Бушков Александр Александрович. Пиранья - первый бросок (Пиранья - 0)

- Не беспокойтесь, - масляным голосом заверил Тэйт. - Все подобные снадобья проходят тщательнейшую проверку, препарат полностью безвреден... - А у меня кишки узлом завязались! - сварливо рявкнул Мазур. - Индивидуальная реакция организма... Это пройдет. Итак, Сирил? Если вы просто тянете время, не стоит... - Да какое там! - огрызнулся Мазур. - И в самом деле выворачивает! - Все зависит только от вас. Будете вести себя правильно - не будет нужды прибегать к химии. - Я согласен! - рявкнул Мазур. - Согласен, ясно? Ну, что же вы не бросаетесь мне на шею со слезами умиления? - По-моему, вы и не ждете от меня столь нежного проявления чувств, хмыкнул Тэйт. - Поверьте, я рад за вас, Сирил... Мазур подошел к нему под цепким взглядом Чака, наклонился, положил руку на плечо и задушевно сказал: - Вы себе вот что зарубите на носу, старина... Черта с два я брякну хоть словечко перед вашими телекамерами, пока передо мной не положат американского паспорта и приличной суммы... я и в самом деле не настолько глуп, чтобы с маху оценивать себя в миллион, но определенную сумму потребую вперед. Страховка, знаете ли. Наслушался дома, как вы людей используете, а потом, как тряпку, выбрасываете... - Да с чего вы взяли? - Ладно, ладно, - сказал Мазур, ухмыляясь. - Вы главное запомните никаких телекамер, пока вот в этом кармане не будет паспорта, а в этом чека. Насчет суммы после поторгуемся. Ну что вы на меня вытаращились? "Интернационала" петь не буду, но и вашим долбаным Штатам осанну петь не буду, я вам не истерик-диссидент... Я, как вы сами выражаетесь, заграницы попробовал... Что таращитесь? Миллиона не прошу, но и за булочку не продамся... Меланхолик Джерри впервые улыбнулся - точнее, дружелюбно оскалился: - Вы мне начинаете нравиться, Сирил... - Не скажу, что это чувство - обоюдное, - огрызнулся Мазур. - Вы своей цели достигли, а я пока что слышу одни обещания... имейте в виду, я не шучу. Уж если усадили меня силком за рулетку, поневоле хочется рвануть банк... - Он держался возбужденно, не говорил, а тараторил как человек, находящийся в некой эйфории. И видел по лицам, что самую малость вошел к ним в доверие - конечно, волки битые, пока он не окажется всецело в их власти, душою не размякнут, но и перестали уже сторожить цепкими взглядами каждое его движение, ма-алость расслабились... - Ладно, - сказал Мазур, делая вид, что постепенно успокаивается. Договорились, кажется? - Договорились, - кивнул Тэйт, определенно игравший здесь первую скрипку. - Джерри, старина, есть ли вообще смысл торчать тут далее? Идите, позвоните на аэродром, чтобы прошло гладко... И немедленно выезжаем. - А завтрак? - нормальным тоном спросил Мазур. - Потерпите часок до Мадагаскара, идет? - твердым голосом сказал Тэйт. Там обещаю обед в отличном ресторане, все по вашему выбору. Сирил, вас наверняка уже начали искать, для вашего же блага лучше побыстрее отсюда убраться. Четверть часа до аэродрома, с полчаса отнимет перелет до Мадагаскара... Потерпите. - Ладно, - буркнул Мазур, закуривая очередную сигарету. Джерри ненадолго вышел, минут через пять вернулся, кивнул: - Все в порядке, парни, снимаемся... Только без глупостей, Сирил, учтите... - Договорились, кажется, - отрезал Мазур, пряча сигареты в карман. - Вы, главное, не обманите... И без химии, идет? Кишки у меня от нее сводит. Сразу стало ясно, что никто не собирается доверять ему безоговорочно, появился второй детинушка, этакий двойник Чака, и оба на лестнице взяли Мазура в "коробочку", один спереди, другой сзади, стараясь, чтобы это выглядело невинной случайностью. Оба вытащили майки из брюк, чтобы прикрыть заткнутые за пояс револьверы, но понимающему человеку ясно, что оружие они вмиг выхватят и из этого положения, вряд ли на такое дело пошлют новичков... Учтем. На тихой улочке уже дожидался закрытый "лендровер". Пара-тройка местных жителей, и шагавших по своим неведомым делам, и болтавшим у двери рыбной лавчонки глазели на компанию равнодушно, не усматривая ничего для себя интересного. Тэйт и Джерри устроились впереди, Тэйт за рулем, а Мазур очутился на заднем сиденьи, зажатый меж двумя верзилами. Машина рванула с места. На смену старым кирпичным домам появились другие, поновее, крытые оцинкованным железом, а далее потянулись крытые пальмовыми листьями хижины. Асфальт давно уже кончился, да и хижины попадались все реже - похоже, они выехали за городскую черту. Дорога поднималась вверх, потом пошла вниз, "лендровер" лихо проскочил по старому деревянному мостику над узкой спокойной речушкой. Места начинались дикие - дорога сузилась до двойной колеи, а густые зеленые джунгли стиснули ее с обеих сторон, казалось, без единого просвета. Мазур лихорадочно просчитывал варианты. Нужно решаться, другой возможности уже не будет... - Тэйт, - сказал он громко. - Вы что, хотите сказать, что не будет никакого таможенного досмотра на аэродроме? - Господи, вы не в СССР, - беззаботно отмахнулся Тэйт, не оборачиваясь. Здесь некоторые проблемы решаются предельно просто. Знаете, где лучше всего работать? В таких вот крохотных, только что получивших независимость республиках. Они чем-то напоминают глупую деревенскую девчонку - пока-то наберется ума и деловой рассудительности... Он говорил непринужденно и весело, как с равным, как с сообщником. Ни малейшего напряжения в машине не ощущалось. Мазур закурил, выпустил дым и столь же непринужденно спросил: - Тэйт, знаете, что мне больше всего нравится в вашей Америке? Вам будет, быть может, и смешно, но я имею в виду... И в следующий миг, не меняя выражения лица, плавным и молниеносным движением вогнал зажженную сигарету в глаз сидевшему справа Чаку, прежде чем тот успел издать жуткий вопль, ударил верзилу слева - ребром левой, "клювом орла" правой! - и, уже под надрывный вой Чака, обрушился на сидящих впереди - раз, два, три, четыре, классический бой на ограниченном пространстве, со скупыми, но страшными ударами... Машина рыскнула, сорвалась с дороги, дернулась вправо-влево, вверх-вниз и Мазур "щучкой" прыгнул в открытое окно мимо мотавшегося, как кукла, зажимавшего глаз Чака, еще в полете услышал смачный удар машины о дерево, упал на полусогнутые руки, грамотно кувыркнулся, вскочил на ноги. Успел оглянуться через плечо - "лендровер" вылетел в джунгли, виднелась лишь его накренившаяся корма - и, не теряя времени, вломился в зеленое переплетение ветвей, сучьев и лиан. Он бежал отнюдь не заполошно - размеренно, расчетливо и экономно выдыхая воздух, защищая лицо поднятыми согнутыми руками: ху-хэ, ху-хэ, ху-хэ... Повторял едва слышным шепотом снова и снова: Зовут меня Уильям Кидд, ставьте парус, ставьте парус! Рядом черт со мной стоит, абордажный нож блестит, ставьте парус, ставьте парус! Слова тут не имели никакого значения - лишь бы ложились на незатейливый ритм, хоть детская считалочка, хоть стих Шекспира, хоть, как сейчас, старинная моряцкая песня-шанти. Бесконечным повторением короткого стишка бегущий вгонял себя в некое подобие транса, совмещая строчки со вдохом и выдохом, с размеренными движениями рук и ног. Дым от залпов словно шлейф, ставьте парус, ставьте парус! Я свищу: ложитесь в дрейф! Ставьте парус, ставьте парус! Он бежал, перепрыгивая через поваленные замшелые стволы, ловко уклоняясь от толстых сучьев, огибая валуны, звонко проламываясь сквозь шелестящие заросли высокого бамбука, лавируя меж кривых пальмовых стволов, шлепая по лужам, вспарывая заросли бледно-зеленого папоротника, как эсминец океанскую воду, перепрыгивая широкие ручейки. Все время забирал вправо помня, что погоня впопыхах непременно заберет влево. Если только будет погоня... Наконец остановился, унимая колотящееся сердце. Нагнулся, склонился к прозрачному петлястому ручейку, забросил в рот несколько горстей воды и вновь замер, как статуя, обратившись в слух. Глупо было бы долго нестись сломя голову, пусть даже рассчитывая чуть ли не каждый шаг. Гораздо выгоднее остановиться и как следует прислушаться. Погоня - та же охота, ее участники частенько предаются азарту сверх всякой меры, ломят, как бульдозеры, перекликаются, подставляются под удар из засады... Он долго стоял так в сыроватой чаще, возле Зарослей похожего на орешник кустарника, чьего настоящего названия не знал. Но, как ни вслушивался, ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего бег человека по лесу, не смог услышать. Стояла тишина, нарушавшаяся лишь птичьими голосами - иными, странными, никогда прежде не слышанными, разве что по телевизору. Кажется, ушел, как тот Колобок. Он хорошо понимал, что не смог убить тех троих или хотя бы вырубить надолго, удары были сильные, оглушающие, но все же поставленные так, что троица очнется минут через пять самое большее. Вот Чаку, тому придется хреново, циклопу свежеиспеченному... Вряд ли машина вмазалась в дерево так уж сильно. Они наверняка стоят сейчас около нее, может, даже сгоряча кинулись в лес, но, если давно здесь обитают, должны очень быстро сообразить: найти одинокого беглеца в джунглях не легче, чем пресловутую иголку в стоге сена. Не будет ни облавы, ни поисков, ручаться можно. Все их забавы с киднэппингом носят насквозь нелегальный характер. Пусть здесь и нет спецслужб, но вряд ли властям понравится, когда средь бела дня похищают советских моряков, - как-никак у нас с ними дружба и широкие отношения, того и гляди, к социалистической ориентации склонятся, бюст Ленина торжественно установили... В общем, янкесы подожмут хвосты и притаятся. Возможно, и сориентируют на его поиски свою здешнюю агентуру, но это уже другая песня... Другой расклад. На нынешний момент есть гораздо более насущный вопрос: где он, собственно говоря, находится? Ответ прост: а хрен его знает... Вот когда пришлось пожалеть, что его подготовка была несколько однобокой, но кто же знал, что ему придется разгуливать по здешней суше, потеряв ориентацию? Главное внимание уделялось морю: карта глубин, особенности здешних вод, особенности погружений в тропиках, ядовитые раковины и рыбы, тактика общения с акулами, "неизбежные на море опасности", в данном случае - контрабандисты, сепаратисты, коралловые атоллы с их коварными течениями... Если поднатужиться и собрать воедино скудные сведения о сухопутье - что мы имеем? Кроме здешнего мегаполиса, города Виктории, откуда его злодейски и похитили, есть еще то ли четыре, то ли пять городков и неизвестное количество деревушек. Судя по асфальту на улицах и паре дюжин кирпичных домов, он как раз и поимел сомнительную честь побывать в одном из городков, - но не знал ни его названия, ни названий остальных, не говоря уж о том, чтобы помнить, где они располагаются. Итак? Он пребывает где-то на острове Баэ, самом большом острове архипелага, образующего Ахатинскую республику. Минусы: во-первых, всю его экипировку составляют семь... нет, аж восемь сигарет в помятой картонной пачке и одноразовая зажигалка из прозрачной пластмассы. Во-вторых, собственное местоположение неизвестно. Есть и плюсы. Во-первых, длина острова - не более восьмидесяти километров, средняя ширина - от двадцати до пятидесяти. Не Австралия, знаете ли, и даже не Борнео. Во-вторых, здесь нет ни ядовитых змей, ни крупных, опасных для человека хищников. Вообще с фауной не густо - собаки, свиньи да летучие мыши. Ну, и кошки. Летучие мыши - дикие по природе своей изначально, а остальные разновидности относятся к разряду домашних, разве что отдельные особи, услышав зов предков, уходят в джунгли, чтобы малость одичать. Никто из них для Мазура сейчас не опасен. Еще птицы и крабы. Опять-таки - никакой опасности. Наоборот, крабов можно есть. В-третьих. Здесь повсюду масса пресной воды. В-четвертых - здесь не бывает ни морозов, ни снега. Другими словами, для русского человека ситуация прямо-таки курортная, даже если этот человек сбился с курса и определить свое местоположение не в силах, хоть тресни. Теперь - опасности, хоть и серьезные, но проблематичные, с которыми можно столкнуться, а можно их и избежать, все зависит от фортуны... Сепаратисты возле Баэ практически не появляются, гнездятся на северо-востоке, на необитаемых островках и атоллах, где гоняться за ними затруднительно, особенно если весь военный флот республики состоит из пары устаревших сторожевых катеров... Есть еще масса авантюристов разного пошиба - контрабандисты, лихие людишки, гребущие копру, раковины и черепашьи яйца нелегально, без государственной лицензии. Как предупреждали, могут оказаться опасными для одинокого путника, но только в том случае, если ненароком попадешься под руку. В основном опять-таки промышляют подальше от Баэ и острова-столицы Бизарда. Наконец, кладоискатели. Пираты плавали в этих местах лет триста кряду, старательно закапывали клады, чье количество буйная фантазия, как водится, удесятерила. Хотя в основе порой лежат и реальные факты - взять хотя бы фрегат по имени "Агамемнон"... Ну, кладоискатели - опасность и вовсе уж теоретическая. Гуртуются опять-таки у атоллов, отчего-то именно там, судя по местным легендам, пираты предпочитали прятать добытое золотишко. И потом, человеку в изгвозданном выходном костюмчике самого городского облика, не располагающим даже примитивной лопатой, придется очень уж потрудиться, чтобы кладоискатели увидели в нем конкурента... Выводы? Следует не рыскать хаотично, иначе заблудишься окончательно, кружить начнешь. Нужно целеустремленно двигаться по прямой, пока не наткнешься на какую-нибудь деревню. Или городок. Вряд ли янкесы натолкали свою агентуру в каждый здешний населенный пункт - к чему? Не могли же заранее предвидеть, что несговорчивый клиент сбежит от них по джунглям... Следовало подумать о примитивном оружии. Ударом ноги он сломал стебель бамбука толщиной чуть ли не в руку, обломал тонкий конец, чтобы получилась палка длиной примерно метр двадцать. Можно было сплести веревку из травы и прикрепить каменный наконечник, но это уже вышел бы перебор - и без того увесистая дубинка с торчащими с обоих концов острейшими отщепами в умелых руках способна натворить дел... Он ограничился тем, что подобрал и распихал по карманам с дюжину округлых камней, идеально подходивших на роль снарядов для пращи, а пращой с успехом мог служить плотный шелковый галстук. Вполне достаточно, чтобы застигнутый врасплох противник получил свое. Внимательно осмотрелся, особое внимание уделяя цветам и пышной растительности. По солнцу определиться было бы трудно, его попросту не видно из-за густых крон, а вот растения могут помочь. Растения стремятся к солнцу, в северном полушарии большинство их посреди дня направлены головками к югу, а в южном, соответственно, к северу. Мазур находился в южном. Довольно быстро он определил, где север. И двинулся на юг, чутко прислушиваясь к птичьему щебету, сплошь и рядом безошибочно свидетельствующему о присутствии человека, каковой частенько и есть самое опасное в лесу животное. Уж в Мазуровом случае особенно... К океану он вышел примерно через час. Почувствовал сначала, что дующий в лицо ветерок стал другим - в нем появилось нечто неуловимое для сухопутного человека, но хорошо знакомое моряку: иной вкус, едва заметная соленая горчинка, едва ощутимо, словно тончайшим перышком, щекочущий ноздри йодистый запашок... Мазур ускорил шаг. Постепенно меж стволами пальм, слегка накренившихся в одну сторону, стало проступать светлое сияние, под ногами вместо каменистой почвы захрустел песок с коралловой крошкой. И он вышел к морю, сиявшему мириадами колышущихся искорок. Солнце стояло в зените, небо было безоблачным, в перистых кронах пальм шелестел ветерок. Красота вокруг была такая, что дух захватывало. Вот только Мазур казался здесь насквозь неуместным - белый человек в перепачканном городском костюме и нелепых туфлях, глубоко утонувших в песке, с бамбуковой дубинкой в одной руке и скомканным галстуком в другой. Гораздо уместнее смотрелся бы туземец в набедренной повязке, босой, смуглый... Если не считать Мазура, на берегу не было ничего, свидетельствовавшего бы о том, что на планете стоит двадцатый век, что на планете вообще есть люди. Пустынный берег, пустынный океан, пальмы и ветер. Даже жутковато становилось... Но не было времени предаваться лирике - жрать хотелось так, что пустые кишки жалобно потренькивали гитарными струнами. Прежде всего Мазур как следует осмотрел берег, чтобы определить линию максимального прилива, не оказаться застигнутым водой врасплох. Оценил цвет прибрежных скал, линию наносов - и осторожно двинулся вперед по влажному песку. Под ногами, в ямках, поблескивали медузы, ползали рачки, лежали распластанные морские звезды - все это было несъедобно. А вот это уже интереснее... Он отвалил ногой камень, дубинкой, проворно ею орудуя, отшвырнул подальше на берег парочку оплошавших крабов. И еще несколько. Толкнул ногой крупную раковину моллюска "морское ушко", поблескивавшую на камне. Раковина легко поддалась, упала на влажный песок - ага, моллюск либо дохлый, либо больной, а посему для употребления в пищу негоден. А эти здоровые, крепко прицепились, с ними придется повозиться... Вода понемногу прибывала. Мазур вприпрыжку побежал обратно на берег с отвисшими, набитыми раковинами карманами. Поймал двух крабов - остальные успели сбежать, ну и черт с ними... Ловко держа их так, чтобы не цапнули клешнями, присел под пальмой. Прикончив крабов в две секунды, выгреб из карманов раковины. Теперь костюм, мало того, что был перепачкан, еще и крепко вонял дарами моря раковины, что те валенки Тихона, воздух отнюдь не озонировали. Привередливый гурман от запаха и вида свежевыловленных яств заработал бы нервное расстройство, но Мазура хорошо выучили незатейливой истине: в подобных случаях брезгливости не место, чтобы сохранить силы, нужно есть... Сначала он разделался с моллюсками, потом закусил сырым крабовым мясом. Не без сожаления проводил взглядом ушедшую на глубину водяную змею - попадись она раньше, на мелководье, приколол бы бамбуком и тоже съел. В качестве витаминного десерта употребил приличный пучок темно-зеленых водорослей. После всего этого вкус во рту остался, конечно, специфический, но организм получил некоторую порцию белков и углеводов, а это главное... В конце-то концов, французы лопают устриц живьем, платят приличные деньги, хвалят да причмокивают... Закурив, дымил, бережно держа сигарету большим и средним пальцами, пока огонь не дошел до фильтра. Тщательно закопал окурок в песок. Постарался внушить себе, что чувствует себя теперь гораздо бодрее - сытно пообедал, понимаете ли, отдохнул, пора и честь знать... Поднялся и пошел вдоль кромки джунглей, держа путь в ту сторону, где над кронами вроде бы виднелась сероватая скала. Так и есть - бугристый уступ вздымался метров на сорок над зеленым буйством леса. Сняв туфли, Мазур высмотрел подходящую расщелинку и медленно полез вверх со всеми предосторожностями. Добрался до самой верхотуры. Крепко уцепившись за выступ, огляделся. Далеко на горизонте двигалась черная точка - то ли рыбачья лодка, то ли корабль. Не стоит и пытаться привлечь его внимание дымом костра - не Робинзон Крузо, в самом-то деле... Вообще, с какой стати этот корабль или лодка должен свернуть к берегу, завидев дымок костра? То-то... Словом, все внимание - на джунгли. Сплошной зеленый ковер, там и сям пролетают птицы... А это что? Положительно, дым! Несколько тонких сероватых струек, поднявшихся выше пальм. Трудно судить, но очень похоже на прогалину. Расчищенное место, дым... Люди. Вот туда мы и направимся.
   Глава шестая
   ОПИУМ ДЛЯ НАРОДА
   Он в очередной раз доказал, что учили его не зря, - вышел к прогалине почти что по идеальной прямой, отклонившись с намеченного курса всего-то на десяток метров. Когда меж кривыми, все как один наклоненными в сторону океана стволами показалось нечто, своей бесформенной угловатостью прямо-таки выламывавшееся из дикой природы, Мазур использовал прием спецназа, именуемый "выход на объект". За пышным названием таилась самая что ни на есть прозаическая процедура: он осторожненько подкрался к опушке, держась так, чтобы ветер все время дул на него, а потом растянулся на пузе - благо костюм и так погиб безвозвратно - и бесшумно переполз до ближайшего к хижине ствола, служившего неплохим укрытием. Присмотрелся. Те, кто включил в руководства строчки о наветренной и подветренной стороне, дело свое знали туго: там-таки обнаружилась собачонка, худая, белая с рыжими пятнами, совершенно неотличимая от российских Жучек. Она валялась в тени, лениво жамкала что-то неаппетитное, и не похоже было, чтобы имела хоть какое-то отношение к сторожевой службе. Очень уж бесполезный и простецкий у нее был вид. Да и охранять особенно нечего. Поселение состояло из трех строений, абы как смастеренных из потемневших, плохо пригнанных досок, боковинок ящиков, кусков плотного картона и фрагментов вовсе уж непонятного происхождения. Вместо крыш - обрезки жести, пучки пальмовых листьев, большой кусок брезента и даже насквозь проржавевшая автомобильная дверца, снятая с машины, полное впечатление, еще в первую мировую войну. Окошечки не застеклены, вместо дверей - выцветшие, пожелтевшие циновки. Справа - несколько длинных грядок. Мазур долго присматривался к экзотическим зеленым растениям с красными плодами, пока не сообразил, что это - кусты обыкновеннейших помидоров. Правда, тут же - какие-то по-настоящему экзотические овощи, совершенно Мазуру неизвестные. Стояла тишина, только из крайней хижины доносилось негромкое, размеренное ширканье, судя по звукам, происходившее от трения дерева о дерево. Мазур терпеливо ждал. Прямо под носом у него неспешно проползла ахатина, та самая улитка, от которой острова и получили когда-то название, созданьице сантиметров пятнадцати длиной, завезенное сюда из Африки, местные его употребляют в пищу так, что за ушами трещит. Пора было предпринимать какие-то действия. Не верилось, что среди явно немногочисленных обитателей этой, с позволения сказать, деревушки имеются американские агенты с рацией под тем вон перевернутым корытом. Наверняка рыбаки - до моря недалеко, на солнышке валяются плетеные верши для рыбы, как две капли воды похожие на отечественные проволочные "морды". Одна стена ближайшего домика покрыта связками мелкой, скрючившейся рыбешки, уже провялившейся под здешним щедрым солнцем. А еще там висят во множестве пучки разнообразных трав, гирлянды чего-то, напоминающего мелкие желтоватые луковички, пожелтевшие листья, тщательно рассортированные по величине. Он все еще колебался, пытаясь сообразить, каковы могут быть здешние правила этикета для Подобных случаев, визитов незваных гостей, когда ситуация в один миг резко изменилась. Из ближайшей хижины, энергично колыхнув циновку, появилась необъятная негритянская тетушка в пестром платье и наверченном вокруг головы алом тюрбане, сделала несколько шагов, уперла могучие руки в могучие бока и сварливым голосом советской трамвайной скандалистки заорала что-то, глядя аккурат в сторону Мазура. Он не разобрал ни слова - должно быть, это и есть тот самый креольский язык, густо замешанный на французском, но с огромной примесью слов и выражений из доброй дюжины наречий мореходных наций, чьи представители во множестве навещали сии места. Он не шелохнулся. Толстуха заорала вновь - на сей раз, похоже, на относительно чистом французском. Не оставалось сомнений, что его обнаружили, вот только каким чудом, если он маскировался все же вполне профессионально? Новая очередь раздраженных воплей - теперь, к счастью, английский, хоть и весьма отличавшийся от того, какому долго и добросовестно учили Мазура засекреченные преподаватели, но все же относительно понятный. Понемногу стало ясно содержание ее оглушительного монолога: толстуха заявляла, что честные люди не подкрадываются таким вот образом к частной собственности мирных и порядочных людей, а если у нахала еще сохранились остатки благовоспитанности и он не питает вовсе уж разбойных замыслов касаемо жизни и здоровья хозяев, а также их нажитого тяжким трудом добра, то ему следует вылезти и представиться. Вздохнув, Мазур выбрался из своего укрытия. Он даже не пытался привести костюм в порядок, заранее зная, что это бесполезно. Хозяйственно приставив свою дубинку к стволу ближайшей пальмы, раскланялся и сказал: - Здравствуйте, тетушка. Тетушка громогласно сообщила, что будет весьма признательна богам белых, черных и желтых людей, а также лесным духам, если они на будущее избавят ее от самозванных племянничков. И, не переводя дыхания, рявкнула: - Хозяин ждет в доме. Живо-живо, пошел-пошел! И указала на соседнюю хижину. Все же это смахивало на приглашение, и Мазур направился туда, испытывая мучительную неловкость. В хижине было чисто, пахло сушеными зельями и пылью. На толстом чурбачке сидел морщинистый, старый негр не особенно и экзотического вида: на нем были прозаические рубаха и штаны, вот только на шее висела целая связка ожерелий из цветных узелочков, бисера и кусочков дерева. Взирая на Мазура с философским любопытством, он попыхивал кривой трубочкой, в которой, судя по запаху, дымил столь ядреный местный самосад, что моршанская махорочка рядом с ним показалась бы фимиамом. Среди висюлек на шее старика обнаружились целых три английских медали. Мазур как раз их разглядывал, когда старик указал ему на второй чурбачок. Пришлось поспешно сесть. - Бежишь от кого-то? - осведомился старик. - Немного, - согласился Мазур, собрав в кулак все свои дипломатические способности (если только таковые у него имелись). - Как это - немного? - За мной гонятся не власти, а несколько плохих людей, - тщательно все взвесив, подыскал Мазур подходящую формулировку. - А зачем? - Они хотели, чтобы я предал своего вождя и перешел к ним на службу, сказал Мазур. - А ты не хотел? - А я не хотел. - Присяга? - употребил старик вполне цивилизованный английский термин, потеребив медали на крученом шнурке.