– Ни единого, Рольф. Подвергни Диану инквизиторским пыткам и запиши на видео, он и тут пожмет плечами, хотя внутри у него все и перевернется. А что ему делать? Только настаивая на своем, он может рассчитывать на то, что удастся ее выручить.
   – Черт… – Pay задумался. – Крепкий орешек наш профессор Довгер… Будет ли он вообще работать на нас?
   – Будет, – уверенно сказал Фолкмер, – но только после того, как увидит Диану, запустит все свои механизмы по ее спасению и убедится в крахе этих пла­нов. Вот тогда из всех дверей для него останется открытой одна, и он войдет. Он войдет, Рольф.
   – Гм… Значит, нам необходимо загнать его именно в такой коридор с открытой дверью…
   – Да, но разрази меня гром, если я знаю, как это сделать.
   Pay молча смотрел в одну точку, покачиваясь на каблуках, как всегда в моменты напряженных раздумий. Он мог бы показаться отрешенным от реальности – любому, но не Фолкнеру.
   – Штернбург, – вымолвил Pay.
   – Что Штернбург? – встрепенулся Фолкмер.
   – Там мы сможем устроить встречу, и там мы будем владеть ситуацией. Твой замок Штернбург, Йохан.
   – Почему это он мой?
   – Потому что он целиком плод твоей фантазии, разве нет?
   – Ну… Да, я придумал это предприятие, но я ведь не вложил в него ни шиллинга. Штернбург принадлежит Хельмуту Клейну.
   – Договорись с ним.
   – В последнее время я только этим и занимаюсь.
   – Когда мы все это начинали, ты сам предлагал вывезти Довгера из России через Штернбург. Тот, самый первый разговор.
   – А, да. Тогда все было иначе, вернее, ничего не было. Просто прикидка возможностей… Клейн – опасный человек. Это взрывчатка, а то, что мы затеваем, – еще опаснее. Ты знаешь, как происходит атомный взрыв? При столкновении двух половинок уранового шара…
   – Столкновения нужно избежать. Договорись с Клейном, Йохан.
   Фолкмер испустил тяжелый вздох.
   – Я попробую, но…
   – Ты видел фильм «Звездные войны»?
   – Видел. А при чем тут…
   – Помнишь учителя Йоду, его наставление? «Не надо пробовать, надо делать»…
   На это Фолкмер ничего не ответил. Он помолчал немного и сменил тему беседы.
   – Пока меня не было, тебе, наверное, удалось более основательно пообщаться с Дианой…
   – Удалось, – лаконично подтвердил Pay.
   – Узнал что-нибудь интересное? Я имею в виду, о работах Довгера… Кроме того главного, что мы уже знаем?
   – Узнал, и немало! Это потрясающе, Йохан. Правда, в практическом плане эта информация бесполезна, без образцов, аппаратуры и самого Довгера она ни гроша не стоит. Потому Диана тут и не скрытничает, что ей это ясно. Но у меня есть настолько захватывающие подробности, что…
   – Одну минуту, Рольф. Как ты смотришь на то, чтобы рассказать мне об этом за ужином?

24

   25 апреля 2001 года
   Полицейский не заметил грубого нарушения правил, когда машина Фолкмера выкатилась на полосу встречного движения. Торопливо исправив оплошность, Йохан Фолкмер пообещал себе быть внимательнее, но обещания не исполнил. Мысли его витали далеко. Клейн пригласил его к себе в офис – не в ресторан, не домой, не на виллу, – и в этом усматривался плохой знак.
   Хельмут Клейн был гангстером под личиной респектабельного бизнесмена. Дороги Фолкмера и Клейна пересекались неоднократно, а однажды случилось так, что Клейн помог Фолкмеру выпутаться из крупных неприятностей. Не из альтруизма, конечно, – он ждал ответной услуги, и не рядовой.
   Случай расплатиться с Клейном представился через какое-то время, когда Фолкмер ввязался в очередную авантюру. Он организовал акционерную компанию, занявшуюся поисками нацистского военного корабля, везшего золото и потопленного союзниками в Ботническом заливе близ Аландских островов. Корабль найти не удалось (и компания лопнула), зато в ходе подводных работ обнаружилось нечто, как позже осознал Фолкмер, не менее ценное.
   Это был подводный каньон, а точнее, разлом скальной породы морского дна, не отмеченный ни на одной карте. Он начинался возле шведских берегов, извилисто огибал Аландские острова и тянулся в Финский залив. На картах он не значился не из-за упущения картографов, а потому, что верхние края разлома почти смыкались по всей его протяженности (а местами и совсем смыкались, и тогда он становился естественным подводным тоннелем). Лишь те немногие участки, где края разлома расходились достаточно широко – настолько широко, что здесь в тоннель-каньон мог проникнуть небольшой подводный аппарат – были помечены на картах как донные впадины.
   Значение этого открытия стало ясным Фолкмеру не сразу. В рамках работ его акционерной компании (пожалуй, слегка за рамками, что уже не столь важно) он исследовал разлом на мини-субмарине «Шарк-4». Выяснилась любопытная вещь: пользуясь каньоном, можно незамеченным достичь российской акватории и очутиться поблизости от острова Крозен, где возвышается заброшенный замок Штернбург и откуда рукой подать до Санкт-Петербурга.
   Узнав об этом, Фолкмер призадумался. Его самого мало интересовала Россия, она не вписывалась в его схемы. Но он знал, что Клейн активно ищет каналы для переброски в Россию наркотиков, осваивая новый гигантский рынок, и пока не очень успешно. Фолкмер навел справки об острове Крозен, о Штернбурге… И явился к Хельмуту Клейну с готовой идеей.
   Разумеется, продавая идею Клейну фактически за бесценок (учитывая масштабы грядущих дивидендов), он тоже руководствовался не альтруизмом и не одним чувством благодарности. Сработал его старый принцип: везде, при малейшей возможности, создавать плацдармы и запасные аэродромы. Кто знает, что когда пригодится…
   Клейн развернул бурную деятельность через российских подставных лиц. Восстановление Штернбурга, превращение его в экстравагантный отель прекрасно маскировало другие работы, в том числе и подводные, проводимые австрийскими специалистами. Для транспортировки партий наркотиков Клейн располагал четырьмя мини-субмаринами типа «Шарк», ранее принадлежавшими акционерной компании Фолкмера. По окончании работ они могли (в зависимости от обстоятельств) доставлять груз на подводную базу Клейна или непосредственно в Штернбург, где было устроено искусственное озеро, сообщающееся с морем.
   Наркотики – это большие деньги, но и большой риск, а в случае Клейна и деньги, и риск были огромны. Идею прикрытия также подсказал Фолкмер. Еще до начала операции он говорил Клейну:
   – Сам по себе Штернбург – идеальная база. Во-первых, туда постоянно будут ездить туристы – причем такие, которым непозволительно будет шнырять по замку и окрестностям! – во-вторых, отель нужно снабжать всем необходимым. А это значит, грузовики, катера, паромы совершенно естественны. Расположение Штернбурга на острове во всем отвечает нашим целям. Кому придет в голову, что там перевалочный склад? Не зная о подводном канале, догадаться об этом невозможно. Ведь тогда получается, что наркотики приходится ввозить в Штернбург откуда-то с материка, с трудностями и опасностями, чтобы потом вывозить обратно. Согласись, это звучит нелепо. Но этого мало, Хельмут. В Штернбурге нужно создать параллельно с тюремным отелем и независимо от него, элитный бордель – обязательно с несовершеннолетними проститутками, и чем моложе, тем лучше. В число клиентов необходимо вовлечь как можно больше высокопоставленных лиц. Зачем? Ну, первое очевидно – эти лица будут кровно заинтересованы в том, чтобы не привлекать к Штернбургу внимания властей. Второе. Представь себе, что какая-то спецслужба все же краем уха услышит намек на нелады в Штернбурге. Первым делом они обнаружат там этот бордель, и как же они поступят? Прикроют со скандалом? Да ничего подобного, Хельмут! Они будут беречь его как курицу, несущую золотые яйца! Это неиссякаемый источник компрометирующих материалов, а такие материалы – мощнейший рычаг влияния. Выгодно им будет после этого рыть дальше и выкапывать тайны, могущие похоронить бесценный источник? Сомневаюсь. Я допускаю, что они, даже если – даже если! – пронюхают о наркотиках, могут и на это закрыть глаза. Конечно, смотря какая спецслужба, смотря с какими амбициями. Но не пронюхают! Два верхних слоя надежно укроют нижний, главный.
   Таков был план Йохана Фолкмера, воплощенный Клейном во всех деталях. В банки Клейна потекли гигантские прибыли, но… Это «но» относилось к Фолкмеру и было для него серьезным. Клейн, видимо, не считал себя чем-то обязанным Фолкмеру, полагал, что они просто в расчете. Любая просьба Фолкмера встречалась если не в штыки, то с явным неудоволь­ствием. Ему с огромным трудом удалось уговорить Клейна оказать содействие в деле с похищением Тани Болгарцевой, а теперь совсем другой поворот… И Клейн пригласил его В ОФИС, что определенно не нравилось Фолкмеру. Это вряд ли будет похоже на встречу старых приятелей.
   Опасения подтвердились еще до того, как Фолкмер увидел Клейна, – ему пришлось прождать в приемной добрых двадцать минут. Когда он наконец вошел в кабинет, на лице Клейна отразилась досада.
   – Расходы по твоей последней операции, – не здороваясь, сказал Клейн с нажимом на слово «твоей», – превысили оговоренную сумму. Ты должен мне дополнительно тринадцать с половиной тысяч долларов.
   – Всего-то? – Фолкмер приложил немало усилий, чтобы выглядеть беспечным. – Это будет улажено сегодня же, Хельмут.
   Он сел в кресло, и Клейн зло посмотрел на него:
   – Не помню, чтобы я предложил тебе сесть.
   – Брось, Хельмут. Мы с тобой сиамские близнецы, а ссоры сиамских близнецов редко идут на пользу обоим.
   – Ты скорее напоминаешь мне сиамского кота, – проворчал Клейн уже с меньшей жесткостью в голосе.
   – Такой же красивый?
   – Такой же коварный… Ладно, Йохан, к делу. У меня мало времени.
   – Я много времени и не отниму, дело, в сущности, пустяковое. Мне нужен твой Штернбург. – В отместку Клейну Фолкмер также надавил на слово «твой».
   – В подарок?
   – Избави меня Всевышний от таких подарков! Это же сплошная головная боль. Мне нужно доставить туда человека на одной из твоих субмарин. И временно принять командование персоналом…
   Клейн постучал пальцем по клавиатуре выключенного компьютера:
   – Так не пойдет, Йохан. И не надейся.
   – Почему?
   – Ты затеваешь что-то крупное. Сначала история с девочкой… Хорошо, я не совал нос… Но теперь вот это. Разговор состоится только в том случае, если я буду, во-первых, в курсе, а во-вторых, в доле.
   – В доле? Не хотелось напоминать, но твоя доля заключается в доходах от Штернбурга, которые ты получаешь благодаря мне…
   – До свидания, Йохан.
   – Мы можем договориться…
   – Мне вызвать охрану или ты сам найдешь выход?
   Фолкмер вскинул руки вверх, демонстрируя не только этим жестом, но и всем своим видом полную капитуляцию.
   – Будь по-твоему, Хельмут. Речь идет об одной российской лаборатории. Они там заняты разработкой новой аппаратуры для дистанционного считывания информации с компьютеров по паразитным излуче­ниям.
   – Что же тут нового? – Клейн недоверчиво прищурился. – Мои люди давно пользуются такими устройствами.
   – Тогда ты знаешь, как работают эти штуки. Далеки от совершенства, правда? А русские машинки – просто чудо. Им не страшны высокие уровни помех, большие расстояния, даже многие типы экранировок. Новая эпоха в промышленном, да каком угодно шпионаже. Мне поручено добыть технологическую документацию…
   – Поручено? Ты хочешь сказать, что тебя наняли?
   – Вроде того. Мой заказчик, или партнер – называй как хочешь, – как его ни назови, спит и видит русскую аппаратуру. При удаче мне светят четыре миллиона долларов…
   – Так, – промолвил Клейн с ироничной усмешкой. – Зная тебя, могу предположить, что цифру ты занизил раз в пять. Мои условия будут справедливыми– пять процентов, то есть миллион долларов.
   – Хельмут! Миллион – это четверть от четырех миллионов, а не пять процентов!
   – Это пять процентов от двадцати миллионов. Кроме того, постоянный процент от эксплуатации машинок и несколько штук мне, живьем.
   Фолкмер отреагировал пожатием плеч:
   – Последнее не в моей власти. Эксплуатировать буду не я, да и как тут подсчитаешь процент… Где и кто конкретно их будет изготавливать, мне тоже неизвестно.
   – Это можно узнать.
   – Узнать можно, но подумай хорошенько, Хель­мут. Надо ли тебе с этим связываться? Это ведь не какая-то частная лаборатория сумасшедшего доктора Франкенштейна. Это правительственный уровень, спецслужбы. Если они возьмут след, моему заказчику придется несладко. Потому и я в этом деле как бы в стороне, в роли ландскнехта. Думаешь, мне самому не хотелось бы иметь такую аппаратуру? Но тут можно здорово обжечься. А твое положение еще уязвимее. Стоит русским зацепить тебя хоть краешком, и твоему российскому проекту конец.
   – Вот именно. Твоего человека сцапают, и он выдаст тоннель.
   – Я не идиот, Хельмут. Мне предельно ясно, что станет со мной, если я провалю Штернбург. Поэтому, скажем, два миллиона, и никаких шпионских триллеров, идет?
   Клейн не спешил с ответом. Ему и в голову не приходило полностью верить Фолкмеру, этому Рейнеке-лису, прожженному плуту из фольклорных историй. Вопрос тут в другом – стоит ли дожимать Фолкмера или остановиться на достигнутом? Независимо от удельного содержания в коктейле Фолкмера правды и лжи резон в его рассуждениях есть. Никогда не откусывай больше, чем способен проглотить. Клейн частенько нарушал эту мудрую заповедь, но весь фокус в том, чтобы выбрать время и место для нарушения. Пожалуй, сейчас следует пойти Фолкмеру навстречу, два миллиона долларов – веский довод в его пользу… И по возможности наблюдать за ситуацией, а там будет видно.
   – Идет, – сказал Клейн. – Бинго. Так что, ты говорил, тебе нужно?

25

   Слушая рассказ Фолкмера об аудиенции у Клейна, Рольф Pay периодически качал головой.
   – Аппетиты тигра возрастают, – заметил он. – Надеюсь, нам больше не придется к нему обращаться, иначе он выкачает из нас все до последнего цента.
   – Но я достиг результата.
   – Ты все сделал отлично… Только вот, наверное, напрасно продал ему сказку о компьютерных техно­логиях. Лаборатория – это так близко к тому, что есть на самом деле… Я сейчас и слово-то это побаиваюсь произносить вслух.
   – Так лучше, – не согласился Фолкмер. – Нам предстоит работать с персоналом Клейна в Штернбурге, там будут и Довгер, и Диана… Избежать упоминаний о лаборатории будет трудновато, а раз некая лаборатория уже засвечена, меньше вопросов.
   – Может быть, ты и прав. И что теперь?
   – Как только закончим здесь предварительный этап подготовки, я вылечу в Санкт-Петербург, а оттуда доберусь до Штернбурга. Осмотрюсь на месте, вникну в детали, связь по линии Клейна. Когда приготовлю все к вашему прибытию, ты перевезешь Диану из Нючепинга в Седертелье, там в шхерах база мини-субмарин «Шарк». Перевозка в Седертелье – это самое опасное. Шведская полиция очень въедливая, не то что наша австрийская.
   – Хорошо еще, что мы приготовили убежище для нашей пленницы именно в Нючепинге! До Седертелье там километров восемьдесят, не так далеко.
   – Убежище вообще-то предназначалось не для нее, а для профессора…
   – Ты бередишь эту рану из чистого садизма?
   – Да нет, просто подумал о действительно удачном совпадении. Ведь у нас был выбор из пунктов в Норвегии, Швеции, Дании… Но восемьдесят или сто, полиция есть полиция.
   – Я не забуду.
   – Дальше, о субмаринах «Шарк». Я хорошо их знаю, это же я уступил их Клейну. Это небольшие аппараты, быстроходные и маневренные, такие, знаешь, желтые подводные лодки из мультфильма «Битлз». Они четырехместные. Один – пилот Клейна, второй – ты, третья – Диана… Думаю, брать четвертого для охраны излишне. Куда она денется из субмарины?
   – Пусть будет резервный пилот, – решил Pay. – Если первого стукнет инфаркт, я не хочу застрять в твоем подводном тоннеле… А когда ты намерен предупредить профессора?
   – Как можно позже. Буду тянуть до последнего, чтобы у него не осталось времени для неожиданных маневров. Но вот не улетит ли он на остров Суханова… Это не только от него зависит.
   – О его перемещениях сообщает Каспер, и у тебя будет связь со мной. Раньше он летал туда и обратно, что должно измениться? Для нас это будет означать лишь задержку.
   – Задержки в пути, остановки на станциях. – Фолкмер неуклюже раскинулся в кресле, потянулся, словно стараясь выпутаться из сетей многодневной усталости. – И она строит лестницу в небо…
   – Покупает, – поправил Pay.
   – Что?
   – Там в песне – «и она покупает лестницу в небо».
   – Ах да, покупает… Рольф, я считаю, что после того как я побеседовал с профессором, он сам себя за волосы вытащит… Повторит подвиг Мюнхгаузена, но будет ждать развития событий в Санкт-Петербурге, либо вернется туда, едва сможет. Да, считаю, и все же беспокойство не отпускает меня, а это уже признак паранойи. Я чертовски переутомлен, Рольф, и ни слышать, ни говорить больше не могу об этом проклятом профессоре! Не поехать ли нам с тобой в оперу?
   – Ты поклонник оперы?
   – Я на дух не переношу только современных композиторов, мастеров фрезы и циркулярной пилы. Твой Хиндемит еще не генерал в этом воинстве… Но что может быть лучше милой, старой итальянской оперы? Собирайся.
   – А ты знаешь, что в каком театре идет?
   – Конечно знаю.
   Pay поднял брови с оттенком скорее восхищения, нежели удивления.

26

   Санкт –Петербург
   19 мая 2001 года, утро
   В квартире полковника Кронина на улице Победы за чаем сидели двое – сам хозяин и профессор Виктор Генрихович Довгер. Мирная картина, но это не было приятным утренним чаепитием двух друзей, встретившихся для неторопливой беседы о том о сем. Седовласый, импозантный шестидесятилетний профес­сор утратил присущую ему вальяжность, он был бледен и напряжен. Полковник выглядел спокойным, но только выглядел.
   Александр Андреевич Кронин был тем единственным человеком, кому профессор поведал о разговоре с Фолкмером – еще тогда, сразу после того разговора. По вполне понятным причинам Довгер не оповестил больше никого из УНР, а близких контактов вне организации он ни с кем не поддерживал. Кронин стал исключением потому, что профессор мог обратиться к нему не как к функционеру УНР, а как к другу, и попросить совета. Полковник одобрил решение Довгера хранить молчание, а совет дал один – ждать.
   Официально полковник Кронин занимал пост в одной из структур, непосредственно связанных с обеспечением безопасности государства, неофициально же смыслом и содержанием его жизни была другая служба, не числящаяся ни в каких реестрах. Он душой и телом принадлежал УНР, Управлению научной разведки. Дело профессора Довгера было и его делом, но, кроме того, он был предан профессору и испытывал к нему почтительную привязанность, какую мог бы испытывать ученик к учителю. Полковник и сам не знал, чего больше в его взаимоотношениях с Довгером: личного или относящегося к организации.
   По роду обязанностей в УНР полковник не имел касательства к расследованию авиакатастрофы с «Бич Джетом», но после сообщения Довгера осторожно поднял материалы. Согласно им, никто не нашел оснований ставить под сомнение показания летчика. Но никому не пришлось и выслушивать ошеломляющих заявлений о том, что Диана Довгер жива и вдобавок попала в руки людей, заинтересованных в шантаже профессора! А для полковника Кронина авиакатастрофа предстала в новом свете. В тот день заболевает второй пилот… В самолете Болгарцева внезапно начинает барахлить топливно-насосная система, и опытный летчик настолько теряется, что уводит машину чуть ли не под прямым углом от курса… Система отказывает совсем, и самолет падает в море… А потом профессора Довгера на улице останавливает некто. Причем этого «некто» даже не отфиксировала негласная охрана профессора, потому что в тот момент ее не было рядом. Собственной охраны Довгер не имел, объясняя это нежеланием выделяться (что это за начальник рядовой гляциологической лаборатории, который разгуливает, как банкир, в компании горилл?!). Но Кронин подозревал, что за этим скрывается попросту глубочайшее презрение профессора к подобным вещам… Опекать же Довгера тайно двадцать четыре часа в сутки не было никакой возможности, да и необходимости не возникало.
   Тревожить Болгарцева полковник не стал. Если летчик ни в чем не виноват и его каким-то образом использовали втемную, это ничего не даст, а если виноват, Кронин лишь насторожит тех, кто стоит за инсценировкой. Согласованная с профессором выжидательная тактика представлялась ему наилучшей. Тот, кто сделал первый шаг, непременно сделает и второй, а тогда, войдя в контакт с врагом, можно планировать и контрмеры. Пока же полковник сожалел о том, что не в его власти отдать приказ о полном снятии наблюдения с Довгера. Стоит коллегам из УНР обнаружить противника, и они отправят предписанные доклады наверх. Машина придет в действие, а ведь похитителей явно информирует кто-то из УНР, причем с достаточно высокого уровня. Но будь это и не так, любая масштабная операция способна повредить Довгеру и Диане, поставить под удар проект «Мельница»… Не то чтобы полковник не доверял персоналу УНР поголовно или сомневался в профессионализме соратников. Придет время подключить и их, но это время еще не пришло. А сегодня, когда противник сделал второй шаг и профессор пришел к полковнику, Кронин и при желании не мог бы никого подключить. Связь с Селецким была односторонней, прочие каналы временно заблокированы в преддверии атаки «Стального Крота», так что полковник остался один. И это, нельзя не признать, совпадало с его намерениями.
   – Саша, тебе известно хоть что-то о Штернбурге? – спросил профессор, машинально помешивая ложечкой в стакане. – Мне, конечно, объяснили, что это такое и как туда добраться, но ты знаешь о нем что-нибудь?
   – Не что-нибудь, – ответил полковник, – а очень даже много. Штернбург, тюремный замок на острове Крозен…
   – Да, да, это мне растолковали. Но подробности, Саша! Заброшенный замок?
   – Был заброшенным до недавнего времени. Теперь там аттракцион для ополоумевших богатеев, жаждущих просветления духа. За их же деньги их как бы сажают в тюрьму. Исторические условия как двести лет назад.
   – Не может быть. И находятся декабристы?
   – Отбою нет. Но Штернбург – большой замок, целый лабиринт, и кроме тюрьмы там открыт еще и бордель…
   – Вот как! – усмехнулся Довгер. – Тюрьма с бор­делем. Тоже как двести лет назад? Такие наказания были приняты в Российской империи?
   – Нет, Виктор Генрихович, эти вещи там не пересекаются. Бордель для особо избранной публики, закрытый клуб. Политики, высокопоставленные чиновники, кое-кто из деловой элиты развлекаются с проститутками от двенадцати до четырнадцати лет.
   – Бог мой, – пробормотал шокированный профес­сор. – Но это же дети, Саша! И ты, твои люди знали об этом… И ничего не предпринимали?!
   – Да, мои люди знали… Знают об этом, но…
   – Люди твоего ведомства или люди УНР? – перебил Довгер.
   – Когда я говорю «мои люди», – подчеркнул Кронин, – я всегда имею в виду только людей УНР… Так вот, это не дети, Виктор Генрихович. Если бы там эксплуатировали детей, я наплевал бы на все последствия и сам перегрыз глотки подонкам. Но это НЕ дети.
   – А как же…
   – Возраст ничего не значит. Это экземпляры определенного психотипа, тупые, злобные, лживые твари. Если вы думаете, что их всех набирают в подворотнях или детских домах, вы ошибаетесь. Большинство – да, но есть и отбросы небедных семей. Для данного психотипа характерны эмоциональная глухота, гипертрофированный эгоизм, алчность, крайне низкий уровень развития, причем любая учеба отвергается. Секс, алкоголь, деньги – вот все, что их интересует. Они способны на какое угодно преступление, моральных критериев нет, потому что такие критерии чересчур сложны для их примитивного полусознания. С девяти-десяти лет они становятся настоящими нимфоманками без всякого принуждения. И это никак нельзя исправить, Виктор Генрихович, разрушение необратимо. С экземплярами мужского пола еще можно что-то сделать, но в Штернбурге только женские особи. В сущности, они опасны для людей, но, к счастью, их держат взаперти.
   – Взаперти! Ты упомянул о деньгах, Саша. Неужели ты веришь, что когда-нибудь им дадут денег и отпустят, чтобы они свободно разгуливали и болтали с кем попало о своих клиентах?
   Кронин пожал плечами:
   – Не знаю. Меня абсолютно не занимает, что с ними станет.
   – Там, наверное, и наркотики…
   – О наркотиках в Штернбурге мне ничего не известно. Проституток держат как будто только на спиртном, клиенты же, понятно, наркотиками не увлекаются.
   – Да, весьма романтичен замок Штернбург…
   – Но нам этот бордель приносит немалую пользу.
   – Пользу?
   – Еще бы. Мы сумели подкупить кое-кого и под видом ремонтных и реставрационных работ оборудовали там видеостудию. Проводим съемки, пусть это и не часто удается, и уже не один чиновник или политик, посмотрев наши фильмы, принимал решения в интересах УНР.
   – И я ничего не знал, – укоризненно сказал про­фессор.
   – Вы – стратег, а это повседневная тактика… Но теперь вы должны хорошо представлять, куда мы с вами едем вечером.
   – Мы?
   – Конечно. Не отпущу же я вас одного.
   – Но меня строжайше предупредили, чтобы я приехал один.