— Ну, поторопился, гад, — хмыкнул Петр, бросив послание неведомого стрелка на столик. — Желаемое за действительное выдал. Что думаешь?
   — Ничего, — признался Земцов. — Рано думать. Ясно только, что этот тип наглый, как черт: средь бела дня, с пятнадцати метров… Или наглый до беспредела, или шизанутый. Вы-то что думаете?
   Положительно, он смотрел так, словно Петра давным-давно должна была осенить стопроцентно правильная версия. Откуда?!
   — Понятия не имею, — пожал он плечами, ничуть не лукавя.
   Земцов смотрел хмуро и недоверчиво. Покривил губы, услышав захлебывающийся вой милицейской сирены:
   — Ну, сейчас начнется…
   И началось. Петр не выходил в коридор, но слышал, как по лестницам затопали деловитые шаги, судя по шуму, казалось, стражей закона нагрянуло не меньше роты.
   В кабинет ввалился коренастый милицейский полковник, совершенно Петру незнакомый, но державшийся, как со знакомым. За ним нагрянули двое в штатском, судя по лицам — не из мелких чинов. Так и вышло, один оказался фээсбэшником, второй — то ли из РУОПа, то ли из ОБЭПа, Петр толком не запомнил, пытаясь удержать в памяти хотя бы звания и фамилии.
   Пришлось подробно рассказать о происшедшем. Чины вертели головами, сочувственно и вроде бы уныло, рассматривали листок с мишенью, не дотрагиваясь до него руками. Появились еще несколько в форме и в штатском, расселись по углам и стали вежливо домогаться подробностей, которые не успели услышать. Пришлось повторять по второму разу. Земцов дополнял собственными небогатыми изысканиями. Табачный дым в кабинете стоял коромыслом — хоть алебарду вешай. Пересказывая все заново и отвечая на уточняющие вопросы, Петр отчего-то чувствовал себя ужасно глупо и даже виновато — как будто это он совершил нечто противозаконное, оторвав от дел такую уйму занятых людей.
   Чины наперебой обещали немедленно разобраться, отыскать и покарать, не допускать впредь.
   Видно было, что все они не на шутку озабочены. В кабинет то и дело заглядывали сыскари помоложе, в форме и в цивильном, выразительной мимикой вызывали своих боссов в приемную, шепотом докладывали. У Петра понемногу сложилось твердое убеждение, что эти проворные ребятки попросту демонстрируют рвение. Ну что, в самом деле, можно было в этих условиях обнаружить такого уж сногсшибательного? Кошке ясно, что стрелявший благополучно скрылся, — будь он отловлен, чины давно кинулись бы всем скопом на него полюбоваться…
   Минут через сорок накал деловой суеты как-то поувял. Один за другим силовики улетучивались, напоследок почти в одних и тех же выражениях обещая приложить все силы и обеспечить полную безопасность законопослушного гражданина П.И. Савельева. Первым появившийся полковник удалился последним, с матерными вкраплениями заверив Петра, что раздобудет эту суку из-под земли и намотает кишки на плетень. Петр только кивал — понимающе, благодарно, механически…
   Земцов исчез с одним из штатских, Петр чуточку растерянно постоял в дверях кабинета, обескураженный столь резким переходом от гама и суеты к покойной тишине. Охранник, расставив ноги, перекрыл вход в приемную из коридора с таким видом, словно собирался стоять здесь монументом до скончания веков. Жанна показала глазами Петру в угол приемной, где с невероятно терпеливым видом сидела рыжеволосая милицейская красотка Даша Шевчук, в простецких летних брючках и футболке с логотипом «Кока-колы». Встретишь на улице — ни за что не угадаешь, кто такая и чем занимается…
   Перехватив его взгляд, Даша неторопливо встала:
   — Павел Иванович, чувствую, мы можем, наконец, спокойно поговорить…
   И, словно бы невзначай, передвинулась так, что просто нельзя было не пропустить ее в кабинет — разве что захлопнуть дверь под самым носом, но к чему? Петр после короткого колебания указал ей на кресло в углу, сел сам, ощущая некую опустошенность и равнодушие ко всему на свете.
   — Вы себя нормально чувствуете, мы можем поговорить?
   — Нормально, — сказал он без особой приязни. Он не лгал — в него стреляли столько раз, что сегодняшнее происшествие, скорее, удивило. Вот уж никак не предполагал. что подобное может случиться средь бела дня. в центре города, с ним персонально. Одно дело — читать в газетах и романах, смотреть по телевизору, но совсем другое — самому оказаться в шкуре несостоявшейся жертвы пресловутого киллера, а по-русски убивца…
   — Вы уж извините за назойливость, но такова жизнь, — сказала Даша. — Полковники и генералы будут давать ценные указания и осуществлять общее руководство, а вот заниматься конкретным сыском — удел бедной, замотанной женщины…
   Петр присмотрелся не без любопытства. На замотанную она никак не походила
   — красивая, спортивного склада, надо полагать, неглупая молодая женщина.
   — Интересно, где вы пистолет носите? — спросил он неожиданно для себя.
   — Позвольте, это останется моей маленькой женской тайной… — ответила Даша с намеком на улыбку, не более. — Павел Иванович, вы не против, если я начну заполнять стандартные бумажки? По такому факту просто необходимо будет возбудить уголовное дело, нужен будет протокол допроса потерпевшего…
   — Валяйте, — кивнул он. — Где у вас пистолет, я, кажется, понял — кобурка слева, меж воображаемым лампасом и… — он замялся, не придумав, как окрестить воображаемую вертикаль, проведенную от подбородка через пупок.
   — Верно подмечено, — Даша на миг вскинула глаза. — Вот только лампасов мне в жизни не заслужить… Савельев Павел Иванович, под судом и след-ствием не состоял, проживающий… вы мне потом для порядка предъявите документ, удостоверяющий личность? Нужно будет внести серию, номер… Итак, неустановленная личность…
   — Субъект. — сердито поправил Петр.
   — Давайте оставим неустановленную личность. — поправила, в свою очередь, Даша. — «Субъект» автоматически подразумевает мужской пол, а «личность» — более обтекаемый термин, в конце концов, это могла быть и женщина… Или вы твердо видели, что — мужчина?
   — Ничего я не видел, — сказал Петр чистую правду. — Машина реванула мотором, как сумасшедшая, и тут же началась пальба. Я плюхнулся на ступеньки, он умчался… Интересно, номер кто-нибудь успел заметить?
   — Нет, я успела уточнить, — мотнула головой Даша. — Тачку, можно спорить, найдут где-нибудь поблизости, тут есть парочка хитрых проходных дворов… Так, неустановленная личность произвела три выстрела из пистолета ТТ, брошенного потом на месте преступления… Ладно, не в том суть.
   Павел Иванович, у вас есть подозрения в отношении каких-то конкретных лиц?
   — Ни малейших, — сказал Петр.
   — А хоть какие-то предварительные соображения у вас есть? Ну, например, не связано ли это с вашей профессиональной деятельностью?
   Он помедлил. Скажешь «нет», а потом окажется, что Пашка перебежал дорогу какому-то Васе Пупкину из концерна «Вдоль-поперек-и-всяко» и Вася при большом стечении публики обещал поквитаться, о чем П.И. Савельев не мог не знать… Но ведь Пашка обязательно рассказал бы? Или не счел нужным?
   — Итак? — мягко поторопила Даша.
   — Нет, — сказал Петр. — Не нахожу я среди тех, кто причастен к моей профессиональной деятельности, кто пересекался со мной по деловым интересам, субъекта… личность, способную… Решительно не усматриваю.
   — Никто не имеет к вам претензий? Долги, неисполненные обязательства?
   — Ничего подобного.
   — Знаете, в наши безумные времена быть кредитором не менее опасно, нежели неисправным должником, — сказала Даша. — Одалживают-то чужие, на время, возвращать приходится свои и насовсем, и это некоторых удручает…
   — Да нет, — сказал Петр. — Не припомню я что-то должников… Правда, имеет смысл посмотреть бухгалтерские документы… Мы уже обсуждали этот вопрос, провалы в памяти остались…
   — Документы я обязательно посмотрю… с вашего разрешения, — сказала Даша. — Ну, а личных денег в крупных размерах вы, часом, никому не ссужали? А вам никто не ссужал личных немалых денежек?
   — Что вы имеете в виду? — сердито спросил Петр,
   — Только то, что говорила, — улыбнулась она с наигранной невинностью. — Не одалживали ли вы кому, не одалживал ли кто вам…
   — А мне показалось…
   — Что?! — мгновенно уцепилась она за его слова. — Если не секрет, что вам показалось?
   — Послушайте… — сказал он сварливо.
   — Умолкаю. — сговорчиво подняла ладонь Даша. — Павел Иванович, я имела в виду исключительно то, что произнесла, что вы, право, сердитесь? Вы — известнейший бизнесмен с безукоризненной репутацией, сие мне известно, никаких подвохов или каверз я и не собираюсь пускать в ход… Ваша репутация вне всяких подозрений, как у жены цезаря… Наконец, — она посмотрела ему прямо в глаза, — наконец, все обстоятельства указывают на то, что это отнюдь не мероприятие, известное под названием «серьезный заказ». Попахивает самодеятельностью непрофессионала, возможно, психически не вполне нормального…
   — Почему вы так решили? — спросил он с искренним интересом.
   — А вы думаете иначе?
   — Я просто спросил.
   — Ну, все просто, — сказала Даша. — Серьезный человек раздобыл бы винтовку с оптикой, устроился бы на чердаке пятиэтажки на другой стороне улицы, сделал бы один-два выстрела и ушел совершенно незамеченным. На моей памяти в Шантарске продавали пушку с истребителя при полном боекомплекте, ну. а достать снайперку с глушителем для некоторых отнюдь не проблема…
   «Права, чертовка рыжая, — мысленно поддакнул Петр. — Один точный выстрел с чердака — и ищи потом гада до скончания веков».
   — Меж тем наша «личность» примитивно поджидает вас на стоянке, на машине,
   — продолжала Даша. — Палит из пистолета, никого не задев, выхлестав только окопное стекло, перепугав женщин… Согласитесь, это либо свидетельствует о полнейшем непрофессионализме, либо… либо, уж простите, выглядит как предупреждение. Я имею право высказать такую версию, правда? И в этой связи обязана снова задать вам вопрос, который, конечно же, вызовет ваше открытое неудовольствие…
   — Я понял, — сказал он хмуро. — Нет, никто… никому… в общем, сформулируйте сами, у меня что-то не получается. Вряд ли кто-то стал бы предупреждать этаким манером. Повторяю, я общаюсь главным образом с серьезными, ответственными людьми, а не шантрапой…
   — Ежели не для протокола — завидую вашему оптимизму, — призналась Даша. — В России мы с вами обитаем, милейший Павел Иванович, у нас все грани размыты, все границы сглажены, сегодня человек — глава администрации, а завтра он киллера нанимает для конкурента.
   — Бросьте. Не в моем случае.
   — Иными словами, вы категорически отметаете причастность к сегодняшнему… событию кого-то из ваших деловых партнеров, близких знакомых, словом, тех, кого можно назвать «привычным кругом общения»?
   — Категорически.
   — Так и запишем… А в том, что касаемо личных проблем?
   — Простите?
   — Скажем откровенно — личная жизнь, — уточнила Даша. — Не торопитесь сердиться, я всего лишь теоретизирую… Скажем, вы проявили внимание к некоей особе, а кому-то это ужасно не понравилось и он весьма своеобразно отреагировал…
   «Черский, — вспомнил Петр. — Нет, вздор. Судя но рассказам Пашки, Черский как раз из серьезных. Из тех, что при нужде посадят на чердаке высокооплачиваемого профессионала с дорогой снайперкой, а не пошлют идиота с волыной».
   — Вы о ком-то вспомнили или просто замкнулись в себе? — мягко спросила Даша.
   — Замкнулся, миль пардон. — сухо ответил Петр. В конце-то концов, что он знает о Пашкиных свершениях на амурном фронте? Ручаться можно, далеко не все. Да что там, у той же Жанны вполне может оказаться кавалер-сопляк, воспылавший праведной ревностью… Машину угнать и сопляк может, пистолет раздобыть — без особых проблем, двадцать первый век на дворе.
   — Нет, — сказал он. — Ни в чем, что касается моей личной жизни, я не могу усмотреть следочка…
   — А разве вы все помните? Вы же в прошлую нашу беседу недвусмысленно ссылались на провалы памяти?
   — Помнится, мы и этот аспект обговаривали, — сказал Петр. — Если что-то выпало из памяти — естественно, я не могу этого вспомнить.
   — Но тем не менее вы говорите так уверенно…
   — Знаете, я все-таки перенервничал, — ответил он. — Не каждый день палят в упор… Вообще, насчет провалов в памяти вам бы следовало поговорить с моим врачом…
   — Боюсь, не получится. Не верю я в спиритизм…
   — Простите?
   — А вы не знали? — удивилась Даша. — Нет, серьезно? Позавчера убили вашего доктора, Шебеко Николая Петровича. Банальнейшая по нынешним временам история: возвращался домой за полночь и, должно быть, привлек внимание обкурившейся шпаны. Двинули чем-то тяжелым по затылку, из карманов все выгребли, часы и куртку сняли… Могу признаться по секрету, что дело глухое. Как у нас выражаются, висяк.
   — Надо же. — сказал Петр с искренним сожалением. — Хороший был врач, толковый…
   — Значит, и в том, что касается личной жизни, вы не можете отыскать ничего… намекающего?
   — Уж простите, нет.
   — Павел Иванович, я произнесу несколько самых заигранных банальностей, но эти самые ба-нальности тем не менее не стали от частого употребления чем-то глупым, неправильным.,. Мы будем искать. И не только мы. Вы — заметный в области человек, начальство, и не только наше, будет вполне искренне стучать кулаком по столу… Но как прикажете работать, если вы упорно отказываетесь дать хоть малейший след?
   — Я не вижу никаких следов. Не могу усмотреть.
   — Павел Иванович… — с мягкой, дипломатической укоризной поморщилась она. — Мы же взрослые люди. Вы не школьник, да и я не институтка. Такое не случается с бухты-барахты. Сидел себе человек, маялся бездельем и скукой, и вдруг стукнуло ему в голову: что же я, дурак, баклуши бью? А возьму-ка боевой пистолет, поеду да стрельну в бизнесмена… А вот, кстати, какой-то весь из себя прикинутый новый русский из своего роскошного офиса спускается, с него и начнем… Так не бывает, Павел Иванович. У нашего стрелка должен быть повод, причина, цель, мотив. Побуждения, потребность… продолжите дальше список, если угодно. Должны быть основания. Веские и серьезные.
   — Вы же сами говорили, что он может оказаться психом.
   — Может, — согласилась Даша. — Но опять-таки, почему он начал именно с вас? Почему стрелял именно в вас? Ни с кем другим похожего в последнее время не случалось.
   — Простите великодушно, но я был с вами откровенным, — сказал Петр, впервые с намеком глянув на часы. — Рассказал все, что знал, и больше мне рассказать нечего… мне что, нужно где-нибудь расписаться?
   — Да, здесь… и здесь. А здесь напишите: «С моих слов записано верно». Прочитайте хорошенько, если вам покажется, что я упустила что-то для вас важное, вы имеете право это вписать…
   — Нет, благодарствуйте, — сказал Петр, пробежав три листка, исписанных небрежным почерком человека, каждодневно имеющего дело с заполнением множества бумаг. — Ничего вы не упустили…
   Она уложила листки в папку, задернула «молнию», встала и с хорошо разыгранным безразличием произнесла:
   — Благодарю вас. Павел Иванович. О любых подвижках я вам тут же сообщу… Выйдя вслед за ней в приемную, Петр обрадовался, увидев рядом с сидевшим
   в уголке Земцовым Косарева. Поманил его:
   — Фомич, зайди. Андропыч, а ты обожди минутку…
   Отведя зама под локоток подальше от двери, Петр шепотом спросил:
   — Где он?
   — Кто? — невинно глянул Фомич. — А-а, вы имеете в виду… Я вас умоляю, потерпите пару дней, он еще не вернулся из столицы.
   — Я боюсь в чем-то напортачить, — признался Петр все тем же шепотом. — Сами видите, какой оборот принимают дела…
   — Не беспокоитесь, голубчик, — прошептал лысый прохиндей, глядя, по своему обыкновению, просветленным взором невинного дитяти. — Ничего вы не напортачите, зря волнуетесь. История, согласен, волнительная, но, я вас умоляю, не дергайтесь. Все наладится.
   — Кто это, как вы думаете?
   — Представления не имею, Павел Иванович. Может, и в самом деле какой-нибудь шизофреник? Их в нынешние вольные времена нельзя, понимаете ли, запереть в больничке, пока они сами не соизволят разрешить. Вот и бродят… Я вам могу сказать одно: он не может быть замешан ни в чем… э-э, дурно пахнущем.
   — А как насчет ревнивого мужа или чего-то в том же роде?
   — Глупости, — веско сказал Фомич. — Вздор. Я бы знал. Дикое стечение обстоятельств…
   — Ладно, — сказал Петр, мрачный, как туча. — Хочу вам верить…
   Он распахнул дверь и энергичным шагом вышел в приемную. Земцов вскочил:
   — Я только что говорил с генералом… Они поставят людей у офиса и будут присматривать за вашим подъездом. Соответственно я усилил охрану по плану «Броня»…
   — Благодарю за службу, — сказал Петр. — Пойдемте-ка взглянем на комнату…
   Он умышленно пропустил Земцова вперед — план здания как-то стерся в памяти, Петр уже не представлял, как попасть в плановый отдел.
   Выходя через десять минут во внутренний дворик, где стоял его «мерс» и две машины с охраной, Петр мысленно почесывал в затылке. Прямо-таки яростно скреб — каковой процесс, уверяют, способ-ствует интенсивности мышления.
   Весь его прошлый опыт категорически восставал против версии о косоруком стрелке, плохо умевшем обращаться с пистолетом. То, что он увидел в плановом отделе, вызывало скорее противоположные мысли.
   Три пулевых выбоины располагались в одну линию, на равном расстоянии друг от друга, он, конечно, мог и ошибаться, но больше всего это походило на то, как если бы умелый стрелок в две секунды аккуратно выпустил три пули именно туда, куда намеревался с самого начала. Как рассчитывал, так и влепил. Слишком уж идеальна воображаемая линия, слишком уж регулярны промежутки.
   Значит, и в самом деле предупреждение? Но касаемо чего?


Глава третья

НЕЗАВЕРШЕННАЯ ФИЛАНТРОПИЯ


   Так уж удачно сложилось, что ни у Пашки, ни у Кати не было привычки уделять поутру время местным новостям. А посему за завтраком телевизор в столовой безмолвствовал, чему Петр был втихомолку рад: чем позже она узнает о веселухе возле фирмы, тем лучше. В вечерние теленово-сти сенсация пока что не попала: и силовички намекали, что приглушат, и Земцов собирался какие-то шаги в этом направлении предпринять. Никто нынче не может держать на коротком поводке всю прессу миллионного города, все телеканалы, в конце концов что-то такое проскочит — но уже сгла-женно, скороговоркой…
   Дождавшись, когда Катя, чмокнув его в щеку, исчезла за дверью в сопровождении шофера — нового какого-то, не Митьки, — Петр, игнорируя мно-гозначительно-блядские взгляды Марианны, быстренько прошел в кабинет, выгреб из сейфа нужные снимки и без колебаний направился к Наде. Постучал приличия ради, она сразу же открыла дверь. За ее спиной на экране плавно вращалась какая-то сложная геометрическая фигура, синяя на черном фоне.
   Петр, довольно невежливо потеснив девчонку с дороги — она не торопилась его впускать, а в коридоре шмыгала Марианна, — вошел, плотно прикрыл за собой дверь, протянул конверт:
   — Держи. И негативы. Все, что было. И давай договоримся, что забудем на веки вечные, лады?
   Надя взвесила в руке конверт встряхнула пленку другой рукой, разворачивая, окинула беглым взглядом. На ее личике явственно изобразилось холодное разочарование. Петра это неприятно задело — он не собирался упиваться своим благородством, но в душе все же ожидал простого человеческого «спасибо». Или она настолько уж Пашку возненавидела? Ох, трудно упрекать…
   — Что-то не так? — спросил он негромко. — По-моему, все…
   — А кассета?
   Он неловко переступил с ноги на ногу — вот так, еще и кассета. Но ничего подобного ни в сейфе, ни в кабинете не отыскалось…
   — Какая? Видео? Аудио?
   Надя посмотрела на него с недоверием, да что там, с легкой брезгливостью:
   — Опять головушка подводит? Так это следует понимать?
   Петр понимал, что достучаться до нее не удастся, но все-таки рискнул:
   — Можешь ты, бисова дитына, раз в жизни поверить честному слову?
   — Твоему?
   — Моему.
   — Трудненько, — призналась Надя, глядя с вызовом.
   — А ты попробуй. Что за кассета, как выглядит? Где она была, когда ты ее видела в последний раз?
   «Безнадежно», — подумал он с тоской. Девчонка кривила пухлые губки в иронической усмешке. Ни единому слову не верила, паршивка…
   — Слушай, черт с тобой, — сказала она устало, безнадежно. — Ну, верить твоим обещаниям нельзя, ясно было… Давай все переведем в плоскость банальной коммерческой сделки. Неси кассету, четко обрисуй, что тебе на этот раз сделать… Согласен?
   Он яростно выдохнул сквозь зубы, старательно борясь со злостью — и на себя, и на нее, и на Пашку. Почти что умоляюще сказал:
   — Пойми ты…
   — А это всегда пожалуйста, — усмехнулась девчонка. — Понимаю, как всегда. Душа у тебя нежная, как цветок, изобретательных фантазий требует. Чего же тут не понять…
   Эта сказочка про белого бычка могла тянуться до бесконечности. И Петр сдался, пожав плечами, вышел — по сути, позорно бежал с поля боя, но что прикажете придумать?
   — Павел Иванович…
   Поджав губы. он несколько секунд разглядывал Марианну, с невинным видом загородившую ему дорогу, потом, не колеблясь, легонько ее посторо-нил:
   — Мадемуазель, по-моему, вы слишком много времени проводите на хозяйской половине…
   Прошел мимо, ухом не поведя при виде заворчавшего Реджи, нажал кнопку, вызывая охранника из «людской», кратко распорядился:
   — Машину. Я — в офис.
   Выходя из подъезда в плотном кольце четырех бодигардов, на миг ощутил прежнее возбуждение, непонятное простому смертному ожидание выстрела. Обошлось. Двор был пуст, только напротив подъезда стояли милицейские «Жигули». Без сомнения, присланные для бережения его скромной персоны.
   У себя в кабинете он начал с того, что старательно обыскал все ящики письменного стола. Обнаружил кучу всякой мелочи, от американских кворте-ров до сломанных зажигалок, — но ни следа Паш-киных забав на ниве фотографии и видеозаписи.
   Подошел к сейфу — той же марки, того же размера, что стоял дома. Задумчиво провел рукой по толстому никелированному колесику. Съездить еще раз за образчиками бытовой химии? Или…
   Пашка всегда был недругом цифири, математика у него шла плохо. Удивительно, как он вообще выбился в крупные негоцианты — впрочем, для этого вовсе не нужно быть гением бухгалтерии, достаточно крутить комбинации, а специалиста по цифири всегда можно нанять, взять в долю… Логично будет предположить, что при нелюбви к ма-тема-тике братец не станет особо мудрствовать в том, что касается кодов…
   И набрал код домашнего сейфа. Дверца не дрогнула. Прокол, однако. Съездить все же в «Тысячу мелочей»?
   По некоему наитию он попробовал еще раз, вновь набрал код, трудолюбиво им вскрытый дома, — но наоборот, от конца к началу, затаив дыхание…
   Есть! Дверца щелкнула, сдаваясь. Повернул ручку, распахнул. Начинаешь верить газетным статьям. уверяющим, будто мозги у близнецов работают совершенно схожим манером. Максимум, на что хватило Пашкиной изобретательности в данном случае, — вывернуть код домашнего сейфа шиворот-навыворот… Ну да, в девятом классе во время одного из розыгрышей, основанного на сходстве близнецов Савельевых, как раз и опознали в «Петре» Пашку благодаря нелюбви последнего к математике…
   Однако никаких видеокассет в сейфе не обнаружилось. Там вообще не было ничего интересного — новенькие японские часы в коробочке, судя по гравировке, преподнесенные братцу на последний день рождения неким (или некой) П. Надпись откровенно суховата — «Паше в день рождения с пожеланием удач. П.» Поди тут определи, какого пола П.
   Импортный газовый револьвер с укороченным дулом, черные пластмассовые коробочки с прозрачными крышками — газовые патроны, сигнальные, патроны с резиновыми пулями. Ствол выглядит так, словно его сто лет не брали в руки, если вообще озаботились хоть раз зарядить и проверить. Правда, полностью исправен — Петр не удержался, проверил.
   Тоненькая стопка деловых бумаг — ничего интересного, счета и подтверждения каких-то поставок. Лист, на котором Пашкиной рукой небрежно написан с десяток греческих имен и фамилий: Спи-рос Манолидис, Микис Теодору, Костас Васили-дис… И так далее. К чему сие, решительно непонятно. Вроде бы у Пашки были какие-то дела со родиной Гомера…
   Синяя коробочка с золотыми сережками — вряд ли это подарок для Кати, очень уж незамысловаты и дешевы, скорее уж сувенир для непритязательной Жанночки или ей подобной. Все. Где же может таиться чертова кассета? Не спрашивать же Фомича…
   Закурлыкал селектор. Петр уже научился худо-бедно с ним обращаться, на сей раз безошибочно угодил пальцем в нужную клавишу.
   — Павел Иванович, ваша супруга на линии… — прощебетала Жанна.
   — Соединяй.
   — Почему ты молчал, не рассказал, что случилось? — едва ли не кричала Катя.