Папашу моего в нашем округе кажный козел знает: лабаз у него на выгоне,
супротив больницы, - первеющий на селе. Крыша с накатцем, гремучего железа.
В бочке кот сибирский на пшене преет - чистая попадья. Чуть праздник, в
хороводе королевича вертят - беспременно все у нас рожки да подсолнухи
берут.
По делам прилучится куда папаше смотаться, не то чтобы в телеге об
грядку зад бил, мыша пузастого кнутовищем настегивал, - выезжал пофорсистее
нашего батальонного. Таратаечка лаковая, передок расписной, дуга в елочках,
серый конек - вдоль спины желобок, хвост двухаршинный, селезенка с
пружиной... Сиди да держись, чтоб армяк из-под облучка не ушел... Кати,
поерзывай да вожжи подергивай. Колокольчик под дугой, будто голубь
пьяненький, так и зайдется. С амбицией папаша ездил, не то чтобы как...
Покатил он как-то в уездный город соль-сахар закупать. Пыль пылит,
колесо шипит, колокольчик захлебывается. Только в городок вплыл, ан тут на
первом повороте у ис-правникова дома и заколодило. Ставни настежь, новый
исправник - бобровые подусники, глаза пупками - до половины в окно
высунулся, гремит-кричит:
- Стой! Язви твою душу... Аль ты, мужицкое твое, гузно, не слышал, что
я простого звания людям форменно воспретил по городу с колокольчиками
раскатывать? Подвернуть ему струмент!.. На первый раз прощаю, на второй -
самого в оглобли запрягу...
Выскочил тут стражник, холуйская косточка, колокольчик за язычок к
кольцу привертел - смолкла пташка. Обидно стало родителю, аж коня на задние
ноги посадил. Да что тут скажешь: поев крапивки, поскреби в загривке...
Маленький начальник страшней сатаны. Повернул он с досады таратайку, ну ее,
соль-сахар, к темной матери, - взгрел коня, вынесся за околицу... Скажи на
милость! Что ж, папаша мой, Губарев патенту за лабаз не платит, пар у него
свинячий заместо души, зад у него липовый, что ли, чтобы он не смел по
городу с легким колокольчиком проехать? Чай, и в Питере закону такого нету -
хочь соборный колокол к дуге подвяжи, ежели капитал тебе дозволяет...
Летит папаша по столбовой дороге, коня шпандорит, направление к станции
держит. Про село свое и думать забыл, до того его амбиция распирает. Докатил
до водокачки, вожжи работнику бросил.
- Вертайсь, Сема, домой! Лабаз на три дня замкнешь, пока я в Питер,
туда-сюда, смахаю. Удавлюсь, а не поддамся.
*
Навернула машина на колеса, сколько ей верст до Питера полагается, - и
стоп. Вышел родитель из вагона, бороду рукой обмел, да так, не пивши не
евши, к военному министру и попер. Дорогу не по вехам искать: прямо от
вокзалу разворот до Главного Штабу идет, пьяный не собьется. Взошел он в
прихожую, старший городовой - медали от плеча к плечу так и прыщут -
спрашивает:
- Эй, любезный, чего надоть? С черного хода бы пер, а сюда одни господа
достигают. Фамилия твоя как?
- Губарев, братец. К военному министру по личному делу. Доложи-ка,
почтенный.
- Гу-ба-рев? Не сынок ли ваш в пятой роте Галицкого полка изволит
служить? Знак за отличную стрельбу имеет?
- Он самый. Стало быть, о нем и в Питере известно?
- Как же-с, помилуйте. Ах ты, господи...
Бросил тут городовой и пост свой, веничком папашу почистил да галопом
за адъютантом, адъютант - за флигель-адъютантом. Повели моего родителя под
локти, будто сдобного архиерея, к самому министру. Генералы, которые в
очереди дожидалися, только с досады отворачиваются.
Министр, жидкий старичок в густых эполетах, сам навстречу двери
распахивает:
- Губарев?! С легким вас приездом... Как же, как же, слыхали. Сынок
ваш, можно сказать, по параллельным брусьям первый, по словесности первый,
запевало знаменитый, знак за отличную стрельбу имеет... В креслице не угодно
ли... Да, может, вы с дороги, с устатку не перекусите ли чего, пока до
разговора дойдем?
Отчего же моему папаше и не перекусить. Харч генеральский, да в дороге
он с амбицией, не пивши не евши, аппетит-то нагулял...
Затрезвонил тут генерал во все кнопки - денщику самовар заказал, -
поворачивайся! Генеральша с закусками вкатывается.
- Ах, ах! Какого бог гостя послал! Супруга ваша в добром ли здоровьице?
Ножки у нее все затекают, слыхала. Бычок ваш черненький, поди, совсем в
возраст вошел?! Сынок-то ваш все отличается... Скоро, поди, в ефрейтора его
произведут, отделенным назначат...
Известно, женщина интересуется.
Дочка генеральская тут, про сынка услыхавши, про меня то есть, из-за
портьерки хрящики высунула - сухопарая, питерская жилка.
- Ах, мамаша! Не прихватили ли они солдатика энтова фотографию? Очинно
интересно. Сказывали - чистый шантрет, рост гвардейский, взгляд
злодейский... Петрушей зовут...
Ну, генерал тут на них зыкнул, бабий ихний департамент за дверь
выставил.
Выпил он с родителем чашек по пяти с кизиловым вареньем, чашки
перевернули, генерал и говорит:
- Вали, Губарев! В чем твоя до меня надобность? Кому же и услужить, как
не тебе, голубю. По сыну и отцу честь.
Папаша ему доподлинно про исправника да про колокольчик и доложил.
Разбульонился тут генерал, не знает, в какую кнопку и звонить...
- Ах он, воевода дырявый! Да что ж он - о двух годах? Тебе, Губареву,
да колокольчики воспрещать?.. Который сына такого произвел, пятой роты
Галицкого полка, Петра Губарева? По всей империи из всех солдат первый.
Обдумай сам, гордый старик, - как исправника порешишь, так и будет. Хочь с
места его долой, хочь в женский монастырь на покаяние. Воля твоя.
Папаша, конечно, бороду надвое распустил, солидным голосом выражает:
- Мы, ваше превосходительство, не черкесы, какие. Без молитвы и комара
не убьем. Пусть он, ерыкала, на своем месте сидит. Только желаю я бумагу от
вас получить форменную насчет колокольчика. Чтобы права свои определить. А
то он мне завтра, серого звания человеку, и чихать воспретит, как я мимо его
дома проезжаю.
- Ладно, не воспретит. Как бы сам не расчихался. Кликнул генерал
старшого писаря, настрочил папаше орленую бумагу: хочь по всей империи с
бубенцами раскатывай, не то что по своему уезду.
Папаша полой усы обтер, крест-накрест с генералом почмокался да на ухо
ему кой-чего и сказал: "Приписку, мол, на обороте, такую и такую нельзя ли
сделать по энтому самому делу?"
Усмехнулся военный министр, однако перечить не стал - приписал. Выдали
тут родителю обратный билет по первому классу, генеральша холодных каклет на
дорогу выслала да мне шелковый платочек.
Доехал папаша благополучно. Из первого класса на своей станции с
узелком вышел - борода вперед, живот гоголем, - начальник в красной фуражке
так глаза и вылупил. Не иначе как Губарев подряд в Питере взял: на всю
аглицкую нацию мятные пряники поставлять. Однако ж экипажа на мягких
рессорах ему не подано...
Зашкандыблял старый хрен в свое село. Пташки поют, телеграфная
проволока гудет, а папаше наплевать. Отмахал пять верст, достиг до своей
резиденции. Мамаша колобком с крыльца скатывается: "Ах да ох! Да куда же ты,
орел, запропастился? Да чайку, соколик, не соизволишь ли? Да баньку,
голубчик, не истопить ли?"
Отстранил он мамашу категорически - какая тут баня... Одно у него в
думке: как бы ему скорей исправника выпарить, а сам-то успеет.
Приказал работнику в тую же минуту Серого запрягать. Сам в лабаз
взошел, выбрал два бубенца-глухаря, которые побасистее, да к дуге их по
бокам колокольчика и прикрутил. Для перебойного рокота, для густой
политуры...
Покатил в уезд. Работник рядом на облучке кишки подобрал, удивляется: в
игумны, что ли, хозяина произвели, экое дело он затеял. Однако молчит.
Потому мой папаша поведения кроткого - чуть на него не потрафишь, такую тебе
выволочку задаст, что и фельдфебеля родной матерью назовешь.
Подъезжает он к городку, бубенцы скворчат, колокольчик подзыкивает.
Серый наш так пухом и стелется. Влетел с перезвоном в улочку, перед
исправничьим домом чуть попридержался. Трах - ставни настежь,- его ско-родие
в архалуке весь фасад на улицу выставил, баки по ветру, глаза пьявками,
клюквой весь так и залился.
- Стой! Трах-тах-тарарах... ты, что ж, шило тебе в глаза, гвоздь в
душу, нож в печень, - с тройным звоном ездишь? Над начальником каланчу
строишь? Приказаний не исполняешь? Эй, стражник!
Не успел служивый холуек штанцы подтянуть, из сарая выскочить, аи
родитель мой к самой оконнице подкатил да исправнику в баки орленую бумагу и
сунул:
- Не шуми, роща, дубраву разбудишь... Теперь захочу, хочь Серому весь
хвост бубенцами изукрашу. Читай, ваше скородие!
Глянул исправник в бумагу, архалук запахнул да кота любимого, который с
подоконника лапкой его теребил, так об пол и шваркнул. На ком боле злость
сорвать... А папаша, умильный старик, тут пару и поддал:
- Переверни, господин, бумагу-то. Там для тебя самый смак-то и
обозначен.
Обернул исправник папашин патент, а там и прописано, - хвост Фоме
залупили да репей прицепили:
"Исправнику, имя рек, за то, что папашу рядового Губарева пятой роты
Галицкого полка напрасно изобидел, - форменно воспрещается с колокольцами по
своему городу-уезду раскатывать. Езжай, сукин кот, вглухую".
Съел он блин, даже и в маслице не омакнувши. Как у нас, братцы,
говорится: приданое на грядке, а увечье на спине...
Засвистал папаша, покатил с громом-звоном соль-сахар закупать.
Население из окон смотрит, рты настежь, собачки из подворотен уши торчком -
удивляются, городовые, стражники в затылках скребут. А папаше с высокого
облучка наплевать. Ишь, как колокольчик наяривает:
"Трень-брень, теле-пень, на нос валенку надень..."
супротив больницы, - первеющий на селе. Крыша с накатцем, гремучего железа.
В бочке кот сибирский на пшене преет - чистая попадья. Чуть праздник, в
хороводе королевича вертят - беспременно все у нас рожки да подсолнухи
берут.
По делам прилучится куда папаше смотаться, не то чтобы в телеге об
грядку зад бил, мыша пузастого кнутовищем настегивал, - выезжал пофорсистее
нашего батальонного. Таратаечка лаковая, передок расписной, дуга в елочках,
серый конек - вдоль спины желобок, хвост двухаршинный, селезенка с
пружиной... Сиди да держись, чтоб армяк из-под облучка не ушел... Кати,
поерзывай да вожжи подергивай. Колокольчик под дугой, будто голубь
пьяненький, так и зайдется. С амбицией папаша ездил, не то чтобы как...
Покатил он как-то в уездный город соль-сахар закупать. Пыль пылит,
колесо шипит, колокольчик захлебывается. Только в городок вплыл, ан тут на
первом повороте у ис-правникова дома и заколодило. Ставни настежь, новый
исправник - бобровые подусники, глаза пупками - до половины в окно
высунулся, гремит-кричит:
- Стой! Язви твою душу... Аль ты, мужицкое твое, гузно, не слышал, что
я простого звания людям форменно воспретил по городу с колокольчиками
раскатывать? Подвернуть ему струмент!.. На первый раз прощаю, на второй -
самого в оглобли запрягу...
Выскочил тут стражник, холуйская косточка, колокольчик за язычок к
кольцу привертел - смолкла пташка. Обидно стало родителю, аж коня на задние
ноги посадил. Да что тут скажешь: поев крапивки, поскреби в загривке...
Маленький начальник страшней сатаны. Повернул он с досады таратайку, ну ее,
соль-сахар, к темной матери, - взгрел коня, вынесся за околицу... Скажи на
милость! Что ж, папаша мой, Губарев патенту за лабаз не платит, пар у него
свинячий заместо души, зад у него липовый, что ли, чтобы он не смел по
городу с легким колокольчиком проехать? Чай, и в Питере закону такого нету -
хочь соборный колокол к дуге подвяжи, ежели капитал тебе дозволяет...
Летит папаша по столбовой дороге, коня шпандорит, направление к станции
держит. Про село свое и думать забыл, до того его амбиция распирает. Докатил
до водокачки, вожжи работнику бросил.
- Вертайсь, Сема, домой! Лабаз на три дня замкнешь, пока я в Питер,
туда-сюда, смахаю. Удавлюсь, а не поддамся.
*
Навернула машина на колеса, сколько ей верст до Питера полагается, - и
стоп. Вышел родитель из вагона, бороду рукой обмел, да так, не пивши не
евши, к военному министру и попер. Дорогу не по вехам искать: прямо от
вокзалу разворот до Главного Штабу идет, пьяный не собьется. Взошел он в
прихожую, старший городовой - медали от плеча к плечу так и прыщут -
спрашивает:
- Эй, любезный, чего надоть? С черного хода бы пер, а сюда одни господа
достигают. Фамилия твоя как?
- Губарев, братец. К военному министру по личному делу. Доложи-ка,
почтенный.
- Гу-ба-рев? Не сынок ли ваш в пятой роте Галицкого полка изволит
служить? Знак за отличную стрельбу имеет?
- Он самый. Стало быть, о нем и в Питере известно?
- Как же-с, помилуйте. Ах ты, господи...
Бросил тут городовой и пост свой, веничком папашу почистил да галопом
за адъютантом, адъютант - за флигель-адъютантом. Повели моего родителя под
локти, будто сдобного архиерея, к самому министру. Генералы, которые в
очереди дожидалися, только с досады отворачиваются.
Министр, жидкий старичок в густых эполетах, сам навстречу двери
распахивает:
- Губарев?! С легким вас приездом... Как же, как же, слыхали. Сынок
ваш, можно сказать, по параллельным брусьям первый, по словесности первый,
запевало знаменитый, знак за отличную стрельбу имеет... В креслице не угодно
ли... Да, может, вы с дороги, с устатку не перекусите ли чего, пока до
разговора дойдем?
Отчего же моему папаше и не перекусить. Харч генеральский, да в дороге
он с амбицией, не пивши не евши, аппетит-то нагулял...
Затрезвонил тут генерал во все кнопки - денщику самовар заказал, -
поворачивайся! Генеральша с закусками вкатывается.
- Ах, ах! Какого бог гостя послал! Супруга ваша в добром ли здоровьице?
Ножки у нее все затекают, слыхала. Бычок ваш черненький, поди, совсем в
возраст вошел?! Сынок-то ваш все отличается... Скоро, поди, в ефрейтора его
произведут, отделенным назначат...
Известно, женщина интересуется.
Дочка генеральская тут, про сынка услыхавши, про меня то есть, из-за
портьерки хрящики высунула - сухопарая, питерская жилка.
- Ах, мамаша! Не прихватили ли они солдатика энтова фотографию? Очинно
интересно. Сказывали - чистый шантрет, рост гвардейский, взгляд
злодейский... Петрушей зовут...
Ну, генерал тут на них зыкнул, бабий ихний департамент за дверь
выставил.
Выпил он с родителем чашек по пяти с кизиловым вареньем, чашки
перевернули, генерал и говорит:
- Вали, Губарев! В чем твоя до меня надобность? Кому же и услужить, как
не тебе, голубю. По сыну и отцу честь.
Папаша ему доподлинно про исправника да про колокольчик и доложил.
Разбульонился тут генерал, не знает, в какую кнопку и звонить...
- Ах он, воевода дырявый! Да что ж он - о двух годах? Тебе, Губареву,
да колокольчики воспрещать?.. Который сына такого произвел, пятой роты
Галицкого полка, Петра Губарева? По всей империи из всех солдат первый.
Обдумай сам, гордый старик, - как исправника порешишь, так и будет. Хочь с
места его долой, хочь в женский монастырь на покаяние. Воля твоя.
Папаша, конечно, бороду надвое распустил, солидным голосом выражает:
- Мы, ваше превосходительство, не черкесы, какие. Без молитвы и комара
не убьем. Пусть он, ерыкала, на своем месте сидит. Только желаю я бумагу от
вас получить форменную насчет колокольчика. Чтобы права свои определить. А
то он мне завтра, серого звания человеку, и чихать воспретит, как я мимо его
дома проезжаю.
- Ладно, не воспретит. Как бы сам не расчихался. Кликнул генерал
старшого писаря, настрочил папаше орленую бумагу: хочь по всей империи с
бубенцами раскатывай, не то что по своему уезду.
Папаша полой усы обтер, крест-накрест с генералом почмокался да на ухо
ему кой-чего и сказал: "Приписку, мол, на обороте, такую и такую нельзя ли
сделать по энтому самому делу?"
Усмехнулся военный министр, однако перечить не стал - приписал. Выдали
тут родителю обратный билет по первому классу, генеральша холодных каклет на
дорогу выслала да мне шелковый платочек.
Доехал папаша благополучно. Из первого класса на своей станции с
узелком вышел - борода вперед, живот гоголем, - начальник в красной фуражке
так глаза и вылупил. Не иначе как Губарев подряд в Питере взял: на всю
аглицкую нацию мятные пряники поставлять. Однако ж экипажа на мягких
рессорах ему не подано...
Зашкандыблял старый хрен в свое село. Пташки поют, телеграфная
проволока гудет, а папаше наплевать. Отмахал пять верст, достиг до своей
резиденции. Мамаша колобком с крыльца скатывается: "Ах да ох! Да куда же ты,
орел, запропастился? Да чайку, соколик, не соизволишь ли? Да баньку,
голубчик, не истопить ли?"
Отстранил он мамашу категорически - какая тут баня... Одно у него в
думке: как бы ему скорей исправника выпарить, а сам-то успеет.
Приказал работнику в тую же минуту Серого запрягать. Сам в лабаз
взошел, выбрал два бубенца-глухаря, которые побасистее, да к дуге их по
бокам колокольчика и прикрутил. Для перебойного рокота, для густой
политуры...
Покатил в уезд. Работник рядом на облучке кишки подобрал, удивляется: в
игумны, что ли, хозяина произвели, экое дело он затеял. Однако молчит.
Потому мой папаша поведения кроткого - чуть на него не потрафишь, такую тебе
выволочку задаст, что и фельдфебеля родной матерью назовешь.
Подъезжает он к городку, бубенцы скворчат, колокольчик подзыкивает.
Серый наш так пухом и стелется. Влетел с перезвоном в улочку, перед
исправничьим домом чуть попридержался. Трах - ставни настежь,- его ско-родие
в архалуке весь фасад на улицу выставил, баки по ветру, глаза пьявками,
клюквой весь так и залился.
- Стой! Трах-тах-тарарах... ты, что ж, шило тебе в глаза, гвоздь в
душу, нож в печень, - с тройным звоном ездишь? Над начальником каланчу
строишь? Приказаний не исполняешь? Эй, стражник!
Не успел служивый холуек штанцы подтянуть, из сарая выскочить, аи
родитель мой к самой оконнице подкатил да исправнику в баки орленую бумагу и
сунул:
- Не шуми, роща, дубраву разбудишь... Теперь захочу, хочь Серому весь
хвост бубенцами изукрашу. Читай, ваше скородие!
Глянул исправник в бумагу, архалук запахнул да кота любимого, который с
подоконника лапкой его теребил, так об пол и шваркнул. На ком боле злость
сорвать... А папаша, умильный старик, тут пару и поддал:
- Переверни, господин, бумагу-то. Там для тебя самый смак-то и
обозначен.
Обернул исправник папашин патент, а там и прописано, - хвост Фоме
залупили да репей прицепили:
"Исправнику, имя рек, за то, что папашу рядового Губарева пятой роты
Галицкого полка напрасно изобидел, - форменно воспрещается с колокольцами по
своему городу-уезду раскатывать. Езжай, сукин кот, вглухую".
Съел он блин, даже и в маслице не омакнувши. Как у нас, братцы,
говорится: приданое на грядке, а увечье на спине...
Засвистал папаша, покатил с громом-звоном соль-сахар закупать.
Население из окон смотрит, рты настежь, собачки из подворотен уши торчком -
удивляются, городовые, стражники в затылках скребут. А папаше с высокого
облучка наплевать. Ишь, как колокольчик наяривает:
"Трень-брень, теле-пень, на нос валенку надень..."