Двое спецназовцев шустро, не помешав друг другу, ворвались в киоск и моментально установили, что там не осталось ни единой живой души. Третий принес китайский «ТТ», бережно держа за кончик дула двумя пальчиками, не уступавшими по толщине стволу. Нюхнул ствол, отрицательно мотнул головой. Даша тоже понюхала – ни малейшего запашка свежего выстрела.
   – Твой? – спросила она окровавленного юниора. Пленный мотнул головой, закатывая глаза и вроде бы собираясь улечься в обморок. Спецназовец безжалостно украсил его наручниками, второй распорол ножом брюки и стал изучать рану.
   – Не знаю я его... – всхлипнула девчонка, трепыхаясь в профессионально цепких объятиях. – Залетел вдруг...
   – Невиноватая ты, он сам пришел... – задумчиво сказала Даша. – Ты что же, дверь нараспашку держала? На «пластинке»-то? Ладно, с тобой мы еще споем, Лизавета... Что там у него?
   – Фигня, – дернул крутым плечом камуфляжник. – Пулевое касательное, по мякоти. Подсыхает уже. Костя, любого технаря из этой лавки приволоки, сполоснем и платком замотаем, не докторов же ради такого звать,..
   – Требую врача! – взвыл пленный, что-то раздумав падать в обморок.
   – Молчать, ты, – сказала Даша, присев рядом с ним на корточки. – Выходит, знаешь меня, киндер? Тем лучше. Кликуху и «прописку», быстро! Запечатаю на тридцатник за оказание злостного сопротивления, слезами умоешься...
   Она торопилась, пока клиент не опомнился от растерянности и боли. Раз он не стрелял, открутиться сможет легко – пальцы успел стереть, со стволом наголо, может статься, его никто и не видел, заскочил человек в первую попавшуюся щель, спасаясь от пуль. Если пистолет чистый, ничегошеньки не пришьешь..-
   – Дракон...
   – Откедова, Дракоша? Центральный рынок?
   – Ну.
   – Кролика страховал?
   – Ну.
   – Подробности.
   – Кролик привез каких-то залетных, с кем-то там они разбираться нацелились...
   – С кем? И насчет чего?
   – А я, знаю? По-моему, московские. «Стрелка» ожидалась мирная, никто и не ждал... Кролик с Панфилом даже стволы брать не стали, чтобы не светиться лишний раз на чужой деревне...
   – А почему здесь? Не возле пионеров?
   – А хер их знает. Попросили меня побродить поодаль, на всякий пожарный. Говорю же, никто не ждал, настрой был на тихое толковище. Те, Кролик сказал, будут на синем «Форде», а подлетела двадцать девятая «волжанка», то ли белая, то ли серая, оттуда пошли понужать из автомата... Панфил успел развернуться – все равно достали. Мне случайно прилетело, они ж лупили в эту сторону...
   – И ты, значит, драпанул?
   – Не переть же на трещотку с... – он спохватился. – С голыми руками! С голыми руками я был...
   – Ну ладно, ведите его, – Даша встала. – И прекрасную лавочницу прихватите для коллекции.
   – За кем они будут?
   – Сейчас наши паханы решат. – сказала Даша.
   И направилась к «Опелю», хрустя кроссовками по битому стеклу и раскатившимся бананам. Выйдя на площадь, увидела, что за оцеплением, целясь сразу тремя видеокамерами не в пример более шикарными, чем у проводившего оперативную съемку эксперта, уже суетятся шустрые ребята, древнейшая профессия в современнейшем вооружении. Стервятники слетелись, а значит, она с камуфляжем ничуть не переборщила: вон тот, мордастенький – с восьмого канала, а ихний «Теле-Шанс» с «Листком» дружнее всех...
   Трупы уже увезли. Слева, у разбросанного товара сбежавших коробейников, кого-то допрашивали. Бортко и Воловиков, крутя головами, молча разглядывали мелочевку из карманов незадачливых пассажиров «Опеля» разложенную на капоте машины, на красной папочке Палыча.
   – Есть свидетели, – сказала Даша. – Статист. Кролик здесь устроил «стрелку», привез вроде бы москвичей...
   – Что москвичей, мы уже знаем... – отозвался шеф. И протянул ей красное удостоверение. У Даши лежало в набедренном кармане точно такое же, малость позахватаннее, правда, и она сначала удивилась, но тут же спохватилась, протянула руку.
   Фотография убитого – человека с заднего сиденья:
   На первый взгляд, корочки – не подделка. Майор Гурьянов Игорь Петрович, Московское городское управление внутренних дел.
   – А это у него лежало в удостоверении... Небольшой листок белой плотной бумаги, сложенный вдоль. Три строчки мелким разборчивым почерком:
   Ольминская Ольга Викторовна – 23-47-16, 27-80-22
   Марзуков Кирилл Сергеевич – 23-21-12, 23-44-03
   Баранов Всеволод Петрович – 36-04-11"
 
* * *
 
   ....Никак нельзя сказать, будто уголовный розыск встал на уши.
   Он в свете последних событий и так стоял на ушах, и позу менять не пришлось – лишь беготни прибавилось. Двухместный номер в гостинице «Шантарск», где остановились Гурьянов и все еще пребывавший на операционном столе Мироненко, вычислили практически моментально, не напрягая интеллекта, – визитки гостиницы отыскались у обоих в карманах. Как и паспорта (а у Мироненко – еще и удостоверение, из коего явствовало, что он занимает немаленький пост в московском частном сыскном агентстве «Бастион»). Никакого оружия не нашли ни при них, ни в номере, зато по отпечаткам пальцев безоговорочно установили, что оба там и в самом деле жили. Вещей почти не было – два «дипломата» со сменными сорочками, бритвенными приборами и прочими мелочами. Судя по авиабилетам, оба прилетели из столицы вчера вечером и отбыть намеревались послезавтра утром.
   Поскольку ни в городском, ни в областном УВД, ни в департаменте общественной безопасности никто и представления не имел ни о какой миссии столичного майора, а командировочных бумаг при нем не обнаружили, заработала спецсвязь. Довольно быстро удалось выяснить, что удостоверение не поддельное, и убитый в Щантарске майор – доподлинный сотрудник столичного ГУВД, вторую неделю пребывающий в отпуске. Чуть больше времени пришлось потратить, чтобы установить идентичность напарника майора, но в конце концов штаб-квартира «Бастиона» уверенно опознала фотографию и признала Мироненко своим – но о цели его приезда в Шантарск «Бастион» то ли не знал сам, то ли не посчитал нужным откровенничать с провинциалами. Разумеется, и в ГУВД, и в «Бастионе» пообещали незамедлительно начать расследование, но результатов сибирякам пришлось бы дожидаться, как подсказывает печальный опыт, до морковкиных заговин.
   Ведмедь самолично наводил страх на спешно отловленных «центровиков» – но те, колотя себя в грудь так, что гул слышали за квартал случайные прохожие принесли торжественно все мыслимые клятвы, будто о личных делах покойного Кролика им ничегошеньки не известно, и никаких москвичей они в глаза не видывали. Как ни стращал их Бортко, как ни обещал осложнить жизнь до предела, уехал он ни с чем – и, в свою очередь, клялся Воловикову (хоть и далеко не так цветисто), что весь его опыт подсказывает: «центровики» не врут, и столичные гости в самом деле были личным калымом Кролика.
   Олечка Ольминская уже никому не могла объяснить, как и почему в кармане ухлопанного неизвестными киллерами столичного варяга оказались ее рабочий и домашний телефоны вкупе с «рабочей» фамилией и доподлинными именем-отчеством. Господин Марзуков, разделивший с ней эту честь, владелец телестудии «Алмаз-ТВ» и зять представителя президента господина Москальца, уже неделю пребывал в Германии, в деловой поездке, и вернуться должен был лишь послезавтра. После беглого опроса на студии, и без того взбудораженной убийством Оленьки, выяснилось, что ни о майоре Гурьянове, ни о частном сыщике Мироненко, ни о фирме «Бастион» там слыхом не слыхивали.
   Третий фигурант, появились сильные подозрения, оказался мифом. Точнее, чистейшей воды псевдонимом. Единственный Всеволод Петрович Баранов, какого удалось отыскать объединенными усилиями всех паспортных столов Шантарска, оказался восьмидесятидвухлетним божьим одуванчиком, третий год безвылазно квартировавшим в доме престарелых с диагнозом «старческое слабоумие». Телефон был контактным, принадлежал инвалиду второй группы, после экспресс-проверки вроде бы признанному благонадежным. Список клиентов инвалида занимал добрый квадратный метр, значился там и В.П. Баранов, каждый вечер звонивший в одно и то же время и принимавший сообщения, если таковые имелись. Каждое воскресенье инвалид выкидывал в мусорный бак накопившиеся за неделю тетрадки с записями – но те сообщения, что значились под фамилией «Баранов» и не успели еще угодить в ведро, ясности не внесли. Самые невинные, на первый взгляд, фразы, безусловно, таившие двойной смысл, но именно из-за этого дешифровке не поддававшиеся.
   «Купили диван» может означать все. что угодно: от «прибыла конопля» до «жена пронюхала»...
   В последовавший за убийством вечер Баранов, вопреки железному ритуалу, не позвонил – похоже, от услуг инвалида отчего-то решил отказаться. На студии «Алмаз-ТВ» заверяли, что представления не имеют ни о каком Баранове.
   Дракошу все еще держали в камере – откровенно говоря, из чистой вредности выжидая, когда истекут законные семьдесят два часа. Как Даша и предвидела, инкриминировать ему ничегошеньки не удалось. Порочащих его свидетелей так и не объявилось, а пистолет оказался чистым и без единого Дракошиного папилляра. С девочкой-продавщицей он и в самом деле был прежде знаком, но это, конечно, не криминал...
   Из сумбурных показаний с превеликим трудом отловленных очевидцев удалось составить более-менее полную картину происшедшего, полностью совпадавшую с рассказом Дракоши; то ли белая, то ли светло-серая «Волга» остановилась впритык к «Опелю» и стрелок с заднего сиденья начал поливать германскую тачку из автомата.
   «Волгу», бело-светло-серую (то бишь модного оттенка «белой ночи»), угнанную у вполне добропорядочного гражданина за полчаса до разборки, обнаружили быстро – брошенной в паре километров от «Грампластинки». С заднего сиденья изъяли АКМС с опустошенным рожком. Вскоре выяснилось, что в Гурьянове и Кролике сидело еще по пистолетной пуле, предположительно от «Вальтера П-88», но пистолет исчез вместе с нападавшими, остались лишь три стреляных гильзы в салоне «Волги».
   Дальше, естественно, тупик. Это для пессимистов. Оптимисты могли полагать тупик входом в лабиринт. К тихой Дашиной радости, дело после короткого военного совета забрали на Черского. Она на всякий случай договорилась с Пилюгиным из областного угро, что орднунга ради допросит Мироненко, когда тот придет в себя (как-никак убийство Олечки висело на ней, и следовало отработать все контакты), но никаких надежд на эту беседу не возлагала и сенсаций, равно как и ужасных тайн, не ждала – тут явно что-то другое, чисто случайно пересекшееся...
   Засидевшись из-за этих половецких плясок в своем кабинете до десяти вечера, Даша, освободившись от хлопот, использовала служебное положение в личных целях – сгоняла сержанта Федю по ближайшим киоскам раздобыть бутылку сладкой миндальной настойки (со строгим наказом заплатить выданные Дашей деньги, а не отымать бесплатно). Сержант обернулся моментально. Она приняла стаканчик и по профессиональной привычке попыталась все же подыскать кровавой разборке подходящее объяснение.
   Как ни крути, все сводилось к нехитрой версии: московский частный сыщик прибыл предъявить кому-то претензию, а за компанию (и соответствующий гонорар, будем реалистами) прихватил знакомого мента. Случаются такие дела, и они сплошь и рядом чище чистого – Просто в последнее время все больше входит в моду не выполнять условия сделок и не возвращать долгов... Возможно, в России такие разборки у пострадавшей парочки и проскакивали, но во глубине сибирских руд злостные должники попались нервные, авторитета московского ГУВД не признали и с ходу изрешетили назойливых просителей. Как поется в полузабытом шлягере – «Вы не в Чикаго, юноша...» Все точно. Шантарск – это вам не Чикаго, это гораздо хуже...
   Вот только «Алмаз-ТВ» на эту гангстерскую акварель не приклеивался ни с какого уголка. Даша потолковала с кем следует еще раньше, сразу после убийства Олечки. Не было в работе «Алмаза» кровавых тайн, ради которых следовало мочить наезжающих средь бела дня, да еще из автомата. Частные телестудии – пока что не подходящее для отмыва грязных денег местечко. Не из-за чего наезжать. Жизненный путь Олечки Ольминской и зятька Марзукова был изучен достаточно хорошо, чтобы смело утверждать: единственный, кто способен на них наехать, имея хотя бы мизерные основания, – это какой-нибудь высокоморальный пенсионер, ветеран «Народной волн» или «Выбора России», возмущенный эротикой, пару раз в неделю радовавшей глаз на семнадцатом канале (в соответствии с нынешними предписаниями, строю после полуночи)... Даша вздохнула, глотнула еще настоечки, придвинула телефон и набрала номер:
   – Здравствуйте, – сказала она. – Это Даша Шелгунова, если помните такую...
   – Господи, Дашенька, неужели вас можно забыть?! – игриво и жизнерадостно завопила Хрумкина. – Куда вы исчезли? Я уже статью вашу поставила на ту неделю...
   – Дела замотали, – сказала Даша, ничуть не играя замотанность – Мебеля свои привозила и затаскивала, грузчики всю кровь выпили, не говоря уж о водке...
   – Да, голосок у вас определенно тусклый... Может, возьмете тачку и заглянете в гости? Я как раз одна, такая скука... А то я – к вам? Устроим новоселье...
   – Честное слово, с ног валюсь, – сказала Даша. – До автомата вот еле добрела, назад дойду – и в отключку до утра...
   – Бедный ребенок... Но это здорово, что вы и замотанная вспомнили о бедной газетной старушонке... А вы знаете, я ведь прекрасно о вашей просьбе помню... Если вы завтра в редакцию подъедете часиков в семь, вечера, понятно, сможем вдвоем навестить интересных людей...
   – Непременно буду, – сказала Даша. – А как там, что-нибудь... – она сделала многозначительную паузу, – торжественное?
   – Да нет, просто нужно же когда-то ввести вас в свет, вот и удобный случай...
   – Непременно буду, – повторила Даша.
 
* * *
 
   ШАНТАРСК ЧЕРСКОГО ВАТАГИНУ СОГЛАСНО ПОСТАНОВЛЕНИЯ КОЛЛЕГИИ НОМЕР... ОТ... СООБЩАЕМ ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ НА ТЕРРИТОРИИ РОСТОВСКОЙ ОБЛАСТИ ГРАЖДАНИН ДАНЬШИН СОРОКА ДВУХ ЛЕТ БЕЗ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ЗАНЯТИИ СОВЕРШИЛ В ДВАДЦАТЬ ОДИН ЧАС ВЕЧЕРА НАПАДЕНИЕ НА ГРАЖДАНИНА КРАШЕНКОВА ДВАДЦАТИ ПЯТИ ЛЕТ ТЧК НАПАДАВШИЙ ПРОКУСИЛ ГРАЖДАНИНУ КРАШЕНКОВУ ГОРЛО И ВЫПИЛ НЕКОТОРОЕ КОЛИЧЕСТВО КРОВИ ТЧК СЛЕДСТВИЕ ВЕДЕТСЯ РОТАНОВ
 
* * *
 
   ШАНТАРСК ЧЕРСКОГО ВАТАГИНУ СОГЛАСНО ПОСТАНОВЛЕНИЯ КОЛЛЕГИИ МВД НОМЕР... ОТ... СООБЩАЕМ ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ НА ТЕРРИТОРИИ ИРКУТСКОЙ ОБЛАСТИ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЕ ПРОКОПЧЕНКО АСЛАХАНОВ ЗОРИН БАРХАТОВ ЧЕКАНОВ ВОЗРАСТ ОТ ПЯТНАДЦАТИ ДО СЕМНАДЦАТИ ЛЕТ СОВЕРШИЛИ НАПАДЕНИЕ НА ГРАЖДАНКУ САМОЙЛЕНКО ДВАДЦАТИ ЧЕТЫРЕХ ЛЕТ НАХОДИВШУЮСЯ ДЕВЯТОМ МЕСЯЦЕ БЕРЕМЕННОСТИ ТЧК ПОСЛЕ СОВЕРШЕНИЯ ИМИ ГРУППОВОГО ИЗНАСИЛОВАНИЯ ПРЫГАЛИ НА ЖИВОТЕ ЖЕНЩИНЫ ЗПТ ЧТОБЫ ЗПТ ПО ИХ ОБЪЯСНЕНИЮ ЗПТ ПОСМОТРЕТЬ ЗПТ КАК ПОЯВЛЯЮТСЯ НА СВЕТ ДЕТИ ТЧК СЛЕДСТВИЕМ УСТАНОВЛЕНО НАЛИЧИЕ В КВАРТИРАХ ВСЕХ ПЯТИ ПОДСЛЕДСТВЕННЫХ САТАНИСТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И СИМВОЛИКИ ТЧК ПРИ НЕОБХОДИМОСТИ МАТЕРИАЛЫ МОГУТ БЫТЬ ВАМ ВЫСЛАНЫ ТЧК КОВЕРДА
 
* * *
 
   ШАНТАРСК ЧЕРСКОГО ВАТАГИНУ СОГЛАСНО ПОСТАНОВЛЕНИЯ КОЛЛЕГИИ МВД НОМЕР... ОТ... СООБЩАЕМ ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ НА ТЕРРИТОРИИ МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ ЧЛЕНАМИ САТАНИСТСКОЙ СЕКТЫ ЧЕРНЫЕ КРЫЛЬЯ СОВЕРШЕНО УБИЙСТВО ГРАЖДАНКИ ДЕМИНОЙ ШЕСТНАДЦАТИ ЛЕТ ЗПТ НАМЕРЕВАВШЕЙСЯ ПОРВАТЬ С СЕКТОЙ ТЧК СЛЕДСТВИЕ ВЕДЕТСЯ ТЧК БАБИЧ

Глава одиннадцатая.
Маскарадных дел мастер.

   Воловиков аккуратно притер «волжанку» к бордюру, выключил мотор. Посидел, бездумно глядя на изящную вывеску салона «Фантазия» (черные силуэты дам с изящными прическами на белом и малиновом фоне), печально вздохнул и изрек:
   – Рыжая, ты там поделикатнее...
   – Помню, – невесело рассмеялась она. – Ногами не бить и сроком не угрожать.
   – Я серьезно.
   – Вы что – боитесь?
   – Сопля ты еще, – сказал шеф, поглаживая печально обвисшие усы. – Я бы тебе, конечно, мог сказать, что деликатность нам тут необходима как орудие производства – с целью наиболее эффективной разработки нового участка работы... Ты бы это проглотила?
   – Не-а. Это, конечно, правда, но процентиков эта на пятьдесят.
   – Все же моя школа... Видишь ли, Рыжая, не боюсь этого сутенера ни капельки. В первую очередь оттого что никто его, если вскроется что-то серьезное, активнее защищать не будет. Не тот случай. Большие люди не любят мелких неприятностей. Спишут его в расход, сдадут, как ненужную карту в покере, и появится другой, половчее... Просто, видишь ли... Переть бульдозером есть смысл на явление, которое ты в силах полностью искоренить или хотя бы нанести ощутимое поражение. А с проституцией как ни боролись за всю писаную историю человечества...
   – Ну вот, проценты правды увеличились примерно до восьмидесяти... – Даша прищурилась:
   – Ежели так рассуждать, нам бы оставить в покое и наркоту, и бандитов, а? Тоже как-то не искореняются полностью, как ни топчи след...
   – Ладно тебе ерша в заднице изображать, – шеф вздохнул вовсе уж тяжко. – Ну да. Дипломатия. Просили меня... не заострять и не будировать. Если не будет серьезного криминала. Ты ни на что, в роли старшего группы будучи, глазыньки свои синие не закрывала? Не первоклассниц в позы ставят, в самом-то деле, и не силком заманивают, по печенкам стуча...
   – Да я понятливая, – сказала Даша, ощутив во рту привкус прогорклого хозяйственного мыла. – И комсомольским задором разоблачать все и вся не горю...
   – Ну вот, ты меня и не подводи. Любой начальник, понимать, в наши грустные и непонятные времена обречен быть дипломатом. Изредка. Ага?
   – Ага, везде одно и то же, а в Лондоне еще и туманы... Не подведу. Честное пионерское.
   Она вылезла и, заранее придавая лицу выражение полного безразличия, направилась в салон. И утешала себя одной бесхитростной мыслью: рано или поздно в такой ситуации оказывается любой сыскарь от Аляски до Антарктиды. Взять хотя бы парижский «розовый балет»...
   Приемная – живые цветы в керамических горшочках на фигурной металлической решетке, мозаика, чистейшие зеркала. Куколка с безупречно нарисованным личиком, в накрахмаленном белом халате, выглядевшем даже чище, чем намеренья «Тибета», тут же поднялась из-за темно-алого стола в форме подковы, ослепительно улыбнулась:
   – Слушаю вас, госпожа.
   – Мне нужен доктор Усачев, – сказала Даша. искренне надеясь, что тон у нее дипломатический.
   Улыбка и глаза ничуть не потускнели, но что-то в них неуловимо изменилось – Дашу мгновенно уценили. Без особого презрения, конечно – она просто перешла из престижной категории в другую...
   – Вам назначено?
   Даша молча опустила веки, не дав себе труда кивнуть. Видимо, кукла нажала хитрую кнопочку – из глубины освещенного приятным мягким светом коридора как-то очень уж кстати появился широкоплечий мальчик при костюме и галстуке – но вот фейс у него определенно был ольховский.
   – Проводите к господину Усачеву, – и кукла потеряла к Даше всякий интерес, вторично титула «госпожи» уже не удостоив.
   Кабинет оказался небольшой, но уютный, выдержанный в разных оттенках янтаря. Небольшая книжная полка, огромный круглый аквариум с яркими вислохвостыми рыбками, безостановочно жевавшими несуществующий чуингам, что твои качки. На стенах маленькие сибирские пейзажи с соснами, сопками и половодьем жарков.
   Доктор вышел из-за стола, галантно помог Даше снять пуховик, пристроил его на вешалку, невероятно радушным жестом указал на мягкое кресло. Она села, покосилась на оказавшуюся рядом большую кушетку – так и подмывало спросить, не на ней ли сдают вступительные экзамены смазливые кандидатки. Доктор, перехватив ее взгляд, пояснил непринужденно, не моргнув глазом:
   – Знаете ли, у западных психоаналитиков, особенно в Штатах, заведено укладывать пациентов на кушетку. Вы уютно устраиваетесь, расслабляетесь и начинаете говорить, постепенно добиваясь плавного и откровенного потока сознания... Японцы применяют схожий метод, «дзуйхцу», но у них следует излагать поток сознания на бумаге...
   – Каллиграфически? – в самый неподходящий момент перебила Даша. С удовольствием отметила, что сбила его с мысли. И невинно закончила: – У них же целое искусство – иероглифы...
   – Что? Возможно... Впрочем, это несущественно. ВЫ сами не хотели бы испытать сеанс психоанализа? У вас ведь очень нервная работа, правда? Психоанализ не имеет ничего общего с вульгарным словечком «псих», это скорее...
   – Давайте лучше устроим сеанс вопросов и ответов, – сказала Даша дипломатично. – Подробных ответов...
   – Как вам будет угодно. Курите, пожалуйста, если курите. Что вы пьете?
   – Ничего.
   – Хотите самоутвердиться, или в самом деле выпивка вас не прельщает, даже хорошая?
   – Все вместе, – сказала Даша, откровенно разглядывая его.
   Лет пятидесяти (по документам – пятьдесят шесть), черные волосы слегка курчавятся, никаких признаков лысины, кожа чуть желтоватая – больная печень? В общем, симпатичный и располагающий, образу душевного психоаналитика маэстро соответствует. На дам старше сорока должен действовать убойно.
   – Итак, вы – Дарья Андреевна Шевчук, капитан угро, следователь по особо важным делам... Еще вас зовут Рыжая, и это вам нравится...
   – Смотря кто зовет.
   – У вас прекрасные волосы. Естественный рыжий цвет сейчас встречается так редко...
   – У меня и ноги красивые, – сказала Даша. – Жаль, что сегодня я в джинсах... Вообще, конечно, я прелесть. Если встанет вопрос насчет вакансий...
   – Если позволите, мы к этому вопросу вернемся позже, – мягко сказал доктор. – Между прочим, я отчего-то уверен, что вы пытаетесь нахамить исключительно из сознания определенной беспомощности... Вас, несомненно, наставляли держаться деликатнее, но вы в силу твердости характера просто обязаны самоутвердиться... Вас непременно следует называть по имени-отчеству?
   Даша спокойно выпустила дым:
   – А вас непременно следует называть доктором?
   – Но я же и в самом деле доктор. Вы, уверен, собрали обо мне все, что смогли в сжатые сроки... Я психотерапевт. И в нынешнем своем бизнесе занимаюсь именно тем, чему меня учили в университете. Знаете, вам, возможно, это покажется странным, но в последнее время в США появилось новое течение в психотерапии – если врачи-женщины считают, что это необходимо, они занимаются сексом с пациентами. К проституции или пресловутому «разврату» это не имеет никакого отношения. Ведь и мои девочки – психотерапия чистейшей воды...
   – Да-а?
   – Зря иронизируете. Это, простите, от невежества. Можно задать нескромный вопрос? У вас с личной жизнью...
   – Я не фригидная, и на личную жизнь не жалуюсь, – сказала Даша.
   – Тогда постарайтесь подняться выше примитивных милицейских рефлексов – хватать, пресекать и доставлять... Попробуйте сделать над собой усилие и взглянуть на проблему шире. Людям, достигшим определенного возраста и располагающим определенными возможностями для удовлетворения прихотей, со временем становится скучновато в постели – однообразие, пресыщение... Полезно ввести некий элемент игры – особо подчеркиваю, не извращения, а игры, театральности, эротического маскарада, отождествления себя и партнерши с персонажами романа или фильма. Меж извращением и ролевой игрой, предлагаемой моей фирмой, – дистанция огромного размера. Я мог бы сослаться на опыт зарубежных коллег, но постараюсь сэкономить ваше время... И если находится человек, способный заплатить немалые деньги за организованную мастерами своего дела игру, если он в отношениях с партнершей остается, повторяю, в рамках самого что ни на есть нормального сексуального поведения – почему бы не поспособствовать клиенту обрести желаемое? Надеюсь, вам не приходила в голову дичайшая мысль, будто в отношении девушек допускается хоть малейшее принуждение? Прекрасно... Считайте, я занимаюсь психотерапией.
   – И кто-то из ваших клиентов был в сопливом детстве влюблен в старшую пионервожатую?
   – Господи, а почему бы и нет? – Доктор, похоже, даже удивился, чуточку. – Почему бы н нет? Возможно, так и обстояло. В любом случае моя фирма утешает. Вот вам, в сопливом, как вы изволили сказать, детстве не случалось, часом, самым несчастным образом влюбляться в элегантного постового? Или блестящего офицера? Ваша служба в армии, да и нынешняя служба, опять-таки связанная с мундиром, заставляет психоаналитика искать глубинные корни решений...
   – Откуда вы знаете, что я служила в армии?
   – Помилуйте, в определенных кругах вы – знаменитость и ваша биография известна... – с милой улыбкой ответил доктор. – И коли уж мы завели разговор о маскараде... Хотите, проведем безобидный эксперимент? Я дам вам адрес одной... костюмерной. Возьмете напрокат любой из имеющихся там нарядов и попробуете действие на вашем партнере. Потом, вместо платы за прокат, расскажете о результатах, просто позвоните и обрисуете парой фраз, только честно...
   – Но ведь партнер не станет мне платить...
   – Это несущественно. Я просто-напросто пытаюсь вам растолковать, что никакого криминала в моей работе нет. Ну как, позвонить в костюмерную? Или наденьте ваш капитанский мундир – у вас ведь есть, конечно? – на голое тело и в таком виде предстаньте перед вашим другом. Простите, почему вы вдруг чуточку покраснели? Право же, я вас не гипнотизирую и не читаю мыслей... Между прочим, вот так, незаметно, наводяще, и начинается подчас психоанализ... Нет, вы, решительно, слегка покраснели... Смущаться совершенно незачем, у вас естественные реакции – стремление разнообразить ощущения. Пробовали уже – я о мундире – или еще собираетесь с духом?