Черкасов Дмитрий
Балканский тигр (Рокотов - 2)

   Дмитрий ЧЕРКАСОВ
   РОКОТОВ - 2
   БАЛКАНСКИЙ ТИГР
   ПРОЛОГ
   Младенцы лежали в ряд на длинной, с истертыми алюминиевыми поручнями полке. От расставленных через каждые два метра многоуровневых штативов с капельницами к локтевым суставам объектов эксперимента тянулись прозрачные трубки. Сквозь закрепленные лейкопластырем иглы в организмы младенцев поступало слабое снотворное, смешанное с физиологическим раствором. Иной способ кормить детей никому в голову не приходил - в конце концов, срок их жизни ограничивался двумя неделями, после которых отработанный материал уничтожался и на металлическую подставку ложился следующий ряд новорожденных. А снотворное избавляло уши участников эксперимента от назойливых криков или нытья маленьких сербов, и выработке сложных альфа-протеинов<сложные белковые соединения, находящиеся в человеческом организме в мизерной концентрации. Имеют огромную ценность, если адсорбированы в чистом виде> не мешало.
   Хирург прошелся вдоль ряда, заложив руки за спину и насвистывая привязчивый мотивчик, услышанный им несколько дней назад в передаче немецкого радио. Песенка немного отвлекала от созерцания мрачных стен подземной лаборатории и от гнетущей тишины, сопровождающей его двадцать часов в сутки. Развлечений на базе, вырубленной в самой толще огромной горы, не было никаких, за исключением радиоприемника. Да и слушать музыкальные станции получалось только в комнате отдыха, расположенной близко к поверхности, откуда в глубь скального основания была протянута антенна.
   Хирург немного подкрутил вентиль одной из капельниц и подумал, что следует затребовать новую партию оборудования. Старое постепенно ветшало, и это негативно сказывалось на ходе работ. Если заказать сейчас, то доставят только через неделю, когда прибудет очередной борт от западных друзей.
   Хирург скривился.
   От него требовали результатов, и он давал их по мере возможности. За три месяца добровольного заточения в пятистах метрах под земной поверхностью врач смог предоставить своим хозяевам несколько десятков грамм альфа-фета-протеина, что полностью покрывало годовую норму потребления любой сверхмогучей медицинской корпорации. Протеин категории "С" ценился намного выше алмазов или редкоземельных изотопов, его производство в мире ограничивалось сотней граммов в три-четыре года. Основным препятствием легального производства являлись соображения гуманности.
   Хирурга сей аспект не волновал вовсе.
   Он не отчитывался ни перед кем, за исключением людей, заплативших ему полмиллиона долларов за участие в эксперименте и обещавшим столько же по окончании. А предоставленные ему условия позволяли не терзать себя сомнениями и не испытывать дефицита расходного материала. Война все спишет. И пропавших сербских женщин-доноров, и массовые захоронения младенцев, и изъятые для трансплантации органы. Все свалят на полицейских-сербов. Западная пропагандистская машина пока сбоев не давала. Поэтому со спецслужбами стран НАТО выгоднее дружить, чем противопоставлять себя этим мощнейшим организациям, опираясь на глупые идеи вроде человечности или порядочности.
   По крайней мере, Хирург свой выбор сделал.
   А с деньгами в любой стране можно неплохо устроиться. Деньги не пахнут, как говорили древние, обкладывая налогом общественные уборные. Заплаченной Хирургу суммы должно хватить до конца его жизни. Тем более - на его родине, где даже сто долларов в месяц считается признаком обеспеченности. И, что не менее важно, - никого не интересует, откуда эти денежки появились. Кроме, пожалуй, бандитов. Но эти ребята доят коммерсантов и, если не засвечиваться крупными тратами, не обращают внимания на обычных граждан.
   Хирург ухмыльнулся.
   То, чем он в настоящее время занимался, заставило бы содрогнуться самого беспринципного из бритоголовых "братков". Ибо одно дело - пихать паяльник в задницу визжащего барыги-"крысятника", и совсем другое - хладнокровно перерезать горло десятку младенцев, когда отпадает необходимость в их "функционировании". Тут требуется особое состояние души, недоступное подавляющему большинству гомосапиенсов.
   Хирургу же такое состояние было доступно. Единственной ценностью для него являлась собственная жизнь, ради сохранения которой он был готов на любые преступления. И улыбчивый заокеанский эмиссар, заключивший с Хирургом соответствующий контракт, не ошибся в своем выборе. Врач точно и скрупулезно выполнял все взятые на себя обязательства.
   Хирург посмотрел на электронные часы и нажал кнопку вызова смены санитаров. Те должны за двадцать минут сменить грязные пеленки, поднести новые емкости с физраствором и отправиться восвояси, в свой блок, оставив экспериментатора наедине с объектами. Присутствия посторонних Хирург не терпел.
   Глава 1
   ЗАКАТ СОЛНЦА ВРУЧНУЮ
   Владислав прикинул расстояние от вершины горы, где он вознамерился разместить одного из стрелков, до телевизионной тарелки, должной изображать работающий радар сербского ПВО, и вздохнул. На карте эти точки можно было соединить сантиметровой линией, на практике же, из-за горного рельефа, наблюдатели друг друга не видели. Хотя должны были - по планам Рокотова.
   Влад почесал затылок. Штабная работа утомляла больше, чем беготня с автоматом по холмам и перелескам.
   - Не выходит? - осторожно поинтересовался Срджан, бывший студент-химик, а ныне исполняющий в отряде роль заместителя командира.
   - Так себе, - Владислав грустно покосился на собравшихся в его палатке боевых товарищей, - и да, и нет. Вроде бы расстояния для прямого выстрела хватает, но цель будет практически на пределе дальности. Единственная надежда, что они опять пройдут справа от горы. Тогда мы их точно замочим. Без вариантов.
   - А если переместить стрелков еще выше? - внес предложение Веселии.
   - Некуда, - отмахнулся Мирко, исползавший за прошедшие трое суток все окрестные вершины. - Подходящей площадки я не нашел. А стрелять с подвесной люльки... И не попадешь, и сам сорвешься. Хорошо, если один, а то ведь и товарища за собой потянешь.
   - Нет, болтаться на веревках я вам не позволю, - вмешался Влад, - Совсем с ума посходили. Наша задача - обойтись без собственных потерь, даже если придется пожертвовать гарантией попадания. В конце концов, "Иглы"1 у нас две, одна ракета так или иначе попадет. Экономить на выстрелах не будем. Да и второй раз использовать тот же метод нам не дадут... Натовцы не идиоты, в этот район снова соваться не будут, постараются отутюжить с дальней дистанции. Так что возможность у нас одна-единственная. С первого раза сковырнем супостата и по домам.
   Сербы насупились. Предложение разойтись по домам после удачной операции по душе им не пришлось.
   - А вы что хотели? - усмехнулся Рокотов. - Организовать тут постоянное дежурство? Тогда надо где-то взять еще пяток ПЗРК. И наметить позиции километрах в десяти отсюда...
   - Насчет ПЗРК можно подумать, - заявил вечно хмурый крестьянский парень Джуро, ведавший в отряде вопросами материального обеспечения. Его деревенская основательность служила хорошим подспорьем остальным, большинство из которых были городскими жителями и слабо разбирались в простой жизни на природе. - Я знаю один военный склад неподалеку...
   - Отставить, - Влад нацедил себе кружку крепчайшего чаю. - Хорошего помаленьку. А то, не дай Бог, нас перестреляют караульные, когда мы на этот склад полезем. Ладно, что-нибудь придумаем. А пока - всем отдыхать. Завтра еще тросы тянуть.
   Сербы разошлись, тихонько переговариваясь между собой в предвкушении завтрашней операции, ради которой они торчат в этих горах уже неделю.
   Рокотов откинулся спиной на свернутое одеяло и призадумался.
   Пока все шло гладко.
   Штурмовики НАТО, наносящие ракетные удары по юго-восточной Сербии, проходили точно над ущельем, где обосновался маленький отряд, и к ответному удару, должному несколько умерить боевой пыл летчиков Альянса, все было готово - выверены позиции, расставлены треугольником фальшивые радары, многократно проверена связь. Ловушка ждала свою первую и, к сожалению для сербов, единственную жертву.
   Владислав полностью разделял чувства своих новых товарищей. Так же зверел от каждого радиосообщения о новых погибших, так же не понимал позиции правительства и Президента собственной страны, не пожелавших или не сумевших остановить эту бойню, так же презирал велеречивых западных политиков, нагнетающих истерию и готовых ради смещения Милошевича уничтожить всех сербов до последнего. Война быстро и незатейливо расставила всех по своим местам нормальных людей на одну сторону, подлецов и негодяев - на другую. Последние находились в меньшинстве, но именно в их руках была сосредоточена власть. Что в США, что в России, что в Югославии... На безликое "население" им было по обыкновению наплевать. Сотни и тысячи жизней поставлены на кон международной рулетки, где в качестве приза фигурируют политические рейтинги и возможность бесконтрольно запускать свои липкие лапки в казну.
   Раньше Рокотова эти проблемы, в сущности, не волновали. Война казалась ему, обычному российскому биологу, чем-то далеким и нереальным, прерогативой развивающихся стран вроде африканских или суверенных республик бывшего СССР. Но в одночасье все перевернулось.
   В неудачное время попав на территорию вступившей в войну Югославии, Влад на собственной шкуре испытал все прелести боевых действий, когда внезапно исчезают нормы гуманизма и ты оказываешься лицом к лицу с многочисленным и безжалостным противником. Причем разницы между другом и врагом практически нет.
   Вчерашний кореш, с которым ты пил водку, может пристрелить тебя не моргнув глазом. И только потому, что у него есть автомат, а у тебя его нет. Или еще по какой мелкой причине - вроде прошлой обиды. Да мало ли причин, если как следует покопаться в памяти! А что уж говорить о людях малознакомых или совсем незнакомых, готовых выпустить в тебя очередь только из-за того, что сами боятся выстрела с твоей стороны.
   Рокотову "повезло" вдвойне.
   Чудом уцелев после взрыва палатки, где он в гордом одиночестве и в пятнадцати километрах от ближайшего населенного пункта занимался научными исследованиями, Владислав умудрился перейти дорожку специальной диверсионной группе албанских партизан и даже выкрасть у них из-под носа мальчишку, с помощью которого те собирались "доказать" причастность сербов к зверскому уничтожению одной из деревень на границе с Косовом.
   Потом ему на голову свалился летчик со сбитого американского "Стелса", и Влад столь же добросовестно спасал его от все тех же албанцев, считая их карателями из подразделений специальной полиции. Когда же фокус с переодеванием наконец открылся, биолог чуть не погиб, выводя летчика к точке спасения, где их обоих должны были подобрать морские пехотинцы США.
   Черта с два.
   Американцы оказались полной противоположностью благородным героям голливудских боевиков, и вместо положенной в таких случаях награды Рокотову досталась очередь из двенадцатимиллиметрового пулемета. Хорошо не попали, а взбешенный такой неблагодарностью Владислав перебил остатки албанского отряда и спустя сутки явился в городок Блажево, горя желанием совместно с сербами отбивать западную агрессию.
   Однако путь в сербскую армию Владу был заказан.
   К счастью, вместе с ним из зоны боев выбралась оказавшаяся там югославская журналистка центрального телевидения. Благодаря ее вмешательству Рокотова не определили в отдельную камеру местного по лицейского участка, а просто вежливо предложили отправиться в Белград, отыскать российское, посольство и отбыть на историческую родину.
   Владислава подобный расклад не устроил.
   Послонявшись возле призывного пункта, он нашел общий язык с не принятыми на действительную военную службу молодыми сербами и уже через два дня имел в своем подчинении десяток ребят, не прошедших медкомиссию. Двое страдали от астмы, трое видели немногим лучше кротов, а у остальных обнаружилось плоскостопие. Были еще кандидаты, но глухонемых и сумасшедших Рокотов не принимал.
   Когда формирование отряда "юных инвалидов" завершилось, остро встал вопрос об оружии. Ибо противостоять натовской авиации следовало современными средствами. Из катапульты истребитель не сбить.
   Обращаться за помощью к официальным властям значило потерять время и вызвать ненужные подозрения. Поэтому в ночь, когда почти все жители города тушили подожженный кем-то (сильно напоминающим неугомонного Владислава) склад нефтепродуктов, несколько одетых в темное фигур ограбили близлежащую воинскую часть. К слову сказать, по этой части на следующий же день ударил немецкий штурмовик.
   Добычей группы стали два комплекса "Игла"<переносной зенитпо-ракстный комплекс советского производства. Предназначен для поражения целей на высоте до 3, 5 км.>, десяток гранатометов и пятнадцать автоматов АК-47 с кучей боеприпасов. Помимо этого хозяйственный Джуро прихватил на всех армейский камуфляж.
   Группа быстро передислоцировалась в горы, на десять километров от Блажево. Там же выяснилось, что почти все "народные мстители" совершенно не представляют, как обращаться с оружием. К счастью, Джуро не забыл прихватить и инструкции, так что два дня сербы прилежно заучивали сухие строчки армейских наставлений. Экзамен сдали все, а контрольные стрельбы прошли на удивление гладко - никто не прострелил себе ногу и не попал из гранатомета в лежащего по соседству товарища. Даже те, кто хорошо видел чуть дальше собственного носа.
   Усидчивостью бойцов Влад остался доволен. Теперь следовало привести заранее намеченный план в исполнение.
   До здания американского консульства Иван Вознесенский добрался к полудню. Демонстрация протеста против бомбардировок Югославии уже началась, поэтому Иван не стал ломиться сквозь толпу в первые ряды, а скромно пристроился поодаль.
   Питерская погода в тот день благоволила к собравшимся - дождик кончился за час до того, как у дома на улице Фурштадтской стали собираться первые митингующие" и теперь солнышко грело макушки демонстрантов и бойцов ОМОНа из немногочисленного оцепления.
   Лозунги были те же, что и неделю, и две назад: "Руки прочь от Югославии!", "НАТО - убийцы!", "Россия + Сербия", "Милошевич, держись!". Некоторым диссонансом звучали крики старичка в потертом берете насчет агрессии США во Вьетнаме, но этого безобидного сумасшедшего знали все и не обращали на него никакого внимания. Старичок с плакатом, на котором едва угадывалась зверская рожа Линдона Джонсона, кочевал по всем мало-мальским значительным собраниям города, одинаково активно поддерживая и демократов, и анархистов, и косноязычных "левых", и вечно поддатых национал-патри-отов. К нему повсюду относились с непонятной западному человеку нежностью и, что немаловажно, повсюду наливали "фронтовые сто грамм". Большей дозы пенсионеру не требовалось, и он благополучно засыпал на соседствующей с местом проведения митинга скамейке. Милиция его не трогала, почитая за некий непременный атрибут любой демонстрации, вроде хрипящего мегафона в руках у выступающего.
   Иван поежился и поплотнее запахнул куртку.
   В принципе делать ему здесь было нечего. Об истинном положении вещей в Югославии он знал лучше большинства собравшихся, ибо после окончания сербо-хорватского отделения филологического факультета семь лет посвятил изучению современной истории балканского конфликта. Также он прекрасно понимал, что митинг ни к чему не приведет, никто из сотрудников консульства даже не соизволит выйти на улицу, чтобы забрать приготовленное демонстрантами обращение к Президенту США. Давно установившимися правилами поведения за рубежом работникам диппредставительств Соединенных Штатов предписывалось не обращать внимания на вопли аборигенов и не реагировать ни на какие выступления. Особенно в отсталых славянских странах, должных, по мнению администрации "мирового полицейского", служить сырьевыми придатками к цивилизованному миру.
   Вознесенский передернул плечами.
   Косовская драма один в один повторяла трагедии в Хорватии и Боснии. Сербов убивали совершенно безнаказанно, а любой их протест приводил лишь к ужесточению санкций против них же самих. Мусульмане и католики резали православных десятками тысяч, повторяя преступления фашистов времен Второй мировой войны, организовывали гетто и концентрационные лагеря, применяли самые изощренные пытки, а "просвещенный" Запад аплодировал их успехам в деле построения независимых государств. Национальное и территориальное разделение постепенно сменялось разделением по вере - из православия упорно лепили язычество, из ислама - разновидность международного терроризма. Фанатики с обеих сторон убивали друг друга по указке миссионеров, чья деятельность оплачивалась из одного кармана.
   Во время работы в университете Иван написал на эту тему десятки статей и брошюр, пытался донести до читателя всю глубину назревающей проблемы, делал прогнозы, которые непременно оправдывались через год-два. Без толку.
   Его будто не слышали.
   Или не хотели услышать. Занимались мелкими, но денежными делами.
   Единственные, кто обратил внимание на его выступления в прессе, были американцы. Они добились увольнения Вознесенского с работы, скупили и уничтожили тираж его второй книги, несколько раз нанимали журналистов, обливавших Ивана грязью со страниц прозападных газетенок. Даже пытались инициировать медицинское освидетельствование, чтобы объявить его ненормальным. Последняя акция сорвалась случайно - "купленный" психиатр из районного диспансера, должный дать нужное заключение, попался на взятке, и тщательно спланированная операция не состоялась. Иван явился в диспансер именно в тот момент, когда доктора выводили из кабинета оперативники УБЭПа, сразу все понял и отправился в регистратуру. Вызывали-то его по телефону "для уточнения", поскольку якобы потерялся журнал с данными о выданных справках на оружие и водительские права. Журнал, естественно, оказался на месте...
   Вознесенский прислонился к стволу дерева и еще раз осмотрел толпу. Все как на прошлых митингах. Часа через два демонстрация закончится.
   Видеокамера, расположенная на уровне второго этажа консульства, повернулась вправо на тридцать градусов, и ее объектив нацелился на одинокую фигуру, стоящую чуть в стороне от основной массы митингующих.
   Мэри Смит-Джонс, начальник службы безопасности консульства, кивнула на монитор, и оператор увеличил лицо мужчины.
   - Этот, - Мэри постучала по экрану пальцем. - Вы знаете, что делать.
   Ее заместитель, худощавый русский парень, работающий в консульстве по контракту, утвердительно наклонил голову. Пожелания начальницы следовало выполнять быстро. Даже если они противоречили закону. Но на российские законы можно наплевать - не родился еще страж порядка, которому американцы сдадут своего верного слугу. Тем более - в России. Спустя три минуты из незаметной двери соседнего дома вышел юноша в длинной кожаной куртке и направился к группе скучающих молодых людей позади толпы.
   - НАТО - параша! Клинтон - козел! - скандировала толпа, подзадориваемая кучкой плечистых "лимоновцев".
   - Руки прочь от Вьетнама! - визгливо вклинивался старичок, размахивая своим плакатом.
   В стены консульства полетели банки краснодарского соуса, яйца и презервативы, предусмотрительно наполненные мочой. Митингующие задохнулись от восторга, когда в незакрытую по чьему-то недосмотру форточку на третьем этаже с чавканьем впился пакет с собачьим калом. Бурая жижа заструилась между стеклами. Довольный метким броском "лимоновец" быстро отступил в толпу; люди тут же сомкнулись, не давая бросившимся на перехват милиционерам скрутить руки доморощенному "снайперу".
   Стены консульского здания за минуту превратились в гигантскую дурнопахнущую палитру.
   Иван нахмурился. Разрешенная властями города демонстрация опять превращалась в фарс, который будут смаковать западные телекомпании, не упуская возможности помногу раз прокрутить своим зрителям особенно отвратительные моменты. Видеокамер вокруг консульства предостаточно. Вознесенский сунул руки в карманы пальто и подумал, что пора уходить.
   Когда он двинулся в сторону станции метро "Чернышевская", к нему метнулись двое неприметных молодых людей и крепко схватили за руки.
   Иван дернулся и закрутил головой, не понимая, что происходит.
   - Спокойно, - стоящий слева коротко, без замаха ткнул Вознесенского в печень.
   Судя по вспышке боли в правом боку, нападавший был вооружен кастетом. Иван осел, и молодые люди сноровисто подтащили его к арке проходного подъезда. Там ему еще раз от души врезали по спине и буквально бросили в маленький глухой дворик.
   Экзекуция на этом не завершилась.
   Из-за железной дверцы в грязно-желтой стене вывалились четверо в форме охранников консульства и принялись ногами избивать Ивана. Били методично, с протяжным хеканьем, целя тупыми концами форменных ботинок в голову. Вознесенский перекатился в угол дворика, попытался вскочить, но его опередил один из охранников, приложив дубинкой в переносицу.
   Иван потерял сознание.
   С полминуты попинав бесчувственное тело, охранники все так же молча скрылись за дверцей. Окровавленный Вознесенский остался лежать на асфальте. Парни в кожаных куртках, наблюдавшие за избиением из-под арки, закурили и прогулочным шагом отправились на улицу. На выходе они столкнулись с омоновцем и помахали у него перед носом удостоверениями сотрудников уголовного розыска.
   - Что там? - омоновец заглянул под арку.
   - А-а, - один из парней небрежно пожал плечами, - алкаш... Бузить пытался, мы его и угомонили.
   Автоматчик ответом удовольствовался и отошел. Услышанный им шум драки оказался общепринятыми "мерами успокоения" какого-то бухарика, видимо, нагрубившего его, омоновца, коллегам. Ну отлупили и отлупили, кому какое дело!
   Меньше выступать надо.
   Парни повернули в противоположную сторону и не спеша двинулись по аллее. На углу один из них воровато оглянулся и сунул другому сто долларов - треть суммы, полученной от консульского работника. Довольно хмыкнув, они пожали друг другу руки и молча разошлись. Один отправился в Следственное Управление на Захарьевской, второй - в отделение милиции на соседней улице. А по пути можно и валюту поменять, благо обменные пункты в этом районе торчат на каждом шагу.
   Владислав присел у нависающего над пропастью обломка скалы и осторожно глянул вниз. Почти отвесная стена, испещренная выбоинами и меловыми потеками, спускалась на добрых триста метров. На дне пропасти громоздились светло-серые валуны.
   - Самое узкое место, - Срджан вытащил сигареты. - До того края сто двадцать метров.
   - Пойдет, - Рокотов примостился рядом. - И уступчики удобные. Тросы можно почти до вершины дотянуть. Перекроем, как паутиной...
   - А ты уверен, что они именно здесь полетят?
   - Обязательно. Подниматься выше горы им не имеет смысла. Да и опасно слишком. - Влад с удовольствием втянул в себя ароматный дым. - Их тогда локатор враз обнаружит и наведет истребители. А вертуха супротив "МиГа" ничто. Они постараются выйти в долину незаметно на сверхмалой высоте... А приманку мы разместим недалеко от выхода из ущелья.
   - Ее еще получить нужно, - рассудительно заметил Драгутин.
   - Получим, не боись, - Рокотов достал бинокль. - Отсюда до огневых позиций километр. Если по прямой. Штурмовики проходят точно вон над той лысой вершинкой. Плюс-минус сто метров. Ударим вовремя - и приманка сама к нам в руки ляжет, за два часа обнаружим. А здесь гранатометчиков посадим, с обеих сторон. Эти обычно парами ходят, так что у стрелков работа будет. Главное осветительные ракеты не забудьте. Как первый запутается, сразу выпускайте "фонарь".
   Срджан пометил что-то в блокноте и снова уставился на Влада.
   - Ладно, - Рокотов затушил окурок, - ближе к делу. Зови остальных, нужно тросы принести и начать подготовку. Времени на самом деле в обрез. А перед ночной вам всем еще поспать надо...
   Нахального итальяшку с серьгой в ухе пилот первого класса германских ВВС Герхардт Хенкель невзлюбил с первого дня, едва эскадрилья "Торнадо" приземлилась на базе Авиана. Серджио, наземный техник, не питал никакого уважения к летному составу, откровенно подтрунивал над всегда серьезными летчиками-истребителями и, ко всему прочему, был гомосексуалистом. А педерастов Герхардт презирал, считая их балластом нации. Суровое воспитание, коим он был обязан деду-эсэсовцу, отсидевшему десять лет в сибирских лагерях, заставляло его презирать не только гомосексуалистов, но и славян, цыган, евреев, коммунистов, лесбиянок и вообще всех, кто не принадлежал к элите немецкого общества. В особенности тех, кого Хенкель не понимал.
   Естественно, на людях Герхардт своих чувств не проявлял. За отсутствие политкорректности запросто можно было лишиться работы, а за антисемитизм так и вообще угодить в тюрьму. "Искупление вины" германского народа перед еврейским за преступления фашизма обернулось для немцев тем, что они боялись даже затрагивать эту тему - во избежание обвинений в неонацизме и скандалов в прессе.
   Для Хенкеля итальянцы были такими же "недочеловеками", как евреи или славяне. Герхардт едва сдерживался, чтобы не размазать Серджио по стене ангара, и только совместное членство в НАТО и воспоминания о Бенито Муссолини, верном друге фюрера, останавливали его.