моему характеру. Учусь, зубрю - надо сдавать экзамен на звание командира корабля.
   Сообщил он мне, что Саша Погосов снова засыпался. В декабре 1945 г. он заплутал с летчиком Томилиным и сел на вынужденную в 500 км. от Дудинки. Сейчас он заплутал, подлетая к Красноярску из Якутска, а на днях - из Свердловска -к Москве, были полные баки, а сели из-за недостатка бензина на колесах в сугробы под Москвой. Сейчас туда выехали рабочие делать аэродром для взлета. Видимо, попрут его из Арктики.
   Позвонил Лиде Виленской. Сидит дома, не работает, продает вещи.
   - Почти ничего не осталось. Живу плохо. Марику учиться еще год (ему 21 год). С женой не живет, а она ему родила двоих.
   Ну что ты скажешь?
   - Да, Лазарь, - продолжала она, - Многих уже нет за эти годы!
   И верно. Погиб при аварии в 1938 г., возвращаясь с ЗФИ, Миша Бабушкин ( в Архангельске, на взлете самолета Мошковского). Разбился на празднике Морского флота в Химках с парашютом Яша Мошковский. Умер в 1938 г, возвращаясь с ЗФИ с поисков Леваневского, Симка Иванов. Погиб при взрыве дирижабля "В-6", направляясь на спасение папанинцев в 1938 г., Алеша Ритсланд. Погиб при испытании самолета (еще до войны) Паша Головин. Погиб в войну Костя Сугробов. Умер Эзра Виленский под операционным ножом. Это только те, о ком дошла весть...
   Позвонил Василию Молокову. Он сейчас начальник авиации Главного Управления Гидрометеослужбы. Я его искал весь день и нашел только дома вечером.
   - Я уже думал, что ты снова улетел на какой-нибудь полюс!
   - Ну куда же я без тебя полечу, - засмеялся он.
   - Как здоровье?
   - Ничего, в полном порядке.
   - Заспиртовано?
   - Да, и давно.
   - Что делаешь?
   - Да вот подводим финансовые балансы наших предприятий за прошлый год. Втерли меня председателем комиссии. Хожу весь в активах и пассивах. Ну и работа для летчика! Да кроме того, свое хозяйство большое: самолеты, шарики.
   - А как большой пузырь?
   - Видимо, в этом году не пойдет. Поставили нам очень жесткие условия не успеем.
   - Смотри, американцы обгонят. Там Пакар собирается.
   - Знаю. Ты водку пьешь?
   - Нет.
   - Тогда заходи, выпьем. А то Надежда Ивановна мне не велит с пьющими пить.
   Позвонил Эрнсту Кренкелю. Он всю войну был начальником АртикСнаба, а сейчас - нач. управления полярных станций.
   - Весь протух от табачного дыма. Кое-где на станциях цинга. Вот и думаю, как им свежинки подбросить. Опять же готовимся к навигации. Слушай, как бы отметить 10-тилетие?
   - А вы поставьте вопрос по начальству.
   Позвонил Вале Аккуратову. Подошла его жена - Наташа Конюс, балерина театра Станиславского.
   - Вали нет. Он снова в воздухе. Улетел с Крузе. Вчера получила радиограмму с мыса Роджерса. Это восточный сектор? А я - хандрю и танцую, танцую и хандрю.
   Занялся приведением в порядок папок. Ну и работка! Уже, в общем, потратил с неделю, а конца еще не просвечивает. И это только накопленное за время войны! А еще - довоенные годы. Уй-ю-ю-ю!
   23 марта.
   Вчера вечером позвонил мне Кокки. Рассказал, что вернулся из Адлера, летал на один день.
   - Какая там весна, Лазарь!
   - А ты не дразнись!
   - Да, ведь вместе там пировали. Слушай, как летели обратно - умора! Пришли в Москву в 9 ч. утра 21 марта, впрочем, это ничего тебе не говорит, т.к. для тебя это - глубокая ночь. Еще на маршруте получаю сообщение, что ни один московский аэродром не принимает, все закрыты облаками, туман, видимости никакой. Ладно. Летим дальше. Подлетаем к Москве, получаем комплимент: "Сумасшедший, куда лезешь!" Ладно. Находим свой аэродром, садимся. Уже на рулежке слышу, как с командной вышки спрашивают: "Где вы находитесь?" Отвечаем: "У ангара" "Как?!" Представляешь, какая погода, если нас даже не видели, как мы садились.
   - Такой полет приятен для пассажира, понимающего в авиации, - заметил я.  - Вот "оценил" бы тебя.
   - Да. Но у меня же дома Валюша больна воспалением легких. Я не мог ждать - температура 39о, когда улетал. Мой радист сказал: 16 лет летаю, а такого полета не видел.
   26 марта.
   Сегодня - 29 лет со дня смерти папы. 29 лет!!
   9 апреля.
   Кожевников рассказывает, что Сталин прочел в "Звезде" (ленинградской) пьесу Симонова "Русский вопрос" и сказал:
   - Многие были за это время в Америке, а только он один заметил и написал то, что надо.
   Сейчас пьеса уже идет в Москве в театре им. Ленинского комсомола и репетируется еще в 4-х (по другим данным - в 6-ти) театрах Москвы, идет в Ленинграде, во многих городах провинции.
   16 апреля.
   Солнечный день - второй или третий за всю весну. Снег в городе весь сошел, остался кое-где во дворах, мостовый уже сухие, но тротуары в нашем районе еще сочатся. Холодно.
   Редакция внутренне живет самой полнокровной жизнью. По инициативе партбюро решили ознаменовать 35-тилетие "Правды" ( 5 мая) организацией юбилейной выставки, которая затем превратится в кабинет истории "Правды", а затем - в музей "правды" и музей большевистской печати. Создана комиссия партбюро под председательством Поспелова.
   Предполагается обширнейшая работа: собирание всех документов за 35 лет, реликвий, фотографий, воспоминаний старых правдистов, наиболее интересных оригиналов, комплектов и т.д. На первых порах порах, к 5 мая, решили организовать выставку в конференцзале 5-го этажа. Председателем Блисковский. Мне поручен раздел (1.5 стенда) - Отечественной войны. Сегодня собираю совещание военных корр-тов, чтобы подсказали - как интереснее сделать это и какие экспонаты нужны. Это должно быть совещание "выдумщиков".
   Параллельно бурлит и учебная жизнь. По средам читаются лекции семинара публицистики, по вторникам - лекции по психологии.
   Позавчера были в Доме Актера на творческом вечере артиста театра Вахтангова - В.Г. Кольцова. Были показаны отрывки из "Фронта", "Дороги победителей", Чеховского "Предложения", "Егора Булычева". Участвовали М.С. Державин, Мансурова, Астангов, Блажина и др. Очень хорошо.
   После спектакля встретились с Рубеном Симоновым - художественным руководителем театра.
   - Мы сразу были сегодня на двух веерах - сказал я., - творческий вечер Кольцова и творческий вечер Державина. Он отлично участвовал во всех сценах.
   - Да, талантливейшие актеры, - сказал Симонов. - Они выросли у меня на глазах, и я просто любуюсь на них. Когда вы к нам?
   - Как позовете.
   - Вы этого спектакля не видели? Советую. Но приезжайте быстрее, а то я сам уеду в Армению.
   Внизу, в подъезде, я увидел Державина. Месяца два назад вахтанговцы были у нас в доме культуры с показом для журналистов "Правды". Тогда, за сценой, за рюмкой (как раз в это время был оглашен по радио Указ об их награждении в связи с 20 или 25-тилетием). Мы долго с ним говорили. Он жаловался мне на скудость нового репертуара и рассказал между прочим о своей работе над образом советского генерала.
   - Меня не удовлетворяло то, что я видел на сцене других театров. Не совсем устраивало и то, что я видел в жизни. После долгих поисков я создал свой тип. И. знаете, ко мне после спектакля нередко заходили генералы и говорили: "Вот такими мы и должны быть! Спасибо!"
   Занятно и необычно: не театр черпает у жизни, а жизнь равняется по образу, созданному театром.
   Я поздравил Державина с отличным вечером Кольцова и его собственного.
   - Да, много пришлось поработать, - сказал он, - знаете, это труднее, чем полностью сыграть один спектакль. Надо не только быстро разгримироваться и загримироваться, но и внутренне перестроиться. Зритель-то артист! Да, кроме того, не просто играть, а подыгрывать товарищу! А завтра с утра снова на репетицию. Готовим "Русский вопрос" Симонова. Я играю Мерфи. Приходите смотреть запросто: я хочу посоветоваться.
   Наконец-то решился, вроде, вопрос о переиздании "Вершины мира". Включена в план "Молодой гвардии". Сегодня буду писать заявку на договор. Надо будет не просто переиздать, а заново переделать книжку, показав весь объем нашего наступления на север, наиболее значительные походы и довести до сего дня.
   Задумал также книжку "У последних параллелей" -цикл очерков из трех экспедиций "Садко", полюс и вывод "Седова". Предположительно 15 печатных листов. Хочу предложить издательству "Главсевморпути".
   А после этого надо сесть за книжку "Они говорили..." Первую прикидку сделал. Должно получиться интересно. Надо будет посоветоваться с Поспеловым, Морозовым, а м.б. Александровым и Ждановым.
   Вообще, хорошо бы в ближайшие 3-5 лет реализовать эту программу и дать еще книжку "Летные встречи". Тогда на покое можно будет засесть и за "Встречи журналиста". Это должно быть итогом моей журналистской деятельности. Задумал я ее лет 15 назад. В дальнем плане - за все годы газетного творчества. Может получиться интересно. Однако, размечтался, пане!
   18 апреля.
   Сиволобов поздравил меня с тем, что я уже "законнорожденный". 12 апреля секретариат ЦК утвердил меня зав. отделом информации. Получена выписка за подписью Жданова. Такие же выписки получены на Гершберга и Объедкова, Романчикова, Шишмарева.
   Принято решение Политбюро о переводе "Правды" на непрерывный выход. Итак - снова! В ближайший понедельник уже работаем.
   Позавчера был на читке новой пьесы в клубе Осоавиахима. Читал поэт Вершинин. Пьеса о Чкалове. В стихах. Мне звонил Байдук и очень просил послушать: считает большой удачей. Автор был у меня несколько дней назад, говорил о своей работе (работал 6 лет), об идее - внутренний дружеский конфликт между ясной волей Сталина и неорганизованной стихией Чкалова. Говорил, что очень понравилось Ольге Чкаловой, и она, мол, обещала продвинуть ее ("а она, знаете, бывала у т.Сталина на даче в день именин") и т.д.
   Я пошел на читку. Был Байдук, сказал вступительное слово, но говорил не о пьесе, а о Чкалове. Был Микулин, Чкалова. Пьеса мне не понравилась. Тоже сказал открыто автору Микулин.
   - Сталин у вас непрерывно говорит. И говорит напыщенно. Это неправильно. Мне приходилось много раз бывать у Сталина. Он всегда очень немногословен. И говорит очень просто. Но скажет немного, всего несколько слов, но они сразу по-новому освещают вопрос. Вот мне недавно рассказывал Черкасов о своей встрече. Он был там с женой. Ужинали. Сталин говорил очень немного, хотя и в домашней обстановке. Но эти несколько слов, которые он сказал, были для Черкасова откровением. А у вас все на так. И Чкалов -не такой - сплошной оратор. И пьесы нет, один разговор.
   Чкалова тоже была обескуражена и спрашивала меня - участвовать ли ей в обсуждении. Я посоветовал не выступать.
   24 апреля.
   Все заняты выставкой к 5 мая. Я лично загружен по горло. Ребята охотно таскают мне фотоснимки, интересные документы и проч.
   К юбилею Сенька выпускает "Правдист" на 36-ти полосах! Я написал вчера туда подвал - полосу о сопроводительных письмах военкоров - по их личным запискам ко мне. Получилось занятно. Назвал - "При сем препровождается..." В числе других привожу одно письмо из партизанского отряда Ковпака от некоего Филиппа Рудя, который писал, что с удовольствием будет сообщать обо всем интересном, "если позволит время и связь". Но где он, что с ним? Позвонил Вершигоре.
   - Рудь? Как же, знаю. Он был политруком 2-ой роты. Отличный человек! Он раньше, кажется, работал в Черниговской газете и был корреспондентом "Правды Украины" до войны. И рота была хорошая, и он сам молодец. Жаль, погиб. Осенью 1942 года. Был жаркий бой, убили командира роты, он принял командование и тоже погиб.
   Он долго и тепло рассказывал о нем.
   - А не сохранилось ли у вас каких-нибудь документов, связанных с темой - "Правда" в тылу врага?
   - Вряд ли. По-моему, нет. Тогда же мы никак не думали, что вы нам сейчас позвоните. Но вообще я должен вам сказать, что настоящая ценность газеты познается только там. Здесь газету читают два-три человека и часто не читают, а просматривают. Там читают 300-500 человек каждый номер, читают все, даже телефоны редакции. Лично мне "Правда" спасла жизнь. Я очень хорошо помню этот номер - от 12 июня 1942 года. Меня сбросили в тыл для диверсионной работы. С радиостанцией. Ну, попал в расположение партизан. "А, шпион, и рация - немецкая". Рация была правда с английскими обозначениями, но тогда в отрядах еще не было людей, понимавших эту разницу. Сколько не доказывал - ни капли толку. Повели расстреливать. Перед расстрелом стали обыскивать и нашли в кармане этот номер "Правды" - я утром читал в штабе фронта перед отлетом и машинально сунул в карман. Я сразу уцепился: "Какой же я шпион, какой немец, если "Правда" за вчерашний день у меня в кармане?" "Ну, мол, еще посмотрим, что за "Правда" и что там написано". Ух, думаю, все-таки два часа выиграл. Ну, а где два часа - там и два года. Так и спасся.
   Уже три дня стоят ясные солнечные дни. Теплынь. Днем ходим в костюмах. Но сегодня жестоко простыл.
   Сегодня закончилась конференция министров иностранных дел в Москве. Результаты, вроде, скудные. Интересно, какое будет общее коммюнике. Яша Гольденберг говорит:
   - Если осенью будет хороший у нас урожай - они будут гораздо сговорчивее. А если у них разразится или приблизится кризис - будут на задних лапках служить.
   25 апреля.
   Позвонил сегодня Валентин Аккуратов.
   - Здравствуй! Вчера прилетел. Есть интересные новости. Нашли остров.
   - Где?
   - В 600-700 км. от Врангеля. Мы возвращались с разведки. Шли на одном моторе. Заметили остров в самом неподходящем месте - по всем старым представлениям - глубины, бассейн.
   - Координаты?
   - 76°10' и 173° западной.
   - Размеры?
   - Примерно 30 км. на 25 км. Покрыт ледниковым щитом. Отчетливо видна замерзшая речка. Высота его небольшая, на глаз - метров 50, ровный низкий.
   - С какой высоты видели?
   - С 2500. Ниже опуститься не могли - один мотор, боялись. Но все члены экипажа видели отчетливо.
   - С кем летел?
   - С Крузе.
   - А, может, это - паковое поле?
   - Непохоже. Вокруг виден припай, паковые поля. Да и характер не льда, мы уже знаем ведь лед всякий. Дает тени.
   - Когда это было?
   - 19 марта. Мы вернулись на Врангель, сели. Потом получили мотор и пошли на Москву. Сейчас снова собираемся туда лететь. Задание - сесть.
   - Давай уговоримся: прилетаете, подымаете флаг и даете оттуда мне радиограмму. Тогда и дадим в печать.
   - О-Кей!
   Занятно очень. И местечко хорошее - на стыке с американской зоной. Удобно. А сколько еще может быть земель в Арктике!
   Сейчас, наконец, снова берутся за нее. Вызывали Афанасьева, дали инструкции.
   Впрочем, писать не пришлось в газету ничего - острова там не оказалось. Очевидно, они приняли за остров большую льдину.
   4 мая.
   Все майские дни работал. 1-го давал в номер полторы полосы, второго тоже. Да еще возился все время с организацией выставки к 5 мая.
   Ночью с 30 апреля на 1 мая меня вызвал Поспелов и спросил:
   - Как сыграли наши баскетболисты в Праге?
   В Праге шли баскетбольные соревнования на первенство Европы. Участвовало 14 стран. Мы к этому времени сыграли 2 игры - с Венгрией и Болгарией, обе встречи выиграли. Но особого интереса редакция к этому не проявляла: мы с трудом впихивали по 5 строк. Последнюю заметку дали, кажется, 29-го.
   Оказалось, что звонил Маленков, звонил из кабинета Хозяина, сказал, что вот позавчера напечатали и больше не информируете читателя.
   Я начал узнавать: никто в Москве еще не знал результатов. Спешно заказали Прагу. Удалось получить быстро. Оказалось, что выиграли снова. Дали строк 50. Поспелов немедля продиктовал через Поскребышева записку Маленкову. Наши выиграли первенство Европы.
   7-го - День Радио. Сегодня звонил мне министр связи К.С. Сергейчук. Предложил свою статью, спросил - нельзя ли дать передовую.
   Я поехал к Сергею Лапину, зампреду Всесоюзного Радиокомитета консультироваться к передовой. Разговор перепрыгивал с одного на другое, шел откровенно и непринужденно.
   - Интересное дело, - говорил он..  - Я ведь всю жизнь был газетчиком, а когда по окончании ВПШ меня направили сюда - я был внутренне недоволен. А сейчас очень увлекся, нельзя этим не увлечься. Недостатки? Мало у нас станций на длинных и средних волнах, а на коротких - там почти никто не слушает. Типичный массовый заграничный приемник не имеет коротковолнового диапазона, это, по большей части, роскошный ящик, а внутри 2-3 лампы. У нас же вообще мало приемников, а существующие - малодоступны. Недавно Совет Министров обсуждал цены на приемники и забраковал. У нас нет доступного, народного приемника.
   Мы увлекались проволочной трансляцией. Она очень несовершенна, срезает и искажает высокие тона, а заменить пока нечем. Да, кроме того, сеть мала у нас радиофицировано всего лишь 2 процента колхозов. Это - капля. Вещаем на 70-ти языках народов СССР и 33 иностранных.
   Много он говорил о новом способе записи: магнитофоне. Это немецкая и очень совершенная система: точнейшее звучание, дешево, быстро, можно править звук, выбрасывать, устранять кашель, заикание и т.д. Показал мне ленту: узенькая полоска, матерчатого вида, серо-коричневатая.
   Рассказал о Хозяине любопытные вещи. Он очень внимательно относится к вещанию, часто слушает.
   - Мы знаем совершенно точно, что он любит. Он превосходно разбирается в музыке. К примеру, как-то нам позвонили и сказали, что он просит поставить "Полонез" Шопена в исполнении оркестра п/у Голованова. Поставили. Новый звонок: тот же "Полонез" в исполнении оркестра п/у Орлова. Поставили. И начались сердитые звонки слушателей: что у вас там не смотрят, одну и ту же пластинку ставите два раза подряд!
   - А какой приемник у него?
   - Дома - не знаю, а в кабинете - тарелка.
   - То есть?
   - Обыкновенный репродуктор сети. Да-да! Иногда нам заказывают целый концерт. Как-то ночью, часиков в 11 нам позвонили и сказали, что на даче гости, и просят дать концерт. Заказывали - и мы ставили. Самое трудное было заполнить паузы. Концерт длился часа два. Потом нам позвонили от его имени и благодарили. Иногда мы посылаем запись на пленку или пластинки домой. Посылали в дорогу в Берлин. И всегда нам аккуратным образом возвращает.
   - Почему вы рано кончаете передачи? - спросил я.
   - Не рано, а в 2 часа. Правда, сеть кончает в час. Это тоже имеет свою историю. Раньше у нас сеть кончала в полночь. Однажды, это было, кажется, в 1941 году, позвонили от него и сказали, что он просит - нельзя ли кончать в 3. Так и сделали. Посыпались звонки и письменные проклятия от москвичей. Оказывается, многие не выключали на ночь радио, чтобы слышать воздушную тревогу или вставать на работу. А как отменить? И вот однажды в кулуарах, как раз перед выступлением Хозяина, за три-четыре минуты до начала, Пузин (председатель радиокомитета) стоял с Поскребышевым и объяснял ему это. Хозяин услышал и обернулся.
   - Чем вы недовольны? - спросил он.
   - Да вот, мы сейчас даем программы до 3 ч. ночи. Москвичи жалуются, что мешает спать.
   - А как вы предлагаете?
   - До часу, двух.
   - Делайте, как знаете, - ответил он и пошел на трибуну.
   Я рассказал, как Маленков интересовался баскетболом.
   - У нас был подобный случай, - ответил Лапин.  - Правда, до войны. Шел футбольный матч. Велась передача, как часто делается, со второго тайма. Позвонили от Хозяина и сказали, что он просит, чтобы комментатор рассказал, что было в первом тайме, и как он протекал. Созвонились с Синявским на "Динамо", и он успел перестроиться.
   11 мая.
   Стоят чудные дни: тепло, солнце. Сегодня я в первый раз за время с перехода на непрерывный выход - выходной. Очень много работы было с первомайскими днями, потом с выставкой по истории газеты. Открыли ее 8 мая. Вступительную речь произнес Поспелов. Потом выступал Креславский (секретарь партбюро) и огласил постановление партбюро, отмечающее активное и добросовестное выполнение этого задания группой товарищей, в т.ч. назвал и мою фамилию. Затем он огласил постановление редколлегии о премировании организаторов выставки и художников.
   Вечером 8 мая состоялся торжественный вечер, посвященный 35-тилетию "Правды". Выступал Поспелов, затем был роскошный концерт. Я почти не был, т.к. писал передовую о Дне Победы. Зашел в зал, когда он уже кончался. Потом сидели с артистами за столом. Были Барсова, Михайлов, Иванов, Марецкая. Наши "башиловские" (с ул. Ст. Башиловка - С.Р.) жены стали требовать, чтобы спела Зина. Она страшно смутилась. И сколько маститые не настаивали - не стала.
   Барсова в концерте разливалась ручьем и бисировала сколько угодно.
   - Любопытно у вас выступать, - сказала она, когда я благодарил. Хороший народ.
   Алексей Иванов приехал после "Риголетто" очень усталый, но пел и сидел долго.
   - Вы -совсем правдист, - пошутил я.
   - А в штат зачислите - перестану ездить, - ответил он.  - Я ведь так всегда в доверие втираюсь.
   20 мая.
   В субботу был у нас Борис Горбатов. Он сидел весь вечер, уехал поздно ночью, сидел взволнованный и горячий, толстый, похожий на японца.
   - Как работается, - спросил я его.
   - Отлично. Пока к нашему союзу писателей отношение превосходное. Только пиши!
   Я сказал ему, что переиздаю "Вершину мира".
   - Подожди, - сказал он. - Сейчас правительственная комиссия разрабатывает новые ставки и тиражи. Через 2-3 недели будет решение. Я тоже пока не подписываю договоров.
   - Когда пойдет твоя пьеса "Закон зимовки"?
   - Если бы я знал. Там нашлись полярные ортодоксы, которые никогда в Арктике не бывали, и говорят, что она неверна. А много ли театру надо - уже подслушал и струсил.
   - Когда будете нас, грешных, принимать в Союз?
   - Скоро. Там, кроме твоего, есть еще 4 заявления. Вот разом. Тут такие новости у нас!
   Он рассказал, что руководство Союза написало письмо Хозяину о своих делах - о гонораре, тиражах, жилье и проч. Неожиданно их вызвали туда: Фадеева (генсека), Симонова (зам) и Горбатова (зам и секр. партгруппы правления).
   Дело было в понедельник, 12 мая. Борис страшно волновался, чтобы не опоздать, и чтобы не было какого-нибудь недоразумения. Назначено было на 6 ч. вечера. Он приехал в бюро пропусков к 5 ч. Там выписали пропуск. Дали провожатого. Пришел он к Александру Николаевичу. Извинился, что рано. Тот засмеялся:
   - Вы можете подождать вот в той комнате.
   Большая комната, мягкая мебель. Стол, заваленный новейшими иностранными журналами, в том числе и "Лайфом" и газетами. Без 15 минут шесть приехал Фадеев. Время подходит, а Симонова нет. Они страшно нервничали. Без 10, без 5... Он появился без 2-х минут шесть. А в 5 минут седьмого А.Н.Поскребышев вышел и сказал: "Вас ждут."
   Они построились по старшинству - Фадеев, Грбатов, Симонов и вошли. За столом сидели Сталин, Молотов и Жданов. Сталин встал навстречу, с трубкой в руке, поздоровался с каждым и жестом пригласил садиться. Поздоровались и остальные. Молотов сразу сказал:
   - Мы получили ваше письмо. Прочли. Ваши предложения правильны. Надо будет составить комиссию для выработки практических мер и утвердить их. Вот вы и будете нашей комиссией.
   Это посетителей сразу ошарашило. Уж очень все неожиданно. Первым опомнился Фадеев.
   - Мы думали - будет комиссия ЦК.
   Сталин улыбнулся и ответил:
   - Вот вы и будете комиссией ЦК, нашей комиссией.
   - Мы бы хотели, - сказал Фадеев, - чтобы туда вошли государственные деятели, - и посмотрел на Жданова.
   Жданов сказал:
   - Я согласен им помочь и могу войти в комиссию.
   - Хорошо, - сказал Сталин.
   - Мы бы просили ввести и т.Мехлиса, - сказал Фадеев.
   - Мехлиса? - засмеялся Сталин.  - Да он вас зарежет. Непременно зарежет, - повторил он, смеясь.
   Фадеев объяснил, что они считают Мехлиса большим другом писателей, что он хорошо знает дела и нужды писателей.
   Сталин согласился.
   - Ну, раз просите, у нас возражений нет.
   Разговор зашел об отдельных предложениях писателей, изложенных в письме.
   - Вот, вы просите пересмотреть положение о тиражах, - сказал Сталин.  Мы ввели тогда этот закон потому, что некоторые писатели предпочитают жить на переизданиях, а ничего нового не пишут. А нам надо, чтобы писатели творили новые веди.