– Вы – Маша? – выпалил Карташ… и прикусил язык. Бли-ин, в инструкциях ни слова не было сказано, что дочка начальника лагеря окажется такой…
   – Так точно, благородный дон, – с игривым поклоном ответила дочь «хозяина». – К вашим услугам.
   Карташ собрался. Карташ нашёлся. И в грязь рылом не бухнулся. Ответил грамотно, по-гусарски и с почтением – в общем, по-московски ответил. Даже каблуками едва слышно щёлкнул, одновременно протягивая букетик снулых хризантем (купленный – на собственные шиши, заметьте! – возле входа на вокзал у какой-то старухи, несмотря на июльское тепло закутанной в шубейку), а другой рукой застёгивая форму и, тем самым, возвращая себе облик Настоящего Российского Офицера.
   – Это я к вашим услугам, сударыня. А также к вашим услугам таёжный лимузин, что стоит у фасадной стороны дворца и бьёт колёсами о землю. А также все богатства этого края – к вашим услугам. Разрешите представиться: старший лейтенант Алексей Карташ, откомандированный лично встретить ваше высочество и, так сказать, препроводить…
   Она вскинула брови, демонстрируя удивление. Наигранное, надо полагать. А может, и вправду удивлена? Вряд ли она ожидала, что обитающие в этой глуши лапти при форме ВВ могут завернуть нечто более куртуазное, чем «ладная ты девка, Маша, как я погляжу». Она шагнула за порог, благосклонно приняла цветочки и протянула свободную руку. Не желая выпадать из образа благородного дона тире офицера, Карташ наклонился и дотронулся губами до её пальчиков, мимолётно вдохнув едва уловимый аромат терпких духов. Чёрт знает что, мельком подумал он, сцена, достойная великосветского салона, а не зачуханного вокзала посреди тайги. Подняв глаза, он пробежал взглядом по её лицу, вспомнив при этом, чья она дочь. Ну, в общем-то, пристально вглядевшись, можно обнаружить у этой стройной изящной барышни немало сходства с медвежеподобным «хозяином»: линия подбородка, скажем, рыжина в волосах, глаза, ещё что-то, неуловимое…
   И вместе с тем, вместе с тем…
   Чёрт возьми, дочурка на поверку оказалась восхитительнейшим хрупким созданием – в лёгком невесомом платьице до острых загорелых коленок, с короткими каштановыми волосами и такой бездонной озёрной синью глаз, что Карташу в голову принялась бесцеремонно стучаться простенькая, как местные нравы, мыслишка: на обратном пути отогнать уазик куда-нибудь в придорожные кустики, шофёра послать подальше на полчасика – и приступить к штурму крепости по всем правилам охмурежа… Нет, загнал он эту мысль на самое донышко сознания, Москву забыл, мудило? Повторить прошлый подвиг хочешь? Если глаз или что другое положишь на эту девку, то тут тебе будет не столица – «хозяин» живьём в землю закопает и скажет, что так и было, без приказа никто и разбираться не станет, куда это пропал старший лейтенант внутренних войск А. Карташ.
   Нет, но, бли-ин, как же хороша…
   «Хороша Маша, да не наша», – напомнил себе Алексей, силясь заглушить зов плоти. Не время сейчас, у нас другие задачи. За решение которых иные получают заточку в брюхо…
   – Сравниваете с отцом? – догадалась она. – Удивлены?
   – Удивляюсь, как столь очаровательная юная дама путешествует без почётного эскорта… и даже без багажа, – мигом нашёлся Алексей, прогоняя из головы образ убитого Дорофеева.
   И тут, как по заказу, в диалог вмешался чей-то насмешливый голос:
 
Я встретил красавицу. Россыпь хрустела,
Брусника меж кедров цвела.
Она ничего от меня не хотела,
Но самой желанной была…
 
   В дверном проёме нарисовался ещё один доселе незнакомый Карташу персонаж – высокий белобрысый тип, примерно ровесник Алексея, с холодными, цепкими глазами. Одет он был по-туристски: в джинсы и брезентовую куртку. За плечами рюкзак – надо думать, его собственный, а в каждой руке по объёмистой сумке – надо думать, набитой вечерними платьями дочурки.
   – А вот и эскорт, и багаж. Познакомьтесь: Алексей. А это Геннадий, аспирант исторического факультета Шантарского универа. Гена – мой счастливый попутчик, уж не знаю, как бы я без него управилась со всеми этими тяжестями. И в дороге было веселее. Мы же подбросим его до посёлка, правда? – И прибавила, чертовка, с лёгкой примесью лукавства:
   – Надеюсь, вы подружитесь.
   Геннадий освободил правую руку от сумки, нисколько не покачнувшись от двойной тяжести в руке левой. Ладонь у историка оказалась железной. Силён, однако, кабинетный жук…
   – Поражены крепости каменной моей десницы? – усмехнулся аспирант, как бы между прочим, но с явным интересом разглядывая посиневшую после вчерашней драчки губу Карташа и обильно смоченную свинцовой примочкой припухлость на скуле. – Я ж археолог, с лопатой дружу уж сколько лет… Который год полное лето в поле, а поскольку всего лишь аспирант, а не доцент, то копать приходится от утренней зорьки и до самой аж до вечерней…
   Да и в городе не запускаю себя – за бумагомарательскими-то обязанностями… Кстати говоря, к вам тоже откомандирован на предмет проведения раскопок.
   – Вы в одиночку копать будете, да? Али экспедиции уже не в моде? – невинно спросил Карташ.
   И вдруг поймал себя на том, что этот турист-супермен его раздражает. И нет никакого желания подвозить его до посёлка, нехай сам добирается, вот взять бы и сказать: мол, не положено брать попутчиков на служебной машине… Но как тут откажешь, когда он дорогу помог скоротать самой дочери «хозяина»!
   – Я всего лишь должен провести археологическую разведку, – аспирант расплылся в улыбке, продемонстрировав ровный строй прямо-таки американских зубов. – Где, что. Наметить место под разбивку лагеря. В первую очередь мне поручено определиться в целесообразности проведения раскопок.
   – А у нас что-то закопано? – искренне, честное слово, заинтересовался Карташ. – Типа могил незаконно расстрелянных в годы культа личности?
   – Возьми на дорожку, доча. – Из-за широкой спины аспиранта появилась кассирша Макаровна со свёртком из шуршащей бумаги. – Дай-ка я тебе в сумку положу. Пирожки с яблочками лучше меня в Парме никто не печёт. А в вашем-то Шантарске так просто забыли, что такое пироги из настоящей печи…
   Ну-ну, девочка завоёвывает Парму, сказал себе Карташ, мысленно тряхнув головой. Выходит, папашина дочь, помимо землекопа, успела очаровать ещё и старушку, которая мало того что дозволила дожидаться машины в служебном помещении, так ещё, конечно, и чаем поила, и пирожков в дорогу дала…
   (Та ещё старушка, между прочим и к слову говоря. Этого, разумеется, он юной студенточке из Шантарска рассказывать не станет… хотя мог бы – чтобы получила представление об обманчивости видимости. Макаровна, которая сейчас в платочке с цветочками, в вязаной кофте и с очочками на носу, Макаровна, которая смотрится доброй бабушкой, просто-таки обязанной баловать внуков леденцами и баюкать сказками… Так вот именно Макаровна была в молодости более чем удачливой наводчицей, известной по всему Шантарскому краю. Симпатичная, с хорошо подвешенным языком, богато одетая, она ходила по дорогим столичным парикмахерским и домам мод, где убивали дневное время спутницы жизни своих обеспеченных мужей. Она знакомилась с ними – сиречь со спутницами – входила, как говорится, в доверие, под тем или иным предлогом попадала в богатые дома, узнавала распорядок жизни в оных домах, иной раз ей даже удавалось сделать слепки с ключей…
   Ну а «работу» по избавлению жилищ от денег и ценностей доделывали её подельники.
   Дальше всё просто, как мексиканский сериал.
   Две судимости. Вторую отбывала в здешних краях. В лагере у неё случилась настоящая любовь с конвоиром-срочником. За пять месяцев до освобождения забеременела. Срочника перевели куда-то на Брянщину. А его возлюбленная вышла на свободу с чистой совестью – и на сносях. Приехала в Парму – чтобы собраться с мыслями, переждать… и в результате осталась навсегда. Сперва здесь родила, потом устроилась на дорогу, вышла замуж за путейца, родила ещё одного, состарилась. Всё как у людей. И Макаровна – далеко не самая легендарная из местных бабушек. Контингент тут такой, что кого ни возьми – есть свой заворот в биографии…) Прогуливался возле вверенного ему в попечение транспортного средства, обстукивал колёса носком кирзача заключённый Гриневский по кличке Таксист (шофёр уазика и по совместительству спаситель старших лейтенантов от убивцев на Лысом овраге).
   Археолог играючи, как депутат словами, погрузил оба баула в брезентовое нутро уазика, а Маша вздохнула, забираясь в кабину:
   – Трудно представить, что творится тут дождливым осенним сезоном и в весеннюю слякоть…
   Карташ, рыпнувшийся было ей помочь – руку там подать, цветочки подержать или подсадить аккуратненько за талию, – с этим делом опоздал, проклял себя за то, что совсем одичал в этой глухомани, и увидел, как шофёр оглянулся – не к нему ли относится столь специальная реплика. Но реплика относилась не к нему, а вообще… к неразрешимой, как теорема Ферма, проблеме российских дорог, которая здесь, в Сибири-матушке обострена, словно хроническое заболевание в плохом климате.
   – Зато классикам есть о чём писать, – по возможности весело сказал Карташ, заглаживая собственный промах. – Представьте, враз исчезли бы дураки и дороги – где темы брать?..
   …Уазик мчался по плавным, как и вообще течение жизни в сибирской глуши, изгибам дороги посреди тайги. Дорога то сужалась так, что двум машинам уж точно не разъехаться, то раздавалась вширь, будто ей вдруг тесен становился лес и подавай сейчас и немедленно бескрайность степных просторов. То подворачивался крутой извилистый спуск, то пологий подъём, то под колёсами прогрохочет бревенчатый мостик через белый ручей, то приходится сбрасывать скорость до самой осторожной, потому как овраг подобрался уже к самой дороге и даже подмыл край. Археолог Гена занял место рядом с водителем, Карташ с вновь прибывшей дочуркой расположились сзади – что Алексея устраивало более чем: с его места открывался чудный вид на точёный профиль дочурки, на её коленки, едва прикрытые лёгкой тканью и на два небольших полушария, очаровательно подрагивающих на каждой неровности дороги… Девчушка смотрела в окно и взглядов старлея как будто бы не замечала, однако Алексей прекрасно знал все эти женские уловки.
   Нет, ну чёрт подери, откуда в этой глухомани берутся такие чаровницы – да ещё в семье полковника от сохи?!
   А археолог Гена уже вовсю, а точнее сказать – с самого начала пути через тайгу чесал языком.
   Вещал, что твой лектор из Московского университета. Карташ подумал было, не заткнуть ли ему пасть и не перехватить бразды развлечения юной гостьи, но покамест решил промолчать.
   Тем более что археолога послушать имело некоторый смысл – как выяснилось чуть позже…
   – Вы напрасно думаете, что до исторического материализма из теплокровных созданий здесь обреталось одно зверьё, лишь дерева шумели да гады ползали.
   Аспирант сидел, повернувшись вполоборота к Маше и Карташу, держался одной рукой за скобу над головой, другой – за дверную, ибо уазик нет-нет да и потряхивало на ухабе. И не только потряхивало, но и покачивало, что Алексею весьма нравилось: покачивающаяся в такт.
   Маша то и дело касалась его ноги голой коленкой. Алексей слушал Гену вполуха, молчал, тащился и испытывал то, что называется томлением духа. А червь земляной знай себе разливался соловьём – видимо, исстрадался, болезный, без свежих слушателей:
   – Давайте, как выражаются в наших научных кругах, двинемся ретроспективным путём. На первый взгляд, история этих мест действительно ведёт свой отсчёт с тридцать шестого года, когда накатил вал репрессий и внезапно стало не хватать прежних площадей. Потребовалось осваивать новые участки. Чей-то указующий перст ткнул в эту точку на карте, не исключено, что наугад, и голос, не привыкший к спорам и возражениям, рявкнул: «Здесь будет лагерь заложен». И па-ашла валиться тайга, а на её месте возникали бараки, вышки, колючка закурчавилась… Название посёлка тоже кое о чём может сказать. Парма – это слово из языка коми. Видимо, первого начальника лагеря перебросили сюда из комяцких болот, а кому давать название новым землям, как не главному среди первооткрывателей?.. Но? Неужели до того года здесь не ступала нога человека? Да нет же, ступала! В Гражданскую по этой землице носились колчаковцы, партизаны, потом бесноватый Гайдар…
   «Ага, – машинально отметил Карташ, представляя, как медленно-медленно расстёгивает пуговички на её платье, – так вот откуда название – из Коми, ну надо же…» Одной загадкой здешних мест стало меньше. Зато других только прибавляется… И спохватился вдруг:
   – Погодите, погодите! Уж не за адмиральским ли золотом вы охотитесь?!
   – Ну что вы, куда нам, скромным охотникам за глиняными черепками, – продолжал белозубый археолог самым что ни на есть менторским тоном. Слепому было видно, что на любимую тему он готов распространяться до самой смерти от голода.
   – Да и нет в природе никакого колчаковского клада, если хотите знать моё мнение! Во-первых, что было – растащили по эмиграциям недобитые каппелевцы и белочехи. Последние на него, как известно, основали «Легия-банк», ставший золотым запасом Чехословакии. Во-вторых, размеры адмиральского золота намеренно преувеличивали белоэмигрантские круги, которые на этом слухе делали немалые деньги. Дескать, сокровище чудовищной стоимости вот-вот попадёт в Европу, оно обеспечит материальную базу для нового витка белого движения, а пока, господа англичане, выделите нам под эту золотую гору займчик – на создание и отправку нескольких добровольческих полков в Россию. А пока, господа американцы, дайте нам, уполномоченным самого адмирала Колчака, в долг денежек на закупку танков и пулемётов системы мистера Льюиса… Эмигранты, по сути дела, и создали сей миф о «золотом обозе Колчака», как его тогда называли. Миф живучий, как и все прочие мифы о ничейном золотишке, о всяких там пиратских кладах Флинта, могилах могущественных повелителей и прочих эльдорадах, однако же на практике сплошь и рядом оказывающийся не более чем пустышкой…
   – А жаль, что вы не клад ищите, – мечтательно вставила своё слово Маша, погружая носик в блеклый букетик, и Алексей, пользуясь моментом, посмотрел на спутницу в открытую – дескать, слушаю вас превнимательнейше. – Я бы не отказалась побыть героиней «Острова сокровищ»…
   – Там героинь не было, барышня, одни, герои, – с лёгким оттенком превосходства уточнил археолог Гена. – А может, оно и к лучшему? Вы же знаете, чем заканчивается женское участие в мужских играх – ничем хорошим. И история нас учит тому же. Взять хотя бы всем известную шотландскую королеву Марию Стюарт. Если б она сидела дома и вязала носки мужу, а не стремилась к власти над Англией, так и не лишили бы её престола вместе с головой злые мужчины, которые готовы терпеть любые женские капризы, но очень не любят, когда женщина начинает с ними конкурировать на их же поле. Тогда уж с нею не церемонятся… Как говорится, любовь любовью, а денежки и власть, увольте, врозь.
   «Минутку! – вдруг встрепенулся Карташ – разумеется, внутренне. В голове тренькнул тревожный колокольчик. – Какие такие мужчины погубили гражданочку Марию Стюарт?! В то время Англией командовала королева. Даже погоняло её помню – Елизавета номер один… И как это понимать прикажете, господин историк в звании аспиранта? Простая оговорка?..»
   – Между прочим, любопытно было б представить, как бы действовала дамочка, окажись она среди пиратов Стивенсона, – продолжал распинаться археолог. – Наверное, поочерёдно соблазняла бы одноногого Сильвера, доктора Ливси… и даже юного Хопкинса. В зависимости от меняющейся ситуации. А что тут поделать – женская стратегия…
   У Карташа как пелена с глаз упала: какой это, на хрен, историк!
   – Но иногда мифы о кладах оказываются правдой, да? – перебил легкомысленные речи историка Карташ, вмиг превратившийся каким-то толчком наития в западающего на тему золота тупоголового служаку. – Чего там далеко ходить! Возьмём золото Чингисхана, которое лет десять назад нашли в соседнем, в Байкальском округе. Помните? Как в тайгу хлынули армии кладоискателей – выбирать оставшиеся захоронки. Аж пять лет тут такое творилось, такая золотая лихорадка землицу трясла, что… Вот кстати, хорошо, вспомнил! – Он аж подскочил на месте, в душе искренне надеясь, что не переигрывает. – Чего хочу спросить. У нас тут один поляк хлестался, что это его земляки прикрыли Европу, остановив нашествие монголов на Леги… Легви… как его… короче, каком-то там поле. Чуть до драки не дошло, потому как наши-то уверены, что это мы, русские, не пустили хана дальше. А что нам историки по этому поводу скажут?
   Карташ задавал вопрос с невинным видом провинциального недотёпы. Ну а кем он ещё может быть – при взгляде-то со стороны, а? Вэвэшник, что само по себе не здорово, да ещё тянущий лямку в распоследней глухомани, да ещё в звании старлея, когда по возрасту уже пора носить капитанские погоны… Разве что нахватался какой-никакой шелухи из листаемых от скуки газетёнок и журнальчиков, да из телека чего запомнил… Вот такого незатейливого офицера нехай и видит перед собой аспирант. И из этого образа Карташ выпадать пока не собирался, дабы не вспугнуть ненароком гражданина учёного, и даже благие намерения распустить во всей обворожительной красе гусарский хвост перед заглянувшей на огонёк шантарской красавицей дружно бросились в кусты. Не время сейчас, товарищ, после, ну а девушки потом…
   Очень уж ему интересно вдруг стало, сколь глубоки познания историка в его же предмете.
   – Ну, тут однозначного ответа нет, – обернувшись, пристально взглянув на собеседника и наткнувшись на незамутнённый размышлениями взгляд, с глубокомысленным видом произнёс археолог. – Скорее всего, все народы понемногу внесли свой вклад в ослабление орды, и поэтому надо жить дружно. А вот ваш намёк на то, что над нами до сих пор витает призрак клада Чингисхана, позвольте отвергнуть.
   Ушёл, ушёл от ответа, чёрт, и ловко, признаться! Тут же перевёл разговор на другую тему. Ох и не прост ты, брат-аспирант, господин квазиучёный и псевдоисторик, ох и не прост… И кой чёрт занёс тебя сюда, такого красивого, любопытно было бы узнать… Указатель подозрения, включившийся сам по себе, подскочил аж на несколько делений.
   – Есть что в тайге поискать и помимо золота, – говорил меж тем археолог Гена. – Вот неподалёку отсюда – то есть, по сибирским меркам неподалёку – находились знаменитые Иванихинские золотые прииски. И, ежели опираться на слухи – а кроме слухов, увы, ничего более точного до наших дней не дошло, – где-то аккурат в этих местах размещалась личная тюрьма господина Иванихина, в которой миллионщик, сибирский крез и подлинный властитель сих земель, держал инородцев, как тогда называли исконных уроженцев Сибири… Кстати говоря, тех самых инородцев, кому Сибирь обязана своим названием. Исконные жители именовали эти неохватные просторы Шибир.
   – Правда? А я и не знала! – подала голос Маша. И, судя по голосу, было ей невообразимо скучно. И Алексей почувствовал нечто сродни удовлетворению.
   – Но и не Иванихинскую тюрьму мы намерены отыскать, дабы пополнить коллекцию краеведческого музея ржавыми цепями и примитивными орудиями пыток.
   – Ну дык и что же вы хотите отыскать? Следы неизвестной цивилизации? – спросил Карташ, косясь на зэка-шофёра. Спина Таксиста была напряжённой, прямой. Будто водила аршин проглотил.
   – Увы, – вздохнул аспирант, – всё гораздо скучнее. И курганы разрывать не станем, и искать следы торговых путей с Китаем, проходивших через эти края в средневековье… Мы, как это ни печально для вас, сеньорита, будем пытаться отыскать следы стоянок древнего человека, который золота не знал – ни к чему оно ему было… И в самом лучшем случае нароем мы костяных наконечников, камней, обработанных под орудия примитивного труда, палок-копалок… ну и, конечно, черепов и костей. Не правда ли, очень весело и романтично?
   «Ага, – подумал Алексей, – знаю я одно местечко, где этих черепов и костей, что грязи…» – и спросил:
   – Это ж какого древнего человека? Этого… неандертальца, что ль?
   Он изо всех сил старался, чтобы вопрос прозвучал из уст человека, который вспомнил одно умное слово да и поспешил выговорить его – чтобы произвести впечатление на барышню: мол, мы тоже кой-чего могём в учёном разговоре. Выходить из образа чуть туповатого офицера, который нахватался того самого «кой-чего» по верхам, он не собирался. Даже несмотря на уколы ревности.
   – Да кого ни откопаем, всё наш будет, – отшутился Гена.
   Но Карташ отступать намерен не был:
   – А вот ещё слышал про таких… щас, как их… палеоантропы. Это кто такие?
   – Другая разновидность древних людей, – не моргнув глазом, сказал аспирант Гена.
   Оп-паньки! Да это, как говорит подведомственный контингент, уже форменная туфта и полная лажа. Карташ оставался невозмутим, тогда как впору было бы криво ухмыльнуться.
   Историк, твою мать, аспирантишка, узкий специалист по древним людям!
   Не мог историк сморозить такую чушь, хоть режьте, ну не мог, и всё! Палеоантроп, для тех, кто не в курсе, есть собирательное название всех людей периода палеолита: неандертальцев, кроманьонцев, питекантропов и всяких там прочих. Стало быть, никакой он, к лешему, не историк!.. Хотя предельно ясно, почему Гена-генацвале выбрал себе отмазу про поиски древних людей – чего уж, вроде, кажется, может быть проще, трудно поскользнутся даже при плохой подготовочке. Кажется, что ведь полный примитив: камни, палки, нечленораздельные вопли – вот вам весь древний человек, да и нет в Парме ни одного, кто бы слышал о палеоантропах и прочих палеолитах… Ни одного, кроме него: старшего лейтенанта Карташа. Так что хренушки, брат Генка, не повезло тебе, не с тем ты встретился в первый свой день…
   Можно, конечно, вспугнуть липового гражданина аспиранта ещё и вопросами о тайджиутском или древнехягасском языках, но – ни к чему, ни к чему…
   «Откуда тебе знать, милок, – думал Карташ, – что папаша мой, теперь приходится за это сказать ему спасибо, пичкал меня литературой, в особенности научно-познавательной и военно-исторической – так сказать, воспитывал на примерах прошлого, чтобы я подражал и соответствовал. Да, многое я порядком подзабыл, признаюсь, но кое-какие обрывки знаний за клеточки-то мозга зацепились. И не перепутаю неандертальца с кроманьонцем, а битву на Легницком поле с битвой Куликовской. Понятно, что подобной начитанности от вэвэшного старлея ты никак не ждёшь, откуда, спрашивается, ей взяться.
   А вот что ты, дружок, этих вещей не знаешь, будучи аспирантом истфака, это не просто подозрительно. Это разоблачительно. Никакой ты не аспирант. Но кто ты, вот в чём вопрос? И какого дьявола припёрся в наши исправительно-трудовые пенаты? Выводить тебя прилюдно на чистую воду мне нет никакого резону, опять же ежели вспомнить опыт древних: «предупреждён – значит вооружён».
   Вот я и вооружён, а к чему мне тебя-то вооружать?»
   Могло, конечно, статься так, что сей «учёный» есть просто-напросто обыкновенный бичара, нанятый настоящими археологами в самом деле для разведки местности и решивший нагнать понта, чтобы чаровать здешних красавиц, однако, однако… Ну очень не понравилось Карташу, что этот любитель древностей объявился сразу же после случая с Егором Дорофеевым. Уж от чего он давно отучился, так это верить в совпадения…

Глава шестая.
«Хозяин» во всей красе

25 июня 200* года, 17.56.
   – Товарищ полковник, старший лейтенант Карташ по вашему приказанию…
   – Ах, да бросьте вы, Штирлиц, и так голова болит… – совсем как папаша Мюллер-Броневой, махнул ручищей полковник Топтунов и снова уткнулся в бумаги. Добавил:
   – Заходи, Карташ, садись, я сейчас…
   Алексей вошёл, сел, как было ведено, на колченогий стул напротив начальникового стола…
   И мигом напрягся. Что-то такое витало в воздухе – не угроза, нет, но разговор, судя про всему, предстоял нелёгкий. Не будет «хозяин» швыряться цитатами и шутками перед обычным разносом или трёпом ни о чём, уж изучили его за это время, знаем…
   Топтунов, бурча что-то матерное себе под нос и ворочая толстым загривком, подписал ещё несколько насквозь казённого вида бумажек. «Акт списания полотенец вафельных», – ухватил Алексей краем глаза заголовок на верхнем листке и мысленно ухмыльнулся.
   Но начальник исправительного учреждения почувствовал его усмешку, раздражённо отодвинул писанину в сторону, бросил сверху ручку.
   Китель его висел на спинке стула, рукава форменной рубашки были закатаны до локтей, под мышками расплывались тёмные пятна: денёк выдался жаркий.
   – Видишь, какой хернёй приходится заниматься, лейтенант, – пожаловался он, глядя куда-то мимо Алексея. И почти без перехода спросил:
   – Доставил?
   – В целости и сохранности, – позволил себе намёк на шутку Карташ: захотел посмотреть, как отреагирует «хозяин». – До самых дверей.
   А начальник шутку насчёт целости и сохранности скушал, сказал только:
   – Знаю, уже доложили. Молодец.
   «А зачем тогда спрашиваешь…» – мельком удивился старлей.
   – А что за хмырь с вами ехал? – продолжал «хозяин» с виду вроде как равнодушно.
   Алексей пожал плечами: