Кондуктора Московско-Белорусско-Балтийской
   дороги снабжены инструкцией № 85, составлен-
   ной во времена министерства путей сообщения,
   об отдании разных почестей членам император-
   ской фамилии.

Рабкор

   Кондуктора совершенно ошалели.
   Бумага была глянцевитая, плотная, казенная, пришедшая из центра, и на бумаге было напечатано:
   «Буде встретишь кого-либо из членов профсоюза железнодорожников, приветствуй его вежливым наклонением головы и словами: „Здравствуйте, товарищ“. Можно прибавить и фамилию, если таковая известна.
   А буде появится член императорской фамилии, то приветствовать его отданием чести согласно формы № 85 и словами." «Здравия желаю, ваше императорское высочество!» А ежели это окажется сверх всяких ожиданий и сам государь император, то слово «высочество» заменяется словом «величество».
   Получив эту бумагу, Хвостиков пришел домой и от огорчения сразу заснул. И лишь только заснул, оказался на перроне станции. И пришел поезд.
   «Красивый поезд, — подумал Хвостиков, — кто бы это такой, желал бы я знать, мог приехать в этом поезде?»
   И лишь только он это подумал, зеркальные стекла засверкали электричеством, двери растворились и вышел из синего вагона государь император. На голове у него лихо сидела сияющая корона, а на плечах белый с хвостиками горностай. Сверкающая орденами свита, шлепая шпорами, высыпалась следом.
   «Что же это такое, братцы?» — подумал Хвостиков и оцепенел.
   — Ба! Кого я вижу? — сказал государь император прямо в упор Хвостикову, — если глаза меня не обманывают, это бывший мой верноподданный, а ныне товарищ, кондуктор Хвостиков? Здравствуй, дражайший!
   — Караул... Здравия желаю... засыпался... ваше... пропал, и с детками... императорское величество, — совершенно синими губами ответил Хвостиков.
   — Что ж ты какой-то кислый, Хвостиков? — спросил государь император.
   — Смотри веселей, сволочь, когда разговариваешь! — шепнул сзади свитский голос.
   Хвостиков попытался изобразить на лице веселье. И оно вышло у него странным образом. Рот скривился направо, и сам собой закрылся левый глаз.
   — Ну, как же ты поживаешь, милый Хвостиков? — осведомился государь император.
   — Покорнейше благодарим, — беззвучно ответил полумертвый Хвостиков.
   — Все ли в порядке? — продолжал беседу государь император. — Как касса взаимопомощи поживает? Общие собрания?
   — Все благополучно, — отрапортовал Хвостиков.
   — В партию еще не записался? — спросил император.
   — Никак нет.
   — Ну, а все-таки сочувствуешь ведь? — осведомился государь император и при этом улыбнулся так, что у Хвостикова по спине прошел мороз градусов на пять.
   — Отвечай, не заикаясь, к-каналья, — посоветовал сзади голос.
   — Я немножко, — ответил Хвостиков, — самую малость...
   — Ага, малость. А скажи, пожалуйста, дорогой Хвостиков, чей это портрет у тебя на грудях?
   — Это... Это до некоторой степени т. Каменев, — ответил Хвостиков и прикрыл Каменева ладошкой.
   — Тэк-с, — сказал государь император, — очень приятно. Но вот что: багажные веревки у вас есть?
   — Как же, — ответил Хвостиков, чувствуя холод в желудке.
   — Так вот: взять этого сукиного сына и повесить его на багажной веревке на тормозе, — распорядился государь император.
   — За что же, товарищ император? — спросил Хвостиков, и в голове у него все перевернулось кверху ногами.
   — А вот за это самое, — бодро ответил государь император, — за профсоюз, за «Вставай, проклятьем заклейменный», за кассу взаимопомощи, за «Весь мир насилья мы разроем», за портрет, за «до основанья, а затем»... и за тому подобное прочее. Взять его!
   — У меня жена и малые детки, ваше товарищество, — ответил Хвостиков.
   — Об детках и о жене не беспокойся, — успокоил его государь император, — и жену повесим, и деток. Чувствует мое сердце, и по твоей физиономии я вижу, что детки у тебя — пионеры. Ведь пионеры?
   — Пи... — ответил Хвостиков, как телефонная трубка.
   Затем десять рук схватили Хвостикова.
   — Спасите! — закричал Хвостиков, как зарезанный.
   И проснулся.
   В холодном поту.

   Впервые — Гудок. 1925. 27 февраля. С подписью: «Михаил Булгаков».
   Печатается по тексту газеты «Гудок».
 
   Фельетон написан как раз в те дни, когда создавалась повесть «Собачье сердце». Настроение писателя было боевым, и он ждал решительных перемен в «Рэсэфэсэре». «Сон» Хвостикова заставлял читателей задуматься о возможных изменениях в стране.