Страница:
– Долларами можно? – невозмутимо спросил Флиссак. – У меня осталось мало рублей.
– Можно, – сказала Даша. – По курсу. Подавая деньги, француз усмехнулся:
– У вас совершенно европейский склад ума, Дария...
– А то, – сказала она, как ни в чем не бывало пряча баксы. – Хотели выехать на чувствительной славянской душе? Дудки, у нас капитализм строят... Самая любимая была шапка...
– Так это и в самом деле не арест?
– Нет.
– Неужели хотите сказать, что я и в самом деле провалился на чужих романах?
– Ага, – сказала Даша. – Вообще, должна признать, это чистая случайность. Мой друг читает по-французски, я ему привезла из Парижа охапку детективов...
– Дюруа мне не говорил...
– А он и не знал, – сказала Даша. – Я с ним уже распрощалась, и тут неожиданно оказалось три часа свободного времени, рейс задерживали – у вас ведь это тоже случается, забастовка какая-то... Я и погуляла по книжному магазину в Орли.
– В самом деле, нелепая случайность... Мадемуазель Дария, Дюруа и правда – мой школьный друг. Но помог он мне не только по старой дружбе. С ним поговорили, он понимал, что затронуты интересы Франции...
– Я вся трепещу, – сказала Даша, въезжая в тихий дворик. – Так романтично... Вы, часом, не алмазные подвески должны были на балу срезать у губернаторши? А не сдать ли мне вас в контрразведку? Ведь если «интересы Франции» – значит, вы самый натуральный шпион, а это уже не моя компетенция...
– Не наезжайте на меня так напористо. Во-первых, вы уже прекрасно понимаете, что улик против меня нет никаких, тем более у контрразведки...
– Зато я прекрасно понимаю, что, если вас отсюда вышлют, вы навсегда останетесь вне игры, сами сказали...
– Вы же не дали мне закончить. Во-вторых, вы не можете не понимать, что я готов с вами сотрудничать.
– Предположим, я это поняла, – Даша остановила машину. – И потому предупреждаю: не вздумайте вилять. Сплошные штампы, верно? Но, извините за откровенность, ваше будущее зависит от того, как вы будете со мной сотрудничать, а не наоборот... Кто вы такой?
– Шпион, – сказал он с легкой улыбкой. – Но исключительно промышленный. Международного класса, могу признаться без ложной скромности. Вы зря связываете слова «интересы Франции» с политической разведкой. Сто раз простите, но у вас до сих пор, несмотря на все изменения, совершенно по-варварски относятся к экономическим интересам государства. У нас иначе. Иные концерны имеют службы безопасности, превосходящие разведки некоторых государств...
– Я слышала.
– Тем лучше. Могу заверить, я не работал против вашей страны. Хотя, тут же уточню, не работал и ей во благо. Исключительно на своего нанимателя. Я не буду называть ни его имени, ни концерна, чьи интересы представляю. Достаточно сказать, что это весьма крупный концерн. Вы все равно не сможете проверить, я могу сейчас назвать любые фамилии... Это промышленники. То, что называется «транснациональной корпорацией» – но львиная доля ее принадлежит нашим бизнесменам, а потому интересы компании настолько тесно переплетаются с интересами Франции, что черту меж ними провести решительно невозможно.
– И они хотели купить какой-нибудь заводик?
– Возможно. В будущем. Пока же ситуация совершенно противоположная – расстроить сделку. Слушайте внимательно и не перебивайте, потом спросите, если чего-то не поймете. У Корпорации, назовем ее так условно, хватает на мировом рынке конкурентов, в том числе и отечественных. Но наибольшее беспокойство доставляет одна крупная германская фирма, которую я тоже не стану называть. В один прекрасный день мои наниматели, правление Корпорации, получили доклад аналитического отдела своей службы безопасности. Сообщалось, что упоминавшийся германский конкурент заключил на мировом рынке ряд крайне интересных сделок... Вы хоть чуточку разбираетесь в биржевых контрактах?
– Совсем не разбираюсь, – сказала Даша.
– Существуют самые разные контракты, – пояснил Флиссак. – На поставку еще не произведенного товара, на угадываемое повышение либо понижение цен, на колебания курса валют – и еще много, много разновидностей. Если вам нужны термины...
– Не надо. Помаленьку ухватываю суть. И что там с этими контрактами?
– Аналитики сделали недвусмысленный вывод: немцы заключили ряд серьезных контрактов, рассчитывая на огромную прибыль. Но эти фьючерсы могут быть выполнены и прибыль получена в одном-единственном случае: если в руках немцев окажется ваш Кангарский молибденовый комбинат. Либо весь целиком, либо контрольный пакет акций.
– А ошибиться они не могли?
– Они получают огромные деньги за то, чтобы никогда не ошибаться, – непререкаемым тоном заявил Флиссак. – Все контракты основаны на том, что Кангарский комбинат находится в полном и безраздельном владении бошей. Кто-то из аналитиков на всякий случай проделал ретроспективный анализ, просмотрев некоторые прошлые сделки. Результат получился крайне интересный: расчет показывал, что тому же концерну уже принадлежат такие ваши предприятия, как «Шантар-алюмнум», комбинат «Север», АО «ШТН» и «Титан-Сибинтер, ЛТД». Хотя открыто об этой никогда не объявлялось – видите ли, здесь тоже начинаются малопонятные для вас вещи. Сохраняя в тайне приобретение некоей фирмы, управляемой через подставных лиц, можно вести определенную игру...
– Понятно, – нетерпеливо сказала Даша. – Дальше.
– Дальше были использованы методы, определяемые как агентурная разведка. Вскоре установили, что все четыре названных мной предприятия куплены через разветвленную и сложную систему подставных лиц...
– А нам-то талдычат, что у вас полная гласность. Что любой мелкий акционеришка может потребовать полную информацию о хозяевах и подробностях сделок...
– Встретите того, кто это талдычит, фыркните ему в физиономию, – усмехнулся Флиссак. – Рядовой акционер раз в год имеет право прослушать доклад правления, в котором он сплошь и рядом ничего не понимает... И не более того. Институт подставных лиц у нас не уступает вашему. Даже превосходит – ведь это вы у нас учились... Итак. Было установлено: и у нас, и у вас никто не подозревал, что предприятия скуплены на корню бошами. Что за какой-то год с лишним они проглотили четыре крайне лакомых куска и с неукротимой энергией скупает акции Кангарского молибденового. Под словами «никто не подозревает» я имею в виду – сделки по скупке акций производились в обход сложившихся у вас структур, систем, кланов... продолжайте список любыми угодными вам терминами. Предельно упрощая, можно выразиться так: некто, выступая в роли разбойника-одиночки, скупает для немцев ваши наиболее перспективные предприятия. Он не может оказаться совершенным уж человеком со стороны – неминуемо должен располагать и определенной властью, и влиянием, и деньгами, и налаженной сетью помощников. Но это именно волк-одиночка, платный агент, ориентированный на конкретную цель. Поскольку эти операции крайне ущемляли интересы моих нанимателей, было принято решение направить сюда людей. Чтобы, будем называть вещи своими именами, сорвать хотя бы переход Кангарского комбината к бошам, коли ничего другого сделать невозможно... Два месяца назад к вам приехал один весьма опытный человек, знавший толк в таких делах. Две недели спустя он исчез.
– Что-то я не припомню в ориентировках насчет исчезновения иностранцев... Флиссак усмехнулся:
– У него не было иностранного паспорта, скажем так...
– Тогда – как его русская фамилия?
– Это вам ничего не даст. Зыбин уже проверил. Человек с такой фамилией вообще не попадал в ваши сводки. Либо еще один неизвестный обезображенный труп, либо... можно исчезнуть бесследно, есть способы, вы ведь знаете? (Даша кивнула). В его исчезновении нет ничего из ряда вон выходящего. Наши игры, мадемуазель Дария, еще более жестоки, чем забавы ребят плаща и кинжала. Те хоть чуть ли не в половине случаев стараются сделать пойманного агента противника сенсацией для прессы – а наши пленные, как правило, растворяются в воздухе. Я не знаю, что из него вытянули, да это и неважно... Главное, он успел осмотреться, кое-что выяснить, наладить контакты с Зыбиным – и, самое интересное, понять, что здесь происходит нечто странное. Это не простая скупка акций у привлеченных шуршанием банкнот не искушенных в биржевых играх держателей. Здесь идет некая обработка.
– Рэкет?
– Нет. Это примитивное объяснение. Мы бы знали. Я не о дебильных мальчиках с обрезками водопроводных труб. Идет некая обработка акционеров с целью вынудить ничего не подозревающих людей продать акции даже помимо своего желания. С использованием неких достижений науки и техники. Впервые эту идею выдвинул исчезнувший агент. Он, правда, не смог подкрепить ее фактами, но его репутация заставляла отнестись к сообщению предельно серьезно. Косвенное подтверждение мы получили чуть позже – когда у вас в Шантарске был замечен фон Бреве. Кстати, фамилия не настоящая. Это начальник одного из научно-исследовательских отделов того самого немецкого концерна. Хитрейший лис. Ну вот, и прилетел я... Принял в наследство Зыбина, и началась работа. Примите мои самые искренние извинения за тот микрофон, но у меня не было другого выбора. Вы глубже всех проникли в эту операцию, держали почти все кончики, хотя об этом и не подозревали. Напоминаю, я не сделал ничего, что могло бы нанести ущерб вашей стране, вашей полиции...
– Вы вычислили самого главного?
– Нет. Рассчитывали, что к нему нас приведет Агеев.
– Вот он Зыбина и привел...
– Как его убили?
– Бесцеремонно, – отмахнулась Даша. – В хорошем агеевском стиле. А в суть обработки вы проникли?
– Пока нет.
– Я слушала пленочку, запись вашей беседы с Зыбиным...
– Извините, я сбивал цену, давая с таинственным видом понять, что мне известно гораздо больше, чем ему представляется, – сказал Флиссак. – Обычная тактика для деловых переговоров. Зыбин был оборотистым парнем, но запрашивал чересчур уж много. Есть у вас, русских, такая привычка – должно быть, от неуверенности в завтрашнем дне, простите... Правда, работал он отлично. Я имел все основания рассчитывать, что дойдет до сути... Слегка блефовал, конечно, но это опять-таки в традициях игры. Дария, повторяю, я не грешил против ваших интересов...
– Помолчите, – сказала Даша, закуривая. Она была довольна собой. О чем бы там француз ни умалчивал, как бы ни крутил, главное в другом – эта беседа неопровержимо свидетельствовала, что Даша на сто процентов права. Головоломка сложилась. Не было лишних кусочков.
– Поехали, – сказала она, гася окурок.
– Вы же меня о многом не спросили... Я бы на вашем месте...
– На моем месте, право, скучно и неуютно, – сказала Даша. – Так что не разевайте на него рот. Конечно, при других обстоятельствах я бы вас о многом еще расспросила... Но нет нужды. Я знаю.
– Но не хотите же вы сказать...
– Я знаю суть, – сказала Даша. – Что вам нужно для успеха операции? Чтобы вывести эту сволочь на чистую воду? Письменное признание? Полицейские протоколы?
– Мы же не полиция, – усмехнулся Флиссак. – Достаточно видеозаписи показаний посвященного в игру человека. При условии, что их можно будет проверить хотя бы косвенным образом. Мы не собираемся обращаться в суд, так что можно обойтись без клятвы на Библии и полицейских печатей на бумагах. Лишь бы, повторяю, нашу версию событий можно было относительно легко проверить.
– Скандал в газетах?
– Вполне возможно. Как один из вариантов.
– Ладно, я вас по-христиански прощаю за тот микрофончик, – усмехнулась Даша, трогая машину. – Прикинем, что тут можно сделать...
– Куда мы едем?
– В тихое местечко, где вы притаитесь, как мышка под веником. И будете смирнехонько ждать моих распоряжений.
– Но...
– Хватит, – сказала Даша непререкаемым тоном. – Никаких больше дискуссий – еще и потому, что некогда. К черту хорошие манеры, у вас просто нет другого выхода. Попытаетесь продолжать в одиночку – Агеев вас прихлопнет. Я не шутила насчет картеля... И извиняться перед вами не собираюсь. В конце-то концов, это чистая случайность – фон Бреве и прочие боши могли бы оказаться на вашем месте, а вы – на их. Так что не рассчитывайте на мои пылкие чувства к вам и прекрасной Франции. Вы мне нужны, вот и все. Мне необходимо, чтобы вы живым и здоровым смотались отсюда с вашей пленкой. Но при одном условии – ходить по струнке. Альтернатива – распрощаться со мной и вылезти. Со всеми вытекающими последствиями.
– Гарантии?
– Слово офицера. Выбор за вами, – она чуть сбавила скорость, прижимая машину к тротуару. – Ну?
– Ги предупреждал, что вы – крепкий орешек...
– Это лирика. Ну?
– Я вынужден принять ваши условия, – церемонно сказал Флиссак.
– Всегда считала вас умным человеком, с тех пор, как заглянула за маску... Черт!
На мосту стоял «Москвич» в боевой гаишной раскраске. Сержант помаячил Даше жезлом. Она сбавила ход, показала сквозь стекло свое удостоверение. Однако он, уставясь даже не на нее – на номер – с нехорошим охотничьим азартом рванулся к машине, чуть ли не под колеса прыгая, махая жезлом вовсе уж отчаянно. Неспроста. Из «Москвича», что-то крича коллеге, шустро вылезали двое – один с автоматом через плечо. Кажется, они ему недвусмысленно показывали: «Держи!»
Даша вдавила педаль, обошла впритирочку величаво плывущий белый «Вольво», выскочила на трамвайные рельсы, вновь ушла вправо. Сирена завыла сзади, когда она уже поворачивала с моста направо – нахально, по пешеходной дорожке, где, к счастью, пешеходов не было. Даша пролетела мимо музея, по набережной, под возмущенные гудки виляя и обгоняя справа. Флиссак дисциплинированно молчал. Он дождался, когда Даша медленно въехала в проходной дворик, остановилась, прислушалась (вой сирены пронесся мимо и утих вдалеке). Спросил с деланной небрежностью:
– Это за мной?
– Скорее за мной, – сказала Даша. – Не делайте круглых глаз. У вас что, не бывает межведомственных интриг? То-то... Держите, – подала ему листок из блокнота. – Запомните, потом выбросите в урну... Там все написано, на каком автобусе ехать, как идти. Автобусный билет покупать умеете? Компостером пользоваться?
– Да. У меня, вообще-то, ключи от квартиры Зыбина и его машины...
– В урну, – решительно сказала Даша. – А то еще на вас повесят. В лучших традициях французских фильмов с Аденом Делоном. Такси не пользуйтесь, лучшее укрытие – толпа на остановке... Там, куда вы придете, будет пенсионер. Наш, милицейский. Я ему в свое время здорово помогла, он не станет задавать вопросов, и на него вряд ли выйдут скоро... Ждите меня. Если очень повезет, сможем провернуть все еще сегодня.
– Вас не могут... арестовать?
Чтобы не ронять в его глазах престиж родной Сибири, Даша хотела деланно расхохотаться, но махнула рукой. Сказала серьезно:
– Не думаю. В конце концов, не при Сталине, тут вы правы. Вероятнее всего, будет большая разборка в солидном кабинете. Переживу. Даже если вышибут с треском, на наши планы это не повлияет... Ну, мотайте... писатель.
Он кивнул с озабоченным лицом, открыл дверцу, вылез и не спеша двинулся прочь, совершенно неотличимый от любого среднестатистического шантарского прохожего. Даша выкурила еще сигаретку, подбадривая себя в душе и готовясь к самым неожиданным неприятностям, выехала со двора и нахально, держа не больше сорока, покатила по проспекту Энгельса.
Она прекрасно представляла, в каких точках поставят машины, если объявлено нечто вроде «Трала». И не ошиблась: возле спуска к центральному рынку стояли целых три «лунохода», и около них торчала орава жизнерадостных обормотов, половина – с автоматами, в неизменных капюшонах.
Ее моментально тормознули. Она с самым невинным видом опустила стекло и протянула удостоверение. Незнакомый капитан с лицом умного человека, едва глянув, вернул и отдал честь:
– Дарья Андреевна, вас-то мы и ждем.
– На предмет? – спросила Даша.
– Вам придется проехать в областную прокуратуру. Немедленно. Распоряжение Трофимова.
«Ну вот и говори после этого, что я не телепат», – подумала Даша и спросила:
– В наручниках?
– Ну, товарищ капитан... Просто я, если не возражаете, с вами проеду.
Он отошел, кратенько поговорил со своими, вернулся, сел рядом с Дашей. Она хотела было выжать сцепление, но капитан, словно бы чуточку смущенно, сказал поспешно:
– Сдайте, пожалуйста, оружие. У меня приказ... Даша вынула пистолет, не глядя протянула ему, тронулась с места. Одна из машин с мигалками тут же пристроилась сзади.
Глава тридцать четвертая.
– Можно, – сказала Даша. – По курсу. Подавая деньги, француз усмехнулся:
– У вас совершенно европейский склад ума, Дария...
– А то, – сказала она, как ни в чем не бывало пряча баксы. – Хотели выехать на чувствительной славянской душе? Дудки, у нас капитализм строят... Самая любимая была шапка...
– Так это и в самом деле не арест?
– Нет.
– Неужели хотите сказать, что я и в самом деле провалился на чужих романах?
– Ага, – сказала Даша. – Вообще, должна признать, это чистая случайность. Мой друг читает по-французски, я ему привезла из Парижа охапку детективов...
– Дюруа мне не говорил...
– А он и не знал, – сказала Даша. – Я с ним уже распрощалась, и тут неожиданно оказалось три часа свободного времени, рейс задерживали – у вас ведь это тоже случается, забастовка какая-то... Я и погуляла по книжному магазину в Орли.
– В самом деле, нелепая случайность... Мадемуазель Дария, Дюруа и правда – мой школьный друг. Но помог он мне не только по старой дружбе. С ним поговорили, он понимал, что затронуты интересы Франции...
– Я вся трепещу, – сказала Даша, въезжая в тихий дворик. – Так романтично... Вы, часом, не алмазные подвески должны были на балу срезать у губернаторши? А не сдать ли мне вас в контрразведку? Ведь если «интересы Франции» – значит, вы самый натуральный шпион, а это уже не моя компетенция...
– Не наезжайте на меня так напористо. Во-первых, вы уже прекрасно понимаете, что улик против меня нет никаких, тем более у контрразведки...
– Зато я прекрасно понимаю, что, если вас отсюда вышлют, вы навсегда останетесь вне игры, сами сказали...
– Вы же не дали мне закончить. Во-вторых, вы не можете не понимать, что я готов с вами сотрудничать.
– Предположим, я это поняла, – Даша остановила машину. – И потому предупреждаю: не вздумайте вилять. Сплошные штампы, верно? Но, извините за откровенность, ваше будущее зависит от того, как вы будете со мной сотрудничать, а не наоборот... Кто вы такой?
– Шпион, – сказал он с легкой улыбкой. – Но исключительно промышленный. Международного класса, могу признаться без ложной скромности. Вы зря связываете слова «интересы Франции» с политической разведкой. Сто раз простите, но у вас до сих пор, несмотря на все изменения, совершенно по-варварски относятся к экономическим интересам государства. У нас иначе. Иные концерны имеют службы безопасности, превосходящие разведки некоторых государств...
– Я слышала.
– Тем лучше. Могу заверить, я не работал против вашей страны. Хотя, тут же уточню, не работал и ей во благо. Исключительно на своего нанимателя. Я не буду называть ни его имени, ни концерна, чьи интересы представляю. Достаточно сказать, что это весьма крупный концерн. Вы все равно не сможете проверить, я могу сейчас назвать любые фамилии... Это промышленники. То, что называется «транснациональной корпорацией» – но львиная доля ее принадлежит нашим бизнесменам, а потому интересы компании настолько тесно переплетаются с интересами Франции, что черту меж ними провести решительно невозможно.
– И они хотели купить какой-нибудь заводик?
– Возможно. В будущем. Пока же ситуация совершенно противоположная – расстроить сделку. Слушайте внимательно и не перебивайте, потом спросите, если чего-то не поймете. У Корпорации, назовем ее так условно, хватает на мировом рынке конкурентов, в том числе и отечественных. Но наибольшее беспокойство доставляет одна крупная германская фирма, которую я тоже не стану называть. В один прекрасный день мои наниматели, правление Корпорации, получили доклад аналитического отдела своей службы безопасности. Сообщалось, что упоминавшийся германский конкурент заключил на мировом рынке ряд крайне интересных сделок... Вы хоть чуточку разбираетесь в биржевых контрактах?
– Совсем не разбираюсь, – сказала Даша.
– Существуют самые разные контракты, – пояснил Флиссак. – На поставку еще не произведенного товара, на угадываемое повышение либо понижение цен, на колебания курса валют – и еще много, много разновидностей. Если вам нужны термины...
– Не надо. Помаленьку ухватываю суть. И что там с этими контрактами?
– Аналитики сделали недвусмысленный вывод: немцы заключили ряд серьезных контрактов, рассчитывая на огромную прибыль. Но эти фьючерсы могут быть выполнены и прибыль получена в одном-единственном случае: если в руках немцев окажется ваш Кангарский молибденовый комбинат. Либо весь целиком, либо контрольный пакет акций.
– А ошибиться они не могли?
– Они получают огромные деньги за то, чтобы никогда не ошибаться, – непререкаемым тоном заявил Флиссак. – Все контракты основаны на том, что Кангарский комбинат находится в полном и безраздельном владении бошей. Кто-то из аналитиков на всякий случай проделал ретроспективный анализ, просмотрев некоторые прошлые сделки. Результат получился крайне интересный: расчет показывал, что тому же концерну уже принадлежат такие ваши предприятия, как «Шантар-алюмнум», комбинат «Север», АО «ШТН» и «Титан-Сибинтер, ЛТД». Хотя открыто об этой никогда не объявлялось – видите ли, здесь тоже начинаются малопонятные для вас вещи. Сохраняя в тайне приобретение некоей фирмы, управляемой через подставных лиц, можно вести определенную игру...
– Понятно, – нетерпеливо сказала Даша. – Дальше.
– Дальше были использованы методы, определяемые как агентурная разведка. Вскоре установили, что все четыре названных мной предприятия куплены через разветвленную и сложную систему подставных лиц...
– А нам-то талдычат, что у вас полная гласность. Что любой мелкий акционеришка может потребовать полную информацию о хозяевах и подробностях сделок...
– Встретите того, кто это талдычит, фыркните ему в физиономию, – усмехнулся Флиссак. – Рядовой акционер раз в год имеет право прослушать доклад правления, в котором он сплошь и рядом ничего не понимает... И не более того. Институт подставных лиц у нас не уступает вашему. Даже превосходит – ведь это вы у нас учились... Итак. Было установлено: и у нас, и у вас никто не подозревал, что предприятия скуплены на корню бошами. Что за какой-то год с лишним они проглотили четыре крайне лакомых куска и с неукротимой энергией скупает акции Кангарского молибденового. Под словами «никто не подозревает» я имею в виду – сделки по скупке акций производились в обход сложившихся у вас структур, систем, кланов... продолжайте список любыми угодными вам терминами. Предельно упрощая, можно выразиться так: некто, выступая в роли разбойника-одиночки, скупает для немцев ваши наиболее перспективные предприятия. Он не может оказаться совершенным уж человеком со стороны – неминуемо должен располагать и определенной властью, и влиянием, и деньгами, и налаженной сетью помощников. Но это именно волк-одиночка, платный агент, ориентированный на конкретную цель. Поскольку эти операции крайне ущемляли интересы моих нанимателей, было принято решение направить сюда людей. Чтобы, будем называть вещи своими именами, сорвать хотя бы переход Кангарского комбината к бошам, коли ничего другого сделать невозможно... Два месяца назад к вам приехал один весьма опытный человек, знавший толк в таких делах. Две недели спустя он исчез.
– Что-то я не припомню в ориентировках насчет исчезновения иностранцев... Флиссак усмехнулся:
– У него не было иностранного паспорта, скажем так...
– Тогда – как его русская фамилия?
– Это вам ничего не даст. Зыбин уже проверил. Человек с такой фамилией вообще не попадал в ваши сводки. Либо еще один неизвестный обезображенный труп, либо... можно исчезнуть бесследно, есть способы, вы ведь знаете? (Даша кивнула). В его исчезновении нет ничего из ряда вон выходящего. Наши игры, мадемуазель Дария, еще более жестоки, чем забавы ребят плаща и кинжала. Те хоть чуть ли не в половине случаев стараются сделать пойманного агента противника сенсацией для прессы – а наши пленные, как правило, растворяются в воздухе. Я не знаю, что из него вытянули, да это и неважно... Главное, он успел осмотреться, кое-что выяснить, наладить контакты с Зыбиным – и, самое интересное, понять, что здесь происходит нечто странное. Это не простая скупка акций у привлеченных шуршанием банкнот не искушенных в биржевых играх держателей. Здесь идет некая обработка.
– Рэкет?
– Нет. Это примитивное объяснение. Мы бы знали. Я не о дебильных мальчиках с обрезками водопроводных труб. Идет некая обработка акционеров с целью вынудить ничего не подозревающих людей продать акции даже помимо своего желания. С использованием неких достижений науки и техники. Впервые эту идею выдвинул исчезнувший агент. Он, правда, не смог подкрепить ее фактами, но его репутация заставляла отнестись к сообщению предельно серьезно. Косвенное подтверждение мы получили чуть позже – когда у вас в Шантарске был замечен фон Бреве. Кстати, фамилия не настоящая. Это начальник одного из научно-исследовательских отделов того самого немецкого концерна. Хитрейший лис. Ну вот, и прилетел я... Принял в наследство Зыбина, и началась работа. Примите мои самые искренние извинения за тот микрофон, но у меня не было другого выбора. Вы глубже всех проникли в эту операцию, держали почти все кончики, хотя об этом и не подозревали. Напоминаю, я не сделал ничего, что могло бы нанести ущерб вашей стране, вашей полиции...
– Вы вычислили самого главного?
– Нет. Рассчитывали, что к нему нас приведет Агеев.
– Вот он Зыбина и привел...
– Как его убили?
– Бесцеремонно, – отмахнулась Даша. – В хорошем агеевском стиле. А в суть обработки вы проникли?
– Пока нет.
– Я слушала пленочку, запись вашей беседы с Зыбиным...
– Извините, я сбивал цену, давая с таинственным видом понять, что мне известно гораздо больше, чем ему представляется, – сказал Флиссак. – Обычная тактика для деловых переговоров. Зыбин был оборотистым парнем, но запрашивал чересчур уж много. Есть у вас, русских, такая привычка – должно быть, от неуверенности в завтрашнем дне, простите... Правда, работал он отлично. Я имел все основания рассчитывать, что дойдет до сути... Слегка блефовал, конечно, но это опять-таки в традициях игры. Дария, повторяю, я не грешил против ваших интересов...
– Помолчите, – сказала Даша, закуривая. Она была довольна собой. О чем бы там француз ни умалчивал, как бы ни крутил, главное в другом – эта беседа неопровержимо свидетельствовала, что Даша на сто процентов права. Головоломка сложилась. Не было лишних кусочков.
– Поехали, – сказала она, гася окурок.
– Вы же меня о многом не спросили... Я бы на вашем месте...
– На моем месте, право, скучно и неуютно, – сказала Даша. – Так что не разевайте на него рот. Конечно, при других обстоятельствах я бы вас о многом еще расспросила... Но нет нужды. Я знаю.
– Но не хотите же вы сказать...
– Я знаю суть, – сказала Даша. – Что вам нужно для успеха операции? Чтобы вывести эту сволочь на чистую воду? Письменное признание? Полицейские протоколы?
– Мы же не полиция, – усмехнулся Флиссак. – Достаточно видеозаписи показаний посвященного в игру человека. При условии, что их можно будет проверить хотя бы косвенным образом. Мы не собираемся обращаться в суд, так что можно обойтись без клятвы на Библии и полицейских печатей на бумагах. Лишь бы, повторяю, нашу версию событий можно было относительно легко проверить.
– Скандал в газетах?
– Вполне возможно. Как один из вариантов.
– Ладно, я вас по-христиански прощаю за тот микрофончик, – усмехнулась Даша, трогая машину. – Прикинем, что тут можно сделать...
– Куда мы едем?
– В тихое местечко, где вы притаитесь, как мышка под веником. И будете смирнехонько ждать моих распоряжений.
– Но...
– Хватит, – сказала Даша непререкаемым тоном. – Никаких больше дискуссий – еще и потому, что некогда. К черту хорошие манеры, у вас просто нет другого выхода. Попытаетесь продолжать в одиночку – Агеев вас прихлопнет. Я не шутила насчет картеля... И извиняться перед вами не собираюсь. В конце-то концов, это чистая случайность – фон Бреве и прочие боши могли бы оказаться на вашем месте, а вы – на их. Так что не рассчитывайте на мои пылкие чувства к вам и прекрасной Франции. Вы мне нужны, вот и все. Мне необходимо, чтобы вы живым и здоровым смотались отсюда с вашей пленкой. Но при одном условии – ходить по струнке. Альтернатива – распрощаться со мной и вылезти. Со всеми вытекающими последствиями.
– Гарантии?
– Слово офицера. Выбор за вами, – она чуть сбавила скорость, прижимая машину к тротуару. – Ну?
– Ги предупреждал, что вы – крепкий орешек...
– Это лирика. Ну?
– Я вынужден принять ваши условия, – церемонно сказал Флиссак.
– Всегда считала вас умным человеком, с тех пор, как заглянула за маску... Черт!
На мосту стоял «Москвич» в боевой гаишной раскраске. Сержант помаячил Даше жезлом. Она сбавила ход, показала сквозь стекло свое удостоверение. Однако он, уставясь даже не на нее – на номер – с нехорошим охотничьим азартом рванулся к машине, чуть ли не под колеса прыгая, махая жезлом вовсе уж отчаянно. Неспроста. Из «Москвича», что-то крича коллеге, шустро вылезали двое – один с автоматом через плечо. Кажется, они ему недвусмысленно показывали: «Держи!»
Даша вдавила педаль, обошла впритирочку величаво плывущий белый «Вольво», выскочила на трамвайные рельсы, вновь ушла вправо. Сирена завыла сзади, когда она уже поворачивала с моста направо – нахально, по пешеходной дорожке, где, к счастью, пешеходов не было. Даша пролетела мимо музея, по набережной, под возмущенные гудки виляя и обгоняя справа. Флиссак дисциплинированно молчал. Он дождался, когда Даша медленно въехала в проходной дворик, остановилась, прислушалась (вой сирены пронесся мимо и утих вдалеке). Спросил с деланной небрежностью:
– Это за мной?
– Скорее за мной, – сказала Даша. – Не делайте круглых глаз. У вас что, не бывает межведомственных интриг? То-то... Держите, – подала ему листок из блокнота. – Запомните, потом выбросите в урну... Там все написано, на каком автобусе ехать, как идти. Автобусный билет покупать умеете? Компостером пользоваться?
– Да. У меня, вообще-то, ключи от квартиры Зыбина и его машины...
– В урну, – решительно сказала Даша. – А то еще на вас повесят. В лучших традициях французских фильмов с Аденом Делоном. Такси не пользуйтесь, лучшее укрытие – толпа на остановке... Там, куда вы придете, будет пенсионер. Наш, милицейский. Я ему в свое время здорово помогла, он не станет задавать вопросов, и на него вряд ли выйдут скоро... Ждите меня. Если очень повезет, сможем провернуть все еще сегодня.
– Вас не могут... арестовать?
Чтобы не ронять в его глазах престиж родной Сибири, Даша хотела деланно расхохотаться, но махнула рукой. Сказала серьезно:
– Не думаю. В конце концов, не при Сталине, тут вы правы. Вероятнее всего, будет большая разборка в солидном кабинете. Переживу. Даже если вышибут с треском, на наши планы это не повлияет... Ну, мотайте... писатель.
Он кивнул с озабоченным лицом, открыл дверцу, вылез и не спеша двинулся прочь, совершенно неотличимый от любого среднестатистического шантарского прохожего. Даша выкурила еще сигаретку, подбадривая себя в душе и готовясь к самым неожиданным неприятностям, выехала со двора и нахально, держа не больше сорока, покатила по проспекту Энгельса.
Она прекрасно представляла, в каких точках поставят машины, если объявлено нечто вроде «Трала». И не ошиблась: возле спуска к центральному рынку стояли целых три «лунохода», и около них торчала орава жизнерадостных обормотов, половина – с автоматами, в неизменных капюшонах.
Ее моментально тормознули. Она с самым невинным видом опустила стекло и протянула удостоверение. Незнакомый капитан с лицом умного человека, едва глянув, вернул и отдал честь:
– Дарья Андреевна, вас-то мы и ждем.
– На предмет? – спросила Даша.
– Вам придется проехать в областную прокуратуру. Немедленно. Распоряжение Трофимова.
«Ну вот и говори после этого, что я не телепат», – подумала Даша и спросила:
– В наручниках?
– Ну, товарищ капитан... Просто я, если не возражаете, с вами проеду.
Он отошел, кратенько поговорил со своими, вернулся, сел рядом с Дашей. Она хотела было выжать сцепление, но капитан, словно бы чуточку смущенно, сказал поспешно:
– Сдайте, пожалуйста, оружие. У меня приказ... Даша вынула пистолет, не глядя протянула ему, тронулась с места. Одна из машин с мигалками тут же пристроилась сзади.
Глава тридцать четвертая.
«А вы, часом, не верблюд?».
В коридоре возле приемной Евстратова, помощника прокурора области по надзору за милицией, сидела небольшая компания поднадзорных: Слава, Воловиков и полковник Ивакин с Черского, немалый чин в инспекции по кадрам и стойкий недоброжелатель Дашиного шефа. Она, преспокойно кивнув, подумала, что интрига определенно сплетается грязненькая. И шефа, скорее всего, будут доставать через нее...
Минут через несколько в кабинет, словно и не замечая сидящих, прошел Чегодаев. Почти тут же мяукнул селектор:
– Попросите Шевчук и Ивакина.
Для человека постороннего, не знавшего этих двух прокурорских орлов, они могли показаться вполне обаятельными – сидели и смотрели на Дашу чуть ли не с отеческой заботой. «Увы, – печально подумала она, – столь душевные взгляды означают одно – нравится, не нравится, ложись, моя красавица...»
Ивакин устроился поодаль от Даши, намеренно дистанцируясь. Помощи от него Даша и не ждала – скорее веслом по пальцам врежет, когда будет за лодку цепляться...
– Вы догадываетесь, Дарья Андреевна, зачем мы вас пригласили? – крайне шаблонно начал толковище Евстратов.
«Вы...ть и высушить», – сказала Даша. Про себя, конечно. А вслух произнесла, пожав плечами:
– Наверное, опять жалобу накатали. На меня в последнее время что-то частенько пишут...
– Не то слово, – саркастически ухмыльнулся зам по надзору, седовласый, обаятельный и опасный, как гремучая змея. – Дарья Андреевна, я повидал многое, но редко сталкивался с таким феноменом. В самые кратчайщие сроки вы ухитрились дать на себя компромат, какого хватило бы на полдюжины ваших коллег...
– Может, это оттого, что я хорошо работала? – спросила Даша спокойно. – Вы очень хорошее слово подобрали – компромат...
– Я уже слышал эту версию, имеющую хождение в близких к вам кругах, – кивнул Евстратов. – Вы героически расследуете преступление века, и темные силы составили страшный заговор, чтобы вас скомпрометировать... В частности, вас под пистолетом принуждали позировать в откровенных позах, принимать наркотики, использовать подчиненных в личных целях...
Он замолчал – Даша смотрела на него столь лучезарно, наивно и восторженно, что это было хуже всякой издевки. Проворчал:
– Не забывайте, где находитесь...
– Простите? – Даша недоуменно подняла брови. – Я что-то не вполне поняла насчет наркотиков и использования подчиненных...
– Ну что ж, – кивнул он со сговорчивостью, не сулившей ничего хорошего. – В таком случае... Не возражаете, если мы начнем по порядку рассматривать всю клевету и все наветы, скопившиеся в этом гнезде беззакония и террора? Вы, разумеется, вправе тут же давать любые объяснения, которые будут внимательно выслушаны в присутствии третейского судьи, – он кивнул на Ивакина.
– Начнем, – сказала Даша.
Он придвинул к себе папку устрашающей толщины. Несмотря на паскудность момента, Даше стало интересно: это откуда же они столько мусора понатаскали?
– Итак... Начнем с заявлений граждан Величкина, Панова и Давыденко, гражданок Хрумкиной, Плужниковой, Даниловой и Теминой, а также подданного Германии фон Бреве. Все эти заявления касаются одного и того же момента. Утверждается, что вы, будучи внедренной в окружение журналистов Хрумкиной и Василькова, неоднократно употребляли на их глазах наркотики. А в последнем случае, после убийства гражданина Василькова, проводили допросы задержанных, все еще находясь в состоянии наркотического опьянения.
– А данные экспертизы случайно не приложены? Насчет меня.
– Нет. Равно как и нет анализов, позволивших бы однозначно утверждать, что у вас в крови не было наркотика.
– Как же с презумпцией невиновности? – спросила Даша.
– Хорошо, этот аспект снимаем, – неожиданно покладисто, что-то очень уж покладисто согласился прокурор.
– Вы эту сатанистскую братию деликатно именуете «окружением»?
– Простите, но как иначе мы должны ее именовать? У нас в стране не существует законов, запрещавших деятельность подобных обществ. Здесь вам не Иран, Дарья Андреевна, руки не рубят и писателей за выражение своего мнения к смертной казни не приговаривают.
– Это вы про Рушди? Так там же сплошное богохульство и святотатство, а не выражение своего мнения...
– Вы оправдываете подобные методы?
– Нет, – сказала Даша, испугавшись, что пришьют еще и какую-нибудь политику. – Просто уточнила.
– Странное уточнение для человека, имеющего диплом юриста... Хорошо, не будем отвлекаться. Все нарушения законности, вскрытые вами в окружении Хрумкиной и Василькова, касались противоправной деятельности отдельных лиц и не имели прямого отношения к увлечениям, скажем так, большинства из этой компании. Итак, что вы можете показать по данным заявлениям?
– Примитивная месть. У нас, слава богу, есть данные экспертизы и показания свидетелей. Практически все поименованные вами граждане, в том числе и германский подданный, сами были либо под наркотиком, либо пьяными в дым. Все эти данные находятся среди представленных в прокуратуру материалов.
Евстратов обернулся к Чегодаеву. Тот медленно склонил голову.
– Далее, – сказал Евстратов. – Имеется заявление несовершеннолетней Светланы Сайко, утверждающей, что вы пытались склонить ее к совершению акта лесбийской любви с использованием искусственного члена...
– То же, что и выше. Сайко проходит по делу «окружения» – свидетелем, увы...
– А гражданка Анжелика Валентиновна Изместьева у вас по каким-либо делам проходит?
– Свидетель по убийству Ольминской.
– Без всяких «увы»?
– Без, – сказала Даша.
– Отлично, – осклабился Евстратов. – Имеется также заявление данной несовершеннолетней гражданки о том, что вы, вызвав ее на конспиративную квартиру по Чайковского, четыре-шестнадцать, равно пытались склонить к лесбийской любви, угрожая в случае отказа «пристегнуть к делу вагончиком». Вот, прочтите, она тут довольно подробно описывает ваше нижнее белье... Есть у вас такое?
– Есть, – вынуждена была кивнуть Даша. – Но все это – чушь собачья... В жизни я ее на Чайковского не вызывала. И никто из моих не вызывал.
Вмешался Чегодаев:
– Изместьева подробно описала квартиру на Чайковского. При проверке с понятыми описание совпало полностью.
«Толик, сука, – подумала Даша. – И Агеев, конечно».
– Хорошо, – сказала она. – Докажите мне, что я там с ней была. У вас есть что-нибудь, кроме заявления этой шлюшки? Платного усачевского кадра?
– А у вас есть доказательства, что она – платная проститутка, работающая на названное вами лицо?
– Нет.
– У вас нет свидетелей, и у нее нет... Пат? Или, как говорили в старину, ремиз... – Он переложил и эти бумаги налево, но в папке оставалось еще изрядно. – По вашей версии, откуда она узнала о квартире на Чайковского?
– Поляков, – сказала Даша.
– К сотруднику вашей группы, покойному Анатолию Игоревичу Полякову мы еще вернемся... Давайте о фотографиях. Не кажется ли вам, что это чуточку не совмещается с офицерской честью – фотографировать свои эротические забавы с женихом, – используя при этом милицейскую форму, а потом то ли забывать где-то, то ли терять эти снимки? Впрочем, эта деталь скорее в компетенции вашей же инспекции по кадрам... (Ивакин подобрался, неприязненно глядя на Дашу). По этому поводу что вы скажете?
– Вы мне пытаетесь доказать, что я сама фотографировала?
Даша почувствовала, что помаленьку закипает.
– А кто же еще? Все ваши «доказательства» в пользу версии о существовании постороннего фотографа основаны на двух весьма сомнительной ценности фактах: на дырочке в раме окна и на том, что человек, снимавший квартиру за стенкой, вдруг покинул ее раньше времени... Дырочка, извините, на доказательство не тянет. А вашего соседа за стенкой Чегодаев нашел в Курумане. Вполне приличный человек, был в командировке, сделал свои дела быстрее, чем рассчитывал, и уехал, от широты души не требуя у хозяйки возврата довольно мизерной суммы... Хотя, возможно, он тоже агент заговорщиков?
– Не могу сказать. Пока его не проверила, – ответила Даша.
Евстратов сделал страдальческое лицо, пожал плечами:
– Заговорщики плодятся, как тараканы... Дарья Андреевна, если бы у меня была уверенность, что вы психически больны, я бы разговаривал с вами совершенно иначе, да и разговора этого, не исключено, вовсе не состоялось бы. Но в том-то и заключается печальный для вас итог, что вы, судя по всему, совершенно здоровы... если не считать весьма обоснованных подозрений в употреблении наркотиков. А потому, извините, разговор с вами идет достаточно резкий... Что это за история в психдиспансере? Когда вы, будучи в состоянии, весьма похожем на наркотическое опьянение, угрожали пистолетом врачам Хотулеву и Савич, мало того, принудили к тому же вашего водителя Стратонова?
Минут через несколько в кабинет, словно и не замечая сидящих, прошел Чегодаев. Почти тут же мяукнул селектор:
– Попросите Шевчук и Ивакина.
Для человека постороннего, не знавшего этих двух прокурорских орлов, они могли показаться вполне обаятельными – сидели и смотрели на Дашу чуть ли не с отеческой заботой. «Увы, – печально подумала она, – столь душевные взгляды означают одно – нравится, не нравится, ложись, моя красавица...»
Ивакин устроился поодаль от Даши, намеренно дистанцируясь. Помощи от него Даша и не ждала – скорее веслом по пальцам врежет, когда будет за лодку цепляться...
– Вы догадываетесь, Дарья Андреевна, зачем мы вас пригласили? – крайне шаблонно начал толковище Евстратов.
«Вы...ть и высушить», – сказала Даша. Про себя, конечно. А вслух произнесла, пожав плечами:
– Наверное, опять жалобу накатали. На меня в последнее время что-то частенько пишут...
– Не то слово, – саркастически ухмыльнулся зам по надзору, седовласый, обаятельный и опасный, как гремучая змея. – Дарья Андреевна, я повидал многое, но редко сталкивался с таким феноменом. В самые кратчайщие сроки вы ухитрились дать на себя компромат, какого хватило бы на полдюжины ваших коллег...
– Может, это оттого, что я хорошо работала? – спросила Даша спокойно. – Вы очень хорошее слово подобрали – компромат...
– Я уже слышал эту версию, имеющую хождение в близких к вам кругах, – кивнул Евстратов. – Вы героически расследуете преступление века, и темные силы составили страшный заговор, чтобы вас скомпрометировать... В частности, вас под пистолетом принуждали позировать в откровенных позах, принимать наркотики, использовать подчиненных в личных целях...
Он замолчал – Даша смотрела на него столь лучезарно, наивно и восторженно, что это было хуже всякой издевки. Проворчал:
– Не забывайте, где находитесь...
– Простите? – Даша недоуменно подняла брови. – Я что-то не вполне поняла насчет наркотиков и использования подчиненных...
– Ну что ж, – кивнул он со сговорчивостью, не сулившей ничего хорошего. – В таком случае... Не возражаете, если мы начнем по порядку рассматривать всю клевету и все наветы, скопившиеся в этом гнезде беззакония и террора? Вы, разумеется, вправе тут же давать любые объяснения, которые будут внимательно выслушаны в присутствии третейского судьи, – он кивнул на Ивакина.
– Начнем, – сказала Даша.
Он придвинул к себе папку устрашающей толщины. Несмотря на паскудность момента, Даше стало интересно: это откуда же они столько мусора понатаскали?
– Итак... Начнем с заявлений граждан Величкина, Панова и Давыденко, гражданок Хрумкиной, Плужниковой, Даниловой и Теминой, а также подданного Германии фон Бреве. Все эти заявления касаются одного и того же момента. Утверждается, что вы, будучи внедренной в окружение журналистов Хрумкиной и Василькова, неоднократно употребляли на их глазах наркотики. А в последнем случае, после убийства гражданина Василькова, проводили допросы задержанных, все еще находясь в состоянии наркотического опьянения.
– А данные экспертизы случайно не приложены? Насчет меня.
– Нет. Равно как и нет анализов, позволивших бы однозначно утверждать, что у вас в крови не было наркотика.
– Как же с презумпцией невиновности? – спросила Даша.
– Хорошо, этот аспект снимаем, – неожиданно покладисто, что-то очень уж покладисто согласился прокурор.
– Вы эту сатанистскую братию деликатно именуете «окружением»?
– Простите, но как иначе мы должны ее именовать? У нас в стране не существует законов, запрещавших деятельность подобных обществ. Здесь вам не Иран, Дарья Андреевна, руки не рубят и писателей за выражение своего мнения к смертной казни не приговаривают.
– Это вы про Рушди? Так там же сплошное богохульство и святотатство, а не выражение своего мнения...
– Вы оправдываете подобные методы?
– Нет, – сказала Даша, испугавшись, что пришьют еще и какую-нибудь политику. – Просто уточнила.
– Странное уточнение для человека, имеющего диплом юриста... Хорошо, не будем отвлекаться. Все нарушения законности, вскрытые вами в окружении Хрумкиной и Василькова, касались противоправной деятельности отдельных лиц и не имели прямого отношения к увлечениям, скажем так, большинства из этой компании. Итак, что вы можете показать по данным заявлениям?
– Примитивная месть. У нас, слава богу, есть данные экспертизы и показания свидетелей. Практически все поименованные вами граждане, в том числе и германский подданный, сами были либо под наркотиком, либо пьяными в дым. Все эти данные находятся среди представленных в прокуратуру материалов.
Евстратов обернулся к Чегодаеву. Тот медленно склонил голову.
– Далее, – сказал Евстратов. – Имеется заявление несовершеннолетней Светланы Сайко, утверждающей, что вы пытались склонить ее к совершению акта лесбийской любви с использованием искусственного члена...
– То же, что и выше. Сайко проходит по делу «окружения» – свидетелем, увы...
– А гражданка Анжелика Валентиновна Изместьева у вас по каким-либо делам проходит?
– Свидетель по убийству Ольминской.
– Без всяких «увы»?
– Без, – сказала Даша.
– Отлично, – осклабился Евстратов. – Имеется также заявление данной несовершеннолетней гражданки о том, что вы, вызвав ее на конспиративную квартиру по Чайковского, четыре-шестнадцать, равно пытались склонить к лесбийской любви, угрожая в случае отказа «пристегнуть к делу вагончиком». Вот, прочтите, она тут довольно подробно описывает ваше нижнее белье... Есть у вас такое?
– Есть, – вынуждена была кивнуть Даша. – Но все это – чушь собачья... В жизни я ее на Чайковского не вызывала. И никто из моих не вызывал.
Вмешался Чегодаев:
– Изместьева подробно описала квартиру на Чайковского. При проверке с понятыми описание совпало полностью.
«Толик, сука, – подумала Даша. – И Агеев, конечно».
– Хорошо, – сказала она. – Докажите мне, что я там с ней была. У вас есть что-нибудь, кроме заявления этой шлюшки? Платного усачевского кадра?
– А у вас есть доказательства, что она – платная проститутка, работающая на названное вами лицо?
– Нет.
– У вас нет свидетелей, и у нее нет... Пат? Или, как говорили в старину, ремиз... – Он переложил и эти бумаги налево, но в папке оставалось еще изрядно. – По вашей версии, откуда она узнала о квартире на Чайковского?
– Поляков, – сказала Даша.
– К сотруднику вашей группы, покойному Анатолию Игоревичу Полякову мы еще вернемся... Давайте о фотографиях. Не кажется ли вам, что это чуточку не совмещается с офицерской честью – фотографировать свои эротические забавы с женихом, – используя при этом милицейскую форму, а потом то ли забывать где-то, то ли терять эти снимки? Впрочем, эта деталь скорее в компетенции вашей же инспекции по кадрам... (Ивакин подобрался, неприязненно глядя на Дашу). По этому поводу что вы скажете?
– Вы мне пытаетесь доказать, что я сама фотографировала?
Даша почувствовала, что помаленьку закипает.
– А кто же еще? Все ваши «доказательства» в пользу версии о существовании постороннего фотографа основаны на двух весьма сомнительной ценности фактах: на дырочке в раме окна и на том, что человек, снимавший квартиру за стенкой, вдруг покинул ее раньше времени... Дырочка, извините, на доказательство не тянет. А вашего соседа за стенкой Чегодаев нашел в Курумане. Вполне приличный человек, был в командировке, сделал свои дела быстрее, чем рассчитывал, и уехал, от широты души не требуя у хозяйки возврата довольно мизерной суммы... Хотя, возможно, он тоже агент заговорщиков?
– Не могу сказать. Пока его не проверила, – ответила Даша.
Евстратов сделал страдальческое лицо, пожал плечами:
– Заговорщики плодятся, как тараканы... Дарья Андреевна, если бы у меня была уверенность, что вы психически больны, я бы разговаривал с вами совершенно иначе, да и разговора этого, не исключено, вовсе не состоялось бы. Но в том-то и заключается печальный для вас итог, что вы, судя по всему, совершенно здоровы... если не считать весьма обоснованных подозрений в употреблении наркотиков. А потому, извините, разговор с вами идет достаточно резкий... Что это за история в психдиспансере? Когда вы, будучи в состоянии, весьма похожем на наркотическое опьянение, угрожали пистолетом врачам Хотулеву и Савич, мало того, принудили к тому же вашего водителя Стратонова?