Черкасов Дмитрий. Шансон для братвы

   — Я не девочка — любить, не любить. Я обоснованный взгляд на вещи уважаю. Дело не в том, кто за что выступает. Если логически доказывает свое мнение — замечательно, я не против. Но если из кормушки жрал, а потом туда плюет — это никуда не годится. У наших гениев современных комплекс собственной значимости и неповторимости. Да их через сто лет и помнить-то никто не будет. Все эти разговоры о непонятости современниками — туфта полная! Если современники не оценили — и следующим поколениям это на фиг не надо. Общество сохраняет только то, что на совесть сделано, в любой сфере жизни.
   — Что-то ты разошелся, — улыбнулась жена.
   — На завтра себя накручиваю. На благое дело идем...

Глава 10
Экзорцизм по-русски — 2

   — Ну, и что вы меня вызвали, в воскресенье-то? — лениво спросил Огнев.
   — Мне протокол допроса снять надо, — Султанов заправил лист в печатную машинку.
   — Надо так надо... Курить можно?
   — Да, пожалуйста, — сам Султанов не курил. — У меня тут к вам несколько вопросов, Дмитрий Семенович.
   — Ради Бога, Иса Мухтарович, задавайте. Чем могу, так сказать, тем и отвечу... С паспортных данных начнем или как?
   — Нет, я уже все это вписал... Вот у меня первый вопрос — вы в армии служили?
   — Ну, служил, — улыбнулся Огнев.
   — У меня сведения есть, что в спецназе.
   — Откуда, интересно? Я вроде вам этого не говорил...
   — Милиции многое известно, — значительно сказал Султанов.
   — Ну и выясняйте дальше... Официально пошлите запрос в Министерство обороны, там вам и ответят, — снова улыбнулся Огнев.
   — Это я уже сделал.
   — И что? Не удовлетворены?
   — Я обязан составить протокол допроса, — начал злиться Султанов, — и прошу вас отвечать.
   — Да кто ж против? Всегда с радостью.
   — Так вы подтверждаете?
   — Что?
   — То, что в спецназе служили...
   — Конечно, от недремлющего ока следствия разве что скроешь.
   — Хорошо, а где именно вы служили?
   — Допуск покажите.
   — Какой допуск? — растерялся Султанов.
   — Прямоугольничек такой, бумажный, с полосочкой красной, буковки там черные должны быть. Я прочитаю, и поговорим...
   — А что, это обязательно?
   — А вы не знали? Армия, знаете ли, кому попало информацию не выдает.
   — Я не кто попало, а следователь, — в голосе Султанова явно слышалось раздражение.
   — Для армии вы — именно кто попало, — наставительно сказал Огнев, — им что следователь, что дворник — все едино. Не понимают они тонкостей души гражданских лиц...
   — У меня на столе уголовное дело в возбужденном состоянии, — сказал Султанов, — и если вы свидетель, то обязаны отвечать на вопросы...
   — Не вижу...
   — Что не видите? — не понял Султанов.
   — Дела в возбужденном состоянии.
   — Вот оно, — Султанов указал на лежащую папку.
   — Оно в спокойном состоянии, — совершенно серьезно сказал Огнев, — было бы в возбужденном — стояло бы на столе вертикально и бросалось бы на входящих в кабинет женщин, — Султанов на несколько секунд потерял дар речи.
   — Да вы не переживайте, Иса Мухтарович, я ни на что не намекаю. Скучно просто так сидеть.
   — Вы думаете, Дмитрий Семенович, что мне доставляет удовольствие снова всем этим заниматься?
   — Это ваша работа. А если без удовольствия трудитесь, то это никуда не годится.
   — Хорошо, оставим эту тему. Вернемся к вашей службе в армии.
   — Я уже все сказал.
   — Но служили-то вы где? На территории России?
   — Тогда СССР был...
   — Да, СССР. Так на его территории?
   — Конечно. А где же еще? Тогда весь мир был зоной интересов Союза. Как по радио говорили — «Мы не позволим натовской военщине вмешиваться во внутренние дела Советского Союза во всех уголках земного шара!». И я полностью с этим согласен, — Огнев достал зажигалку и прикурил. — Можете дословно записать.
   — Я просто запишу — на территории страны.
   — Не забудьте указать какой, а то потом еще обвинение предъявите, типа, в американской армии служил, гад, — Огнев методично «добывал огня» ^[74].
   — Расшифровывать не будете, какие части?
   — Не-а. Пусть вам «гарны хлопцы» из ФСБ расшифровывают, это их прерогатива, они страсть как любят на такие вопросы отвечать... Обратитесь в управление по военному округу, сформулируйте конкретику. Обещаю, что передачки в СИЗО на Захарьевской ^[75] лично носить буду...
   — Не ерничайте! Если информация о вашей службе в армии является закрытой, так и скажите...
   — Я вам об этом уже час твержу...
   — Я записал. Контузии или ранения были?
   — Опять двадцать пять! Кто ж вас надоумил-то? Воробейчик все успокоиться не может?
   — При чем тут Иван Борисович?
   — Как при чем? Он же ваш начальник.
   — Он надзирающая инстанция, зампрокурора...
   — Вот пусть тогда своим прямым делом займется. Он вещи мои нашел?
   — Это моя задача, в рамках дела...
   — Тогда вы мне ответьте.
   — Я разберусь и отвечу.
   — Вы уже год разобраться не можете. Вместо того чтобы этот вопрос решить, все какие-то проблемы придумываете.
   — Я веду объективное расследование.
   — Ага, лучше бы бывшего терпилу нашли...
   Это был удар в поддых.
   Экс-потерпевший действительно сбежал, его хотели лицезреть не только Султанов, но и в прокуратуре Петроградского района, где на него было заведено дело. Султанов хорохорился, но было понятно, что он просто поддерживает имидж независимого следователя — без допроса другой стороны что-либо сделать Огневу он не мог. Дмитрий это знал и бесконечно требовал очных ставок со своим обидчиком. В прокуратуре, где коммерсант, начавший все это, был под подозрением в совершении у Огнева вымогательства и ряда других, не менее тяжких с точки зрения закона, действий, очень ждали результатов расследования Султанова. Хотя прокурорский следователь, Светлана Владимировна Полякова, женщина широкой натуры в смысле объема бедер, тянула резину, придумывала отговорки, в общем, вела себя обычно для стражей порядка, Огнев не унывал, раз в неделю писал заявления в оба района, исключительно на имя прокуроров, делая ксерокопии и рассылая их в обязательном порядке и в прокуратуру города, и в Генеральную в Москву, и в Министерство внутренних дел.
   Такая форма «бумажной войны» приводила к тому, что раз в месяц кто-нибудь из должностных лиц получал выговор и день-два работал нормально. Огнев был педантичен, времени у него было навалом, и уголовные дела представляли для него уже больше научно-исследовательский интерес. Тему изысканий пытливого «ученого» можно было обозначить так — «достижение максимального уровня идиотизма для оправдания собственного нежелания или неспособности работать на примере отдельно взятых разнополых представителей органов правопорядка». Материал был накоплен на солидную диссертацию, содержал массу перлов милицейско-прокурорской мысли и занимал почетное место на рабочем столе Дмитрия. Ввязавшись с ним в переписку, доблестные служители Фемиды совершили фатальную ошибку — уровень бюрократизма у Огнева соответствовал чиновнику из произведений Чехова и Салтыкова-Щедрина.
   — Это не имеет отношения к сегодняшнему допросу, — Султанов нахмурился. — Я записываю, что ранений и контузий не было...
   — Записывайте, записывайте. Вы прям как руководитель шахматной секции в Васюках — у меня все ходы записаны!
   — Вы не Остап Бендер!
   — Это да. Я, скорее, гробовщик Безенчук. — Разговор становился абсолютно ненормальным, Султанов дошел почти до точки кипения и злобно задал следующий вопрос:
   — У вас сотрясения мозга были, когда вы боксом занимались?
   — А с чего вы взяли, что я занимался боксом? — удивился Огнев.
   — У меня так написано! Вот, пожалуйста, в протоколе допроса от шестого июня...
   — А-а! Узнаю корявый почерк придурка Яичко! Это я в тот день из камеры выходил, мне по фигу было, что подписывать. Я ж обвиняемым был, за свои слова вообще никакой ответственности не нес. Да и не читал, если честно.
   — Почему это не несли?
   — По закону. Вы УПК откройте и посмотрите.
   — Вы могли не подписывать или дописать свои возражения...
   — Кому другому расскажите! Я в камере оставаться не хотел, а если бы не подписал — до сих пор в «Крестах» бы сидел. И так половину документов ваш Яичко из дела вытащил, когда вам передавал на доследование...
   — Была служебная проверка, она ваши слова не подтвердила.
   — А кто проводил? Замначальника вашего же следственного отдела, Выхухолева! Подтвердит она, ждите! Честь мундирчика защищает, вот и все. Ничего, будет и на нашей улице праздник, я в Главк письмишко отправил, они и поспрошают... Им-то Яичко по фигу! Ну, алкаш очередной, не они же за его воспитание отвечают. Вот Выхухолева и старается, небось Шлема ей установку дал...
   — Кто?
   — А, так вашего прокурора, Шлемазюка, на городском уровне называют.
   — Вы очень много знаете, Дмитрий Семенович!
   — А разве это плохо? Ученье — свет, а неученье — авария на АЭС...
   — Значит, сотрясений мозга не было?
   — Вы карточку мою из поликлиники запросили? Ну вот, там все и прочитаете. Что вы у меня-то выясняете?
   — Так положено. Теперь еще вопрос — вы не возражаете пройти психиатрическую экспертизу?
   — Ах вот оно что! — обрадовался Огнев. — Конечно, нет! С удовольствием!
   — Вы можете отказаться, я насильно вас отправить не могу.
   — Могли бы — я бы тут не сидел. Сейчас в руках дюжих санитаров бился бы, — трагическим голосом сказал Огнев. — Какое счастье, что я свидетель! Но я все равно согласен. Я ж понимаю, что если откажусь, так вы на пару с Воробейчиком будете глубокомысленно сомневаться в моей психической состоятельности и вообще перестанете на заявления отвечать. Не доставлю я вам такого удовольствия, всегда готов с людьми в белых халатах поговорить... Когда едем?
   — Значит, вы не возражаете? — Султанов был явно разочарован.
   — Ни на йоту. Так и запишите — через «и» краткое.
   — Хорошо. Я договорюсь с экспертизой и вам позвоню...
   — Да уж, будьте так любезны. Надеюсь, не в дверь, в сопровождении хмурых медбратьев со шприцем и смирительной рубашкой?

* * *

   Денис с Ортопедом сидели в «ниссане» и ждали остальных. Оставалось минут двадцать. С места стоянки были видны толпы прихожан, втекавшие на территорию Центра Свидетелей Иеговы, огражденную высоким забором.
   — Да, — сказал Ортопед, — напрямик ломиться без понту...
   — Напрямик только дураки ходят...
   — Я вчера прочитал, что эти, типа, не согласны с тройственностью Бога...
   — Триединством, — поправил Денис, — это да. Я смотрю, ты, Мишель, всегда перед операцией интеллектуально подковываешься. Очень разумный подход к делу. Может, пособие издать, как барыг давить? Под твоей редакцией.
   — Можно, типография есть.
   — Жаль, не оценят потомки. А хотелось бы.
   — У этих еще диктатура...
   — Ага, тоталитарная секта.
   — Замочить бы их, да Толян против, и ты.
   — Конечно. Замочишь — знаешь, как копать будут? Тут же сотни людей. Это, братец, уже терроризм называется... Я со спецслужбой в прятки не хочу играть. И тебе не советую.
   — А так чо будет?
   — Невинное мелкое хулиганство.
   — Мы чо, типа, бакланы ^[76], да?
   — Ага. Особенно Толян. Главный баклан...
   — Обидно, солидный человек... Эти нас вообще за людей не считают...
   — А ты думал! Они бабки делают, как товарищ Асахара ^[77]. До них «белое братство» было. Те сели, эти — пришли. Жаль, что иеговистов вряд ли сажать начнут... Слишком сильные у них связи, не то что у придурков в простынях...
   — А, эти... Слушай, это у них прикид пошел от купины необгоревшей?
   — Ты хочешь сказать, неопалимой...
   — Ну да...
   — А купина тут при чем?
   — Ну как же! В Италии, типа, плащ, в который Христа завернули, огнеупорный...
   — Ты бы еще сказал — от Версаче! Ну, ты даешь, Майкл! Туринская плащаница и неопалимая купина — это же две разные вещи. Купина — это куст.
   — Во я дурак, — растерялся Ортопед, — я же вчера Горынычу и Тихому два часа доказывал, что одежда длинная у сектантов от неопалимой купины пошла... Типа, покрой, как у Бога. Там еще в кабаке мужик влез, с разъяснениями, ну мы уже поддатые были, он как про какие-то растения стал говорить, тут Горыныч и озлобился... Сам ты растение, кричит, и мужику в рыло... Блин, неудобно получилось... Мужик-то прав был...
   — А ты его найди и извинись, — предложил Рыбаков.
   — Да ладно, не сильно ведь... А что за куст-то был?
   — Терновый. По Библии, Моисей на гору взошел, куст загорелся, и оттуда Бог с ним разговаривал...
   — А, я читал, — вспомнил образованный Ортопед, — забыл только, что Бог хотел...
   — Евреев из Египта убрать...
   — Ах да... А на фиг он из куста говорил? Сказал бы так...
   — Как — так? У Моисея телефона не было, ему на трубу не гавкнешь... ^[78] Но у меня своя версия есть.
   — Ну? — заинтересовался Ортопед.
   — Для начала, куст был не терновый, а конопляный.
   — Ну ты даешь! Мойша что, обкурился?
   — Типа того. Я думаю, он на гору взошел просто так, по своим делам топал и набрел на посадки местных наркобаронов. Видит — ба! План ^[79] бесхозный, целый куст — отчего ж не попользоваться! Ну, листья собирать, сушить — влом, и бумаги для косяка ^[80], наверное, с собой не было. Спичку и бросил... Куст дымит, а он рядышком пристроился, притарчивает помаленьку.
   — А Бог?
   — Скорее всего, это охранник был... Дым на поле заметил и побежал тушить. Сзади подкрался и говорит — вали, мол, мужик, отсюда! А Мойша — то не разобрался, и немудрено — приход ^[81], такой качественный! В куст и вперился, думал, глюки пошли. Как, говорит, вали? Не я один, народец со мной иудейский! Тут охраннику небось сразу поплохело — представляешь, если толпа на гору явится? Все! Урожаю кранты. А за анашишкой любой народ примчится, только скажи. Ну, сторож и говорит аккуратненько: «А ты, мужик, вместе с народом и валяй...» Так евреи из Египта и потянулись...
   — Класс! — восхитился Ортопед. — А чо, легко быть может! Под кайфом и не такое сотворишь...
   Слева остановились «гранд-чероки» Садиста и черная «ауди» Нефтяника.
   — Готовы? Пошли.
   Шестерка «мстителей» собралась в подвале и нацепила брезентовые куртки, чтоб не испачкаться. Горыныч вновь оставался у входа, его строго предупредили — если кто войдет, давать наркоз ^[82] сразу, разговоры не разговаривать. Если менты — зашел пописать, — изображать пьяного и обязательно нажать кнопку на пульте в кармане. В тоннеле установили несколько лампочек с автономным питанием и радиовыключателем — пиротехника задействовали и на этот раз, только сейчас на месте он не присутствовал, смонтировал систему предупреждения ночью.
   — Баллоны на месте, утром поставили, — сообщил Садист.
   — Говорить тихо, — предупредил Денис. — На месте — только самое необходимое! Противогазы?
   — С баллонами.
   — Порошок?
   — У меня, — Толик продемонстрировал толстенную бутыль с белым веществом внутри.
   — Насос, дрель?
   — На месте, аккумулятор там же, — отрапортовал Садист, — заряжен полностью, сто двадцать ампер-часов.
   — Выше крыши хватит, — решил Денис.
   — Все? Тогда вперед! — скомандовал Толян. Цепочка втянулась в люк, крышка мягко закрылась. Зажгли фонари и крадучись двинулись. Несмотря на отсутствие опыта, шли тихо, никто не гремел, хотя для всех, кроме Дениса, труба была узковата. Хлам на полу был отодвинут вбок, образуя довольно ровный проход шириной в метр.
   — Как это вам удалось? — спросил Денис.
   — А, — Садист махнул рукой, — у дворника в моем доме две лопаты взяли, для уборки снега, сюда привезли и пробежались пару раз с Ортопедом...
   Фонарь высветил цифры.
   — На месте, — шепнул Садист. Денис осмотрелся, нашел первую дырку и примерился.
   — Нормально, давай! — Не глядя, протянул руку. На ладонь легла рукоять. — Это что?
   — Маузер, — хихикнул Садист.
   — Я тебе пошучу! — зашипел Денис. — Дрель давай! Я что, по-твоему, в потолок стрелять буду, дыры проделывать?
   Весельчак Садист затрясся. Ортопед меланхолично крутил в руках штуцер.
   — Ты что, Мишель, очумел? Положи шланг! Мы с такой работой друг друга потравим! Олег, дрель давай!
   Сверло осторожно проделало две дыры рядышком, сантиметрах в тридцати от первой. Денис, поднятый Глюком, приложил глаз к одной.
   — Фонари выключите! Ни черта не вижу! Ага... Сантиметров двадцать до досок... Включайте! Где сверло длинное?
   Садист подал пятидесятисантиметровое сверло. Денис загнал его в держатель дрели, закрепил и воткнул в одну из дырок шланг миниатюрного пылесоса — при сверлении доски пола было важно всосать обратно все опилки, чтобы не выдать себя раньше времени.
   — Так, Олег, аккуратно сверлишь, меня держит Мишель, Толя — ты ответственный за пылесос. Махну рукой, выключайте сразу. Давай, Миш...
   Ортопед поднял Дениса, тот заглянул в свободную дырку.
   — Выше! — Рыбаков ударился лбом. — Да тише ты, угробишь! Повежливее поднимай! Все, гасите свет и работаем!
   — А как мы увидим, что ты рукой машешь? — спросил Толян.
   — Да, действительно... Опускай меня.
   — Время, — Садист постучал по циферблату часов.
   — Есть еще, — отмахнулся Денис. — Вот что. Пусть меня Мишель с Глюком к потолку прижмут, один под лопатки, другой — ноги. Я как бы распластаюсь там, глаз один закрою. Тогда фонари не тушим. Иначе я ни черта не увижу, там же темно, а здесь — свет.
   — Давай, — Глюк легко поднял Рыбакова до потолка трубы. Ортопед подхватил ноги. Денис вжался в железо и плотно прищурил левый глаз.
   — Ну чо, видно? — спросил вооруженный дрелью Садист.
   — Кое-как. Сверли!
   Зажужжал пылесос.
   — Хорош... Есть!
   Теперь в деревянном полу зала, прямо возле кафедры, имелась десятимиллиметровая дырка, неразличимая снаружи.
   — Трубу давай! Пока не опускайте!
   Металлическая трубка, закрепленная на штуцере шланга насоса, просунулась в отверстие, дошла до доски и вышла наружу. Торчала она миллиметров на пять и была не видна. Сверху доносился ровный гул. Дениса опустили вниз и поставили на ноги. Садист закрепил трубку мгновенно схватывающей шпаклевкой.
   — Готово!
   Денис повернулся к Толяну, тот уже присоединил банку с порошком к насосу. Шланг от первого баллона с закисью азота вставили во вторую дырку.
   — Олег, залепляй!
   Садист комком шпаклевки заткнул оставшееся отверстие.
   — Сейчас начнут, приготовились, — сказал Денис и натянул противогаз. Все последовали его примеру.
   Ортопед положил руку на вентиль. Денис перекрестился и махнул рукой. Михаил повернул кран — веселящий газ пошел в пространство под полом и стал просачиваться сквозь щели в зал, где собрались «свидетели».
   Опустел один баллон, второй, третий.
   Рыбаков показал рукой Толяну — давай, мол, — тот врубил насос. Из среза стальной трубки у кафедры понесся невидимый поток синтетического порошкообразного наркотика, аналогичного по действию ЛСД. Что происходило наверху, слышно не было — маски закрывали уши.
   Опустел последний баллон, порошок тоже закончился. Денис поднял кулак. Пустые баллоны, насос и аккумулятор кинули в решетчатые корзины, закрепленные на скейт-бордах. Ортопед и Толян покатили их прочь. Садист выдернул трубки, отдал Глюку, тот побежал на выход. Денис с Олегом огляделись, заткнули оставшиеся дырки и двинулись вслед за остальными,
   На троекратный стук люк распахнулся, и «дети подземелья» увидели Горыныча, а вместе с ним Гугуцэ и Комбижирика. Корзины вытащили и быстро захлопнули люк.
   — Как вы сюда попали? — Денис сорвал маску и услышал «приглушенные вопли и грохот. — Что там?
   — Там тако-ое! — выпучил глаза Гугуцэ.
   — Грузимся и валим отсюда! — Нефтяник тоже слышал крики. — Телевидение на месте?
   — С ними Лысый и Ди-Ди Севен. Контролируют, — возбужденно ответил Гугуцэ.
   Денис понял, что участвует почти весь коллектив, никто не пожелал остаться в стороне. Толян хлопнул Рыбакова по плечу.
   — С меня причитается!
   Вечерняя хроника происшествий была целиком посвящена оргии иеговистов в Солнечном.
   Операторы поработали на славу — целых десять минут, во всех возможных ракурсах, по экрану метались обезумевшие хохочущие прихожане, рвали на себе одежду, ломали забор и разбегались, оглашая окрестности визгливыми бессмысленными междометиями. Красиво пылало здание центра, вызванные омоновцы молодцевато заламывали руки служителям культа и стаскивали их в автобусы. Голос за кадром с надрывом вещал о судьбе попавших в сети сектантов несчастных петербуржцев. Озверевший губернатор выехал на место следом за начальником ГУВД и прямо на капоте своей служебной машины подписал распоряжение об изъятии участка земли у «Свидетелей» и передаче ее на баланс района.
   В последние секунды телерепортажа на заднем плане мелькнули уносящиеся по дороге четыре джипа и черная «ауди-А8».
   — Мы это, мы! — радостно завопил Денис, тыкая пальцем в экран.
   — Некисло вы поработали, скажу я тебе, — ответила жена, — не ожидала такого эффекта... Стадо павианов — и то спокойнее... Я думаю, с землей у Толика проблем не будет.
   — Я тоже так считаю.

Глава 11
Лучше, чем армян...

   К Игорю Борцову Денис приехал только в четверг. В трубе его продуло, и он три дня просидел дома, попивая горячий чаек и поедая в огромных количествах витамины и фрукты. Болеть он не любил, энергичная натура требовала приключений.
   Игорь принял Дениса на веранде своего особняка. По-другому это сооружение из десятков тонн бетона, стали и стекла назвать было сложно. Рыбаков покрутил головой и заметил:
   — Ну ты и отгрохал! А название есть?
   — Какое название?
   — У каждого такого дворца должно быть имя собственное. Вилла «Черные дрозды» или «Приют странника». Просто номер дома — это пошло.
   — Я и не думал об этом.
   — Предлагаю назвать «Зиккурат». Звучит красиво и непонятно, типа Рабиндраната Тагора. Завидовать будут!
   — Зная твой характер, — Игорь задумчиво покрутил в руках чашку, — я бы поостерегся так называть, пока это слово в словаре не посмотрю. А то получится «Жилище одинокого муравьеда» или что-то вроде этого. Ты же шутник...
   — Не получится. Зиккурат — это Вавилонская башня. Отвечаю.
   — Тогда другое дело. А что, название кайфовое. Спасибо, я подумаю... Ты чего, кофе не пьешь? Хочешь, я позвоню, тебе что-нибудь приготовят.
   — Да нет. Жду, когда остынет. Как нога?
   — А, нормально. Еще в этой каталке две недели ездить...
   — Болит?
   — Ерунда. Слушай, ко мне тут Нефтяник приезжал, у него с участком все срастается, огорчался, что ты с ним в автосалон не поехал.
   — Да болел я. И Ортопед, мой большой, но наивный друг, когда меня навещал, прокололся, что Толян хотел мне джип подарить. Черный «паджеро»...
   — И что не взял?
   — Испытываю отвращение к личному автотранспорту. А «паджеро» — совсем не в тему, меня друзья засмеют.
   — Это еще почему? Солидная тачка.
   — Иностранные языки изучать надо. И не покупаться на названия непонятные. По-испански «паджеро» — это птичка такая, по пампасам быстро бегает... Поэтому, наверное, япошки и назвали так эту модель... Типа, особо быстрый вездеход. Но слегка лоханулись — слово второе значение имеет, в разговорном языке. «Педик». А я испанский в школе учил, и друзья-приятели многие знают. Как же я на таком аппарате кататься буду?
   — Черт, верно! Надо братанам сказать, они салон «Мицубиси» вдребезги разнесут! Во подстава!
   — А я о чем? Небось барыги посмеиваются.
   — Я им посмеюсь. Позвоню пацанам, что салон контролируют! Но ты о машине-то подумай. Себе не хочешь, Ксанке возьми. «Мерса» хорошего или «перше»... Толяну неудобно, ты ж помог сильно.
   — Ксюша тоже пока не хочет... Ты сам врубись, неужто я с братанов бабки за помощь брать буду? — Денис хитро посмотрел на Игоря. — Я ведь из любви к высокому искусству помогаю, бескорыстно... Ну, за долю малую, если дадут.
   — Опять прикалываешься?
   — Ага. Толика эти сектанты долбаные оскорбили, землю забрали, как не помочь? Если бы братаны сами рванули туда, там куча трупов была бы. Сам ведь понимаешь.
   Игорь кивнул.
   — И потом, личный интерес я имел. Ну не люблю я все эти новые церковные фирмы, особенно штатовские. Только о бабках и думают. И пессимисты они: все о конце света кричат, даты назначают, потом переносят. Для людей это вредно, у нас и так на сто пятьдесят миллионов населения уже миллионов двадцать душевнобольных... И это — открытые данные. Их на три умножить надо — каждый третий получается.
   — У них там не меньше.
   — Не скажи. Формы выражения другие. Таких сообществ дебилов, как у нас, типа партии обманутых вкладчиков, у них нет. И маньяков, на самом деле, поменьше.
   — Ну не народ же в этом виноват.
   — А я и не говорю, что народ. Хотя — каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает. Это не я сказал. Вот ты, к примеру, уважаемым человеком в нормальной стране должен быть. Ты сколько раз мировое первенство выигрывал?
   — Девять.
   — А Олимпиаду?