Страница:
– Ты ее видел? – Виктор сел на кровати, будто его подбросило пружиной.
Мелькнувшая догадка очень не понравилась портальщику.
– Конечно, видел. Только... она тебя уже не ждет.
– С чего ты так решил?
– Не ждет,– повторил Поль.
– Что? – Виктор уже обо всем догадался, но не хотел верить. – Нет, это невозможно. Нет...
Он выскочил из комнаты, пробежал по галерее, потом нырнул в какой-то коридор. Ему захотелось немедленно на воздух. Только чтобы не видеть этой торжествующей, снисходительной усмешки на губах Поля. Алена предала его. За что? Вместо дороги во двор отыскал лестницу на смотровую площадку.
Он бежал, не останавливаясь, едва не упал. А когда очутился наверху, ледяной ветер чуть не сбил его с ног. Был уже вечер. Пики ледяных гор рдели в лучах заката, сами они сделались синими, почти ультрамариновыми, тогда как ущелья тонули во тьме. Виктор метался по крошечной площадке, садился на камни, но тут же вставал и снова бросался от одного края к другому.
– За что? – повторял он снова и снова. – За что?
Он испытывал боль и одновременно – недоумение. Кажется, впервые он не понимал, что случилось. Ему казалось, если он поймет, как все произошло, ему станет легче. Но он не мог понять. Пока эта задача казалась ему неразрешимой.
Потом остановился и посмотрел на этот мир, прекрасный, но совершенно ему чужой, как будто впервые.
Остаться здесь навсегда? Нет, ни за что. В нем закипала ярость. Он уже ненавидел эту землю, которая так поразила его в первый момент. Он в ярости ударил кулаком по стене. Боль на миг его отрезвила. И мгновенно отшвырнула – на самый край скалы. Он едва не свалился в ущелье. Стоял, ухватившись за камень, вдыхал холодный воздух, и его разбирал нелепый идиотский смех. Он чуть не погиб сейчас из-за предательства женщины, которой он никогда не верил.
МИР
– Ну вот, мы и пришли! – объявил команданте.
Он смотрел на храм Кукулькана, на вершину которого вели четыре крутые лестницы, и улыбался. Участники марша тут же разбрелись по всей территории комплекса. Кто-то осматривал площадку для игры в мяч, кто-то – Храм воинов.
Команданте остановился у входа в Храм воинов. Каменный человек полулежал, уперев локти и поджав ноги, держа в руках каменную чашу. Когда-то на нее выкладывали дымящееся, еще теплое сердце жертвы.
– Куда мы пойдем теперь? – спросил Мигель.
Команданте посмотрел на пирамиду и крутые лестницы, ведущие наверх. На вершине стоял квадратный храм, снизу казавшийся крошечным.
– Нас ждет Кукулькан – Пернатый Змей,– объявил команданте.
И первым зашагал по ступеням наверх. За ним потянулись остальные участники марша.
Туристы, что прибыли в Чичен-Ицу до команданте и тысяч сторонников вечно открытых врат, снимали на головидео процессию, что ползла на макушку пирамиды. Вот сейчас первые поднимутся, постоят немного наверху и начнут спускаться. Немногочисленные портальщики, которым за долгие дни затянувшегося марша уже надоело снимать парней и девчонок в пропитанных потом майках, усталых, загорелых, покрытых пылью, и брать однообразные интервью у команданте, немного оживились. Их путешествие должно было вот-вот закончиться, и тогда они смогут попасть в какой-нибудь более интересный уголок Вечного мира.
Участники марша шли и шли наверх, уже вся лестница была запружена народом.
– Черт! Они уже должны начать спускаться! – объявил сухощавый загорелый портальщик с черной курчавой бородой. – Куда они делись?
В самом деле, толпы марширующих, что поднялись наверх, никак не могли разместиться на верхней площадке. Тем более что никого не было видно возле храма. Все вошли в храм и скрылись. На всякий случай портальщик принялся обходить пирамиду, чтобы удостовериться, что ни по одной из трех оставшихся лестниц никто не спускается. Три лестницы пустовали, и только по одной, единственной, обращенной в сторону Колодца Жертв, поднимались и поднимались участники марша.
– Ну, и куда их увел наш Крысолов? – спросил чернобородый портальщик.
Тут только, кажется, его товарищ сообразил, что творится неладное.
Он вдавил тревожную кнопку коммика и закричал срывающимся, мгновенно севшим голосом:
– Непредусмотренный контакт. Непредусмотренный... – и замолчал.
Потому что увидел, что процессия разделилась. Наконец и до участников марша дошло, что там, наверху, происходит что-то неведомое. И «марширующие», вместо того чтобы начать подъем, поворачивали в сторону, обтекали пирамиду. Человеческий поток разорвало надвое. Одна половина медленно втягивалась наверху в двери храма, а вторая закручивалась у подножия пирамиды.
– Видачь, Фрэнк! Видачь! – заорал чернобородый портальщик.
Уже десятки камер были направлены на пирамиду. В воздухе вертелся глайдер с голограммой «Глобал», стремясь запечатлеть происходящее.
– Новые врата! Новые врата! – закричал вдруг чернобородый и, подхватив камеру, рванулся к пирамиде.
Пока он проталкивался через толпу, пока бежал наверх, те, последние из отважившихся совершить подъем вместе с команданте, исчезли в храме. Внезапно сильный порыв ветра ударил портальщику в лицо, он увидел, как легкий мусор: шуршащие обертки, пустые бутылочки и прочая дрянь, оброненные участниками марша,– разлетелся во все стороны, будто кто-то огромный дунул изо всей силы, очищая древнюю пирамиду. Портальщик едва не упал и присел на ступени. Но ветер так же мгновенно стих, как и налетел. Все успокоилось. Только рокот голосов внизу все нарастал. Портальщик поднялся и зашагал наверх, сначала медленно, с опаской, потом все быстрее и быстрее. Достиг вершины и подошел к храму. Осторожно, с бешено бьющимся сердцем заглянул внутрь, ожидая увидеть что-то похожее на синее вращение, какое видел он в воротах Януса. Но здесь ничего не было – полумрак и вековой покой. Можно было подумать, что все эти люди, только что поднявшиеся по лестнице и вошедшие в храм, пригрезились.
Тем временем со всех сторон к храму неслись тени – это сверху из глайдеров спускались автономные капсулы.
Портальщик заметил эмблему врат на борту одного из глайдеров.
Стражи!
В следующий миг его оттеснили. Стражи взяли храм в кольцо, и двое, неся на плечах черные ящики с какой-то аппаратурой, вошли в храм. Тут же вход будто задернули матовой пленкой, а стражи стали медленно продвигаться вперед, выставив серебристые раструбы, сплетенные из ажурной проволоки. Так они двигались, пока не прошли весь храм насквозь. Никто не провалился, не исчез. Никто даже не потерял сознания. Врат внутри не было.
Но те люди, что поднялись с команданте на пирамиду, исчезли.
МИР ВОЙНЫ
Рен Сироткин шел по тропинке, опираясь на суковатую палку. За последние годы он сильно сдал, хотя и проводил немало времени в крепости.
Дом, сложенный из мощных стволов лиственницы, стоял на окраине поселка. Он походил на другие: с узкими оконцами, одноэтажный. Только обширная терраса, тянувшаяся вдоль всей западной стены, отличала это строение от прочих. Хозяин сидел в плетеном кресле. Снизу, с дорожки, было не ясно, чем он занят.
– Здравствуйте, Виктор Павлович! – окликнул хозяина дома рен. – Как поживаете?
Виктор поднял голову:
– Вы же и сами знаете, что дерьмово. Зачем спрашиваете?
– Может быть, пригласите войти? – улыбнулся рен.
– Заходите. Я не запираю дверь.
Рен поднялся по лесенке на террасу. Теперь он увидел, что Виктор держит на коленях старую затрепанную книгу. За прошедшие годы бывший портальщик сильно изменился: волосы почти полностью поседели, лицо приобрело мрачное, какое-то застывшее выражение, а несколько рваных шрамов на щеках и подбородке, давние, уже успевшие побелеть, придавали ему вид настоящего дикаря.
– Сейчас середина мая. Все жители заняты огородами, а вы...
– Все, что мне нужно, я уже посадил,– отрезал Ланьер.
Сироткин опустился в скрипучее рассохшееся кресло.
– Сколько лет прошло? – спросил. – Вы помните?
– Конечно, помню. Двенадцать. И пять лет с того лета, когда мары напали на наш поселок и запалили дом старосты.
– Почему вы отказываетесь жить при дворе герцога? – спросил рен.
– В отличие от вас я терпеть не могу придворную жизнь. Как ваши правнуки и правнучки?
– С каждым днем растут и хорошеют.
– Наследные принцы Валгаллы,– усмехнулся Виктор. – Занятно, здесь мы точно знаем, что бессмертие гарантировано. Лишь самоубийцы не имеют права возродиться. Но все же я бы предпочел ничто, если бы мне позволили выбирать.
Рен вздохнул. Женька, чтобы дети росли нормальными и взрослели в положенный срок, а не превращались в маленьких старичков, все время жила в хроно-постоянной зоне. Так что никакого продления жизни ни в два, а тем более в три раза для нее не предвиделось.
– Предложили бы выпить старику,– кашлянув, сказал Сироткин.
– Пейте. Графин на столе. Вон и стаканы. Тот, зеленый, кажется, чистый. А может, и нет.
Рен налил себе из графина воды.
– Как вы думаете, почему герцог пригласил меня в этот мир?
– Чтобы вы делали его абсолютизм просвещенным. Говорят, вам это удалось. Я слышал про университет...
– Наверное, я неправильно задал вопрос. Надо было спросить: знаете ли вы, почему я согласился приехать сюда?
– Вы хотите, чтобы я ответил, или это вопрос риторический?
– Хочу, чтобы вы ответили, Виктор Павлович.
– Ну что ж,– Виктор посмотрел куда-то поверх головы рена. – Вы – один из ведущих специалистов по теории врат. У меня на коленях лежит книга Хомушкина. Ваше имя там упомянуто, и не раз. Вы знали, что врата расколоты, и решили их привести в надлежащий вид. Вы сказали себе: «Если слухи подтвердятся, и вторые врата действительно существуют, значит, это только две половинки врат, и их можно, воздействуя на морталы, снова закрыть». Так ведь?
– Как вы догадались?
– Я же портальщик, эмпат. И я сын герцога. Еще я умею вытаскивать из людей их маленькие тайны. Ну а дальше... совсем просто. Как только вы поняли, что вторые врата существуют, вы уже не сомневались, что ваша теория верна. Вы захотели врата закрыть. Как рен, наставник, человек, априори ответственный за других, посчитали, что должны очутиться в Диком мире, когда врата закроются. Вам было стыдно оставаться в Вечном мире, поскольку вы распорядились судьбами людей, их о том не спросив.
– Я выбрал отнюдь не худшую сторону.
– Но я-то не имел права выбрать! – вспылил Ланьер.
– Не могу сказать, что вы полностью правы. Но что-то в ваших рассуждениях есть.
Виктор встал, прошел по террасе.
– Знаете, я шел много лет назад один по лесу, без оружия, на метеостанцию, где потом меня чуть не убили, и встретил в лесу лося. Огромный зверь прошествовал мимо меня. А я стоял подле дерева с бешено бьющимся сердцем и хохотал. Я подумал тогда: «Эдем»! Ну да, Даниил Петрович! Мы нашли Эдем! Нам вновь открыли туда врата. А мы превратили их в ворота войны. Если бы мы сделали этот мир другим, нас ждал бы после смерти рай. Всех, кроме самоубийц. Потому что и рай, и ад – только тени этого мира. И ад, и рай – один на всех. Воздаяние свершится для всех и каждого. Неважно, был ли ты праведником или грешником, у всех одна судьба. Сортировкой никто заниматься не намерен. Есть общий вход, врата распахнуты – заходите. Все ответят за грехи всех – никому не удастся спастись в своей маленькой скорлупке праведника. Бурлаков надеялся крепостью пересилить агрессивность скалы. Но не преуспел.
– Ну, многие считают, что Валгалла – это рай.
– Разве грешники несчастны в аду? По-моему, они должны быть в восторге – это их мир, скроенный по их душе. Но я готов выбрать небытие.
– Дайте мне книгу,– попросил рен.
– Хотите полюбоваться на свое имя, напечатанное на бумаге?! – съязвил Виктор, однако протянул книгу рену. – Или, может быть, хотите ее напечатать? Говорят, у вас есть типография?
– Это дело пасиков. Они давным-давно уже печатают книги на этой стороне.
Сироткин сразу открыл книгу на нужной странице. Здесь была карта одного из районов, весьма примитивная и условная, но все равно Виктор сразу узнал это место: две мортальные зоны, и в центре каждой – белые пятна. Когда-то в одной находилась Валгалла. Или Лжевалгалла, как теперь ее называл герцог. В центре второй стояла крепость генерала Бурлакова, где теперь распоряжался Каланжо. Теперь эта зона сильно изменилась, мортальные кольца оказались расколоты хронопостоянными трещинами, и они больше не защищали от внешней угрозы, хотя центры замедленного времени и в крепости, и в скале по-прежнему сохранились.
– Если соединить две эти точки линией,– рен указал на Лжевалгаллу и крепость,– то посредине окажутся новые врата. Вы понимаете... Ведь это решение всего. Вся наша агрессивность – это злоба загнанного в угол животного. Когда на зверя нападают, у него два выхода – драться или бежать. Бегство – предпочтительнее. Зверь защищается, когда бежать некуда. Когда его загнали в угол. Теперь не будет угла. Бежать можно теперь куда угодно.
– Здесь брошенная деревня, в которой я уже бывал, и не раз,– отозвался Ланьер. – А что здесь должны находиться новые врата, говорят уже двенадцать лет, да все без толку. Никому не удалось через эту дверку пройти.
– Здесь могут проходить только посвященные.
– Вы хотите сказать, что все пасики из деревни были посвященными и ушли покорять иные миры? – не поверил Виктор.
– Нет, конечно. В тот момент там не было никаких врат. У нас имелись только две сломанные створки. – Рен смутился, какая-то детская улыбка сморщила его губы. – Что-то мне подсказывает, что вы можете уйти в этом году в начале июня. И вывести тех, кто не может, как вы, больше оставаться на этой стороне. Как вы помните, когда врата закрывались, стабилизатор не дал сдвинуться морталам вокруг крепости. Но вокруг скалы морталы поплыли, и это значит...
– Что это значит? – Виктор боялся поверить.
– Что между створками осталась щель.
Рузгин остановил вездеход у въезда в деревню. За двенадцать лет брошенные дома почти полностью разрушились, у многих не хватало не только окон и дверей, но и крыш. Но странно, дома, в которых никто так и не поселился, все еще стояли.
– Вот уж не думал, что деревня все еще существует! – удивился Рузгин. – И яблони тоже, наверное, осенью плодоносят.
– Интересно, а блиндаж цел? – спросил Димаш. – Пойдем посмотрим? Надо поглядеть, грибы на месте или нет?
– Двенадцать лет прошло! – возмутился Рузгин.
Но Димаш не слушал его и хотел уже бежать наверх, к блиндажу.
– Нам не туда,– остановил его Виктор.
И решительно направился к деревне, неся на плече темно-серую трубу «Пастуха». Ему нужна была главная улица. Единственная улица, которая никуда не вела.
Четыре человека следовали за ним: Рузгин, Димаш, Тая и ее восьмилетняя дочь.
– Я бы осталась... – приговаривала Тая. – Нет, честно, я бы осталась. Но девочке будет лучше на той стороне.
– Мы не знаем, какая она теперь – та сторона,– резонно заметил Рузгин и на всякий случай взял девочку на руки.
– Скорее! – закричал Димаш. – Мы можем пройти. Я верю. Виктор Павлович, ведите!
– Мы застрянем,– прошептал Рузгин.
– Не боись! – отозвался Димаш. – У меня все карманы набиты динариями здешнего кесаря. Любую стражу купим.
Виктор поставил «Пастуха» на максимум и нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло. Не задрожал воздух, не качнулись деревья. Но на дороге образовалось длинное узкое пятно. Как будто луч синего света высветил перед ними путь.
Ланьер сосредоточенно смотрел прямо перед собой. Очень осторожно он шагнул на островок очерченного синим пространства. Как просто! Он сделал шаг. И увидел, что полоса вытянулась и превратилась в дорогу. Он пошел по ней, мысленно при этом держа идущего за ним Димаша за руку. Он шел, пока полоса не кончилась. Тогда он вытянул левую руку и толкнул невидимую дверь. Тут же спертый затхлый воздух ударил в лицо. Виктор невольно зажмурил глаза.
А когда открыл, увидел, что стоит посреди холла в деревянном старом доме. На полу лежал вытертый поблекший ковер. Наверх, на второй этаж, вела лестница с точеными балясинами.
– Ну ни фига себе! – сказал Димаш. – Ну и куда мы попали?
– Это дом писателя Хомушкина,– сказал Виктор. – Я здесь жил двенадцать лет назад.
ЭПИЛОГ
Мелькнувшая догадка очень не понравилась портальщику.
– Конечно, видел. Только... она тебя уже не ждет.
– С чего ты так решил?
– Не ждет,– повторил Поль.
– Что? – Виктор уже обо всем догадался, но не хотел верить. – Нет, это невозможно. Нет...
Он выскочил из комнаты, пробежал по галерее, потом нырнул в какой-то коридор. Ему захотелось немедленно на воздух. Только чтобы не видеть этой торжествующей, снисходительной усмешки на губах Поля. Алена предала его. За что? Вместо дороги во двор отыскал лестницу на смотровую площадку.
Он бежал, не останавливаясь, едва не упал. А когда очутился наверху, ледяной ветер чуть не сбил его с ног. Был уже вечер. Пики ледяных гор рдели в лучах заката, сами они сделались синими, почти ультрамариновыми, тогда как ущелья тонули во тьме. Виктор метался по крошечной площадке, садился на камни, но тут же вставал и снова бросался от одного края к другому.
– За что? – повторял он снова и снова. – За что?
Он испытывал боль и одновременно – недоумение. Кажется, впервые он не понимал, что случилось. Ему казалось, если он поймет, как все произошло, ему станет легче. Но он не мог понять. Пока эта задача казалась ему неразрешимой.
Потом остановился и посмотрел на этот мир, прекрасный, но совершенно ему чужой, как будто впервые.
Остаться здесь навсегда? Нет, ни за что. В нем закипала ярость. Он уже ненавидел эту землю, которая так поразила его в первый момент. Он в ярости ударил кулаком по стене. Боль на миг его отрезвила. И мгновенно отшвырнула – на самый край скалы. Он едва не свалился в ущелье. Стоял, ухватившись за камень, вдыхал холодный воздух, и его разбирал нелепый идиотский смех. Он чуть не погиб сейчас из-за предательства женщины, которой он никогда не верил.
МИР
Глава 30
1
– Ну вот, мы и пришли! – объявил команданте.
Он смотрел на храм Кукулькана, на вершину которого вели четыре крутые лестницы, и улыбался. Участники марша тут же разбрелись по всей территории комплекса. Кто-то осматривал площадку для игры в мяч, кто-то – Храм воинов.
Команданте остановился у входа в Храм воинов. Каменный человек полулежал, уперев локти и поджав ноги, держа в руках каменную чашу. Когда-то на нее выкладывали дымящееся, еще теплое сердце жертвы.
– Куда мы пойдем теперь? – спросил Мигель.
Команданте посмотрел на пирамиду и крутые лестницы, ведущие наверх. На вершине стоял квадратный храм, снизу казавшийся крошечным.
– Нас ждет Кукулькан – Пернатый Змей,– объявил команданте.
И первым зашагал по ступеням наверх. За ним потянулись остальные участники марша.
Туристы, что прибыли в Чичен-Ицу до команданте и тысяч сторонников вечно открытых врат, снимали на головидео процессию, что ползла на макушку пирамиды. Вот сейчас первые поднимутся, постоят немного наверху и начнут спускаться. Немногочисленные портальщики, которым за долгие дни затянувшегося марша уже надоело снимать парней и девчонок в пропитанных потом майках, усталых, загорелых, покрытых пылью, и брать однообразные интервью у команданте, немного оживились. Их путешествие должно было вот-вот закончиться, и тогда они смогут попасть в какой-нибудь более интересный уголок Вечного мира.
Участники марша шли и шли наверх, уже вся лестница была запружена народом.
– Черт! Они уже должны начать спускаться! – объявил сухощавый загорелый портальщик с черной курчавой бородой. – Куда они делись?
В самом деле, толпы марширующих, что поднялись наверх, никак не могли разместиться на верхней площадке. Тем более что никого не было видно возле храма. Все вошли в храм и скрылись. На всякий случай портальщик принялся обходить пирамиду, чтобы удостовериться, что ни по одной из трех оставшихся лестниц никто не спускается. Три лестницы пустовали, и только по одной, единственной, обращенной в сторону Колодца Жертв, поднимались и поднимались участники марша.
– Ну, и куда их увел наш Крысолов? – спросил чернобородый портальщик.
Тут только, кажется, его товарищ сообразил, что творится неладное.
Он вдавил тревожную кнопку коммика и закричал срывающимся, мгновенно севшим голосом:
– Непредусмотренный контакт. Непредусмотренный... – и замолчал.
Потому что увидел, что процессия разделилась. Наконец и до участников марша дошло, что там, наверху, происходит что-то неведомое. И «марширующие», вместо того чтобы начать подъем, поворачивали в сторону, обтекали пирамиду. Человеческий поток разорвало надвое. Одна половина медленно втягивалась наверху в двери храма, а вторая закручивалась у подножия пирамиды.
– Видачь, Фрэнк! Видачь! – заорал чернобородый портальщик.
Уже десятки камер были направлены на пирамиду. В воздухе вертелся глайдер с голограммой «Глобал», стремясь запечатлеть происходящее.
– Новые врата! Новые врата! – закричал вдруг чернобородый и, подхватив камеру, рванулся к пирамиде.
Пока он проталкивался через толпу, пока бежал наверх, те, последние из отважившихся совершить подъем вместе с команданте, исчезли в храме. Внезапно сильный порыв ветра ударил портальщику в лицо, он увидел, как легкий мусор: шуршащие обертки, пустые бутылочки и прочая дрянь, оброненные участниками марша,– разлетелся во все стороны, будто кто-то огромный дунул изо всей силы, очищая древнюю пирамиду. Портальщик едва не упал и присел на ступени. Но ветер так же мгновенно стих, как и налетел. Все успокоилось. Только рокот голосов внизу все нарастал. Портальщик поднялся и зашагал наверх, сначала медленно, с опаской, потом все быстрее и быстрее. Достиг вершины и подошел к храму. Осторожно, с бешено бьющимся сердцем заглянул внутрь, ожидая увидеть что-то похожее на синее вращение, какое видел он в воротах Януса. Но здесь ничего не было – полумрак и вековой покой. Можно было подумать, что все эти люди, только что поднявшиеся по лестнице и вошедшие в храм, пригрезились.
Тем временем со всех сторон к храму неслись тени – это сверху из глайдеров спускались автономные капсулы.
Портальщик заметил эмблему врат на борту одного из глайдеров.
Стражи!
В следующий миг его оттеснили. Стражи взяли храм в кольцо, и двое, неся на плечах черные ящики с какой-то аппаратурой, вошли в храм. Тут же вход будто задернули матовой пленкой, а стражи стали медленно продвигаться вперед, выставив серебристые раструбы, сплетенные из ажурной проволоки. Так они двигались, пока не прошли весь храм насквозь. Никто не провалился, не исчез. Никто даже не потерял сознания. Врат внутри не было.
Но те люди, что поднялись с команданте на пирамиду, исчезли.
МИР ВОЙНЫ
Глава 31
1
Рен Сироткин шел по тропинке, опираясь на суковатую палку. За последние годы он сильно сдал, хотя и проводил немало времени в крепости.
Дом, сложенный из мощных стволов лиственницы, стоял на окраине поселка. Он походил на другие: с узкими оконцами, одноэтажный. Только обширная терраса, тянувшаяся вдоль всей западной стены, отличала это строение от прочих. Хозяин сидел в плетеном кресле. Снизу, с дорожки, было не ясно, чем он занят.
– Здравствуйте, Виктор Павлович! – окликнул хозяина дома рен. – Как поживаете?
Виктор поднял голову:
– Вы же и сами знаете, что дерьмово. Зачем спрашиваете?
– Может быть, пригласите войти? – улыбнулся рен.
– Заходите. Я не запираю дверь.
Рен поднялся по лесенке на террасу. Теперь он увидел, что Виктор держит на коленях старую затрепанную книгу. За прошедшие годы бывший портальщик сильно изменился: волосы почти полностью поседели, лицо приобрело мрачное, какое-то застывшее выражение, а несколько рваных шрамов на щеках и подбородке, давние, уже успевшие побелеть, придавали ему вид настоящего дикаря.
– Сейчас середина мая. Все жители заняты огородами, а вы...
– Все, что мне нужно, я уже посадил,– отрезал Ланьер.
Сироткин опустился в скрипучее рассохшееся кресло.
– Сколько лет прошло? – спросил. – Вы помните?
– Конечно, помню. Двенадцать. И пять лет с того лета, когда мары напали на наш поселок и запалили дом старосты.
– Почему вы отказываетесь жить при дворе герцога? – спросил рен.
– В отличие от вас я терпеть не могу придворную жизнь. Как ваши правнуки и правнучки?
– С каждым днем растут и хорошеют.
– Наследные принцы Валгаллы,– усмехнулся Виктор. – Занятно, здесь мы точно знаем, что бессмертие гарантировано. Лишь самоубийцы не имеют права возродиться. Но все же я бы предпочел ничто, если бы мне позволили выбирать.
Рен вздохнул. Женька, чтобы дети росли нормальными и взрослели в положенный срок, а не превращались в маленьких старичков, все время жила в хроно-постоянной зоне. Так что никакого продления жизни ни в два, а тем более в три раза для нее не предвиделось.
– Предложили бы выпить старику,– кашлянув, сказал Сироткин.
– Пейте. Графин на столе. Вон и стаканы. Тот, зеленый, кажется, чистый. А может, и нет.
Рен налил себе из графина воды.
– Как вы думаете, почему герцог пригласил меня в этот мир?
– Чтобы вы делали его абсолютизм просвещенным. Говорят, вам это удалось. Я слышал про университет...
– Наверное, я неправильно задал вопрос. Надо было спросить: знаете ли вы, почему я согласился приехать сюда?
– Вы хотите, чтобы я ответил, или это вопрос риторический?
– Хочу, чтобы вы ответили, Виктор Павлович.
– Ну что ж,– Виктор посмотрел куда-то поверх головы рена. – Вы – один из ведущих специалистов по теории врат. У меня на коленях лежит книга Хомушкина. Ваше имя там упомянуто, и не раз. Вы знали, что врата расколоты, и решили их привести в надлежащий вид. Вы сказали себе: «Если слухи подтвердятся, и вторые врата действительно существуют, значит, это только две половинки врат, и их можно, воздействуя на морталы, снова закрыть». Так ведь?
– Как вы догадались?
– Я же портальщик, эмпат. И я сын герцога. Еще я умею вытаскивать из людей их маленькие тайны. Ну а дальше... совсем просто. Как только вы поняли, что вторые врата существуют, вы уже не сомневались, что ваша теория верна. Вы захотели врата закрыть. Как рен, наставник, человек, априори ответственный за других, посчитали, что должны очутиться в Диком мире, когда врата закроются. Вам было стыдно оставаться в Вечном мире, поскольку вы распорядились судьбами людей, их о том не спросив.
– Я выбрал отнюдь не худшую сторону.
– Но я-то не имел права выбрать! – вспылил Ланьер.
– Не могу сказать, что вы полностью правы. Но что-то в ваших рассуждениях есть.
Виктор встал, прошел по террасе.
– Знаете, я шел много лет назад один по лесу, без оружия, на метеостанцию, где потом меня чуть не убили, и встретил в лесу лося. Огромный зверь прошествовал мимо меня. А я стоял подле дерева с бешено бьющимся сердцем и хохотал. Я подумал тогда: «Эдем»! Ну да, Даниил Петрович! Мы нашли Эдем! Нам вновь открыли туда врата. А мы превратили их в ворота войны. Если бы мы сделали этот мир другим, нас ждал бы после смерти рай. Всех, кроме самоубийц. Потому что и рай, и ад – только тени этого мира. И ад, и рай – один на всех. Воздаяние свершится для всех и каждого. Неважно, был ли ты праведником или грешником, у всех одна судьба. Сортировкой никто заниматься не намерен. Есть общий вход, врата распахнуты – заходите. Все ответят за грехи всех – никому не удастся спастись в своей маленькой скорлупке праведника. Бурлаков надеялся крепостью пересилить агрессивность скалы. Но не преуспел.
– Ну, многие считают, что Валгалла – это рай.
– Разве грешники несчастны в аду? По-моему, они должны быть в восторге – это их мир, скроенный по их душе. Но я готов выбрать небытие.
– Дайте мне книгу,– попросил рен.
– Хотите полюбоваться на свое имя, напечатанное на бумаге?! – съязвил Виктор, однако протянул книгу рену. – Или, может быть, хотите ее напечатать? Говорят, у вас есть типография?
– Это дело пасиков. Они давным-давно уже печатают книги на этой стороне.
Сироткин сразу открыл книгу на нужной странице. Здесь была карта одного из районов, весьма примитивная и условная, но все равно Виктор сразу узнал это место: две мортальные зоны, и в центре каждой – белые пятна. Когда-то в одной находилась Валгалла. Или Лжевалгалла, как теперь ее называл герцог. В центре второй стояла крепость генерала Бурлакова, где теперь распоряжался Каланжо. Теперь эта зона сильно изменилась, мортальные кольца оказались расколоты хронопостоянными трещинами, и они больше не защищали от внешней угрозы, хотя центры замедленного времени и в крепости, и в скале по-прежнему сохранились.
– Если соединить две эти точки линией,– рен указал на Лжевалгаллу и крепость,– то посредине окажутся новые врата. Вы понимаете... Ведь это решение всего. Вся наша агрессивность – это злоба загнанного в угол животного. Когда на зверя нападают, у него два выхода – драться или бежать. Бегство – предпочтительнее. Зверь защищается, когда бежать некуда. Когда его загнали в угол. Теперь не будет угла. Бежать можно теперь куда угодно.
– Здесь брошенная деревня, в которой я уже бывал, и не раз,– отозвался Ланьер. – А что здесь должны находиться новые врата, говорят уже двенадцать лет, да все без толку. Никому не удалось через эту дверку пройти.
– Здесь могут проходить только посвященные.
– Вы хотите сказать, что все пасики из деревни были посвященными и ушли покорять иные миры? – не поверил Виктор.
– Нет, конечно. В тот момент там не было никаких врат. У нас имелись только две сломанные створки. – Рен смутился, какая-то детская улыбка сморщила его губы. – Что-то мне подсказывает, что вы можете уйти в этом году в начале июня. И вывести тех, кто не может, как вы, больше оставаться на этой стороне. Как вы помните, когда врата закрывались, стабилизатор не дал сдвинуться морталам вокруг крепости. Но вокруг скалы морталы поплыли, и это значит...
– Что это значит? – Виктор боялся поверить.
– Что между створками осталась щель.
2
Рузгин остановил вездеход у въезда в деревню. За двенадцать лет брошенные дома почти полностью разрушились, у многих не хватало не только окон и дверей, но и крыш. Но странно, дома, в которых никто так и не поселился, все еще стояли.
– Вот уж не думал, что деревня все еще существует! – удивился Рузгин. – И яблони тоже, наверное, осенью плодоносят.
– Интересно, а блиндаж цел? – спросил Димаш. – Пойдем посмотрим? Надо поглядеть, грибы на месте или нет?
– Двенадцать лет прошло! – возмутился Рузгин.
Но Димаш не слушал его и хотел уже бежать наверх, к блиндажу.
– Нам не туда,– остановил его Виктор.
И решительно направился к деревне, неся на плече темно-серую трубу «Пастуха». Ему нужна была главная улица. Единственная улица, которая никуда не вела.
Четыре человека следовали за ним: Рузгин, Димаш, Тая и ее восьмилетняя дочь.
– Я бы осталась... – приговаривала Тая. – Нет, честно, я бы осталась. Но девочке будет лучше на той стороне.
– Мы не знаем, какая она теперь – та сторона,– резонно заметил Рузгин и на всякий случай взял девочку на руки.
– Скорее! – закричал Димаш. – Мы можем пройти. Я верю. Виктор Павлович, ведите!
– Мы застрянем,– прошептал Рузгин.
– Не боись! – отозвался Димаш. – У меня все карманы набиты динариями здешнего кесаря. Любую стражу купим.
Виктор поставил «Пастуха» на максимум и нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло. Не задрожал воздух, не качнулись деревья. Но на дороге образовалось длинное узкое пятно. Как будто луч синего света высветил перед ними путь.
Ланьер сосредоточенно смотрел прямо перед собой. Очень осторожно он шагнул на островок очерченного синим пространства. Как просто! Он сделал шаг. И увидел, что полоса вытянулась и превратилась в дорогу. Он пошел по ней, мысленно при этом держа идущего за ним Димаша за руку. Он шел, пока полоса не кончилась. Тогда он вытянул левую руку и толкнул невидимую дверь. Тут же спертый затхлый воздух ударил в лицо. Виктор невольно зажмурил глаза.
А когда открыл, увидел, что стоит посреди холла в деревянном старом доме. На полу лежал вытертый поблекший ковер. Наверх, на второй этаж, вела лестница с точеными балясинами.
– Ну ни фига себе! – сказал Димаш. – Ну и куда мы попали?
– Это дом писателя Хомушкина,– сказал Виктор. – Я здесь жил двенадцать лет назад.
ЭПИЛОГ
Они появились на мостике через ручей. Он сразу узнал их. Женщина лет тридцати и с ней мальчуган лет четырех. Женщина вела ребенка за руку. На ней были белая куртка и рыжие брюки из искусственной кожи. Она мало изменилась, почти не постарела и не пополнела. Только сделалась взрослой, серьезной. Может быть, даже скучной? Виктор перевел взгляд на мальчугана. Круглая мордочка (впрочем, кто в его возрасте не круглолиц?), щечки, как у хомячка, темно-серые глаза с длиннющими ресницами. На мальчике вязаные брючки и вязаная курточка с капюшоном. Синее с зеленым. Ему понравилось, что на малыше вещи ручной работы, что мать все вязала для Жанно на спицах. Сентиментально. В глубине души он всегда был немного сентиментален.
Виктор поднялся и ждал, пока они подойдут.
– Виктор... – Алена улыбнулась. Она старалась не смотреть на его лицо, испещренное мелкими шрамами. Почему-то он не захотел их удалить. Или еще не успел?
– Привет! – Виктор изобразил улыбку. – А это Жанно?
– Он самый. Такой большой, правда?
Виктор присел на корточки, протянул малышу руку.
– Ну что, будем знакомиться?
Жанно молчал.
– У меня для тебя подарок. – Виктор протянул малышку котенка. Котенок был из настоящего меха. Почти как живой.
Жанно помедлил и взял.
– Что надо сказать? – спросила Алена.
– Спасибо,– буркнул Жанно и вытащил котенка из пакета. – Бж-ж... – затарахтел малыш и изобразил, что котенок летит, как глайдер, набирающий высоту.
– Здесь посидим или зайдем в кафе? – спросил Виктор.
– Давай здесь. – Алена опустилась на скамью. Беседа в парке выглядела чуть более официальной, чем беседа в кафе. Встреча в парке абсолютно ни к чему не обязывала. Ну, совершенно ни к чему. Она не хотела, чтобы Виктор на что-то претендовал.
– Хорошо, здесь. – Он сел рядом. Так, чтобы не касаться ее.
– Как ты? – спросила Алена.
– Я? Отлично. Просто замечательно – по сравнению с тем, что было. С июня как уже живу.
– Здорово,– сказала она. Ей было немного неловко. Как бывает неловко здоровому слышать о чужих болячках.
– Я снова поселился в своем старом доме. Мама умерла за две недели до моего возвращения, так что дом не успели продать.
– Да, я знаю, сочувствую... то есть это насчет твоей мамы,– Алена смутилась – не умела она высказывать слова для соболезнований. – Где ты работаешь? Опять в портале? В каком? В «Глобал»? Тебя просто обязаны были взять в «Глобал» после твоего возвращения. – Она выпалила эту фразу с фальшивым воодушевлением.
И еще она знала, что портал «Дельта-ньюз» больше не существует.
Виктор отрицательно покачал головой:
– За двенадцать лет порталы стали другими. Мне приходится учиться заново. Пока Боря Рузгин пристроил меня к себе в фирму. Работаю понемногу. Кажется, втянулся даже.
– Я слышала, ты сразу подключился к этой кампании против вживления коммиков?
– Именно так.
– Может быть, поэтому тебя не берут на работу в портал? Зачем тебе это нужно, не понимаю.
– Ответить правду или солгать?
– Мне все равно.
– Тогда правду. Не хочу, чтобы этот мир превратился в Валгаллу.
– Не понимаю.
– Объяснить?
– Нет. Не надо, не хочу. Твои объяснения – я как будто теряю себя, все время повторяю твои слова. Не хочу. Больше не хочу.
Он пожал плечами, давая понять, что и это возможно.
– Как там, на той стороне? Там ведь не так и плохо? – продолжала допытываться Алена.
– Не так плохо? Если ты прошел врата, то попал в Валгаллу. Пока жив, еще есть шанс вернуться. Умрешь – навсегда станешь ее пленником. Будешь воевать вновь и вновь. Это ли не ад?
У Жанно тем временем началась пальба. Он издавал ртом совершенно уникальные по звучанию звуки. При каждом своем «пш-пш» Жанно жмурил глаза. Он был самым настоящим стреляющим роботом новой модели. Котенок, только что подаренный, тоже участвовал в стрельбе. Когда было нужно, Жанно поднимал руку и издавал уже совершенно другие по тональности «пх-пых-пах...х-х», изображая атаку противника.
– Это у тебя скорострел? «Цезарь»? – спросил Виктор.
Жанно не ответил. «Пх-пх» сделалось чуть тише.
– Не мешай ему,– попросила Алена. – Я так не могу изобразить пальбу,– она засмеялась. – А ты?
– Я на той стороне наслушался достаточно, но его «пш-пш» ласкает слух.
В разговоре появилось что-то интимное. Жанно их стремительно сближал. И это было нечестно. Это походило на шантаж. Виктор вскочил.
– Послушай, давай договоримся! И все точки над i... и вообще выясним до конца. Без обмана. Честно. Прежде всего: я знаю про тебя и Поля.
– Ну что ж, начистоту. – Ее голос сделался холоден. – Я работаю дизайнером, заказов хоть отбавляй.
– Но это мой ребенок. – Виктор смотрел на малыша, и губы невольно расползались в улыбке. – Мой сын...
– Твой брат,– произнесла Алена очень тихо.
– Что? Нет! Не может быть! Поль давным-давно ушел... двенадцать лет назад. А малышу всего четыре с половиной. Так? Это мой посмертный сын.
– Извини, Вик, не хочу лгать. Я тебя ждала. Очень долго. Я по утрам говорила себе: «Он вернется». Я верила, клянусь. Мне снилось почти каждую ночь, что ты стучишь в дверь, а я бегу отворять. Потом испугалась. Вдруг ты вернешься, а я состарюсь. Пройдет слишком много лет... и... я верила, знала, ты придешь. Я согласна была ждать. Но мне нужен был ребенок. Вышло так, что твоя мать отдала мне два кодовых ключа – твой и Поля. Я выбрала его. – Она опустила голову и сказала тихо: – Прости.
Виктор с минуту сидел не двигаясь, молча. Она тоже молчала. Потом Виктор сказал:
– Хорошо, пусть он мой брат. Это на самом деле ничего не меняет.
– Ты серьезно?
«Пх-пх...» – шел за его спиной воображаемый бой. Без грязи и смерти. Без боли. Но это было очень важное сражение. Виктор обернулся. Жанно перестал издавать свое «пх-х» и замер, подняв над головой котенка, хотя за мгновение до этого собирался отправить его в крутое пике.
Виктор наклонился и ухватил Жанно поперек живота. Малыш был приятный на ощупь. Теплый. Мягкий. И весь шерстяной. Кроме льна волос и упругих яблочных щек.
– Атака с воздуха. – Виктор повернул ребенка в сторону высоченный ели. – Та-та-та...
– Пх-пх,– тут же включился в игру Жанно, и котенок кинулся отбивать атаку вражеского глайдера.
– Боевой братец,– усмехнулся Виктор.
– Только в играх,– покачала головой Алена. – А так его обидеть любой может. Он похож на тебя.
– Тогда пусть побеждает в своих играх. – Он посадил малыша ей на руки. Наклонился к ее лицу. Странно – ей показалось, что в этом жесте было больше от Поля, чем от Виктора. – Но только пусть никогда не ищет дорогу в Валгаллу. Никто безболезненно не может войти в царство мертвых воинов и вернуться.
Виктор поднялся и ждал, пока они подойдут.
– Виктор... – Алена улыбнулась. Она старалась не смотреть на его лицо, испещренное мелкими шрамами. Почему-то он не захотел их удалить. Или еще не успел?
– Привет! – Виктор изобразил улыбку. – А это Жанно?
– Он самый. Такой большой, правда?
Виктор присел на корточки, протянул малышу руку.
– Ну что, будем знакомиться?
Жанно молчал.
– У меня для тебя подарок. – Виктор протянул малышку котенка. Котенок был из настоящего меха. Почти как живой.
Жанно помедлил и взял.
– Что надо сказать? – спросила Алена.
– Спасибо,– буркнул Жанно и вытащил котенка из пакета. – Бж-ж... – затарахтел малыш и изобразил, что котенок летит, как глайдер, набирающий высоту.
– Здесь посидим или зайдем в кафе? – спросил Виктор.
– Давай здесь. – Алена опустилась на скамью. Беседа в парке выглядела чуть более официальной, чем беседа в кафе. Встреча в парке абсолютно ни к чему не обязывала. Ну, совершенно ни к чему. Она не хотела, чтобы Виктор на что-то претендовал.
– Хорошо, здесь. – Он сел рядом. Так, чтобы не касаться ее.
– Как ты? – спросила Алена.
– Я? Отлично. Просто замечательно – по сравнению с тем, что было. С июня как уже живу.
– Здорово,– сказала она. Ей было немного неловко. Как бывает неловко здоровому слышать о чужих болячках.
– Я снова поселился в своем старом доме. Мама умерла за две недели до моего возвращения, так что дом не успели продать.
– Да, я знаю, сочувствую... то есть это насчет твоей мамы,– Алена смутилась – не умела она высказывать слова для соболезнований. – Где ты работаешь? Опять в портале? В каком? В «Глобал»? Тебя просто обязаны были взять в «Глобал» после твоего возвращения. – Она выпалила эту фразу с фальшивым воодушевлением.
И еще она знала, что портал «Дельта-ньюз» больше не существует.
Виктор отрицательно покачал головой:
– За двенадцать лет порталы стали другими. Мне приходится учиться заново. Пока Боря Рузгин пристроил меня к себе в фирму. Работаю понемногу. Кажется, втянулся даже.
– Я слышала, ты сразу подключился к этой кампании против вживления коммиков?
– Именно так.
– Может быть, поэтому тебя не берут на работу в портал? Зачем тебе это нужно, не понимаю.
– Ответить правду или солгать?
– Мне все равно.
– Тогда правду. Не хочу, чтобы этот мир превратился в Валгаллу.
– Не понимаю.
– Объяснить?
– Нет. Не надо, не хочу. Твои объяснения – я как будто теряю себя, все время повторяю твои слова. Не хочу. Больше не хочу.
Он пожал плечами, давая понять, что и это возможно.
– Как там, на той стороне? Там ведь не так и плохо? – продолжала допытываться Алена.
– Не так плохо? Если ты прошел врата, то попал в Валгаллу. Пока жив, еще есть шанс вернуться. Умрешь – навсегда станешь ее пленником. Будешь воевать вновь и вновь. Это ли не ад?
У Жанно тем временем началась пальба. Он издавал ртом совершенно уникальные по звучанию звуки. При каждом своем «пш-пш» Жанно жмурил глаза. Он был самым настоящим стреляющим роботом новой модели. Котенок, только что подаренный, тоже участвовал в стрельбе. Когда было нужно, Жанно поднимал руку и издавал уже совершенно другие по тональности «пх-пых-пах...х-х», изображая атаку противника.
– Это у тебя скорострел? «Цезарь»? – спросил Виктор.
Жанно не ответил. «Пх-пх» сделалось чуть тише.
– Не мешай ему,– попросила Алена. – Я так не могу изобразить пальбу,– она засмеялась. – А ты?
– Я на той стороне наслушался достаточно, но его «пш-пш» ласкает слух.
В разговоре появилось что-то интимное. Жанно их стремительно сближал. И это было нечестно. Это походило на шантаж. Виктор вскочил.
– Послушай, давай договоримся! И все точки над i... и вообще выясним до конца. Без обмана. Честно. Прежде всего: я знаю про тебя и Поля.
– Ну что ж, начистоту. – Ее голос сделался холоден. – Я работаю дизайнером, заказов хоть отбавляй.
– Но это мой ребенок. – Виктор смотрел на малыша, и губы невольно расползались в улыбке. – Мой сын...
– Твой брат,– произнесла Алена очень тихо.
– Что? Нет! Не может быть! Поль давным-давно ушел... двенадцать лет назад. А малышу всего четыре с половиной. Так? Это мой посмертный сын.
– Извини, Вик, не хочу лгать. Я тебя ждала. Очень долго. Я по утрам говорила себе: «Он вернется». Я верила, клянусь. Мне снилось почти каждую ночь, что ты стучишь в дверь, а я бегу отворять. Потом испугалась. Вдруг ты вернешься, а я состарюсь. Пройдет слишком много лет... и... я верила, знала, ты придешь. Я согласна была ждать. Но мне нужен был ребенок. Вышло так, что твоя мать отдала мне два кодовых ключа – твой и Поля. Я выбрала его. – Она опустила голову и сказала тихо: – Прости.
Виктор с минуту сидел не двигаясь, молча. Она тоже молчала. Потом Виктор сказал:
– Хорошо, пусть он мой брат. Это на самом деле ничего не меняет.
– Ты серьезно?
«Пх-пх...» – шел за его спиной воображаемый бой. Без грязи и смерти. Без боли. Но это было очень важное сражение. Виктор обернулся. Жанно перестал издавать свое «пх-х» и замер, подняв над головой котенка, хотя за мгновение до этого собирался отправить его в крутое пике.
Виктор наклонился и ухватил Жанно поперек живота. Малыш был приятный на ощупь. Теплый. Мягкий. И весь шерстяной. Кроме льна волос и упругих яблочных щек.
– Атака с воздуха. – Виктор повернул ребенка в сторону высоченный ели. – Та-та-та...
– Пх-пх,– тут же включился в игру Жанно, и котенок кинулся отбивать атаку вражеского глайдера.
– Боевой братец,– усмехнулся Виктор.
– Только в играх,– покачала головой Алена. – А так его обидеть любой может. Он похож на тебя.
– Тогда пусть побеждает в своих играх. – Он посадил малыша ей на руки. Наклонился к ее лицу. Странно – ей показалось, что в этом жесте было больше от Поля, чем от Виктора. – Но только пусть никогда не ищет дорогу в Валгаллу. Никто безболезненно не может войти в царство мертвых воинов и вернуться.