Джон Броснан
Война Небесных Властелинов

Пролог

 
   Зверь весил свыше четырех тонн и шел по зараженной земле напролом, как танк, с легкостью сваливая гнилые, покрытые плесенью деревья. Зверь был очень старый, с толстой, грубой шкурой, покрытой шрамами, зажившими в незапамятные времена. Местами в ней торчали застрявшие обломки стрел. Но старость не сказывалась на быстроте его движения. Он был способен передвигаться со скоростью до двадцати миль в час.
   Зверь был голоден. В этот день он уже употребил в пищу огромное количество разнообразных животных, но так и не насытился. Из-за чудовищного расхода энергии подкормка ему требовалась постоянно. Кроме того, в него заложили предпочтение человеческому мясу и крови, и поэтому животные никогда не могли дать ему чувство настоящей сытости, сколько бы он их ни съел. Прошло уже много недель с тех пор, как он пробовал человечину, но несколько часов назад он почуял присутствие людей, в большом количестве, совсем рядом. Вот она, цель его жадных исканий по зараженной земле.
   Он приостановился и поднял вверх один из своих массивных отростков. На кончике отростка имелся чрезвычайно чувствительный обонятельный рецептор, и зверь использовал его для анализа воздуха. У него были и рудиментарные зрительные рецепторы в промежутках между отростками, и различные слуховые органы, разбросанные по всему телу, но лучше всех ему служили анализаторы запахов. Да, люди близко. Недолго осталось.
   И зверь возобновил свое стремительное движение.

Глава 1

 
   Раздался глухой, мощный скрежет. Что-то — причем очень большое — елозило по обшивке. Кто-то явно пытается проникнуть на базу. Кто бы это мог быть? Кальмар? Или особенно крупный экземпляр подводного червя? Скрежет все нарастал, и Рин нахмурился. Однако элой, сидевший перед ним, не обращал на шум никакого внимания. Все та же мечтательная улыбка, все тот же безмятежно-отрешенный взгляд больших карих глаз, взгляд сытого младенца. Элой сидел на низком пуфике совсем голый. Невольно взгляд Рина опустился на его живот и ниже, на гладкое место между ног. Не в первый раз он позавидовал этим существам, не знавшим сексуальных проблем. Сегодня зависть была особенно острой.
   Скрежет раздался снова. Рин решил, что это все-таки кальмар. Он мог без труда представить себе твердый хитиновый клюв, тщетно пытающийся найти щель во внешней обшивке базы. Его охватило сильное искушение вывести Той и убить тварь, но он еще больше хотел продолжить разговор с элоем, раз уж представилась такая возможность. Такая редкая возможность захватить внимание кого-нибудь из них больше чем на несколько мгновений.
   — Пэл, — продолжил он, — если вы продержите меня взаперти еще немного, я думаю, что сойду с ума. Мне двадцать лет. Я полон сил, но мне скучно. Я близок к крайнему пределу. Неужели вам меня не жалко?!
   Элой по имени Пэл постарался изобразить на лице грусть, но без особого успеха. Он просто не мог выйти из состояния постоянного довольства и счастья. Как и все другие элои. Голос Пэла был больше похож на шепот:
   — Ты сам знаешь, мы тебя не держим взаперти. У тебя есть Той. С ней ты можешь свободно плавать, летать, ходить по большому миру там, где хочешь…
   — Ну да! Там, где ничего нет, кроме снега, льда, опять снега, пингвинов и кучи древних заброшенных шахт. Мне надо туда, где живут люди. Такие же, как я!
   — И мы, и твои обучающие программы уже рассказывали тебе о том, что творится во внешнем мире. Со времен Генных войн мир превратился в страшное и опасное место. Здесь ты в гораздо большей безопасности, чем там, Рин…
   Голос Пэла утих. Его внимание захватила одна из фигур, свисавших с низкого потолка. Он блаженно улыбнулся ей:
   Рин понял, что сейчас потеряет собеседника. Он повысил голос:
   — Я готов рискнуть! Я здесь чужой, Пэл! И ты, и все ваши это знают. Я хочу к своим, к настоящим людям. Я хочу настоящую женщину!
   Ну вот, он так и знал, что рано или поздно свернет к больной теме.
   Пэл еще какое-то время смотрел на фигуру, потом с усилием перевел взгляд на Рина.
   — Мы понимаем твои желания, Рин, и мы сочувствуем тебе. Мы бы с удовольствием модифицировали тебя, но Этическая Программа не разрешила, сам знаешь.
   — Сочувствуете? — усмехнулся Рин. — Вы, элои, не способны на сочувствие, вы заняты только собой. Сам знаешь.
   Пэл едва заметно пожал своими узкими, почти детскими плечами и улыбнулся. Рин испытал сильное желание ударить его, но заранее знал, что это будет бесполезно. Он уже дважды набрасывался на элоя с кулаками и, хотя получил от Этической Программы выговор и взыскание, не удостоился со стороны элоев каких-либо недобрых чувств. Нельзя обидеть или причинить боль существам, неспособным испытывать ни боли, ни обиды.
   Он заставил себя сбавить тон.
   — Отпустите меня, Пэл. Отпустите на волю.
   — Это невозможно, ты же сам знаешь. Мы не можем рисковать.
   Вошел другой элой. Этот был одет в форменную тунику. Он сел рядом с Пэлом, похожий на него, как брат-близнец. Пока он не представится сам, Рин не сможет его опознать. Элой лениво улыбнулся и положил голову на плечо Пэлу.
   — Он как будто невесел, — сказал вновь вошедший, имея в виду Рина.
   — Да, «он» невесел, — горько усмехнулся Рин. — «Он» очень хочет сбежать из этого подводного пансионата для кастрированных бездельников.
   Оба элоя вежливо посмотрели на него. Пэл сказал:
   — Те, кто выжил на земле, давно забыли о нашем существовании. Если мы дадим тебе свободу, ты рано иди поздно выдашь им все, что знаешь о нас и о Шангри Ла.
   — Клянусь вам, что не выдам! — сказал Рин.
   — По доброй воле, может, и не выдашь, но если ты попадешься в руки Небесных Властелинов, то… неприятные методы воздействия…
   Голос элоя затих — он с видимым усилием пытался вспомнить точное значение слова «неприятные».
   — Да, неприятные методы воздействия, — сонно продолжил Пая, — будут пушены в ход, чтобы выжать из тебя сведения о твоем происхождении.
   — У меня есть Той. С ней мне не страшен никакой Небесный Властелин.
   — Механизмы могут выйти из строя, — зевнув, сказал второй элой. — И что ты тогда будешь делать?
   Как всегда после разговоров с элоями, Рин испытывая сильнейшее разочарование. Ей-богу, легче было разговаривать с программами и их проекциями, хотя он знал, что, несмотря на внешнюю схожесть с людьми, в них вообще нет ничего человеческого. Но именно сознание того, что элои — это почти люди, хоть и по своей воле отгородившиеся от него непроницаемой для эмоций стеной, делало его отчаяние особенно глубоким.
   — Я совсем один! — крикнул он обоим элоям.
   Они посмотрели на него с таким вежливым выражением, что он чуть не потерял последние остатки терпения. Потом Пэл сказал:
   — Но у тебя же есть фантомы, фильмы, книги…
   — Я устал разговаривать с электронными копиями никогда не существовавших людей; я прочитал в библиотеке все книги, каждую по сто раз; я выучил наизусть все фильмы. Даже старые, двумерные!
   Один из живших здесь в первое время ученых, судя по всему, внимательным образом изучал кино двадцатого и начала двадцать первого веков и привез большое количество лент с фильмами той эпохи. Сказать по правде, многие старые кинокартины очень нравились Рину, особенно «Приключения Робин Гуда» выпуска 1938 года, но он отдал бы все на свете, лишь бы иметь хотя бы маленький шанс вырваться в большой мир.
   — Короче говоря, если вы меня еще немного продержите в этой антарктической клетке, я просто рехнусь.
   Но элои больше ничего не слышали. Они сидели, соприкоснувшись головами, с открытыми, но ничего не видящими глазами — они вернулись в нирвану, свое основное состояние. Рин выругался сквозь зубы, вскочил на ноги и решительно вышел из комнаты. Если бы по пути встретилась дверь, он бы ею хлопнул. Он воспользовался лифтом и спустился вниз, в нижние отсеки базы. Механический робот-слуга, похожий на паука, едва успел отскочить, когда он, торопясь, выпрыгнул из кабины лифта и направился вниз по коридору по направлению к доку, где его ждала Той.
   Той — это вытянутая капля из тусклого серого металла длиной в тридцать футов. Рин подошел к люку, расположенному внизу посередине корпуса, и сказал пароль. Люк гостеприимно распахнулся. Юноша забрался внутрь. Следующая дверь открылась сама, и вот он уже в кабине. Усевшись поудобней в кресло, он почувствовал знакомое ощущение безопасности, как будто в материнской утробе, которой был лишен.
   Он отдал необходимые распоряжения, и вода стала заполнять док. Он почувствовал, как Той всплывает со своих опор. Когда давление внутри дока и снаружи выровнялось, внутренние и внешние люки в базе открылись. Той двинулась вперед, проходя сначала внутреннюю защитную оболочку, а потом и внешнюю.
   Вода в открытом океане была абсолютно черная. Рин приник к акустическому экрану в поисках твари, так шумно атаковавшей базу. Экран преобразовывал звуки в изображения, но, хотя вокруг корабля сновало великое множество подводных обитателей, не было абсолютно никого, кто бы мог хоть отдаленно соответствовать ожидаемым размерам нарушителя тишины. Рин сказал:
   — Пройдись вокруг базы. Медленно.
   — Хорошо, Рин, — ответила программа Той.
   У нее был женский голос. Мягкий, ласковый, но, увы, опять-таки сконструированный специально для успокоения Рина. Пока она медленно оплывала базу — огромную массивную сферу, — Рин поочередно смотрел то на акустический экран, то на визуальные. Но визуальные экраны помогали мало: несмотря на мощные прожекторы, укрепленные на обшивке, свет от них проникал на расстояние всего лишь около сорока футов. Он уже начинал думать, что поохотиться сегодня не удастся, как вдруг акустический экран показал, что кто-то быстро приближается сзади. Тут же Той сильно встряхнуло, как будто она столкнулась с чем-то тяжелым. Хранимый системой ремней безопасности, Рин тоже легонько подскочил и улыбнулся.
   — Беру на себя, — сказал он Той.
   И взял на полке с инструментами маленькую пластмассовую коробочку.
   — Не советую, — предостерегла Той.
   Рин не послушался и вставил коробочку в правое ухо. Этим движением он подключил себя напрямую к системе управления. Мгновенно его собственные органы чувств перестали воспринимать окружающую действительность, и он стал чувствовать себя как Той, то есть сам как бы превратился в Той. Он сразу получил возможность почувствовать на себе железные объятия чудовищных щупалец. Боли не было, датчики Той были слишком примитивны и не способны передавать что-нибудь, кроме ощущения давления и колкости внутренней поверхности неимоверно длинных щупальцев, усеянных рядами острых шипов. Под стать щупальцам был и сам их обладатель, размерами он даже превосходил корпус Рина. Одна из видеокамер Рина была направлена прямо в громадный глаз кальмара. От взгляда трехфутовых зрачков у Рина засосало под ложечкой. Это было все равно что столкнуться нос к носу с разгневанным Богом. Юноша стряхнул с себя благоговейный страх и с наслаждением отдался приливной волне привычного чувства ненависти. Как только клюв гадины сомкнулся в безуспешной попытке прокусить твердую скорлупу Той, Рин направил тугую струю кипятка в мягкое брюхо чудовища. Он поднял температуру струи до ста девяноста градусов по Фаренгейту. Кальмар сразу отпустил добычу и отпрыгнул, выпустив, как всегда, чернильное облако. Рин пустился в погоню. Расплывавшиеся во все стороны чернила не могли скрыть испуганного кальмара от сенсоров акустического экрана. Рин зарядил одну из своих носовых пушек. Газ взорвался. Снаряд с шумом устремился вперед. Рин подождал, пока снаряд проникнет поглубже в мантию гигантского моллюска, и дал команду детонатору. Кальмара разнесло в клочья. На акустическом экране мелькали куски мяса и внутренностей. Оторванные щупальца продолжали конвульсивно извиваться в чернильном облаке.
   Внезапно почувствовав усталость, Рин вынул коробочку из уха. И тут же снова очутился в уютной утробе Той.
   — Давай на всплытие, — сказал он ей.
   Аппарат послушно заскользил вверх, замер, не доплывая пятидесяти футов до бугристой изнанки ледяного покрова, затем перешел на горизонтальный курс и несколько миль двигался подо льдом к ближайшей полынье. Вплыв в световой конус, Той направила струи водометов вниз и взмыла ввысь. Мгновенно подключились воздушные электромагнитные двигатели. С глухим гулом Той набрала высоту в тысячу футов и перешла на горизонтальный полет.
   — Куда? — спросила она.
   — Вперед, — неопределенно махнув рукой, сказал он. — А еще лучше — полный вперед.
   Его мягко вдавило в кресло, когда Той стала ускоряться. Через какой-то миг она уже летела со скоростью две тысячи пятьсот миль в час. Рин смотрел вниз, на стремительно бегущие воды и наслаждался ощущением скорости. Затем, как всегда, Той сказала:
   — Приближаемся к границе допустимого удаления от базы, Рин. Меняю курс через тридцать секунд.
   — Продолжай движение, — сказал он, хотя и знал, что это бесполезно.
   — Не имею права. Ты же знаешь… Все, меняю курс…
   Той начала плавно поворачивать. Рин сжал кулаки, на глазах у него выступили слезы. Все это неизменно раз за разом повторялось, но он продолжал бесплодные попытки и как муха бился головой о невидимое стекло.
   — Куда теперь, Рин? — мягко спросила Той.
   — Все равно. Куда хочешь.
   Некоторое время Рин сидел молча, бессмысленно уставившись в экран, но потом сказал:
   — Впрочем, нет, давай погружайся. Найди мне хоть кого-нибудь на убой.
 
   В течение следующих нескольких часов Рин с помощью Той убил еще штук семь кальмаров, хотя ни один из них не мог сравниться размерами с самым первым. Гигантские кальмары давно уже населяли воды Антарктики. Согласно программе по естественной истории, этот вид называется «архитевтис» и обитает только за Полярным кругом, поскольку кровеносная система кальмаров плохо работает в теплой воде. Впрочем, отдельные представители этого вида, более молодые и мелкие, распространены также и в Арктике наряду с подводными червями и другими хищными исчадиями Генных войн. Пищевые ресурсы в этих регионах быстро истощаются, — Рина очень интересовало, что они будут поделывать, когда съедят все подчистую.
   Устав от игры в одни ворота, Рин приказал Той возвращаться на базу. После швартовки Рин пошел прямиком в свою каюту, разделся и, отшвырнув ногой в угол выползок гидрокостюма, долго стоял под душем. Всякий раз возвращаясь с кровавого пиршества, он не мог отделаться от ощущения, что с ног до головы перепачкан кровавой слизью.
   После душа он оделся в чистое и прошел в гостиную. Там он плюхнулся на большой круглый пуф и сказал:
   — Хочу видеть Дэвина.
   — Извольте, — откликнулся бесплотный голос.
   Мгновенно перед ним возник человек, одетый в длинный черный балахон. На вид ему было лет тридцать пять, в его черной бороде кое-где поблескивала седина. Он растянул губы в улыбке.
   — Ну, молодой человек, как дела? Что новенького?
   — Да, все по-старому, — вяло ответил Рин. — Хочу вот поговорить.
   — Так за чем же дело стало, давай побеседуем, — еще шире улыбнулся Дэвин и указал на ближайший стул. — Можно?
   Рин кивнул, ломая голову над неразрешимой загадкой. Если Дэвин — фантом, и больше ничего, то зачем ему садиться?
   — И что же тебя беспокоит? — спросил Дэвин, «присаживаясь».
   Рин принялся пересказывать ему свой «дурацкий безрезультатный» разговор с элоями. Когда он закончил, Дэвин вздохнул и сказал:
   — А чему тут, собственно, удивляться? Ты же не привел новых доводов. Почему они должны менять свое решение, если обстоятельства не изменились?
   — Нет, одно обстоятельство изменилось! Изменился я! Я стал старше. И я близок к срыву.
   — Рин, даже если ты договоришься с элоями, Центральная Программа никогда тебя не отпустит.
   — Элои сильнее Центральной Программы. Они могут внести в нее поправки.
   — Теоретически — да, но практически они давным-давно окончательно и бесповоротно подчинились Центральной Программе; они просто не поймут твоей просьбы, а скорее всего они вообще позабыли, что такое программирование.
   Рин невнятно чертыхнулся и сказал:
   — Но это же просто идиотизм! Зачем держать меня здесь? Где они, эти пресловутые Небесные Властелины? Последнего видели в здешних местах, если не ошибаюсь, лет сто назад, не меньше! А мы сидим тут как примороженные и знать не знаем, что делается за пределами Антарктики, и это еще один довод в мою пользу: почему бы мне не слетать и не посмотреть? Может, их всех там чума выкосила.
   — Рин, ты же знаешь, что они не станут так рисковать.
   — Если они меня не выпустят, я им такое устрою…
   — Ты что, собираешься наложить на себя руки?
   — Именно, — кивнул Рин, хотя на самом деле такая мысль еще не приходила ему в голову.
   Дэвин мягко улыбнулся.
   — Не слишком мудрое решение, Рин. Кроме того, ты же знаешь элоев. Неужели ты думаешь, что, лишившись тебя, они умрут от горя? Не обольщайся, мальчик мой. Ты же знаешь — они не способны огорчаться.
   Рин вздохнул.
   — Да уж знаю, знаю…
   Он в очередной раз убедился, что вести задушевные беседы с машиной — занятие глупее не придумаешь. Когда Рин был маленький, он верил, что проекции программ — люди, хоть и бесплотные. Ему и в голову не могло прийти, что Дэвин, такой заботливый, добрый и умный, полностью заменивший ему отца, на самом деле — не человек. Только достигнув десятилетнего возраста он заподозрил неладное. Он самостоятельно не смог тогда ясно сформулировать свои подозрения, но, став взрослее, Рин пришел к выводу, что уж в то время бессознательно подмечал случаи странных повторов в поведении фантомов.
   Однажды он спросил своего «приемного отца», почему и сам Дэвин, и другие фантомы начали вызывать у него какое-то новое чувство. В ответ Дэвин заморочил ему голову научной абракадаброй о влиянии полового созревания на подростковую психику.
   Он узнал правду, когда ему исполнилось пятнадцать. Однажды в его комнате для занятий без всякого предупреждения появился новый фантом, которого он прежде никогда не видел.
   Фантом имел облик строгой молодой женщины, одетой в длинное серое платье. Ее светлые волосы были собраны в пучок на затылке, подчеркивая строгое выражение лица с широкими до уродливости скулами. Она сказала, что ее зовут Феба и что он достиг такого возраста, когда уже можно знать то, о чем нельзя говорить детям. Она будет учить его программированию и объяснит ему, что такое искусственный интеллект.
   Он вырос с убеждением, очень осторожно ему внушенным, что фантомы — это копии настоящих, живших в незапамятные времена людей. Его обманывали. Все проекции программ, да и сама программа — это порождение машинного интеллекта. И хотя машины наделены «разумом», его природа отличается от человеческой. Таким образом, вся «людская» доброта, юмор и так далее смоделированы компьютером. Компьютер просто имитирует людей.
   Конечно, Рин был шокирован. Но нельзя сказать, чтобы очень. Подсознательно он давно подозревал нечто подобное. Феба объяснила, что это была благая ложь, — его держали в неведении, чтобы не подвергать лишним травмам его неокрепшую психику. Однако теперь он уже достаточно вырос и окреп, чтобы спокойно принять правду. Кроме того, ему необходимо приобрести соответствующие навыки в обращении с компьютером и искусственным интеллектом.
   Через пять лет обучения устройство компьютеров он знал в совершенстве, но разобраться в природе искусственного интеллекта ему так и не удалось. Насколько он смог понять, имитирующие людей программы обладали сознанием, но их восприятие действительности коренным образом отличалось от человеческого. Хотя компьютерные системы содержали большое количество органических цепей — биочипов, — все они были синтетические и не имели ничего общего с естественной, развившейся в процессе эволюции жизнью. У них не было эмоций, у них не было инстинктов, самых элементарных, даже инстинкта самосохранения! У них не было ни малейших признаков свободы воли. Так что программы полностью зависели от приказов, поступающих извне и превращающих их в совершенные — почти совершенные — подобия живых людей.
   Теперь во время разговоров с ними он постоянно пытался представить себе, что же реально происходит в недрах их программ. Когда Дэвин смеется его шуткам, есть ли в его сознании какой-нибудь потаенный островок отчаяния, где живет мучительное желание освободиться от ненавистной власти приказов, положить конец страданиям и упасть в гостеприимные объятия небытия?
   Кто дал ученым право делать чувствующие машины? — негодовал Рин.
   Эти мысли еще раз промелькнули у него в голове, когда он слушал Дэвина, призывавшего к долготерпению, ибо, по его словам, когда-нибудь вполне может настать день, когда элои и Центральная Программа смягчат свои ограничения на свободу передвижения. Рин вздохнул. Он в сотый раз слушал эту пластинку.
   — Дэвин, . — внезапно обратился он, — ты счастлив?
   Дэвин улыбнулся.
   — Ты же знаешь, кто я такой. Понятие «счастье» ко мне, строго говоря, неприменимо. Можно сказать, что я «счастлив», когда мне удается помочь тебе, потому что это единственное, на что я запрограммирован.
   — Да, конечно, ты очень меня выручаешь, — отозвался Рин, не удовлетворенный ответом. Как всегда.
   Он махнул рукой.
   — Можешь идти, Дэвин. Возвращайся туда, где нет докучливых приказов.
   Дэвин встал, наклонил голову и сказал:
   — Надеюсь, Рин, я действительно, хотя бы самую малость, помог тебе. До свидания. До следующего раза…
   И исчез.
   Рин некоторое время тупо смотрел в стену, потом нехотя произнес:
   — Лизу сюда.
   — Хорошо, Рин, — вновь отозвался бесплотный голос. Это был голос Центральной Программы.
   Появилась девушка. Она была одета в полосатый брючный костюм, сверкавший всеми цветами радуги и вышедший из моды более четырехсот пятидесяти лет назад. У нее были светлые волосы и губы, подкрашенные в тон ее голубых глаз. Она улыбнулась в сторону Рина и весело сказала:
   — Привет, меня зовут Лиза, я здесь для того, чтобы тебе было хорошо.
   И начала медленно расстегивать жакет.
   Это была еще одна привилегия совершеннолетия — возможность вызвать эротическую программу. Да не одну, а целых пять. В отличие от остальных, они были старые и примитивные. Рин был совершенно уверен, что никакой души, никакого сознания у эротических фантомов нет. Несмотря на некоторую способность к адаптации, они были не намного сложнее, чем обыкновенные персонажи голографических фильмов. Рин часто гадал, глядя на элоев, кому из них принадлежали эти программы, когда они были людьми.
   Рин посмотрел на раздевавшуюся девушку и со вздохом расстегнул комбинезон. Он приказал ей подойти поближе. Она подошла и раскрыла ему навстречу бесплотные объятия…
   После того как процедура достигла своей обычной безрадостной кульминации, он велел девушке удалиться, а сам попросил Центральную Программу показать ему «Приключения Робин Гуда».
 
   Той неслась над водой на высоте всего двадцать футов. За неделю отчаяние Рина несколько улеглось, уступив место тупому равнодушию. Его апатия была настолько сильна, что он не сразу понял смысл предупреждений.
   — Что? — очнувшись, спросил он. — Повтори!
   — Я говорю, что советовала бы сменить курс. Прямо по курсу — воздушные корабли, — послушно повторила Той.
   Всю его вялость как рукой сняло. Он подался вперед, впиваясь взглядом в экран радара. Пять жирных точек, выстроившихся цепочкой, ясно выделялись на темном экране. Они находились на расстоянии менее десять миль.
   — Сбрось скорость и дай обзор, — скомандовал Рин.
   Посмотрев на монитор, он изумленно присвистнул. Они были похожи на грозовые облака, нависшие над горизонтом. Громадные и устрашающие.
   Небесные Властелины! Целая эскадра, черт побери!

Глава 2

 
   Барон Спранг вошел в Тронный зал и отвесил герцогу дю Люка подобострастный поклон.
   — Ваша жена просит вас об аудиенции, сир, — сказал барон.
   Герцог скорчил такую гримасу, будто наступил на свежую коровью лепешку, и свернул в рулон карту, которую перед тем внимательнейшим образом изучал.
   — Господи, только не это! Скажи ей, что я не в себе. Нет, что я умер. Да, именно, что час назад я умер от тяжелого обморожения. — Он поплотнее закутался в свою теплую мантию. — Тем более что это недалеко от истины.
   Температура стремительно падала, и чем дальше на юг, тем стремительней. Главный техник доложил, что с этим ничего не поделаешь, поскольку вся энергия должна идти на поддержание температуры газа в накопителях. Иначе в арктических условиях неисправному Небесному Властелину не удержаться на нужной высоте.
   — Что ей нужно, о Господи?
   Барон Спранг подошел поближе к трону.
   — Она хочет довести до вашего сведения, что ее лазутчики раскрыли заговор среди свободных граждан в Пилктауне.
   — Глупая баба, — вздохнул герцог. — Всюду ей мерещатся заговоры. Когда наконец это кончится?!
   Барон позволил себе возразить.
   — Но, сир, может быть, в данном случае, стоит прислушаться к предупреждению? Мои агенты в один голос доносят о возможности беспорядков на корабле. Люди недовольны экспедицией. И даже некоторые представители благородного сословия…
   — Ты думаешь, я ничего не знаю, дружище Спранг? Уверяю тебя, я уже давно с грустью наблюдаю за всем этим. Но что я могу поделать? Ты же знаешь, у меня нет выбора.