— А Сам?
   — Сам такую туфту не читает. Но может прочесть... Представляете, что тогда будет?
   — Так свобода слова, — вяло запротестовал помощник, не испытывающий особого желания опять вступать в бой со злопамятными и профессиональными «акулами пера и объектива».
   Конфронтация министерства с издательскими домами Санкт Петербурга ничего хорошего не сулила. Одни неприятности и язвительные замечания. в адрес новоиспеченных цензоров на страницах популярных газет. Родной город Президента всегда отличался изрядным количеством фрондирующих граждан, намного превышающим их нормальную концентрацию в других населенных пунктах.
   — Умышленные оскорбления — это не свобода слова, — рыкнул министр.
   — Умысел не доказать. Тем более не доказать оскорбление. Они ж одну букву в фамилии поменяли. Согласно закону о СМИ, тут нет состава нарушения...
   — Мне плевать на закон о СМИ! — разошелся Зозуля. — Ишь, оборзели! Мало им того, что все правительство из за этой дурацкой подлодки грязью поливают, они еще на Президента замахнулись! Готовьте представление на газету!
   — А мотивировка?
   — Подберите! — министр схватил ксерокопию. — И вообще, кто такой этот Чернов? Откуда он взялся?
   — Без понятия. Журналист как журналист. Мы его специально не проверяли...
   — Так проверьте! — взвизгнул перевозбужденный Михаил Григорьевич. — Я уже не первый раз на его статейки нарываюсь! Вот, пожалуйста, очередное творение... «Кацнельсон — чмо и фуфлогон?» И это — о председателе госкомиссии, вице премьере! У Ильи Иосича чуть инфаркт не случился, — слукавил министр.
   На самом деле Кацнельсону, как классическому представителю вида «бюрократус хапугис», было совершенно плевать на то, что про него пишут в газетах. Новорусское чиновничество в процессе естественного отбора, произошедшего в рекордно короткие сроки, выработало у себя полный иммунитет к любым выступлениям прессы и действовало по принципу «Нехай клевещут!». Кацнельсона заботила лишь одна вещь — чтобы количество критических публикаций не перешло в качество и чтобы о них не доложили Президенту. Но и на этот случай у него была отмазка. Всегда можно сослаться на происки завистников, туманно намекнуть на «проплаченность» материала и тем самым переложить ответственность на плечи самих журналистов, которых новый Глава Государства не очень то жаловал, хотя и старательно это скрывал.
   — Там вопросительный знак поставлен, — вздохнул помощник. — Опять с точки зрения закона нет никаких нарушений. Я читал эту статью... Намеков много, но не привязаться. В конце последнего абзаца приписка о том, что слухи о Кацнельсоне как о взяточнике не подтверждаются...
   — Умно, ничего не скажешь!
   — Этот Чернов не дурак. Знает психологию читателя...
   — Что вы имеете в виду? — спросил багровый от ярости Зозуля, сколотивший капиталы в рекламном бизнесе и слабо разбирающийся в профессиональной журналистике.
   — Чернов все время употребляет частицу «не», когда пишет о Кацнельсоне. «Кацнельсон — не сволочь...», «Вице премьер — не подонок...», «Кацнельсон не подавал документы на выезд в Израиль...», «Кацнельсон не украл на ЛОМО* ни копейки»... Читатель же подсознательно частицу «не» пропускает и оставляет в памяти именно те эпитеты, которые Чернов якобы опровергает. Способ довольно примитивный, но действенный.
   * Ленинградское оптико механическое объединение.
   — Ну так отстраните его от публикаций!
   — Как это? — не сообразил помощник.
   — Перекройте кислород редакциям, с которыми он сотрудничает. Подумайте, как отобрать лицензии. Короче, не сидите сиднем, а действуйте! — министр посчитал, что тема исчерпана.
   Но он ошибся.
   — Ничего не выйдет, — помощник покачал головой. — Наезд на Чернова вызовет непредсказуемую реакцию других изданий. К тому же перекрыть ему доступ во все редакции мы не в состоянии...
   — Мы министерство или что?! — взвился Зозуля.
   — Министерство, — успокоил шефа помощник. — Но не Господь Бог.
   — Примените санкции!
   — Какие?
   — Я не знаю! Решайте сами! — Казалось, что министр вот вот лопнет от ярости.
   — У меня нет полномочий...
   — Я вам дам!
   — Может, не стоит? — засомневался помощник. — Пусть пишет что хочет. В Москве его все равно уже не печатают...
   — А его что, и у нас печатали? — возмутился министр.
   — Да, было дело. В «Атасе»...
   — Этого еще не хватало! — журнал, где главным редактором подвизался хрипун из программы «Однако», был Зозуле хорошо знаком.
   На пару со старым, еще советской закваски журнальным зубром Львом Вруни телеведущий изготовлял некий аналог политической «Мурзилки». «Атас» пользовался большой популярностью в среде околополитической тусовки и, по слухам, даже доставлялся в Кремль, прямо на стол Президенту.
   Правда, журнал был совершенно безопасен. В нем «мочили» только тех, чья судьба уже была предрешена и чей «замес» был санкционирован с самого верха. Вруни с хриплоголосым держали нос по ветру. Особенно после того, как ведущего «Однако» начали приглашать на официальные тусовки в Белый дом.
   Такой чести удостаивались немногие. И высокое доверие власти следовало отрабатывать, невзирая на собственные убеждения. Правда, при этом журналист из «акулы пера» превращался в откормленного вельможного «карпа», но ради близости к столу многие соглашались терпеть унижения и косые взгляды более независимых коллег. Все зависело от конкретного человека. Кто то не поступался принципами, а кто то уже изначально был с гнильцой.
   — Чернов с «Атасом» расплевался, — помощник министра полуприкрыл красные от недосыпа глаза. — Ему концепция не подошла.
   — Я смотрю, вы неплохо осведомлены об этой сволочи, — констатировал Зозуля.
   — Стараюсь быть в курсе...
   — Вот и подумайте, как сделать так, чтобы этого «писарчука» попросили отовсюду. Поиграйте с лицензиями, квотами на бумагу, рекламными бюро. Есть же способ заставить его заткнуться! Если хорошенько подумать... — министр сделал значительную паузу.
   Будучи владельцем компании, подмявшей под себя половину рекламного рынка страны, Зозуля не стеснялся в средствах для достижения цели. В ход шли подкуп конкурентов, подметные письма в налоговую полицию, особые договоренности с правительственными чиновниками. Михаил Григорьевич не гнушался и откровенным криминалом.
   Но это все в прошлом.
   Теперь Зозуля — федеральный министр, и ему не к лицу заказывать кровавую разборку. Есть другие рычаги воздействия на неугодных, гораздо более действенные, чем стрельба и взрывы. Благо, должность дает для этого самые широкие возможности.
   — Я подумаю, что можно сделать, — пообещал помощник.
   — Подумайте, подумайте, — министр перевел дух и успокоился. — Теперь о других делах... Что у нас по региональным каналам? Они собираются принимать наши условия по рекламе или нет?..
* * *
   В километре от Рокотова рядом с огромным камнем кубической формы, лежащим в нескольких шагах от обрыва, поднялась вверх длинная ветка, сплошь усыпанная маленькими желто малиновыми листочками, и дважды качнулась из — стороны в сторону.
   — Готовность номер раз, — Влад удовлетворенно кивнул сам себе. — Все чисто...
   Если бы в авангарде чеченского отряда шла группа разведчиков, то Рудометов, исполнявший роль сигнальщика, поднял бы ветку с гроздями белых ягод.
   Туманишвили заерзал, устраиваясь поудобнее.
   — Не суетись, — посоветовал биолог. — Они в пяти километрах, скорость маленькая. Так что на минный рубеж выйдут минут через пятнадцать двадцать... Успеешь приготовиться.
   — Не по себе чего то, — признался Егор.
   — Это нормально, — Владислав помассировал себе шею. — Убийство себе подобных противно человеческой природе. Но без этого, к сожалению, не получается. Смотри на мишени как на фанерные фигурки в тире. Легче будет.
   — Честно говоря, не очень получается...
   — Бывает, — согласился Рокотов. — Но пропустить их без боя мы не можем. Иначе они повиснут у нас на хвосте.
   — Да понимаю я...
   — Ты не переживай. Мы еще гуманисты. Раз — и наши друзья уже на небесах, у трона небесного владыки тусуются. Без мучений... Понять ничего не успеют. А вот когда брата твоего освобождать будем, без ближнего боя не обойтись. Так что морально готовься.
   — Я вроде готов...
   — Ну и славно, — Влад поправил пучок травы, прикрывавший позицию для стрельбы. — Сегодня наш день. Поквитаемся с ублюдками...
   — А с теми что будет? — Туманишвили мотнул головой за спину.
   — С пленными? Должен тебя огорчить. Взорвем к чертовой матери.
   — Стоит ли?
   — Стоит. Нам свидетели не нужны. Даже если они попадут в руки к федералам. У меня нет никакой гарантии, что тогда информация не просочится к чеченам. Подонков среди наших тоже хватает, — биолог вздохнул. — Война — штука неприятная. И в белых перчатках ее, увы, не делают. Приходится и в грязи изваляться... Хотя можно обозначить сей процесс как стратегическую необходимость.
   Егор поморщился.
   — Ты же сам все семейство Сипиашвили резать собрался, — хмыкнул Влад. — До двенадцатого колена, если не ошибаюсь...
   — Это я в запале сказал.
   — Во во! А тут холодная голова нужна, батоно Егорус. Резать — самое простое. Отомстить же по уму, изящно — это посложнее. И ты рано или поздно встанешь перед этим выбором... Кстати говоря, нынешнюю войну боевики проигрывают именно потому, что примитивно мыслят. Разучились делать многоходовые комбинации, как раньше. Понадеялись на грубую силу. А надо было воевать на финансовом фронте. Тут у России защиты нет... Наши чинуши все бы распродали, им только волю дай. Сам знаешь...
   — Знаю, — буркнул Туманишвили и почесал щеку.
* * *
   Секретарь Совета Безопасности России Сергей Петрович Иванцов знал нынешнего директора ФСБ очень давно. Еще по работе в Санкт Петербурге, когда они оба служили младшими офицерами грозного трехбуквенного ведомства, чью аббревиатуру некоторые несознательные граждане расшифровывали как «Комиссия по Глубинному Бурению». Филологов надомников на первый раз строго предупреждали, а на второй применяли санкции. Увольняли с работы, вкатывали по партийной линии строгий выговор с занесением в личное дело, ставили на карточке в ОВИРе штампик «без права выезда». Особенно оборзевших, на которых не действовали словесные увещевания, могли отослать на поселение в закрытый город или даже посадить, придравшись к плевку на улице и квалифицировав деяние как. «мелкое хулиганство». Но таких были считанные единицы — воспитанный в беспрекословном подчинении народ обычно успокаивался после первого же намека товарищей в штатском.
   И Секретаря Совбеза, и директора ФСБ время от времени мучила ностальгия по светлым денькам служения высоким идеалам построения коммунизма. Да и народ тогда был уважительный.
   Не то что сейчас, в период разнузданной демократии, когда любой писака, только только устроившийся на работу в заштатную газетенку, считает своим долгом проявить независимость и вылить на страницы полведра грязи, обвинив ФСБ во всех смертных грехах.
   И ничего с «писарчуком» не поделать.
   — Ну, — Секретарь Совбеза пригладил свои короткие светлые волосы. — Ты разобрался по вопросу «учений»?
   — Почти, — уныло кивнул главный фээсбэшник. — Вроде вопли прекратились...
   — А суд?
   — Ничего у них не выйдет. В конце концов заявим, что не хотели пугать жильцов и объявили об учениях для того, чтобы спокойно вывезти взрывчатку...
   — Думаешь, пройдет?
   — Да куда они, Сережа, денутся! Не такое проходило...
   Иванцов с сомнением покачал головой.
   Проведенные отделом ФСБ одного небольшого подмосковного городка учения, в процессе которых якобы были обнаружены мешки с гексогеном в подвале жилого дома, переполнили чашу терпения сотен людей, проторчавших всю ночь на холодной улице. На организаторов провокации подали в суд, требуя миллионных компенсаций за нанесенный моральный и физический ущерб.
   И по сути жильцы были правы.
   Ретивый местный начальник отдела не имел никаких полномочий для организации подобного мероприятия с привлечением в качестве испытуемых гражданских лиц. За что получил предупреждение о частичном служебном несоответствии и долго каялся в кабинете у своего шефа.
   Обращение жильцов в суд в корне изменило ситуацию. Все тут же вспомнили о корпоративной солидарности и принялись яростно защищать честь мундира. Даже подняли старые бумаги, нашли законсервированного «барабана», проживавшего в пресловутом доме, и поручили ему собрать подписи в поддержку действий ФСБ.
   «Барабан» с честью выполнил задание, обошел все квартиры, убедил жильцов подписаться под заявлением в РЭУ по поводу установки нового домофона и состряпал нужное обращение в газету.
   Однако ушлые журналисты не поверили в единый благородный порыв жильцов и заявились с ксерокопией письма прямо к дому, где принялись расспрашивать подписантов на предмет их соучастия в составлении бумаги.
   «Барабан» в тот же вечер получил в тыкву от подвыпившего сантехника и на этом сотрудничество с ФСБ прекратил.
   Теперь уже навсегда.
   — Коля, это очень грубая работа, — Иванцов недовольно поежился. — Судебное разбирательство вызовет массу откликов в прессе. Я бы тебе посоветовал решить вопрос полюбовно.
   — Не выходит. Им деньги нужны. А заплатить мы им не можем. У меня таких статей расходов не предусмотрено.
   — А если как следует наказать этого придурка начальника?
   — Уже... Но люди не успокаиваются.
   — Плохо...
   — Да уж, ничего хорошего нет.
   — Ладно, — Секретарь Совбеза сменил тему разговора. Суд — так суд. В любом случае за экзерсисы местечкового контртеррориста будет расплачиваться государство. То есть — деньги одних налогоплательщиков перераспределятся в пользу других. На материальном положении конкретных виновников происшествия это никак не скажется. — Ты обсудил с Мыльцевым вопрос о привлечении его бойцов к отработке эстонского следа?
   — Обсудил. Боря пока формирует отделы, так что придется немного обождать...
   — Сколько именно?
   — Недели две.
   — Годится. Он уже устроился с жильем?
   — Ага.
   — А семью из Питера перевез?
   — Не в курсе. Наверное, да. Он же назначение еще в мае получил...
   — Надо будет его навестить, — Иванцов потянулся. — Давненько не виделись...
   Начальник Антитеррористического Центра генерал полковник Борис Павлович Мыльцев был креатурой, предложенной самим Президентом и потому мгновенно утвержденной на высокий пост. Глава Государства медленно, но верно выдавливал из значимых кресел старый, обросший многочисленными полукриминальными связями аппарат и расставлял повсюду своих людей. В результате он хотел иметь полностью очищенную от подозрительных элементов государственную машину — обновленную, профессиональную и всецело преданную ему лично.
   Генерал Мыльцев идеально подходил на должность начальника Центра, ибо действительно был профессионалом. Начинал с самых низов, не гнушался черновой работы и успешно продвигался по служебной лестнице.
   Лишь один раз чуть не сорвался вниз, да и то по глупости. Молодой был...
   Иванцов едва заметно улыбнулся.
   Историю появления у генерала клички «Вятка автомат», причем никак не связанной с фамилией, как это может показаться неискушенному человеку, он знал со слов прапорщика, принимавшего непосредственное участие в давних событиях.
   А дело было так.
   Молодой старлей Мыльцев получил премию. Аккурат к очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Тогда всем давали. И решил юный сотрудник КГБ сделать жене презент. Обсудил со старшими товарищами, сбегал в спецраспределитель и остановился на стиральной машине «Вятка автомат», которая в те стародавние времена была пределом мечтаний любой домохозяйки.
   Раз решено — надо делать.
   Тем более что между размером премии и стоимостью агрегата существовал небольшой люфт в пользу старлея, который он намеревался пустить на обмыв покупки.
   Но Мыльцев по молодости спутал причину и следствие. И сначала хорошо выпил с товарищами по работе, а уже потом в сопровождении прапорщика отправился за презентом супруге.
   Ехать надо было за город, где находился склад. Изрядно нагрузившиеся Мыльцев и прапорщик Вася прибыли туда лишь под вечер. Долго блуждали между одинаковых ангаров, пока наконец не вышли к распахнутым воротам, за которыми радостный старлей узрел таки вожделенные чудеса советской бытовой техники. Не слушая объяснений перепуганного сторожа, которому под нос сунули аж два краснокожих удостоверения, Мыльцев взгромоздил на прапорщика коробку, сунул деньги прибежавшему грузчику и отбыл.
   По пути домой исполнявший роль вьючного животного двухметровый Вася и «караван баши» Боря сделали две остановки в рюмочных, где дозаправились недорогим розовым портвейном. Радости супруги не было предела. Мадам Мыльцева даже не стала пилить мужа за невменяемое состояние и порванный в двух местах пиджак.
   Мыльцев почувствовал прилив энтузиазма и объявил, что сам подключит машину к водопроводу. Мол, инструкции пишут для идиотов. Онемевшая от свалившегося на нее счастья жена и обессилевший после многокилометрового марш броска прапорщик не возражали. Старлей втащил агрегат в ванную, минут десять погремел разводными ключами и повернул кран.
   Первые тридцать секунд ничего не происходило. Аппарат гудел, но вода в емкость не поступала. Обозленный Мыльцев пнул глупую машину ногой.
   Как оказалось, не зря.
   Внутри технического чуда что то щелкнуло, и из малозаметного отверстия в центре корпуса ударила мощная струя. Старлея выбросило в коридор, где он сшиб с ног и супругу, и прапорщика. Вода била фонтаном, в считанные мгновения затопив ванную вместе с кухней, и останавливаться не собиралась. Прапорщик Вася предпринял героическую попытку заткнуть отверстие собственным телом, для чего с утробным криком бросился на агрегат, но поскользнулся и упал на раковину, превратив ее в груду фаянсовых осколков. Грохот смешался с воплем домохозяйки, лишившейся стоящих на полочке перед раковиной дефицитных французских духов. Мокрый и благоухающий женским парфюмом «Матросов» попытался было выдернуть шланг из переходника, однако давление воды внезапно усилилось, и прапорщика смыло в коридор.
   Потопу пришел конец только тогда, когда технически подкованный и нежданно негаданно протрезвевший Борис догадался отрубить электропитание.
   Агрегат в последний раз изверг из себя воду и затих.
   А в дверь уже барабанили соседи снизу... Разбирательство было недолгим. Как оказалось, два следопыта из КГБ просто перепутали склады и уволокли не стиральную машину, а электропомпу, предназначенную для экстренной откачки воды из подвальных помещений. Ее с многочисленными извинениями вернули обратно. Остаток премии пошел на оплату ремонта нижней квартиры, так что с покупкой «Вятки» пришлось повременить. Мыльцеву еще повезло, что залитые соседи были людьми не склочными и не стуканули на старлея в жилконтору, откуда известие о происшествии тут же поступило бы на стол непосредственному начальству Бориса...
   — Так пригласи его к себе, — сказал директор ФСБ. — Он рад будет...
   — Надо подумать, — Секретарь Совбеза отогнал посторонние мысли. — Так, что у нас по взрыву на Пушкинской?
   — Вяло. Фоторобот подозреваемого составили, но тот это человек или случайный прохожий, неизвестно. Там месяц назад был конфликт между местными ментами и «крышей» одного из торговцев. Сейчас разбираемся...
   — Какая из версий наиболее жизнеспособна?
   — Коммерческая. В теракт верится слабо.
   — Обоснуй.
   — Нет смысла. Акция однократная; резонанс с точки зрения тех же чеченов небольшой...
   — Ничего себе — «небольшой»! Вся страна на ушах!
   — Вот именно, — директор ФСБ переложил сигарету из правой руки в левую. — Воплей много, а толку чуть... Это не вокзал. И наши источники молчат. Никто из «половых командиров», — чиновник позволил себе пошутить, — не отдавал такого приказа. Мое мнение — чистый бизнес. К этому давно шло. Местный префект со своей бандой ото всех бабки берет. Могут один и тот же объект по три раза перепродать. Чувствуют, сволочи...
   — Что чувствуют? — нахмурился Иванцов.
   — Что скоро их лавочка накроется.
   — Ты погоди префектов списывать. Они пока в силе.
   — Так то пока. Как вертикаль президентская устаканится, так им и конец. И Сантехнику заодно, — губернатора Санкт Петербурга директор ФСБ почему то недолюбливал. — Чаплин мужик резкий, умеет решать вопросы.
   — У Вити сейчас другие проблемы, — Секретарь Совбеза скрестил руки на груди. — На носу разбирательство по поводу дворца бракосочетания...
   — Так ему этот дворец Сантехник и присоветовал! — директор ФСБ прикурил. — Мягонько так подставил — А сам потом — в кусты. Типа, Чаплин все решил, я не при делах. Плавали, знаем...
   — Хорошо. Оставим эту тему. Пусть Витя разбирается, — Иванцов вернулся к рабочим вопросам. — Так кто тогда главный подозреваемый, если не чечены?
   — Сейчас выясняем. Торгаши то молчат. Пытаемся опосредованно узнать, через спецконтингент.
   — А менты как себя ведут?
   — Помощи от них никакой. Привыкли дань собирать и проституток трясти. Центр, будь он неладен, место хлебное. У начальника отделения — джип «форд экспедишн» последней модели в комплектации «Эдди Бауэр», у замов — «бээмвухи». Тоже не из дешевых...
   — Может, с этой стороны прижать?
   — Глухо. Должности проплачены, за ментов тут же ГУВД вступится...
   — Да, дела а...
   — И я о том же. Будем копать через охранные фирмы, там хоть наши бывшие работают.
   — Но чеченский след не отбрасывай.
   — Знаю. Перспективно, — директор Федеральной Службы Безопасности верноподданически выпучил глаза и на секунду стал похож на пожилого мопса. — И Самому должно понравиться...
   — Сейчас у него другие заботы, — вздохнул Секретарь Совбеза. — Лодка...
* * *
   Идущий в авангарде колонны американский внедорожник миновал меловой потек на скале, служивший Владу ориентиром места закладки первого заряда, и медленно пополз дальше.
   — Черт! — прошептал Рокотов. — Растянулись больше, чем нужно. Егор, бери на мушку головную машину...
   — Водителя или капот? — деловито поинтересовался Туманишвили.
   — Водилу.
   — Готово, — грузин сдвинул ствол снайперского автомата на десять сантиметров вниз.
   — Бей по моей команде.
   — Ясно...
   Биолог выждал, когда замыкающий колонну джип подъедет поближе к корявому кустику, торчащему у подножья отвесного обрыва, и положил руку на пульт дистанционного управления.
   — Давай!
   СВУ АС дернулся, и на камни вылетела дымящаяся гильза.
   Внедорожник вильнул вправо, когда убитый шофер завалился набок, и врезался в огромный камень на обочине дороги.
   Рокотов нажал на кнопку.
   Лобовое стекло «GMC Yucon» покрылось сетью трещин с маленькой дырочкой прямо напротив головы Алиханова.
   Хож Ахмед дернулся, во все стороны полетели кровавые брызги, и мертвое тело кулем съехало на центральный тоннель. Руки скользнули по кожаной оплетке руля, тяжелый автомобиль повело вбок, взревел двигатель, когда Алиханов в агонии нажал на педаль газа, и внедорожник уперся бампером в серый валун.
   Сайдулла в панике попытался оттолкнуть от себя труп Хож Ахмеда и попал левой рукой в то, что секунду назад было черепом старого приятеля. Пальцы беспрепятственно прошли сквозь спутанные черные волосы и обрывки кожи и угодили в теплое месиво, напоминающее по консистенции фруктовое желе.
   Гареева вырвало на затянутую серым нубуком переднюю панель.
   Сзади что то страшно кричал араб инструктор, но Сайдулла не обращал на его вопли никакого внимания. Гареева снова вывернуло, и он незапачканной рукой схватился за дверцу, пытаясь ее открыть, чтобы выбраться из натужно ревущего джипа наружу.
   И тут дорога на протяжении добрых ста метров вздыбилась ввысь.
   «GMC Yucon» со скрежетом протащило вдоль камня и ударило о ствол тополя. Сработали подушки безопасности, Гареев получил хлесткий тычок в лицо и оказался прижатым к спинке сиденья. Лопнули задние пружины, подвешенная на поперечных штангах балка заднего моста сорвалась со своих креплений, и кузов внедорожника осел. Потерявший сознание араб инструктор перекатился с заднего сиденья в грузовой отсек и наполовину свесился наружу сквозь разбитое стекло пятой двери.
   Гареев завизжал, пытаясь вывернуться из под раздувшейся подушки.
* * *
   Семь зарядов взорвались почти одновременно, с промежутком в миллисекунды.
   Ударная волна прокатилась по ущелью и разметала колонну тяжелых пикапов и внедорожников так легко, как будто они были пластмассовыми модельками.
   Один «Mitsubishi L200» взлетел в воздух, и из его кузова посыпались маленькие фигурки. Искореженный пикап совершил двойное сальто и приземлился на крышу «ниссана», внутри которого уже полыхал оранжевый огонь.
   Две сцепившиеся намертво машины перекувырнулись по дороге еще раз, бампер грузовичка зацепился за известняк, и груда мятого железа изменила траекторию движения, вмазавшись в основание скалы.
   Один «Isuzu Amigo» исчез в пламени взрыва, второй впечатало боком в каменную стену. Из распахнувшейся двери на землю выпал оглушенный боевик и закрутился волчком, зажимая ладонями уши, из которых толчками выплескивалась густая вишневая кровь.