— Черт, — раздался разъяренный крик, — я запутался в канатах.
   Это был Геник, который возился возле сигнальной пушки почти оглушенный взрывом. Старый бретонец, буквально придавленный грудой канатов, лихорадочно преодолевал препятствия и, пытаясь освободиться, бессознательно ухватился за шнур, который по чистой случайности оказался у него под рукой, — малейшего усилия было достаточно, чтобы привести в действие запальный фитиль. Услышав этот нечаянный, но так вовремя подоспевший сигнал, моряки, наконец освободившись от инструкций, со всех ног бросились на корабль, побросав сумки на сани, спотыкаясь на льду и шлепая по лужам. Перепуганные собаки бежали впереди. Пять минут спустя все уже были на борту. С собой смогли взять только карабины и самое необходимое. Успели как раз вовремя, так как разрушительная сила достигла апогея. Вокруг чудом спасенного корабля начался ледоход. Льдины, расколовшись на тысячи острых кусков, сталкивались с невиданной силой. Все вертелось в водовороте, рушилось и гремело. На глазах у матросов, в бессильной ярости сжимавших кулаки, один за другим исчезли все три склада. А ведь это были главные ресурсы экспедиции, без которых дальнейшие исследования вряд ли будут возможны.
   Буря не утихала. На северной оконечности льдина вздулась и подскочила под действием какой-то неведомой силы. Раздался грохот, похожий на взрыв. Образовался широкий провал, немецкий корабль накренился, потерял точку опоры и, получив, вероятно, пробоину, стал быстро погружаться в воду. Не прошло и десяти минут, как все было кончено. «Германия» погибла.


ГЛАВА 14



Мрачные приметы. — Первые птицы. — Письмо, насаженное на штык. — Свидание. — Два соперника. — Неожиданное предложение. — Немец и француз. — На разных языках. — Психологический момент… — У моряков свои традиции. — Гордая реплика.
   Итак, судьба спутала все расчеты французского капитана. Принятые им меры предосторожности вместо пользы принесли вред.
   Кто мог подумать, что дело примет такой оборот. Корабль оказался на краю гибели. Это было тем более страшно, что только что затонул немецкий корабль. Зато у немцев уцелела провизия.
   Припасов на французском корабле оставалось ровно на два месяца. Попадет ли к тому времени «Галлия» в свободные воды? О том, чтобы добираться к полюсу, сейчас не могло быть и речи.
   Мрачный и молчаливый, но внешне спокойный, де Амбрие битых два часа ломал голову над множеством возникших проблем. Своими соображениями он ни с кем не делился, на корабле все шло обычным порядком, будто ничего особенного не случилось. После ураганов и бурь наступило затишье. Льдина больше не двигалась, словно застыла. На солнце ослепительно сверкал белый снег. Термометр показывал минус двадцать шесть градусов.
   Природа мало-помалу выходила из оцепенения. Оглашая воздух резкими, неприятными криками, над кораблем появились чайки.
   Им обрадовались, словно первым ласточкам. Но птицы скоро улетели на юг, чтобы через какое-то время снова вернуться.
   Двадцать четвертого марта, около полудня, Констан Гиньяр и баск, стоявшие на часах, вдруг заметили, что к «Галлии», тяжело ступая, приближается какой-то человек в меховой шубе, явно не свой — все французы находились в это время на судне.
   Констан Гиньяр, как положено по уставу, взял ружье на прицел и громко окликнул незнакомца:
   — Стой! Кто идет?
   — Друг! — отвечал тот.
   — Пароль?
   Пароля у французов никакого не было, но Гиньяр решил испытать непрошеного гостя.
   — У меня письмо к вашему капитану, — произнес незнакомец.
   — А! .. Так ты за почтальона! .. Нацепи тогда свое послание мне на штык, а сам отойди на пятнадцать шагов и жди ответа. Мишель, — обратился Констан Гиньяр к баску, — присмотри-ка за этим кашалотом, пока я сбегаю к капитану.
   Незнакомец, очень удивленный, выполнил приказ.
   — Господин капитан! Вам письмо!
   — Письмо? .. Давай сюда.
   Де Амбрие пробежал глазами листок и нисколько не удивился.
   «Я, нижеподписавшийся, начальник германской экспедиции к Северному полюсу, имею честь просить капитана „Галлии“ уделить мне несколько минут для беседы, весьма важной для обоих экипажей. С совершенным почтением — Юлиус Прегель».
   — Бершу, — обратился де Амбрие к своему помощнику, — прочтите, пожалуйста, это письмо… Потом вы, Вассер, и вы, доктор, тоже… Ты здесь, Гиньяр?
   — Здесь!
   — Подожди минутку.
   Де Амбрие взял лист бумаги и написал следующее: «Капитан „Галлии“ будет ждать господина Прегеля в два часа. Де Амбрие».
   — Вот, Гиньяр, передай.
   Гиньяр с письмом вернулся на палубу, нацепил его на штык и крикнул немецкому матросу:
   — Эй! .. Почтальон! .. Отцепляй! ..
   Сначала капитан намеревался устроить свидание с Прегелем в присутствии всего экипажа или хотя бы офицеров, но потом раздумал: одно неосторожное слово немца — и неминуем конфликт. Поэтому он приказал отгородить в общем помещении небольшой уголок и там принять гостя.
   — Друзья мои, — сказал де Амбрие матросам, — у начальника немецкой экспедиции разговор, видимо, важный, поэтому я решил встретиться с ним с глазу на глаз. Через полчаса он будет здесь. Надеюсь, вы не позволите себе ничего лишнего.
   Без пяти два часовые доложили, что к кораблю приближаются сани с тремя седоками.
   Закутанный в меха Прегель с важным видом сошел на лед и строгим тоном, каким немцы обычно разговаривают с подчиненными, обратился к своим спутникам:
   — Оставайтесь здесь и ждите.
   Де Амбрие встретил гостя на палубе и галантно, но не без превосходства, ответил на его поклон.
   Немец заговорил первым.
   — Прежде всего, — промолвил он, — позвольте поблагодарить вас, господин капитан, за то, что вы так любезно согласились меня принять. Признаться, я был готов к отказу.
   — Отчего же, милостивый государь? Соперники — не враги. К тому же вы писали о пользе встречи для нас обоих, одного этого вполне достаточно, чтобы отбросить все остальное.
   — Ваши слова меня радуют и дают возможность приступить прямо к делу.
   — Я готов выслушать вас.
   Капитаны сели друг против друга, и немец сказал:
   — Как вам известно, до сих пор обстоятельства мне благоприятствовали, никто еще не продвигался так далеко на север, как я. Ни одна экспедиция… Чего только мы не натерпелись во время зимовки! Но больше всего страдали от холода, многие матросы заболели скорбутом… Затем произошла настоящая катастрофа. Тут досталось не только мне, но и вам: я лишился корабля, вы -провианта.
   — Откуда вы знаете?
   — Видел, как провалились сквозь лед ваши склады.
   — Но часть запасов могла остаться на корабле! Верно ведь?
   — Уверен, что ничего не осталось.
   — Ну, это уже мое дело.
   — Извините, оно касается и меня.
   — Каким образом?
   — После всего случившегося, надеюсь, вы не намерены идти к Северному полюсу? Самое лучшее — как можно скорее вернуться в Европу.
   — Продолжайте, — холодно заметил француз.
   — Полагаю, вы не откажетесь отвезти нас на вашем судне домой?
   — Это — мой долг.
   — Рад это слышать, господин капитан. Примите мою искреннюю признательность. Как только установится благоприятная погода, я прикажу погрузить на ваш корабль всю провизию. Ее хватит обоим экипажам до конца пути.
   — Что же, справедливо… Теперь остается назначить время отплытия.
   — Я уже сказал, как только начнется оттепель.
   — Принимаю ваши предложения, но с одной оговоркой. Полагаю, вы не станете возражать. Близится время, благоприятное для полярных экспедиций. Не допустите же вы, чтобы я вернулся ни с чем.
   — Я вас не понимаю.
   — Все очень просто. Без провизии мне не добраться до полюса, а вам без корабля — в Европу. Я отвезу вас домой, а вы дадите мне провизию, чтобы я мог отправиться на Север. За провизию, разумеется, я заплачу сколько потребуется.
   — Вы предлагаете мне еще одну зимовку?
   — Мы вместе перезимуем на моем корабле. Я с половиной матросов уеду на север, половина останется здесь во главе с лейтенантом, а с ними — и ваш экипаж.
   — Капитан, мои люди в полном изнеможении. Есть больные… а лекарств никаких.
   — Велите перенести их сюда; поверьте, доктор у нас прекрасный! Всех вылечит.
   — Они в тяжелом состоянии, почти при смерти. Будьте милосердны, согласитесь плыть прямо в Европу.
   — Не понимаю, почему вы так на этом настаиваете? Ваши матросы не бабы, не могли они ослабеть от одной экспедиции! .. Быть может, это ваше личное побуждение…
   — Но, господин капитан…
   — Уж не боитесь ли вы лишиться своего преимущества передо мной в каких-то три градуса?
   — Прежде всего мне жалко людей, но… есть тут и мой личный… интерес… Вы должны меня понять, — смущенно произнес Прегель.
   — За чем же дело стало? — вскричал де Амбрие, воодушевляясь. — Мое положение тяжело, но и ваше не легче. Не нужны вам ваши припасы без корабля! Забудем о соперничестве, объединим усилия, будем работать на благо науки и подарим миру результаты наших трудов…
   Немец спокойно выслушал де Амбрие и, вперив в него острый, пронзительный взгляд, ответил:
   — Вашим предложением, капитан, вы оказали мне честь, оно весьма лестно, но условий своих я не изменю.
   — Повторите их, пожалуйста, капитан!
   — Немедленное возвращение в Европу, как только наступит оттепель. Корабль ваш, провизия моя.
   — Милостивый государь, после того, что я предложил вам, это похоже на оскорбление.
   — Оскорбление?! Просто я стараюсь извлечь максимальную выгоду из создавшегося положения.
   — Довольно. Вам не удастся воспользоваться моими трудностями..
   — Это ваше последнее слово?
   — Да!
   — Хорошо, я подожду.
   — Чего?
   — Начнется у вас голод, по-другому заговорите…
   — Думаете, голод заставит нас принять позорные условия? Ошибаетесь! Корабль — не осажденный город. Здесь нет ни женщин, ни детей. Одни мужчины. А мужчины умеют смотреть смерти в глаза. Моряки не сдаются… Прощайте, господин Прегель! Вы еще раскаетесь в своем упорстве!


ГЛАВА 15



Немецкая логика. — Дипломатическая ложь. — Негодование боцмана. — Геройская решимость. — Последние приготовления. — Флотилия на льду. — Свободные воды. — Грабители. — Последний привет. — Взрыв.
   Прегель ушел раздосадованный, но полный надежд. Он, собственно, не рассчитывал, что французский капитан сразу примет его условия. Но не за горами день, когда де Амбрие прибежит просить провиант. Иного выхода у него нет. «Красивых слов можно наговорить сколько угодно, — думал по дороге Прегель. — Ничего, я подожду… Злоупотреблять своим преимуществом неблагородно, а воспользоваться можно».
   Немец вернулся в свой лагерь в прекрасном расположении духа.
   Тяжелобольных у него не было. Напрасно он так бессовестно врал французскому капитану. Лишь кое-кто отморозил носы и пальцы. А о скорбуте или вообще о чем-нибудь серьезном и говорить не приходилось.
   Прегель не жалел красок, чтобы как-то оправдать свое эгоистичное желание возвратиться в Европу.
   Де Амбрие тем временем собрал экипаж, чтобы поговорить о положении дел на корабле, но тут Геник Трегастер снял шляпу и откашлялся.
   — Простите, господин капитан, что я встреваю без спросу, но мне хочется сказать от лица всех матросов, что этот проклятый немец не заслуживает звания моряка…
   — Да он, Геник, и не моряк, — с улыбкой заметил де Амбрие, — а самый обыкновенный географ.
   — Тем лучше для моряков, потому что он — скотина… дело в том, господин капитан, что мы слышали ваш разговор с ним… Здорово вы ему сказали, что моряки не сдаются. У нас даже сердце запрыгало! .. Нет, мы не сдадимся.
   — Никогда… Ни за что! .. — раздались возбужденные голоса.
   — Матросы уполномочили меня как старшего, — продолжал боцман,
   —заявить, что вы можете на нас рассчитывать. Мы готовы на все! Но не ради дисциплины. Нами движет беззаветная преданность. Клянемся, капитан, быть с вами и в жизни и в смерти! ..
   — И в жизни и в смерти! — эхом откликнулись матросы, вскинув вверх руки, как для присяги. . Тронутый до глубины души, капитан крепко пожал боцману руку и произнес:
   — Спасибо, Геник! .. Спасибо, друзья! .. Я как раз собирался посоветоваться с вами, как быть дальше, но вы сами предложили мне помощь… Принимаю ее с благодарностью. Вперед, матросы! .. За Францию, за родину! ..
   Было три часа пополудни. Не теряя времени капитан дал каждому поручение.
   Первым делом перенесли на лед шлюпку. Винт и руль сняли; в шлюпку впряглись восемь человек, и она легко и свободно заскользила по снегу.
   — Браво! .. — вскричал помощник капитана. — Так я и думал. Шлюпку можно снабдить провизией и двигателем, впрячь в нее собак и ездить по льду.
   Под двигателем он подразумевал аккумуляторные батареи, хранившиеся в трюме и служившие для передачи энергии и электроосвещения.
   Батареи перенесли на шлюпку и установили. Туда же погрузили оружие, лекарства, мореплавательные инструменты, просто инструменты, карты, книги о полярных землях, палатку, шубы, табак, две лампы, запас спирта и немного провизии.
   Де Амбрие в это время с верхушки мачты обозревал местность.
   Очень довольный результатами своих наблюдений, он взял двух матросов и обошел льдину, а вернувшись, тихим голосом обратился к доктору:
   — Обстоятельства благоприятствуют нам. Появилась свободная вода.
   — Не может быть!
   — Совершенно точно. Правда, течение очень сильное, но именно благодаря этому вода не замерзает.
   — Прекрасно!
   — Кроме того, на канале, проложенном нами, образовалась гладкая ледяная поверхность, будто специально для саней.
   — Нам повезло! Шлюпка вон какая тяжелая!
   — Что делают матросы?
   — Работают, притом весьма усердно.
   — Вот и хорошо. Через сутки все должно быть готово.
   — Что вы! Раньше управимся!
   Лодок на «Галлии» было много, в том числе три больших вельбота и одна плоскодонка, легкая, но устойчивая. На два вельбота погрузили провизию, уцелевшую после урагана. Всего около четырех тысяч пайков. Этого едва могло хватить на семьдесят дней, учитывая, что на корабле двадцать человек.
   На третий вельбот погрузили сани и провизию для собак — сушеную рыбу, взятую в Юлианехобе. Животных предполагалось поместить на время плавания в плоскодонку, наиболее устойчивую из всех лодок.
   Через шесть часов все было готово. Никто не догадывался, что затевает капитан. Он был серьезен, даже печален. Задумчиво расхаживал по кораблю, прежде такому благоустроенному, со множеством необходимых и очень ценных для экспедиции вещей, а теперь разоренному. Матросы стояли на льду, охваченные мрачными предчувствиями. Де Амбрие обошел корабль и появился на палубе.
   — Надо еще подождать, — прошептал он и спустился на лед.
   — Все в порядке, Бершу?
   — Так точно, капитан.
   — Пусть матросы готовятся тянуть шлюпку.
   Пятнадцать человек взялись за бечеву. Помощник капитана, лейтенант Вассер и доктор, с ломами в руках, пошли вперед, расчищая дорогу.
   Шлюпка двинулась с места. Прилаженные к ней полозья мягко зашуршали по снегу. Несмотря на довольно значительные размеры и массивность, она благодаря гладкости льда двигалась довольно быстро.
   За пять минут прошли сто метров.
   — Стой! .. — скомандовал капитан. — Отдохните, ребята!
   Теперь никто больше не сомневался в успехе.
   Матросы снова взялись за бечеву.
   Прошел час с четвертью. Шлюпка переместилась на полтора километра. Впереди, в десяти кабельтовых note 73, сверкала свободная вода с плавающими льдинами.
   О, если бы корабль не был скован льдом, как некогда «Тегетгоф» note 74!
   Но стоит ли предаваться бесплодным сожалениям. За работу!
   Четверых оставили стеречь шлюпку, на случай если бы лед тронулся, остальные вернулись к кораблю.
   После шлюпки оказалось совсем легко перетащить на край льдины вельботы и плоскодонку. Это заняло минут сорок, не больше.
   Когда, перетаскав вельботы, матросы возвращались к кораблю, они не могли сдержать крик ярости при виде бродивших по палубе темных фигур.
   — Негодяи! .. Воры! .. Мерзавцы! .. Хищные прусские коршуны!
   Матросы бросились было вперед, сжимая револьверы.
   — Стоять! — громко приказал де Амбрие.
   Матросы остановились. Дисциплина на флоте — дело святое.
   Впрочем, немцы, заметив французов, поспешили убраться с корабля и обратились в бегство, осыпаемые руганью и проклятиями.
   — Все на борт! — скомандовал капитан, побледнев.
   Моряки выстроились у грот-мачты.
   — Ступай за мной, Геник!
   Вместе с боцманом де Амбрие сошел вниз, а через пять минут оба вернулись.
   — Спусти флаг, — приказал капитан боцману, после чего отрезал от древка материю, обернул вокруг мачты и приколотил гвоздями.
   Полярники стояли без шапок с глазами, полными слез.
   Капитан от волнения не мог произнести ни слова, лишь сделал знак покинуть корабль. Вслед за матросами сошел Геник, после него доктор, лейтенант, помощник и, наконец, сам де Амбрие. Согласно морскому обычаю командир покидает судно последним.
   — А теперь милости просим на корабль! .. — с гневом произнес Геник, погрозив кулаком в сторону неприятельского лагеря.
   Надо было не мешкая уходить. Некоторые моряки даже побежали. Через четверть часа они уже были возле своей флотилии. Обернулись, бросив последний взгляд на очертания «Галлии».
   В этот момент лед затрещал, задвигался. Густое облако окутало корабль, вверх взметнулось пламя. Раздался оглушительный взрыв.
   Когда облако развеялось, на том месте, где стоял парусник, осталось зеленоватое пятно. Обломки «Галлии» поглотил образовавшийся провал.



Часть третья. ЛЕДЯНАЯ ГЕЕННА




ГЛАВА 1



Превращения капельки росы. — Как образуются «айсберги». — На Север! — Все хорошо, слишком хорошо. — Полюсы холода.
   У экватора капелька росы дрожит и сверкает на лепестке икзоры.
   На цветок летит стрекоза и своим прозрачным крылышком сбрасывает капельку в ручей. Из ручейка капля попадает в маленькую речку, потом в большую и, наконец, в океан.
   Спустя некоторое время горячий солнечный луч превращает капельку в атом пара, частичку облака, гонимого южным ветром к областям дальнего Севера.
   Там капельку подхватывает мороз, и она превращается снежинку. Снежинки, соединяясь, укрывают околополярные страны на долгие месяцы, пока не пригреет солнце и не превратит их в капельки воды. Налетевший студеный ветер превращает капельки в ледяные кристаллики. Кристаллики сливаются с ледником и вместе с ним возвращаются в океан.
   Но процесс этот длительный. Капелька может пробыть в ледяном плену сотни, а то и тысячи лет.
   По сути дела, ледник — это не что иное, как громадная, промерзшая до дна река. Постепенно ледник спускается к глубинным водам, но так медленно, что движение его совсем незаметно.
   В конце концов он достигает моря и начинает давить на его ледяную поверхность. Лед долго не поддается, но потом с треском ломается. Море вскипает, бурлит, затем успокаивается, и ледяные глыбы свободно плывут по течению. Размеров они гигантских, нередко достигают двух тысяч метров в длину. Это и есть айсберги — плавучие горы пресного льда…
   Прошли сутки после того, как де Амбрие скрепя сердце взорвал свой прекрасный корабль.
   Флотилия лодок, которые тащила буксирная шлюпка, шла вдоль южного края льдины.
   Вдали, на юге, волновалось свободное море с плавучими льдинами, направлявшимися к заливу Робсона.
   Ничто не мешало нашим путешественникам плыть в более теплые места, но, верные себе все, до последнего матроса, французы двигались в противоположном направлении.
   Какая нелепость — идти на Север, не имея ни провианта, ни вообще самого необходимого! Настоящее самоубийство!
   Допустим даже, путешественники доберутся до полюса. Но смогут ли вернуться назад?
   Очевидно, у капитана были на сей счет свои соображения, иначе он согласился бы на предложение Прегеля и не взорвал любимую «Галлию».
   Шлюпка шла вперед, таща за собой «шлейф»… Как не походила эта новая «Галлия» на прежнюю, ту, что погибла! Она имела всего десять тонн водоизмещения и не могла смело смотреть в лицо опасности. Судьба ее была неопределенна, надежды на успех сомнительны…
   Издалека доносился гул, похожий на гром. Но небо было ясно, молнии не сверкали. Лодки качались на волнах, прыгали как пробки, к ужасу собак, которые зловеще выли. Оглушительный грохот ломавшегося льда приводил в отчаяние даже самых спокойных.
   Вдруг огромная льдина рухнула и образовала проток шириной чуть больше километра.
   — Я знал, что пройдем! — вскричал де Амбрие. — Вперед! Вперед! .. На Север! .. Скажи, Фриц, как работает машина?
   — Превосходно, господин капитан! — ответил машинист. — Ручаюсь, не подведет.
   — Ладно. Рулевой! Смотри в оба!
   Шлюпка вошла в проток, искусно лавируя между айсбергами.
   Это было двадцать восьмого марта на широте восемьдесят четыре градуса и долготе — сорок градусов по парижскому меридиану.
   До полюса оставалось шесть градусов, то есть немногим больше шестисот километров.
   Ведь это сущие пустяки.
   Но при нормальных условиях. Когда нет ни провалов, ни снега, ни льда.
   Как бы то ни было, французы решили идти вперед. Тем более что перед ними появились свободные воды. В общем, как сказал Дюма, все шло хорошо, даже слишком хорошо.
   Больше часу шлюпка плыла по тихим водам протока, огибавшего желтоватые скалы, тянувшиеся нескончаемой цепью к северу.
   Эти земли соединялись с теми, которые открыл Локвуд.
   — Похоже на материк, — заметил вполголоса капитан, обращаясь к доктору, и передал ему подзорную трубу.
   — Вполне возможно, — ответил тот. — Не исключено, что это продолжение Гренландии. Разве не может эта датская колония тянуться до самого полюса?
   — Было бы неплохо!
   — Что вы имеете в виду, капитан?
   — Попадись нам опять ледяное поле, мы могли бы продолжить путь на полозьях.
   — Вы рассчитываете снова попасть на ледяное поле? — невозмутимо спросил Бершу.
   — Надо быть готовыми ко всему, даже к самому худшему. Впрочем, это лишь мое предположение, притом весьма сомнительное.
   — Тем лучше, ведь припасов у нас всего на два месяца.
   — Если воды будут и дальше оставаться свободными, через неделю мы окажемся на полюсе.
   — Это конечно, прекрасно, но до конца зимы пока далеко… А на полюсе еще холоднее.
   — Ах, Бершу! Плавал ты много, а до сих пор не знаешь различия между геометрическим полюсом земного шара и полюсом холода… или, вернее, полюсами холода. Вспомни-ка: согласно новейшим исследованиям, полюс сам по себе не является самым холодным местом на нашем полушарии.
   — Разумеется, капитан. Я совершенно забыл, что и магнитный полюс в значительной мере удален от него.
   — Физики, проведя довольно сложные подсчеты, определили, что первый полюс холода находится в Сибири на семьдесят девятом градусе тридцати минутах северной широты и сто двадцатом градусе восточной долготы.
   — А тот, что интересует нас, должен находиться на семьдесят восьмом градусе северной широты и девяносто седьмом градусе западной долготы.
   — Вот дьявол! Выходит, он уже пройден, мы ведь находимся сейчас на восемьдесят четвертом градусе северной широты.
   — Кстати, здесь температура немного выше.
   — Но между географическим и магнитным полюсами разница целых двенадцать градусов, а это очень много.
   — И все-таки почему же море не освободилось ото льда, как на шестьдесят восьмой параллели? Ведь здесь температура выше, чем в Архангельске или Рейкьявике.
   — По-моему, Бершу увлекся, — иронически заметил доктор.
   — Позволь объяснить тебе, любезный, что цифры семьдесят девять и семьдесят восемь градусов немного произвольны, — вмешался капитан.
   —Американский полюс холода, например, находится почти посередине воображаемой линии, связывающей географический полюс с магнитным. Нерс, Кэн note 75, Мак-Клюр note 76 и Грейли зимовали на широте, очень приближенной к этой точке. Они думали, что так можно найти свободное ото льда морское пространство или, по крайней мере, рассчитывали, что температура там будет несколько выше.