Станция Сухая Канава дремала в сугробах. В депо вяло пересвистывались паровозы. В железнодорожном поселке тек мутный и спокойный зимний денек.
Все, что здесь доступно оку (как говорится),
Спит, покой ценя...
В это-то время к железнодорожной лавке и подполз, как тать, плюгавый воз, таинственно закутанный в брезент. На брезенте сидела личность в тулупе, и означенная личность, подъехав к лавке, загадочно подмигнула. Двух скучных людей, торчащих у дверей, вдруг ударило припадком. Первый нырнул в карман, и звон серебра огласил окрестности. Второй заплясал на месте и захрипел:
— Ванька, не будь сволочью, дай рупь шестьдесят две!..
— Отпрыгни от меня моментально! — ответил Ванька, с треском отпер дверь лавки и пропал в ней.
Личность, доставившая воз, сладострастно засмеялась и молвила:
— Соскучились, ребятишки?
Из лавки выскочил некий в грязном фартуке и завыл:
— Что ты, черт тебя возьми, по главной улице приперся? Огородами не мог объехать?
— Агародами... Там сугробы, — начала личность огрызаться и не кончила. Мимо нее проскочил гражданин без шапки и с пустыми бутылками в руке.
С победоносным криком: «Номер первый — ура!!!» — он влип в дверях во второго гражданина в фартуке, каковой гражданин ему отвесил:
— Что б ты сдох! Ну, куда тебя несет? Вторым номером встанешь! Успеешь! Фаддей — первый, он дежурил два дня.
Номер третий летел в это время по дороге к лавке и, бухая кулаками во все окошки, кричал:
— Братцы, очишанное привезли!..
Калитки захлопали.
Четвертый номер вынырнул из ворот и брызнул к лавке, на ходу застегивая подтяжки. Пятым номером вдавился в лавку мастер Лукьян, опередив на полкорпуса местного дьякона (шестой номер). Седьмым пришла в красивом финише жена Сидорова, восьмым — сам Сидоров, девятым, Пелагеин племянник, бросивший на пять саженей десятого — помощника начальника станции Колочука, показавшего 32 версты в час, одиннадцатым — неизвестный в старой красноармейской шапке, а двенадцатого личность в фартуке высадила за дверь, рявкнув:
— Организуй на улице!
___________
Поселок оказался и люден, и оживлен. Вокруг лавки было черным-черно. Растерянная старушонка с бутылкой из-под постного масла бросалась с фланга на организованную очередь повторными атаками.
— Анафемы! Мне ваша водка не нужна, мяса к обеду дайте взять! — кричала она, как кавалерийская труба.
— Какое тут мясо! — отвечала очередь. — Вон старушку с мясом!
— Плюнь, Пахомовиа, — говорил женский голос из оврага, — теперь ничего не сделаешь! Теперича, пока водку не разберут...
— Глаз, глаз выдушите, куда ж ты прешь!
— В очередь!
— Выкиньте этого, в шапке, он сбоку залез!
— Сам ты мерзавец!
— Товарищи, будьте сознательны!
— Ох, не хватит...
— Попрошу не толкаться, я — начальник станции!
— Насчет водки — я сам начальник!
— Алкоголик ты, а не начальник!
___________
Дверь ежесекундно открывалась, из нее выжимался некий с счастливым лицом и двуми бутылками, а второго снаружи вжимало с бутылками пустыми. Трое в фартуках, вытирая пот, таскали из ящиков с гнездами бутылки с сургучными головками, принимали деньги.
— Две бутылочки.
— Три двадцать четыре! — вопил фартук, — что кроме?
— Сельдей четыре штуки...
— Сельдей нету!
— Колбасы полтора фунта...
— Вася, колбаса осталась?
— Вышла!
— Колбасы уже нет, вышла!
— Так что ж есть?
— Сыр русско-швейцарский, сыр голландский...
— Давай русско-голландского полфунта...
— Тридцать две копейки? Три пятьдесят шесть! Сдачи сорок четыре копейки! Следующий!
— Две бутылочки...
— Какую закусочку?
— Какую хочешь. Истомилась моя душенька...
— Ничего, кроме зубного порошка, не имеется.
— Давай зубного порошка две коробки!
— Не желаю я вашего ситца!
— Без закуски не выдаем.
— Ты что ж, очумел, какая же ситец закуска?
— Как желаете...
— Чтоб ты на том свете ситцем закусывал!
— Попрошу не ругаться!
— Я не ругаюсь, я только к тому, что свиньи вы! Нельзя же, нельзя ж, в самом деле, народ ситцем кормить!
— Товарищ, не задерживайте!
Двести пятнадцатый номер получил две бутылки и фунт синьки, двести шестнадцатый — две бутылки и флакон одеколону, двести семнадцатый — две бутылки и пять фунтов черного хлеба, двести восемнадцатый — две бутылки и два куска туалетного мыла «Аромат девы», двести девятнадцатый — две и фунт стеариновых свечей, двести двадцатый — две и носки, да двести двадцать первый получил шиш.
Фартуки вдруг радостно охнули и закричали:
— Вся!
После этого на окне выскочила надпись «Очищенного вина нет», и толпа на улице ответила тихим стоном...
___________
Вечером тихо лежали сугробы, а на станции мигал фонарь. Светились окна домишек, и шла по разъезженной улице какая-то фигура, и тихо пела, покачиваясь:
Все, что здесь доступно оку,
Спит, покой ценя...
Впервые — Гудок. 1925. 18 декабря. С подписью: «Незнакомец».
Печатается по тексту газеты «Гудок».
